Джулия

Когда угас последний закатный луч, Джулия с хохотом сорвала глухой шлем и вывернула ручку до упора. Байк нёсся, вспарывая сумеречную мглу светом фары. Ветер трепал каштановые волосы, хлестал лицо, визгливо шумел в ушах, словно злился на невозможность хоть сколько-нибудь притормозить стремительное движение. Джулия любила эти одинокие прогулки по пустынным дорогам. Казалось, что вместе со шлемом она отбрасывает прочь всё, что сковывает повседневную жизнь. Тысячелетний страх ей подобных перед смертоносными лучами светила, принятые среди сородичей условности, режим секретности и Догмы, которым приходилось подчиняться, живя в Тайном Городе, — абсолютно всё! Наконец-то она была свободна полностью, могла бы взлететь, перемахнуть горизонт, ворваться прямиком в тёмно-серые облака на фоне догорающей зари… если бы мотор позволял выжать из него ещё хоть немножко. Байкер поравнялся с ней, когда она уже вернулась на МКАД и навела морок, чтобы челы не видели езду без шлема и красные глаза. Длинные белые пряди выбивались из-под шлема, но торс явно принадлежал мужчине. С минуту он ехал вровень по соседней полосе, а затем сбросил шлем, помахал Джулии и выкрикнул слова приветствия на масари. Он даже полагающийся к ним поклон попытался изобразить, но из-за сидячего положения вышло комично. Девушка прыснула и прибавила скорость. Незнакомый масан вновь поравнялся с ней, опять отстал, догнал, и в этот раз вырвался вперёд сам. Джулия приняла вызов. Они неслись, лавировали, обгоняли припозднившихся челов, пролетали впритирку друг к другу и вместе растворялись в воздухе при виде полицейского автомобиля. Потом свернули к центру и долго ещё кружили по ночным улицам, пока не оказалось, что шлем Джулия где-то обронила, а доехать домой до восхода солнца уже не успевает. К счастью, квартира спутника располагалась гораздо ближе. Так встретились Джулия Бруджа и Аким Гангрел — встретились, чтобы больше не расставаться. Месяц спустя Джулия переехала к Акиму, а через год он заговорил об официальном сватовстве и помолвке. — Не верю, что отец согласится, — грустно вздохнула Джулия. — Родные считают, что Гангрел мне не пара. — И ты подчинишься родительской воле? — Знаешь, у меня была подруга детства, немногим старше. Мужа ей выбрал отец, она его не любила, но согласилась, так уж была воспитана. И я ещё девчонкой поклялась себе, что никто за меня решать не будет, как и с кем мне строить мою собственную жизнь. Никто! Даже если придётся порвать с семьёй. Но вначале я хотя бы попытаюсь их убедить. Дай мне время подумать, как это сделать. Отец позвонил первым и попросил о встрече для важного и не телефонного разговора. Джулия ехала, готовая дать яростный отпор, раз за разом прокручивала в уме доводы и ответы, которые так и не потребовались. Отец говорил совершенно о другом. О свободе. О настоящем месте в обновлённом мире, о будущем, в котором не нужно будет скрываться до конца дней. — Спросишь, почему же я давно не ушел к Саббат? А в чём их свобода — жить, как дикие звери? Заурд предлагает совсем иное — свободу и достойную жизнь! Без цепей и без распрей между братьями. Именно этого я всегда желал. Такая свобода не даётся подарком, за неё предстоит сражаться, но она того стоит, дочка! Ты только представь — сражаться не за интересы навов, а за наше будущее, наше и наших детей! Кто знает, может быть, им уже не придётся бояться солнца. Заурд обещал со временем подумать над этой проблемой. Джулия была ошарашена. Свобода… Обновлённый мир… Лучшее будущее… Никаких Догм… Принять заурда и присоединиться к нему — и всё это перестанет быть мечтами, а будет целью. На ближайшее время. Аким поймёт, он обязательно должен понять, разве тут есть над чем раздумывать? — Джули, как ты не понимаешь? — кричал Аким. — Это путь в никуда! Ты сама не видишь противоречия? Вы говорите, что не хотите воевать за навов, а ваш заурд, по-вашему, кто? Раз в чужие тела скакать научился, так всё — из другого теста теперь сделан? Навы его не приняли, сейчас ему нужна армия Масан, ясное дело. Думаешь, так всегда будет? Попомни мои слова, если он своего добьётся, вы только мешать ему будете, он от вас избавится без капли сожаления. Не ввязывайся в это, Джули, умоляю! — Я уже решила, Аким. Я так надеялась, что ты… — Это путь в никуда, — повторил он. — Навы не допустят его победы. — И ты меня убьёшь по их приказу? — У этого вопроса две стороны, — сказал Аким совсем другим голосом — севшим, тоскливым. У Джулии сжалось сердце. — Я люблю тебя… — Я тоже, Джули. Но с тобой не пойду. Он привлёк её к себе и поцеловал так, словно собирался выпить досуха, на всю оставшуюся жизнь впитать вкус её губ. Джулия прижалась к нему всем телом, чувствуя, как разгорается пламя такого знакомого и такого неуместного сейчас желания. А почему неуместного? Лучше проститься так, чем осыпать друг друга бессмысленными упрёками. Ещё раз, последний… Видимо, Аким подумал так же, потому что крепче стиснул её в объятиях, прежде чем подхватить и перенести на диван. Жаль, что магия Крови не позволяет в один миг распылить всю одежду до последнего клочка. Само время остановилось, пока они насыщались друг другом — жадно, самозабвенно, неистово, — и лишь когда Джулия закричала, возобновило неумолимый ход. Они так и не смогли навсегда расстаться. Ухитрялись находить возможности для тайных встреч с изобретательностью, которая дала бы фору орде неверных супругов. Больше не спорили и не пробовали переубедить друг друга. Только занимались любовью. Каждый раз — как в последний, каждый крик — словно в агонии. До тех пор, пока отец не отослал Джулию с братом из Тайного Города для пополнения группы Габриэля Бруджа. *** — Нет, — тихо и очень твёрдо произнесла Джулия. — Что мне сделать, чтобы ты ответила иначе, Джу? — Ничего, Габриэль. Иначе не будет. Никогда. — Значит, всё так, как я и думал. Ты продолжаешь любить своего бывшего, этого Гангрела… — Это не твоё дело. — Если речь о безопасности группы — ещё как моё. Ты же продолжала к нему бегать до самого отъезда. Так или нет? Ну, давай, скажи, что я всё придумал от ущемлённого самолюбия. Что молчишь? — Прекрати, Габриэль, не унижай себя! Неважно, да или нет, я не предавала дело заурда и не шпионила для Сантьяги. — Если бы ты дала повод для подозрений, с тобой говорил бы не я, и совсем по-другому. Ладно, здесь это действительно было неважно. Но я получил приказ возвращаться в Город, мы понадобимся заурду там. Ты поняла, что ты не должна больше делать ни в коем случае? — Да, — процедила Джулия, желая лишь одного — поскорей закончить разговор. Подумать только, когда-то она верила, что настоящая свобода совсем рядом. — Надеюсь на это. Кстати, Джу, наконец-то мы сможем предстать перед заурдом, а не получать распоряжения через обезьяну. Уверен, что ты после этой встречи многое переосмыслишь. *** Здесь как будто совсем ничего не изменилось. Кровать, шкаф, где байкерская экипировка перемешана с девчоночьими платьями, туалетный столик, древний выключенный компьютер, полки, коллекция маленьких смешных собачек. Старая комната в отцовском доме, когда-то самое уютное и безопасное место в мире. Чтобы остаться тут в одиночестве, Джулия солгала брату и Габриэлю, что не нуждается в скором пополнении запаса Крови, и они отправились за пищей без неё. Сим-карта с трудом отыскалась на дне шкатулки под безделицами и дешёвой одноразовой бижутерией. Та самая, спрятанная перед отъездом, и когда-то предназначенная только для связи с Акимом. — Мне нужно вернуться как можно быстрее. — Как же свобода и новое будущее, Джули? — Аким не иронизировал, а спрашивал с горечью и тревогой в голосе. — Не знаю, что ты слышала о последних событиях в городе, но тут была бойня. Кардиналы Саббат притащили чуть не всех непримиримых на пирушку от щедрот Ярги, только они сами и стали там главным блюдом. Сантьяга ухитрился натравить на них Великана Крови. Никто не ушёл. Нам-то жить стало проще, но как думаешь, сильно ваш любимый заурд о них сожалеет? — Никто не сожалеет о неудачниках. — Это не твои слова, Джули. Она хотела сказать ещё что-то хлёсткое и злое, но не стала. Молча прильнула к груди Акима и замерла, словно прячась от мира в его объятиях. — Габриэль ждёт, что скоро заурд призовёт нашу группу для важного задания. — Значит, мы больше не встретимся, — отозвался Аким с равнодушием мертвеца. — Не загадывай. — Гадать не о чем. Не встретимся потому, что я не буду знать, вернёшься ты прежней Джули, или переделанной. И ничего не могу изменить, потому что для этого надо попасть в прошлое и найти другие слова, другой способ тебя удержать… Ты права насчёт неудачников. — Не надо так… — Джулия вздрогнула всем телом от нарастающего предчувствия беды, отшатнулась, схватилась за рукоять клинка. Поздно. Вокруг уже плясали вихри порталов. «Выследили!» — Джули, уходи! С яростным воем девушка выхватила клинок и атаковала ближайшего Бруджа. Но их оставалось ещё много. Слишком много… Боль. С трудом удалось разлепить веки, но глаза почти ничего не видят сквозь мутную пелену. Ничего невозможно почувствовать, только кровь, тяжелый, резкий, сводящий с ума запах крови. Липкая влага расползается по плечу: это уже её кровь. Рану не затянуть, сил не осталось, внутри зарождается отвратительный, грызущий комок Жажды. — Смотри сюда, Джу. Аким. Кровь неспешно сочится из его груди и зияющей раны на шее. Он жив: удар не перерубил позвонки. Кровь скапливается лужицей, кровь, которая так ей нужна. У двух Бруджа иглы уже вылезли на всю длину. Но заурд требует поддерживать дисциплину, и бойцы обращают вопросительные взгляды на командира. — Не сметь! — шипит Габриэль. — Ей нужнее. Да, да, да! Близкий запах крови затмевает всё, почти лишая рассудка. «Это Аким!» «Акима больше нет…» — Надо было идти на охоту, а не к любовнику. Но я готов тебе помочь даже сейчас, Джу. Тебе нужно лишь принять помощь. «Аким…» Джулию колотит дрожь, голова гудит, рана пульсирует болью, спазмы уже не грызут — рвут на части. Скорее по шевелению губ, а не едва слышному шёпоту она угадывает: «Джули… лучше ты… пожалуйста… прости…» Кровь. Джулия кричит и останавливается, лишь когда сильная пощёчина заставляет её покачнуться. — Извини, — говорит Габриэль, — но тебя требовалось привести в чувство. Я рад, что ты осталась с нами, Джу. Завтрашний день изменит многое. Уходим, быстро! *** Габриэль посоветовал ей как следует отдохнуть и даже выделил отдельную комнатку. Лёжа на кровати с закрытыми глазами, Джулия нанизывала воспоминания, словно бусины, непрерывно громоздила одно на другое. Что угодно, только бы не всплыло обратно мёртвое лицо и капли крови, падающие с игл. Её игл. Вспоминала и вспоминала, чтобы не позволить мёртвому вытеснить живого. Глаза, волосы и губы, объятия и смех, долгие прогулки на байках и пешком по ночному городу. Как бьёт в лицо ветер, если сбросить шлем на бешеной скорости. Упоительную сладость поцелуев, щемящую нежность пробуждений в объятиях любимого. Каждый дюйм сильного желанного тела. Дрожь предвкушения, когда она, обнажённая и полностью раскрытая, лежит перед ним. Неукротимый пыл и нежные ласки. Как отдаётся во всём теле каждый толчок внутри неё, как отдаются звуки её имени, когда они срываются с его губ на вершине страсти. После того, как их пути разошлись, она всегда гнала прочь эти воспоминания, несущие с собой сильный прилив желания — бессмысленного и бесплодного. Но сейчас важны были любые картины, лишь бы он был там жив, лишь бы бесконечный калейдоскоп не прервался, потому что тогда… Вспышки их торопливой страсти при тайных свиданиях, болезненно-обреченный миг наслаждения, словно в высшей точке полёта, за которой последует только падение. Джулия застонала: казалось, всё тело скрутит судорогой, стоит лишь кончиками пальцев дотронуться между ног. На стук она не обратила внимания, но скрипнувшая дверь заставила неохотно принять сидячее положение. Джулия знала, кого увидит, обернувшись на звук, и предпочитала этого не делать. Габриэль аккуратно прикрыл дверь и щёлкнул задвижкой. Лишь тогда Джулия выдавила из себя: «Пожалуйста, уйди…» — А по-моему, я здесь как раз вовремя, Джу. — Я закричу… — в тот же миг она сама поразилась нелепости сказанного. Остальные Бруджа считают, что лидер оказал ей милость, причём незаслуженную. Он вправе с ней делать всё, что пожелает. — Я хочу, чтобы ты кричала, — улыбнулся Габриэль и активировал артефакт с «Интимным пологом». — Кричала от счастья. Он шагнул к ней. Мягко вытащил из волос длинные заколки-шпильки красного дерева, положил рядом. Джулия крепко зажмурилась. Эту пару, украшенную гранатами, подарил ей Аким. Джулии так нравилось делать для него сложные причёски с этими заколками. А он одним движением рушил всю красоту, посмеиваясь, что такие палочки в случае чего сердце запросто проткнут насквозь. — Сердце, пронзённое шпилькой, — весело подхватывала она. Рука скользнула по рассыпавшимся каштановым прядям. — Как же ты прекрасна… Чужой голос чуть всё не испортил, но, к счастью, быстро умолк. Джулия продолжала нанизывать воспоминания друг за другом, не пытаясь мешать происходящему. Просто у них с Акимом очень мало времени, вот и всё. Поэтому он так бесцеремонно рвёт на ней одежду, так сильно стискивает грудь, так резко врывается в истомлённое желанием лоно… Когда он позволил ей перебраться кверху, стало гораздо лучше. Джулия без устали поднималась и опускалась на твёрдой плоти, кружась в хороводе воспоминаний — ярких, будоражащих. Аким забирается к ней в ванну и берёт под тугими струями холодной воды, и плевать им, что впереди у них весь долгий летний солнечный день. А вот они утоляют страсть прямо на обочине ночной трассы, опираясь о байк и едва вспомнив о мороке. Джулия летела с закрытыми глазами, раскинув руки и крича от восторга. На миг склонилась, окутав мужчину облаком волос. Пальцы упавшей руки наткнулись на твёрдые деревянные завитушки. Крик оборвался, но ритм исступлённой скачки всё продолжал ускоряться. Когда Аким содрогнулся и зарычал, изливаясь в неё, Джулия раскрыла глаза. Размахнулась и вонзила заострённую деревянную палочку точно в сердце. Сердце Габриэля. Больше она не взглянула в его сторону, не обращая внимания на угрозы, проклятия и мольбы. Осмотрела артефакт и настроила «Интимный полог» на максимальную звуконепроницаемость. Отыскала нож, подошла к окну и крест-накрест вспорола плотное, тяжёлое, многослойное полотно занавеси. Прекрасно, ожидание будет недолгим. Не прикрывая наготы, Джулия вернулась на кровать, села спиной к парализованному Габриэлю, вновь опустила веки и застыла бледной статуей в отсветах утренней зари. Она крепко обнимала Акима, и они вместе мчались на байке навстречу рассвету. Спидометр давно зашкалил, но Аким поддавал и поддавал газу, пока колёса, наконец, не оторвались от асфальта. Теперь они смогут пробиться за горизонт и увидеть… Надо только пережить восход.