Сливовый цвет

      Он оставил дома душу, оставил сердце, но едва успел унести с собой разум.       Он глубоко-глубоко вдыхает, стараясь учуять запахов больше, чем, кажется, существует, и едва сгибает ноги в коленях, когда от переизбытка кислорода из-под ног уходит земля. Запоминает запах цветущей сливы, отдающий на кончике языка горечью ягодных косточек, запах влажной земли и прибитой к выложенным плиткой дорожкам пыли, мокрых стволов деревьев, терпкой хвои и...       Распахивает глаза, упираясь взглядом в усыпанное рваными тучами небо и вдыхает вновь. Запах дождливой запоздалой весны, и только.       Моргает, наблюдая за трепетом далёкой холодной звезды и приподнимает уголки губ, вспоминая.       — Едва ли. Скорее галактика, может, скопление галактик. А может... Уже ничего. Погасло тысячи лет назад и оставило после себя запоздалый свет, и только. Звезда? Едва ли.       Он оставил дома душу, сердце. Унёс воспоминание о грохоте колёс поездов, который, как он думал в детстве, колесит лишь вокруг его городка, а потом узнал, что мир куда больше.       Спустя года сел на тот самый поезд и уехал. Унеся с собой разум, а вместе с ним, воспоминания. О колючках крыжовника, кислой незрелой малине, о залитом солнечным светом школьном классе посредине мая и трепещущих крыльях голубей.       Сан унёс с собой разум. Мерно записывающий в память всё самое нужное и преданно следующий за ним по дворам до нового дома.       Он глубоко вдыхает, ощущая запах сухого асфальта, пыли; запах проезжающих недалеко машин и запах цветущих слив...       Устало шагает, крепко держа в руках дорожную сумку, и, завидев дом, облегчённо вздыхает.       Запах сырого подъезда, раннего завтрака из чужой квартиры, шлейфа женских духов от входа до лифта и кошачьего корма.       Стараясь как можно тише попасть в квартиру, Сан закрывает за собой дверь, медленно опуская сумку на пол, разувается и вешает на крючок у входа лëгкую куртку. Спешно проходит в ванную, желая как можно быстрее смыть с себя запах поезда, запах дома, и, обернув вокруг бëдер полотенце, на цыпочках идëт в комнату.       Оранжево-розовые рассветные лучи застенчиво заглядывают в спальню, ложась искажёнными линиями на стены, мебель, и ласково лижут чужую смуглую кожу.       Сан беззвучно подходит к кровати, поднимая с подушки заботливо подготовленное нижнее бельё и футболку, и надевает лишь первое.       Он остаётся в одном положении ещё некоторое время, наблюдая за полоской солнечного света на чужой спине, как за чем-то сокровенным, словно этого не должен был увидеть никто в этом мире и, замедляя дыхание, аккуратно становится коленями на кровать.       Касается кончиками пальцев матраса, наклоняясь вперёд, и медленно пробирается к телу на другом конце кровати.       Скользя взглядом по изгибу спины, Сан медленно дышит, словно его излишне громкое дыхание может нарушить чужой сон, и чувствует, как его сердце начинает биться быстрее, напоминая, что оно, — сердце, — с ним.       Он чувствует запах свежевыстиранного белья, запах освежителя для одежды, запах парфюма, спонтанно купленного во время прогулки месяцем назад, и... Ему не надо открывать глаза, чтобы понять, что он это не выдумал. Ни хвои, ни влажной коры деревьев, ни привкуса фруктовой косточки на языке. Только лишь...       Сгибая локти, Сан наклоняется вниз, прослеживая за тем, как ямка вдоль позвоночника теряется под одеялом на пояснице и мягко касается губами чужой кожи. Только кожа...       Он пахнет домом.       Поцелуй, ещё один, выше по спине к лопаткам. Чужое тело вздрагивает, после чего следует глубокий шумный вдох после сна, а дальше тихий короткий стон и движение.       — Сан-и? — хрипло, еле разборчиво, сонно.       Он поворачивает голову, медленно переворачиваясь на бок, и открывает глаза, протягивая к Сану руки.       — Как ты доехал? Смог поспать в поезде?       Хорошо. Нет, конечно.       Они оба знают.       Сан вымучено улыбается, шепча «Я скучал» вместо ответов и, наконец, сдаётся, устало падая на кровать рядом.       Его обнимают горячие крепкие руки, тесно прижимая к широкой груди, и Сан, словно сбросил с себя тяжëлую ношу, облегчённо вздыхает. Проскальзывает одной рукой по талии к спине и мягко, словно застенчиво, касается кожи.       — Видел, как твою спину ласкало солнце, — лениво моргая, произносит в районе чужого надплечья Сан и аккуратно скользит кончиками пальцев вдоль позвонков.       Сонхва мычит, прижимаясь подбородком к чужой влажной после душа макушке и отдалённо чувствует запах хвои и цветущей сливы.       — Я тоже скучал, знаешь?       Конечно.       Сонхва отстраняется ровно настолько, чтобы ему удалось заглянуть в чужие глаза, и всё ещё сонно улыбается. Смещается вниз по кровати, наваливаясь на младшего, чтобы уложить его на спину, и касается тёплыми сухими губами чужой шеи.       Откидывая голову назад, Сан смотрит в потолок, гулко сглатывая собравшуюся во рту слюну, и цепляется пальцами за чужие мускулистые плечи.       — Мне так нравится, когда ты меня целуешь, хён.       Он знает.       — Будто так и надо, понимаешь?       Конечно.       Сонхва обхватывает губами челюсть, скользя ладонями по рёбрам вниз, и целует младшего под подбородком. Проскальзывает руками под лопатками, хватаясь пальцами за надплечья, и мягко сжимает.       Целует под уголком челюсти, щёку, зардевшую скулу, висок.       Сонхва целует мягко и ласково, трепетно, не пересекая черту, чтобы оставить момент лишь в пределах искрящейся нежности, и заглядывает в чужое лицо.       Осветлённые волосы Сана разбросаны по подушке, солнце скользит по шее и подбородку, разукрашивая россыпь веснушек персиково-оранжевым цветом, и Сонхва невольно замирает. Любуется.       — Совсем как ангел, — шепчет Сонхва, мягко сжимая пальцами надплечья, и целует под внешним уголком глаза, вынуждая младшего в ответ улыбнуться.       Сан чувствует, как заходится сердце трепещущими птичьими крыльями, когда старший целует за ухом, соскальзывая одной ладонью от плеча вниз по спине, и мягко, но ощутимо сжимает бок, шепча у уха: «Волшебный».       — Хочешь лечь спать?       — Нет, — гулко сглатывая тихо произносит Сан и несколько раз быстро моргает, словно ещë раз обдумывает ответ, — нет, хëн. Хочу провести время с тобой.       Сонхва задумчиво мычит, отстраняясь, и встаëт на колени, мягко проводя кончиками пальцев по чужим бëдрам.       — Скоро вернусь.       Провожая взглядом чужую спину, Сан растягивается, отталкивая от себя одеяло, и едва ли не подскакивает прямо на кровати, вспоминая. Спешно пробирается к входной двери на цыпочках, выуживая из кармана куртки телефон и быстро набирает «Я дома, всë хорошо», отправляя сообщение родителям.       Дома.       Он слышит, как в ванной шумит вода, неспеша возвращается в спальню и, оставляя телефон на тумбочке, падает лицом вниз на кровать.       Щелчок двери, спешная поступь босых ног по паркету и горячее сильное тело, аккуратно устраивающееся поверх него. Сонхва проскальзывает руками под грудь, оставляя короткий поцелуй на границе загривка и шеи и тесно прижимается бëдрами сзади.       — Ты точно не хочешь спать?       — Поцелуй меня скорее, — поворачивая голову настолько, насколько это возможно, просит Сан и незамедлительно получает в ответ на просьбу свой поцелуй.       Сонхва целует его лишь в уголок губ, приподнимается, высвобождая из-под чужой груди руки, и запускает пальцы одной в волосы, аккуратно зарываясь и касаясь кончиками пальцев головы. Скользит по простыни вверх, второй рукой сжимая чужую ладонь, покоящуюся между двумя подушками, и невольно улыбается в ещë один короткий поцелуй, когда Сан переплетает их пальцы между собой.       Шумно вздыхая младший шевелится, норовя перевернуться на спину, и Сонхва, приподнимаясь на руках, позволяет ему.       Подставляет под губы старшего шею, рвано вздыхает, прикрывая глаза, и забывает обо всëм на свете. Белый нежный лепесток сливового цвета срывается на ветру, улетая прочь, и с ним душа. Сан оставил дома тоску. Унëс разум, сердце и душу.       Потому что он думает, что у Сонхва очень горячие руки и красивый смех, потому что он слышит в ушах стук собственного сердца, когда старший спускается поцелуями далеко вниз, и чувствует, как только сейчас его покидает душа.       — Такой красивый, — сквозь сбитое дыхание на грани шëпота.       Касается большим пальцем щеки, оглаживая, и смещается к виску, стирая выступившую капельку пота.       Солнце не лижет и не ластится, без капли застенчивости смотрит в окно, смело окутывая светло-жëлтой пеленой оба тела, и ломается лишь об оконную раму, бросающую вдоль комнаты серую тень.       Он глубоко-глубоко вдыхает, ощущая запах чужой влажной кожи, освежителя одежды с терпким ароматом инжира и чистого белья. Распахивает глаза, ощущая как голова идëт кругом, и вместо тысячи разбросанных по небу звëзд и галактик одна. Сонхва смотрит — внимательно и влюблëнно, топит в чëрных глазах, наблюдая за чужим лицом и растягивается в улыбке, когда Сан тянет томное: «Хëн».       — Что случилось, ангел? — старший замедляется, мягко касаясь ладонью щеки, и наклоняется ниже, неотрывно смотря в чужие глаза. — Всë в порядке?       — Да, всë хорошо, продолжай.       Сан устало улыбается, рвано вздыхая, и поворачивает голову в сторону, упираясь лицом в чужую ладонь. Касается тëплыми сухими губами и оставляет короткие поцелуи.       Он всë теряет. Теряет, всë то, что оставил, чтобы понять, что оно всегда было с ним, рядом. В больших крепких руках, в горячих, почти обжигающих объятиях, в низком бархатном голосе и тихом смехе.       — О, господи, хëн, я...       В мягкой улыбке и ласковом «Сан-и». В кончиках пальцев, аккуратно убирающих с лица чëлку, нежных касаниях и горячем дыхании, опаляющем шею.       — Хëн, — Сан плаксиво тянет, заламывая у переносицы брови и вздрагивает всем телом, сжимая ногами чужие бëдра и руками бока.       Сонхва успокаивающе шикает, поглаживая ладонью чужую влажную шею, и наклоняется вниз, целуя в кончик носа.       — Полежим или в душ и завтракать? — замедляя движения спрашивает старший, а затем замирает, аккуратно ложась поверх Сана.       — В душ и завтракать, только сперва полежим.       Сонхва смеëтся, зарываясь рукой в чужие спутанные светлые волосы, и аккуратно перебирает между собой пряди, едва ощутимо касаясь кончиками пальцев кожи головы.       — Тебе очень идëт, — задумчиво наблюдая за движениями собственных пальцев в чужих волосах произносит Сонхва чуть хриплым голосом и перекатывается набок.       Наконец, вздыхая полной грудью, Сан улыбается, замечая, как плавно раскачиваются под дуновением ветра из приоткрытого окна лëгкие занавески, и выпрямляет ноги. Он потягивается, замечая за окном белые макушки цветущей сливы, и ловит рукой чужие пальцы, ощутимо сжимая их и оставляя на своей груди.       Ему нужно было вернуться. Вернуться домой спустя время после долгой и томной разлуки. Посмотреть на ночное небо над его домом, вдохнуть воздух и обнять, наконец, родителей. Сломаться, подвергшись влиянию окружения, времени, и лихорадочно вцепиться во влажную кору дерева. Сказать, что «останусь», «соскучился», «обессиленный», а затем пережить, перетерпеть и обрести себя заново.       Весна всегда наступает. Из года в год. Приходит в марте или задерживается с затяжными холодами и дождями, но всë равно приходит, в апреле или мае. После зимы всегда наступает весна.       Как и после тоски наступает оттепель. Душа цветëт сливами и персиками, и всë встаëт на свои места — душа, сердце, а вместе с ними и разум.       А дом не всегда место. И он не всегда один. Иногда это переплетение обстоятельств и чувств, иногда это человек. Человек, который с замершим дыхание чувствует под ладонью биение чужого сердца, который выбьет и вернëт на место душу и который приведëт в порядок разум.       — Люблю тебя, — целуя младшего в щëку шепчет Сонхва и оставляет ещë один поцелуй в уголке губ, — самый драгоценный.       Лучи солнца путаются в обесцвеченных волосах, ложатся тëплым касанием на зардевшуюся кожу и тонут в радужках, раскрашивая их нежно-кофейным.       Робкая улыбка и хрупкое: «Я тебя тоже».       Он вернулся в 7:50. Мой ангел. И моя весна.