🜃🜁
Сахароза больше не видела Ноэлль до следующего утра, и все казалось настолько одинаковым, что она задалась вопросом, действительно ли их встреча в саду произошла. Она почти убедила себя, что это был сон, когда Элиза начала вести себя так, что Сахароза чрезвычайно встревожилась по поводу того, куда может повернуть разговор. — Нет, правда, я думаю, что лорд Орвунд, возможно, самый красивый мужчина во дворце. Конечно, вы согласитесь, миледи, что он на голову выше всех остальных. — она произнесла последнюю фразу с озорным блеском в глазах, который Сахароза ненавидела с тех пор, как он появился совсем недавно. — Я, хм… Это… — заикаясь, произнесла Сахароза, делая все возможное, чтобы скрыть нежелательный румянец от своих сопровождающих. Внезапно чистый голос Ноэлль пришел ей на помощь, и она добродушно рассмеялась. — Элиза, я удивлена, что ты задаешь аристократу такой вопрос. Ты знаешь, что принцесса не может так заявлять о своих предпочтениях — он ее наставник, помимо многих других причин, которые делают это неприличным, — упрекнула она горничную с такой нежностью, что старшая горничная не смогла найти другого ответа, кроме как кисло улыбнуться и слегка сменить тему. — Что ж, может принцесса открыто согласиться или нет, я призываю любого из вас представить более привлекательного мужчину, который в настоящее время проживает в этих стенах. Я уверен, это должно быть невозможно. Ноэлль промурлыкала, но не ответила, и Сахароза решила перестать обращать внимание на болтающих горничных. Напев Ноэлль продолжился, превратившись в подобие песни, и принцесса сосредоточила свое внимание на извилистой мелодии, которая, казалось, струилась подобно тихому летнему бризу. Даже после того, как все служанки закончили свои дела и оставили ее в покое, Сахароза поймала себя на том, что снова и снова прокручивает песню в голове. Возможно, теперь ее жизнь могла бы измениться к лучшему. Возможно, Ноэлль могла бы ознаменовать начало новой жизни для принцессы Сахарозы. В то утро, перед ее уроками, только цветы в саду видели приватный танец, который она исполнила. Это был единственный момент радости только для нее самой.🜃🜁
Если бы Сахароза знала, что этот день приготовил для нее, она, возможно, пропустила бы все свои занятия и сбежала из страны. Нашла бы способ полностью исчезнуть из мира или, по крайней мере, из всех, кто сделал ее жизнь в замке такой, какой она была. Но, конечно, у нее не было возможности узнать, и поэтому не было другого выбора, кроме как пережить это. Воспоминание о ее оптимизме в начале дня не принесет ей ничего, кроме горечи, в течение следующих нескольких недель. Такова жизнь. Первые уроки были, как всегда, довольно скучными. Настолько, что к тому времени, когда ей пришло время направляться в конюшни — к лорду Орвунду, — она с нетерпением ждала упражнения, совершенно не думая о том, что произошло на ее последнем уроке. Она даже энергично поздоровалась с ним, ее энтузиазм по поводу прошедшего дня усилился оптимизмом, который она испытывала. — Вы, кажется, в превосходном настроении, моя дорогая леди. — прокомментировал лорд Орвунд, садясь на своего коня. — Я исключительно рад видеть Вас в таком хорошем настроении. Сахароза улыбнулась, лишь наполовину сожалея о своем энтузиазме. Она была полна решимости, что даже его странные заигрывания не будут беспокоить ее. Конечно, он вряд ли стал бы пробовать одно и то же дважды. Она сосредоточилась бы на приятной поездке. Погода была идеальной, и, казалось, ничто не могло испортить ей настроение. И поездка была приятной. Весь мир казался таким ярким и оживленным, какого, Сахароза была уверена, никогда раньше не было. Она не могла точно определить, что заставляло ее чувствовать себя такой свободной и счастливой, но она не была уверена, что это вообще имело значение, что это было. Ветер в ее волосах ощущался как сама радость, омывающая ее. В самом начале их поездки они проехали мимо обширного поля ветряных астр, радостно кружащихся на ветру, и у нее мелькнула мысль, что, возможно, она была не более сложной, чем сама астра. Может быть, немного ветра и свобода расти без привязи — это все, что ей действительно было нужно. Маршрут был новым, и она была уверена, что очень скоро снова запросит тот же самый. Когда они достигли места отдыха, она спешилась и с удовольствием растянулась на траве, пока лорд Орвунд расседлывал лошадей. Солнце на ее лице было таким теплым и успокаивающим, что она почти заснула, прежде чем лорд Орвунд сел рядом с ней. Она открыла глаза и посмотрела на него, радуясь, что он не сразу стал странным. Возможно, она могла бы попытаться подружиться с ним. Просто потому, что людям нравилось сплетничать, это не означало, что она должна была позволять их словам управлять ее жизнью, верно? — Иногда мне кажется, что, возможно, люди не сильно отличаются от цветов. — сказала она, улыбаясь ему, прежде чем снова подставить лицо солнцу и снова закрыть глаза. — Кажется, немного солнца и свежего воздуха всегда идут мне на пользу. Лорд Орвунд рассмеялся. — Женщины могут быть цветами, я уверен. Но если ты цветок, то я рабочая пчела — в движении и на работе весь день напролет. — сказал он, и Сахароза удивленно посмотрела на него. Она не ожидала от него такой реакции. Он посмотрел вниз с кривой усмешкой, которая почти заставила Сахарозу почувствовать, что в другой жизни, возможно, он действительно мог бы ей понравиться. ★ — Но жизнь рабочей пчелы не так уж плоха — бывают те редкие моменты, когда мы можем отдохнуть на мягких лепестках прекрасного цветка. — продолжил он, подмигивая ей, когда она покраснела. Она не предполагала, что разговор примет такой оборот, как этот. Она быстро села, внезапно забеспокоившись, что ее положение ничком может быть воспринято как своего рода приглашение. Ощущение его пальцев на ее затылке, когда он убирал ее волосы в сторону, доказывало, что ее положение не имело для него никакого значения. Она замерла, позволив ему через ее собственное бездействие свободно поцеловать ее в шею. Ее сердце бешено колотилось в груди, и она чувствовала себя холодной как лед, несмотря на теплый солнечный свет, касавшийся ее кожи. — К сожалению, этой рабочей пчеле нельзя позволить опылять его драгоценный цветок, но я полон решимости, что ты будешь наслаждаться обществом этого спокойного момента, несмотря на ограничения. — пробормотал он ей в плечо. Слова вонзились в Сахарозу, как замороженные лезвия. Она не знала, что делать. Она не знала, что ей следует сказать — что она могла сказать. — Остановитесь. — прошептала она, держа свое тело совершенно неподвижно. Она боялась, что любое движение вообще только раззадорит его. Или разозлить его. Ее желудок скрутило, когда она почувствовала, как одна из его рук обвилась вокруг ее талии. — Вам не нужно беспокоиться, дорогая принцесса, сюда никто не придет. Никто даже не знает, что мы здесь. Сахароза с трудом сглотнула, когда дрожь пробежала по ее позвоночнику. — Что Вы имеете в виду? — Прошептала она, холодное отчаяние наполнило ее грудь. — Это место полностью выходит за рамки наших обычных маршрутов. Никому и в голову не придет искать нас здесь — это старое сельскохозяйственное поле, которое не будет использоваться снова до следующего года. — она чувствовала, как он улыбается, когда говорил. Гордость за собственные способности наполняла его голос скрипучей уверенностью. Сахароза больше не могла сдерживаться; она наклонилась вперед в попытке подняться, надеясь отмахнуться от него и уехать обратно, как делала это раньше. Но его рука крепко держала ее. — Ах, ах, ах. Только не снова. Я знаю, Вы нервничаете — я слышал, Вы со всем этим сталкиваетесь впервые. Все в порядке. Я сделаю это настолько быстро, насколько это возможно. Я обещаю, Вам понравится. — Я… я не хочу! — Сахароза боролась с его рукой, пытаясь оторвать ее своими руками, но безрезультатно. Лорд Орвунд только усмехнулся. — Ну, этого я, конечно, не ожидал. Но я могу выполнить и эту просьбу, если это то, чего ты действительно хочешь. — Пожалуйста, оставьте меня в покое, я просто хочу домой. — умоляла она, надеясь, что он отпустит ее. Казалось, он понимал, о чем она просила, и все же его действия говорили о том, что либо он игнорировал ее, либо ее просьба каким-то образом значила для него что-то другое. Она не знала, как еще сбежать от него. — Ты сразу переходишь к делу. — сказал Он, звуча немного удивленно. Она понятия не имела, что он имел в виду, но когда он обнял ее другой рукой и схватил за подбородок, приподнимая ее голову, она поняла, что ее мольбы остались без внимания. Она попыталась закричать, но из того положения, в котором он держал ее за шею, смог вырваться только слабый стон. Парой яростных рывков, каждый из которых больно впивался в ткань корсета, он разорвал перед ее платья. Она тщетно боролась, изо всех сил пытаясь закричать, горячие слезы текли из уголков ее глаз. Это было похоже на кошмар наяву, от которого она не могла избавиться. Он, наконец, ослабил хватку на ее челюсти, но у нее не было времени закричать, прежде чем он толкнул ее лицом в грязь, приподняв бедра и схватив за подол ее юбки. Она попыталась приподняться, чтобы отползти, но как только она приподнялась одной рукой, он яростно выхватил ее из-под нее и вытащил ленту из кармана своего жилета. Он связал ей руки за спиной, туго обмотав от локтей до запястий. Она жалобно рыдала, уткнувшись лицом в землю, когда смирилась с тем, что ей не удастся сбежать от него. Его рука, которая блуждала под ее юбкой, остановилась на полпути к бедру, и она подумала, может быть, он пришел в себя и понял, как она расстроена. Она шмыгнула носом, пытаясь успокоиться настолько, чтобы выслушать, может ли он что-нибудь сказать. На некоторое время воцарилась тишина. — Я дам тебе выбор. ★ Голос был обращен не к ней. И это был голос не лорда Орвунда, хотя она все еще слышала его тяжелое дыхание у себя за спиной. — Кем, черт возьми, ты себя возомнил? — Лорд Орвунд плюнул в ответ, его рука внезапно сжала ногу Сахарозы так сильно, что она вздрогнула. Однако что-то изменило его положение, и давление немедленно ослабло. — Предоставление тебе выбора — это уже великодушно, не испытывай свою удачу. Либо ты покидаешь страну сейчас, с того самого места, где преклоняешь колени, не возвращаясь в замок… — Чушь собачья! —… Или я убью тебя сейчас. Торжественная холодная ярость в голосе новоприбывшего была абсолютной. Сахароза знала, что он сделает именно то, что предложил, если лорд Орвунд откажется уходить. Но кто он такой, чтобы требовать такого от лорда? Она была уверена, что должна была узнать этот голос, но адреналина и страха, наполнивших ее тело, было достаточно, чтобы стереть из ее разума все воспоминания. Возможно, она не узнала бы свое собственное отражение. Она только надеялась, что у этого мужчины не было той же цели, что и у лорда Орвунда. Облегчение, которое она почувствовала, когда присутствие лорда Орвунда покинуло ее, было ошеломляющим. — Если я услышу о твоем возвращении в замок, я выслежу тебя. Не искушай меня. Затем она услышала только стремительный уход своего мучителя. На мгновение она задумалась, не бросил ли спаситель и ее. Часть ее желала, чтобы она могла исчезнуть в земле и возродиться как цветок. Она… устала от этого мира… Нежные пальцы освободили ее руки от ленты, и она обхватила их, чтобы крепко обнять себя, свернувшись в позу эмбриона. Почему-то это все еще было похоже на ночной кошмар. Ее слезы продолжали литься, как будто механизм их остановки был сломан. Как будто она была неисправной машиной. Сильные руки подняли ее в сидячее положение, завернув в пальто, которое прикрывало разорванную переднюю часть ее платья. Она посмотрела на мужчину, который спас ее. — Альбедо. — прошептала она; и каким-то образом ей удалось заплакать сильнее, когда она увидела его лицо. Ее лицо исказилось, и она инстинктивно спрятала его в кольце своих рук. Она почувствовала, как его рука начала успокаивающе гладить ее по волосам. — Сахароза… Мне так жаль, что меня не было здесь раньше. Она покачала головой, изо всех сил пытаясь обрести дар речи. — Мне жаль, что тебе пришлось спасать меня. Мне жаль, что я была здесь, — сказала она, ее голос был хриплым от слез. — Сахароза, не вини себя за это. Ты не сделала ничего плохого. — его голос был нежным и добрым, но Сахароза чувствовала, что не заслуживает его доброты. Во-первых, как принцесса могла позволить себе попасть в такую ситуацию? Она была так плоха даже в самых элементарных аспектах того, чтобы быть принцессой. — Я не была предназначена для такой жизни. Должно быть, произошла ошибка. — тихо сказала она, ее голос все еще дрожал от безнадежности. — Сахароза, не говори так. Если бы ты не была тем, кто ты есть, мы, возможно, никогда бы не встретились. И я, со своей стороны, очень рад, что это произошло. Возможно, однажды ты поймешь, как хорошо, что ты родилась принцессой. Но ты не можешь позволить действиям хищника такого низкого статуса и характера повлиять на ваше мнение о себе. Он — ничто. Он ниже, чем грязь, что доказано его сегодняшними действиями. — сказала Альбедо, вытаскивая носовой платок и осторожно вытирая лицо. Она забыла, что он был покрыт грязью и — судя по состоянию платка, когда Альбедо убрала его от лица, — кровью. Она не хотела думать о том, как она выглядела. Ее дух был таким раздавленным и маленьким. Ей хотелось вернуться в свою комнату и никогда больше не уходить. — Как я вообще собираюсь вернуться в замок? Как насчет встречи с другими моими преподавателями? Я не могу… Я не могу… — Она почувствовала, что начинает дышать слишком часто, внутри нее открывается спиралевидная дыра, наполняющая ее глубоким, неизбежным страхом. Альбедо снова легонько коснулся ее волос, издавая какие-то успокаивающие звуки, но Сахароза едва могла слышать его сквозь шум, который наполнил ее уши, когда она все глубже проваливалась в пустую яму в своей груди. — У тебя есть я. Не волнуйся. — сказал он, протягивая другую руку, как будто хотел дотронуться до нее, но вместо этого протянул мимо и поднял что-то с земли. Сахарозе казалось, что все ее тело замерзло, как будто ее сердце, возможно, никогда больше не забьется. — У тебя есть кто-нибудь, кому ты можешь доверять во дворце? Личный слуга, охранник или какой-то другой друг? — Он продолжил, пока она оставалась тихой и неподвижной. Она собрала достаточно сил, чтобы слабо покачать головой. Никто. У нее никого не было. У нее никогда раньше не было никого подобного. — Никто…? — Голос Альбедо был чуть громче шепота, настолько он был полон неверия и жалости — Сахароза ничего не могла поделать, кроме как оставаться такой, какой она была, сидеть и позволять слезам течь по ее щекам. Она почувствовала, как темная, холодная аура, к которой она так привыкла до его приезда, снова начала окутывать ее. Она была одна в целом мире. Один. — Эй, — тихо прошептала Альбедо, — Посмотри на меня. Казалось, это отняло у нее почти всю оставшуюся энергию, но она сделала, как он сказал. Его глаза были такого яркого, ясного голубого цвета, что, будь она чуть менее равнодушна к чувствам и выражению, она бы отпрянула от шока, увидев их. Ей казалось, что он может видеть прямо сквозь всю тьму и туман внутри, прямо в саму ее душу. — Ты заслуживаешь гораздо большего, чем то, что тебе дали здесь. И однажды, клянусь, я покажу тебе, как именно следует обращаться с принцессой в ее собственной стране. Когда нет никого, кому ты можешь доверять, это… — Он замолчал, отводя взгляд, как раз в тот момент, когда Сахароза уловила какую-то странную эмоцию, отразившуюся на его лице. Он глубоко вздохнул, прежде чем снова повернуться к ней, медленно и нежно протягивая руку, чтобы смахнуть еще немного грязи с ее щеки. — По крайней мере, знай, что ты можешь доверять мне. Теперь у тебя есть я. Даже если нам нужно притвориться, что мы не знаем друг друга, даже если тебе нужно прокрасться незаметно, чтобы ты могла изучить то, что тебя интересует. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы быть рядом, когда я тебе понадоблюсь, независимо от того, когда и где. Ничего такого… _ он усмехнулся в том направлении, куда убежал лорд Орвунд, — больше никогда не повторится. Клянусь самой своей жизнью. Сахароза чувствовала, как жар к ее лицу неуклонно нарастает по мере того, как он говорил, и к тому времени, как он закончил, она была уверена, что выглядит совершенно глупо с таким ярким румянцем. Но она была отвлечена от своего почти неизбежного волнения внезапным осознанием. — Я… — она попыталась заговорить, быстро прикрыв рот, когда ее голос превратился в хриплый каркающий звук. Она уставилась на Альбедо широко раскрытыми глазами, но, за исключением легкой улыбки, приподнимающей уголки его рта, он просто ждал, пока она достаточно успокоится, чтобы говорить четко и нормальным тоном. Она оценила его терпение, и нервная энергия, которая накапливалась, медленно угасла. Она грубо потерла глаза и лицо, пытаясь смыть как можно больше слез и грязи, прежде чем выпрямить спину и попытаться восстановить некоторую степень самообладания. — У меня есть… Я только что вспомнила кое-кого, к кому, как мне кажется, можно было бы пойти.—сказала она, вежливо прочистив горло. — Раньше она не приходила на ум, потому что она относительно новая горничная, но… Она знает о том, что я хожу в лабораторию ночью, и я полагаю, что она намерена сохранить это в секрете, даже несмотря на то, что мне еще предстоит объяснить ей какие-либо подробности о том, что я там делаю… — Говоря это, она решительно отвела взгляд от лица Альбедо, зная, что не сможет вынести выражения его лица, каким бы оно ни было. — Для меня то, что она сохранила секрет даже на один вечер, — это гораздо больше, чем я мог ожидать от кого-либо другого, так что… Я думаю, что доверяю ей. Альбедо посмотрел на свою милую, красивую, нежную ученицу. Свидетельства ее позорного обращения постоянно разжигали жгучую ярость в его груди, но вид ее изящного профиля, когда она отвела от него взгляд, по-видимому, решив скрыть от него как можно больше себя, своих мыслей и мнений, породил в его сердце значительно более приятное чувство. Он был рад услышать, что, возможно, найдется кто-то еще, кто мог бы полностью встать на сторону Сахарозы. Особенно приятно слышать, что у человека уже была позиция и отношение к Сахарозе, которых требовал его план в текущей ситуации. — Идеально. — пробормотал он, наблюдая за ее лицом, ее глазами, направленные к нему, когда он отвечал, невинное любопытство в них заставило его невольно улыбнуться, — В таком случае, я точно знаю, что делать. Эта простая фраза, хотя и была применима к их текущей ситуации, имела несколько значений. Когда он помогал ей подняться и приводил в действие свой план спасения, он знал, что для него это было только начало. Он сделал бы все необходимое, чтобы удержать ее рядом с собой.🜃🜁