Причины моих плохих поступков

— Эй, есть кто дома? — он спросил негромко, скорее для проформы.       Санджи не стал дожидаться у калитки, а как член семьи сам наклонился над ней и отпер внутренний замок во дворик Ророноа. Все в слегка припорошенном снегом дворике было привычно и узнаваемо, пусть он и не был тут довольно давно.       И одновременно — очень странно и непривычно. Впервые Санджи видел дом Ророноа в утреннем свете. Впервые он шел сюда прямо из своего дома, а не после школы. Впервые один… хотя нет, он уже был тут один, когда возвращал Зоро библ-компас.       Санджи поскорее прогнал болезненные воспоминания и чуть не проскочил мимо додзе на пути к дому. Краем глаза он увидел какое-то движение через небольшую щель слегка приоткрытой створки. Он шагнул ближе, чтобы приглядеться, да так и замер, пойманный моментом.       Детишки, которых Зоро в этот раз должен был тренировать вместо уехавшего отца, судя по всему уже разбежались. В додзе остался только Зоро, одетый в теплое шерстяное, но все же тренировочное хакама. На улице уже стояли холода, но Зоро не было холодно. Он был весь погружен в выверенный ритм своей тренировки с деревянным мечом. — Ха! — выпад, мягкий пируэт, шаг назад, выпад. Брови сведены от сосредоточения, и лицо Зоро казалось старше, почти незнакомым.       Движения были неспешные, плавные, для отработки точности постановки руки, но Зоро отдавался им сполна, всем существом. Потому от его ключиц, видных через запах кендоги, поднимался легкий пар — разгоряченное тело было сильнее холода.       Движения Зоро были неспешными, но при этом даже не знакомому с кендо Санджи было видно, насколько они преисполнены силы и точности. Зоро и правда повторил каждое десять тысяч раз и теперь старался превзойти уже обретенное собственное совершенство.       В этот момент, подглядывая через щель раздвижной стены, Санджи вдруг по-настоящему не поверил, а понял — Зоро и правда станет чемпионом мира.       Он был на настолько ином уровне ото всех, кого Санджи знал… Не в кендо, Санджи особо не знал других кендоистов. А в целеустремленности и погружении в свое дело, будучи еще несовершеннолетним подростком. Уже сейчас большинство взрослых в этом плане Зоро в подметки не годятся.       И хотя Санджи был на улице, в светлом от снега садике при доме, а Зоро в затемненном из-за закрытых створок дверей додзе, это он сейчас, казалось, был под светом всех прожекторов. Главным героем, за которым Санджи украдкой наблюдает из тени тяжелого занавеса.       А еще Санджи подумал, что главные герои всегда остаются под светом софитов, а второстепенные говорят свою роль на краткий миг и снова скрываются за сценой. И из зрительного зала это кажется справедливым, естественным ходом вещей. Никто не думает о трагедии этого персонажа в его тени, все взгляды устремлены к главному действующему лицу.       Все взгляды устремлены к Зоро.       Зоро закончил подход и смахнул каплю пота с носа, потянулся к полотенцу и только сейчас заметил голубой глаз в щели. — Ух, блять! — он аж подпрыгнул от неожиданности. — Не подкрадывайся так, Завитушка! Я чуть не обосрался! — Привет, галантный Маримо, — закатил глаза Санджи, уводя сразу разговор подальше от того, что он торчал тут, как маньяк, всю тренировку. — Просто не хотел тебе мешать. Ну, знаешь, вежливость. Не парься, потом в словаре посмотришь. — Прости, дети ушли, и я забыл о времени, — Зоро поспешил раскрыть створки додзе шире, впустить внутрь холод и свет, а еще — избавиться от перегородки между сценой и закулисьем. — Замерз?       Санджи удивился вопросу и прижал руку к лицу, нос и правда был холоднющий, потому, наверное, красный. — Заходи! Я сейчас, — Зоро засуетился, спрыгнул прямо в носках на ледяные камни дорожки. — Ай! — тут же забрался обратно и притянул свободные ботинки, которые стояли за створкой.       Он нервничал и торопился, смущенный тем, что Санджи появился так внезапно. То ли тем, что им предстоит провести целый день вместе. Целый день вместе как паре.       Признаться, это Санджи начало смущать еще раньше. Отчасти поэтому он полночи пролежал с открытыми глазами, хихикая в серый потолок. Он изнывал от нетерпения и одновременно — не хотел, чтобы этот день скорей начался, потому что он так же скоро и закончится.       В итоге все же встал пораньше, весь возбужденный предвкушением, и сделал им с Зоро просто роскошные ланчи. — Завтракал? Я принес бенто, — сказал он как бы невзначай в прихожей. — Круто! А то мне лень было готовить, — обрадовался Зоро, он забрал у Санджи куртку. — Ты что — в школьной форме? — Конечно, гений. Дома же думают, что я в школьной библиотеке весь день. — А, точно. Тогда это… пошли в комнату, там теплее. А я переоденусь по-быстрому.       Дом у Ророноа был не только старинный, но и старый. Потому в холодные ветреные дни в гостиной тянуло по полу, а некоторые окна изрисовывал мороз. Но даже это Санджи ужасно нравилось, все отдавало каким-то уютом, который поселился тут давно и остался навсегда. — Садись скорей под котацу, я мигом, — суетился все так же смущенный Зоро.       Санджи поставил пакет с бенто на низкий столик и пригрелся. Зоро открыл створку шкафа и, наполовину скрытый за ней, начал быстро скидывать тренировочную одежду.       Санджи покраснел и отвернулся, быстро уставившись в стену перед собой. Зоро не был из тех, кто сначала переодевает штаны, затем берется за верх. Он даже в школьной раздевалке после физкультуры всегда скидывал с себя старую одежду целиком и только потом натягивал новую.       И сейчас из-за края створки шкафа виднелась мускулистая, слегка бронзовая спина и одна нога Зоро. Лицо Санджи залилось почему-то краской. Он не должен пялиться! Да, им нечего стесняться, все парни переодеваются после физры в одной раздевалке.       Но сейчас они были одни во всем доме, в спальне Зоро. И ладно, Санджи признается, он слегка скосил взгляд и смотрел, как Зоро быстро натягивает футболку, а потом, нагнувшись и выставив задницу, сует ноги в теплые домашние штаны. Санджи закусил губу и опустил свои порочный взгляд вниз, уставился в столешню, под которой сцепил под котацу замерзшие руки. — Согрелся? — Зоро так резко присел рядом, что Санджи вздрогнул от неожиданности. Закашлялся, пытаясь скрыть свое возбуждение и смущение. — Сегодня все равно позанимаемся, по твоим учебникам, — строго сказал он. — Что?! В субботу! Не-е-е-т, Завитушка. Я слышал, в какой-то религии это даже законом запрещено, — откинулся назад Зоро. После тренировки все его мышцы стали заметнее даже под плотной футболкой. — В религии не законы, а заветы, балда ты, перекачанная! — цыкнул полный фрустрации Санджи. Зоро тут же открыл глаза и зубасто ухмыльнулся. — Что, кто-то завидует моей бицухе? Кто-то с невероятно закрученной бровью? — Иди к черту, Маримо! Такие мускулы не нужны нормальному человеку. Зачем они вообще в обычной жизни. И потом мускулы не равно силе, это просто рельеф. — Банки с фасолью открывать, — скалился Зоро, он не собирался отставать от Санджи. Сел и поставил правую руку локтем на котацу. — Ну, давай померимся, у кого сила, а у кого просто рельеф.       Он предлагал Санджи потягаться в армрестлинг, а Санджи порой было так легко развести на слабо, особенно когда он и так на эмоциональном взводе.       Он азартно выставил свою правую руку из-под котатцу и схватил горячую руку Зоро. Все никак не согревающаяся ладонь расплавилась в теплой, как печка, руке. Санджи опять на миг растворился в ощущении, но сморгнул: — Подумай, Маримо, если продуешь, как оправдываться будешь?       Зоро ничего не сказал, а с улыбкой нажал на руку, начиная матч.       Но победителя они, конечно же, не выявили. Зоро со смехом уронил Санджи на бок, едва спасся котатцу с обедами. Вот же силач без мозгов, они упали лицом к лицу на старый ковер.       Армрестлинг перетек в легкую борьбу, кто окажется сверху, так же незаметно Санджи стянул с кровати подушку, чтобы получить преимущество. Они пыхтели и хохотали в дурачливой возне, которая каким-то образом перетекла в догонялки по тесной комнате с перепрыгиванием кровати и котацу.       И вот уже Санджи лежит на кровати Зоро на спине, а тот целует его, нависая всем телом сверху. Зоро после тренировки был такой горячий, такой твердый, и это лишало рассудка.       А еще он целовал очень медленно, мучительно тягуче, не как раньше, когда они стукались зубами, пытаясь то ли сожрать друг друга, то ли душу высосать. Теперь губы двигались плавно, постепенно покрывая то нижнюю, то верхнюю губу изнывающего от горячего томления Санджи.       Было так спокойно, так уютно, никого нет дома, никто не войдет без стука. А Зоро еще как издевается, так тягуче, томно целует, Санджи аж извелся. Его голова плыла от чувства защищенности и уюта, казалось, забытого много лет назад, а тело распалялось все сильнее. — Маримо, — прошептал он страстно и пьяно, когда очередной тянучий чувственный поцелуй прервался. Он хотел сильнее, он хотел вжаться друг в дружку всем телом, губами, втереться друг в друга!       Он схватил Зоро за плечи и загривок, чтобы притянуть в более глубокий поцелуй и касаться друг друга телами. Он хотел ощутить жар и вес Зоро в своих объятиях.       Сильный Зоро не поддался на разгоряченные объятия, не склонился, а поймал руки Санджи, удерживая себя на весу буквально только на согнутых коленях. Он прижал руки Санджи по сторонам от его головы, чтобы больше не хулиганил, и продолжил медленные, чувственные поцелуи. — Маримо! — засмеялся прямо ему в рот Санджи, но Зоро не обратил внимания, не отпуская руки ни на секунду. Странно, но такие медленные тягучие касания распаляли Санджи гораздо сильнее яростных сосаний в подсобке. Все тело пылало, а ступни непроизвольно сгибались и разгибались от нетерпения, не в силах ничего больше поделать. — Зоро, Зоро… — прошептал опьяненный томной лаской Санджи, выгибаясь дугой, чтобы податься телом вперед, чтобы хоть так сильнее прижаться к Зоро. И, если честно, хотя бы так чуть коснуться твердого тела Зоро давно мучающим Санджи стояком. Потереться, чтобы хоть немного облегчить эту муку. Но Зоро держал его руки каменной хваткой, не давая вцепиться в волосы, засунуть руки под футболку к горячему прессу. Настоящий садист. — Нет, — прошептал этот садист прямо на ухо и так же медленно коснулся нежной кожи на шее. Санджи хотел выругаться, но застонал от сладкого мучения. От неприличного звука дыхание Зоро на его коже стало горячее и чаще, Санджи почувствовал, что держащие его запястье руки мокрые от пота.       В комнате вдруг стало душно, а их дыхания звучали оглушающе громко. Зоро присосался к его шее, и тут же провел языком. — Зоро, ах… ах… — голова у Санджи кружилась от такого наслаждения, смешанного с мучительным напряжением. Ноги почти судорогой свело в бедрах, вот-вот, и он без единого касания кончит себе в штаны… Санджи резко в ужасе распахнул глаза. Нет, такого позора он себе позволить не может. Он грубо дернул вверх плечо, выталкивая из ложбинки шеи голову Зоро. — Пусти, Маримо, мне надо в туалет, — и, не дожидаясь ответа от Зоро с пьяным осоловелым взглядом, принялся выкручиваться из чужой хватки. Все еще не понимающий ничего Зоро легко отпустил, и Санджи скатился с кровати и тут же драпанул прочь из комнаты. Не оборачиваясь, чтобы не спалить через узкие школьные брюки свой стояк.       Свободные домашние брюки Зоро ничего не скрывали. И тот ошалело упал на спину на то место, где только что тискал Завитушку, и потрясенно выдохнул. Коснулся нечаянно болезненно окаменевшего члена и поморщился — больно.       В ванной Санджи судорожно в десятый раз умывался холодной водой и пялился в свое отражение. На углу зеркала была большая трещина, залепленная на всякий случай скотчем. Она напоминала Санджи, что он вообще-то в доме Ророноа, и полным скотством будет дрочить на гостеприимного хозяина, запершись в его же ванной. — Уйди, уйди, уйди, — шипел Санджи на собственный не желавший сдаваться член. Он тут из-за него так долго торчит.       А может, выйти и предложить Зоро дойти до конца? Когда еще у них будет такой шанс, когда никого дома весь день нет? Погодите, а может, Зоро его за этим и пригласил?       Санджи в ужасе уставился на свое мокрое лицо. В голове замелькали образы из подсобки, горы фестивальных флажков, резкий запах рвоты из его рта… Живот тут же скрутило.       Он испуганно прижал руку к животу, не замечая, что стояк тут же спал. Что с ним не так? Сейчас же все хорошо, и у них другие отношения. Зоро все про него знает, Зоро не будет его осуждать.       Не будет же?       Живот скрутило еще сильнее, и Санджи наклонился над раковиной из-за рвотных позывов. Но завтрак был очень давно, Санджи от нервов только кофе и попил перед выходом.       Зоро объяснил, что совсем не считает Санджи жалким, что это он был не прав. Так что теперь, когда они зайдут дальше, все будет хорошо. В тот раз они даже брюки толком не сняли. — Буээ… — Санджи стошнило собственным желудочным соком. От страха, от того, какую еще неизведанную, но обязательную боль причинит ему Зоро случайно, когда Санджи позволит себе с ним большее.       Теперь, когда он был один, а не в полной вздохов комнате, Санджи стало до окаменения страшно. Если Зоро обещал больше не называть его жалким, это не значит, что когда они зайдут туда, куда еще не заходили, Санджи не покажется ему отвратительным, или мерзким, или слабым. — Или педиком, — сказал в голове голос отца. — Он поймет, что он не педик, а вот ты — да. Отвратительно.       А что, если Зоро и правда станет противно, если Санджи предложит сделать это. Если он предложит Зоро… его. — Педик, — сказал ему воображаемый Зоро из треснувшего зеркала. Новый спазм рвоты, но в желудке ничего не было. И Санджи принялся судорожно полоскать рот водой из-под крана.       Нет, нет, это все тупые страхи, Зоро не такой. Ему не за что презирать Санджи за поцелуи с парнем, ведь он и сам парень. Скорее Санджи стоит презирать за то, что он такая тряпка.       Он же сам себе дал обещание, что будет следовать воле отца. Что сам он хреново управляется со своей жизнью, и что его единственный выход — учиться, как желает отец, и поступать, как тому виднее. И вот снова — собирается предать последние шансы, что ему отец дал.       Вместо библиотеки пошел к парню в гости и думает, как бы предложить ему себя трахнуть.       В итоге такой, какой он есть, он отвратителен и отцу, и Зоро. — Завитушка, ты что там застрял? Мне как бы тоже надо! — снаружи двери стоял Зоро. Санджи очнулся от транса, с зеркало на него смотрел перепуганный школьник с давно высохшим лицом. Насколько он так завис? — Ты там заснул, что ли?       Санджи поморщился и проверил голос на нормальность. — Нет, дрочу на твой светлый образ! — вроде нормально вышло. За дверью потрясенно замолкли. — Что, правда?! — Да нет, это шутка, тупое Маримо! — Санджи поспешил распахнуть резко дверь, чтобы прекратить все инсинуации. — Не можешь пойти в другую ванну?! — Эм. У нас как бы одна ванна. Мы не богачи какие-то.       Зоро был совершенно нормальный и спокойный, без дичинки во взгляде, которая сейчас точно была у Санджи. — Да уступаю место на троне законному владельцу, — пробурчал он. — О, точно. Давай я у вас на кухне погрею наши бенто. Когда еще теплыми поесть сможем, а то в школе холодные, да холодные.       Он предпочел полностью игнорировать то, чем они занимались только что в спальне. И что он сам хотел спровоцировать Зоро зайти дальше, а потом его бы наверняка снова вырвало. И прямо на кровать Зоро.       Класс, такого бы Зоро ему точно не простил. Подозревает ли Зоро, насколько Санджи поехавший шизик? Ведь Зоро его даже не просил ничего такого делать! Санджи сам все чуть опять не испоганил, просто будучи собой.       Ничего не подозревающий Зоро протиснулся в небольшой санузел и выжидающе посмотрел на Санджи. — Ну и? Ты мне место уступишь? Или ты извращенец и хочешь посмотреть для удовольствия, как я буду ссать? — Ну нет, Маримо, у меня много хобби, но вот этим я занимаюсь только за деньги, — фыркнул Санджи и захлопнул дверь снаружи. — Тупая шутка! — донеслось из-за двери.       Зоро был милостив к нему, дал время прийти в себя и поставить еду разогреваться. Готовка всегда успокаивала его и очищала мысли. Санджи легко нашел на маленькой кухоньке сковороду, вилки и тарелки. И теперь, посвистывая, помешивал рис с яйцом. Еда Зоро порадует, в еде нет ничего сомнительного или мерзкого.       Санджи даже так расслабился, что стал насвистывать себе под нос, проверяя чайник. Нужно добавить еще воды, если он хочет заварить чай по всем правилам. — Так пахнет, что жрать до смерти хочет… — Зоро резко вошел в кухню, и Санджи на инстинкте схватился за сковороду голой рукой, снимая ее с плиты.       Это был выработанный рефлекс — скрыть моментально все следы своего пребывания на кухне, если туда входили братья или отец. Они бы не просто отругали его и отобрали еду, они бы запретили даже пытаться готовить. И этот страх сделал Санджи нервным и настороженным, заставил его тело действовать быстрее разума.       И это не раз спасало его дома. Но сейчас он опять облажался, выставил себя полным неврастеником перед Зоро. Он с грохотом уронил сковороду обратно на плиту и отдернул руку от боли. На ладони начинал краснеть большой ожог. — Ты чего! — пока Санджи тупо смотрел на красное пятно, Зоро метнулся к нему и силой поволок к мойке. Выкрутил холодную воду и сунул руку под ледяную струю. — С ума сошел! Сам говоришь, что любишь торчать на кухне, а руки не бережешь! Разве руки — не самое важное для повара?!       Санджи тупо смотрел на то, как разбивается струя воды о его ладонь. Он не ощущал холода воды или жара пальцев Зоро на своем запястье. Он был слишком напуган тем, что вот сейчас точно облажался. Зоро скажет, что он псих.       Черт, зачем он вообще согласился в гости идти? Еще вчера полночи радовался, как будет классно. На что он надеялся.       Депрессивные мысли все сильнее затягивали его. — Прости, — сказал он вдруг. Он хотел сказать: «Прости, что я, кажется, порчу день, который отлично начинался». Но Зоро не понял. — За что? Ты же ничего не разбил. А если и разбил, то и плевать. Куина покупает посуду в разделе «все по сто белли». Потому что я раньше нечаянно часто бил кружки. Я проверю, у нас в аптечке была мазь от ожогов.       Зоро пошел в гостиную, забыв опустить руку Санджи, наверное, потому тот покорно поволочился следом. Зоро раскрыл маленькую аптечку на диване в гостиной и принялся в ней рыться, не глядя на Санджи. — А, вот эта. Кажется… Ну, лишним не будет, — решился он. — Скажи, если будет больно.       Зоро привычным жестом выдрал зубами крышку и выдавил мазь на палец. Не вынимая крышки изо рта, он принялся аккуратными аппликаторными движениями наносить крем на покраснения на ладони. Рука Санджи непроизвольно дернулась. — Прости! — Зоро выплюнул на диван крышку и начал аккуратно дуть, чтобы облегчить ощущения от жара в коже.       Это все напомнило Санджи о маме. О том, как она дула ему на разбитые коленки, когда мазала зеленкой. Тогда она еще водила его на детскую площадку. И Санджи не боялся ни забираться на самый верх горки, ни падать с качелей, потому что знал, что мама подует — и все пройдет. Но мама заболела и умерла, и с тех прошла тысяча лет по внутренним ощущениям Санджи. — Черт, так сильно больно?! — голос Зоро был испуганным. И Санджи сморгнул, вдруг ощущая, что его глаза влажные. Он заплакал, сам того не ощущая.       Санджи быстро смахнул слезу свободной рукой и помотал головой. — Нет. Не так больно. Просто я неженка. А ты совсем обленился, теперь я и дразнить, что ли, сам себя должен?       Зоро коротко хохотнул и достал бинт. — Тогда наложим еще и его, чтобы мазь не стиралась и впитывалась. Снимем перед твоим уходом, вот увидишь, почти ничего и не останется. Меня в детстве Куина так лечила, я за кипящий чайник обеими руками взялся. И мы пытались от отца это скрыть! Но он раскусил нас, когда я не мог держать ложку за ужином и Куина так беспалевно начала меня с ложки кормить! — Сколько тебе было лет? — Десять?       Санджи хрюкнул, а потом не выдержал и рассмеялся. Смех рассеял миллион тревог и сомнений, и Санджи вдруг осознал, как давили они все это время на его плечи.       Устало прислонился к плечу Зоро, прислонился к его виску виском и закрыл глаза. — Я просто увлекся готовкой и забыл, что не у себя дома. И что мне не надо прятать сковороду, если кто-то вошел, — вот так. Быть честным, даже если это странно. Не пытаться унести на себе весь груз своей странности, когда он становится неподъемным. — Ух, я не знал, что тебе насколько запрещают этим заниматься. Тебе же так нравится готовить! -Угу, — буркнул Санджи, не открывая глаза. — Просто отец считает, что готовить — это удел прислуги. Его бесит, что я веду себя как прислуга. И вдвойне бесит, что мне это нравится. — О! — Зоро вдруг выпрямился, что Санджи чуть не свалился на пол с его плеча. — Слушай, а поможешь мне приготовить ужин для отца с Куиной? Они вернутся вечером, так что я дежурный по кухне. Я и сам могу риса наварить. Но представь, как они офигеют, если сделать что-то такое этакое! Будут подозревать меня, что я из ресторана заказал. Ха! Да на какие шиши! — Ты просто не хочешь учить геометрию? — сонно спросил Санджи, которому стало гораздо легче на душе, и он не хотел сползать с надежного плеча Зоро, пусть тот и дергался. — Вообще не хочу! — Ладно, посмотрим после обеда, что у вас есть из продуктов.       Геометрия Зоро все же настигла. Сегодня Санджи убедился, что Зоро покорится вся мировая арена. Потому он обязательно должен попасть в тот универ, и неуды в аттестате не должны быть палками в колесах на славном пути Зоро.       Санджи был уверен, что Зоро и без Университета, тренируясь в домашнем додзе, станет чемпионом мира. Просто зачем делать судьбу сложной, если можно прийти и по-честному взять то, что тебе причитается по праву?       Они вместе съели разогретый ланч, сидя по-взрослому друг напротив друга за столом. Санджи даже попытался кое-как сервировать подачу. И то и дело цыкал на Зоро, чтобы тот держал нож и вилку в правильной руке.       В конце тот взбунтовался и принялся есть руками. Санджи рассмеялся на придурка и бросил в него салфеткой.       Если не думать о том, что было в спальне. Если не думать о том, как посмотрел бы на него отец за все те преступления, что он совершал сегодня — от поцелуев с парнем до готовки на кухне для семьи простолюдинов, — внутри кухни все было идеально.       Потом Зоро остался с книжками и тетрадками на кухне, чтобы не спал, а учился под присмотром Санджи. А Санджи нарезал и пассировал овощи, варил рис и проверял дату изготовления у жуткого майонеза на дверке холодильника. И да, он был просрочен. — У тебя нет фартука, Маримо? — Фартука… — Зоро почему-то задумался и покраснел. — Да, не могу же я вернуться домой «из библиотеки» с пятнами соуса на форме. Меня тут же раскроют. — Тогда просто переоденься в одну из моих домашних футболок! — нашел решение Зоро.       Вот тут уже Санджи покраснел от мысли, что будет щеголять по дому Зоро в его футболке. Зоро уставился на то, как краснеет Завитушка, и тоже начал медленно краснеть. Тут закипела вода, и оба засуетились, делая вид, что этого разговора и вовсе не было, и так обойдутся.       Санджи ощущал себя по-семейному уютно. Никто не войдет и не застанет его за позорной готовкой. Зоро только что сказал, что не думал, что может быть вкуснее, а погретое оно оказалось в три раза вкуснее.       А еще Зоро так мило морщил лоб, когда зависал над какой-то строчкой учебника. Санджи порой пробегал мимо него за посудой из дальнего шкафа и наклонялся сзади, чтобы прочесть трудное место и пояснить.       И всякий раз ему хотелось наклониться ниже и закопаться носом в зеленой макушке волос. Чмокнуть старательного, смешно хмурящегося Зоро. Но всякий раз он останавливал себя и принимался разжевывать написанное.       Но когда Зоро завис особенно долго над какой-то страницей, и лицо его было такое просветленно-задумчивое, Санджи не сдержался. Подошел тихо сзади и уткнулся носом в теплую макушку. Закрыл глаза на секунду, ловя волнами блаженство момента. Зоро не протестовал и не высмеивал его. И это было счастье. — Что такое, Маримо? Где трудное место?       Зоро молчал, потому Санджи приоткрыл один глаз. Зоро сидел и пялился в учебнике на картинку чисел Фибоначчи, закрученных в спираль. Плечи Зоро тихо потряхивались от смеха.       Вот ведь придурок, Санджи ему сейчас устроит!       В итоге они приземлились на диване в гостиной, довольные выполненной работой. Санджи приготовил на всех Ророноа отличный ужин, да и рука почти не болела. А Зоро считал себя героем просто уже за домашку по геометрии, сделанную наполовину самостоятельно.        И вот они снова вместе на диване, и Санджи снова начал ощущать неловкость от близости. — Посмотрим старую киношку? Ну, чтобы уже знать сюжет, и не обидно было задрыхнуть. — Ты так делаешь? Не спишь просто, а лежишь под кино? — не очень понял Санджи. — Ага, раньше мы все смотрели по вечерам киношки, которые крутили по телеку. Часто одни и те же. Но мне нравилось засыпать тут, зная, что здесь отец и Куина, и телек бормочет что-то привычное. О, тут Терминатор идет! — Я… никогда не смотрел Терминатора, — смущенно признался Санджи. — Быть не может! Скорее садись сюда, это крутой фильм! — Зоро притянул его на диван, но по полу тянул сквозняк, потому скоро им пришлось подтянуть под себя ноги и взять плед.       Они сами не заметили, как уже лежали в обнимку на диване. Зоро прижался ближе к спинке и обнимал Санджи сзади, чтобы тот не свалился с дивана. Голова Санджи покоилась на руке Зоро, его бицепсы неожиданно были лучше любой подушки. Они накрылись старым теплым пледом, и Санджи ловил себя то и дело на том, что пропускает целые эпизоды, когда моргает в очередной раз.       В объятиях Зоро было очень сонно, его мерное дыхание в затылок только усыпляло еще сильнее. И его объятия, крепкие и теплые, не требовали ничего более, только давали. Ничего возбужденного сзади в поясницу не упиралось.       Зоро не поднимал тему вернуться снова в спальню, ни на что не намекал, и Санджи расслабило это. Если Зоро не хочется делать это сегодня, можно не спешить. Значит, у Санджи еще есть время, чтобы собраться и не облажаться в самый важный момент во второй раз. А сейчас его любят просто так, без секса. Они даже не делают ничего запретного, за что отец бы его презирал.       В последний раз он лежал вот так с близким человеком в обнимку… Да, когда мама еще была жива. И сознание Санджи мерно дрейфовало все дальше и дальше от фильма в сон… — Эй, Завитушка, — прошептал ему на ухо Зоро, когда Санджи почти уснул. — Обещай, что не возьмешь и не оставишь меня. Что никуда не уйдешь, и мы всегда будем вместе.       Санджи был такой сонный, такой убаюканный мерным счастьем, что его обычно нервное сознание не проснулось, не нашло причин паниковать и призывать голос разума. И потому он, конечно же, в полусне прошептал то, что и сам хотел: — Угу. Обещаю. Никуда я от тебя не денусь, Маримо.