Обломки

Она просыпается резко, едва слышно вскрикнув. Пальцы вцепились в простынь так жёстко, что чуть не продрали в ней дыры, в ушах — глухой отзвук тяжёлого сердцебиения, а воздуха вокруг явно не хватает даже на вдох. Маки отпускает простынь и смотрит на пальцы. Кажутся чистыми — кровь не запачкала кожу, не впиталась так глубоко в каждую неровность, что её невозможно было бы смыть, даже если бы девушка оттирала руки часами. Её руки не красного цвета, но даже пусть в голове всё и плывёт после внезапного пробуждения, она прекрасно понимает: её грехи никуда не делись. Снова сон из числа тех самых. Они не одинаковы: каждый раз там всплывают разные люди — её родители, Май, Наоя, отряды Хэй и Кукуру, все остальные Зенин, которых она нашла и зарезала как скот. Она оборвала столько жизней, что в её кошмарах нет недостатка в актёрах на ведущих ролях. В этот раз Маки даже не помнит лицо. Она не помнит и имени этой женщины, но помнит, что часто видела её с Наоей — одна из непомерного числа затащенных им в постель. Они ни разу не говорили. Единственный раз, когда они взаимодействовали, женщина просто плюнула ей в чай, и на этом всё. Что Маки помнит отчётливо, так это то, как вгоняла ей меч в горло. Она не знает, зачем это сделала. У неё не было оправдания, ведь та женщина ничего ей толком не сделала. Она даже молила о пощаде, когда Маки её нашла. Она не заслуживала столь жестокой смерти, но она была Зенин, и для Маки этого было достаточно. Сегодня было ещё одно лицо. Совсем ещё мальчишка, с полуприкрытым маской лицом. Брови сведены в концентрации, руки сжимают меч. Стойка неровная, принадлежащая кому-то слабому, неприспособленному к бою. Он поднял клинок лишь потому, что на то был приказ. Маки отрубила ему руки. Когда она позже проходила него, он уже не двигался, лёжа в высыхающей луже собственной крови. В самом конце часто возникает Май. Её сломанное, безжизненное тело, похожее на марионетку без нитей. Жестоко убитая человеком, на которого Маки, на самом деле, не так уж и непохожа. Ведь всё, что они оба знают — уничтожение слабых. Тело Маки сотрясается в порывах гнева и отвращения. К горлу подступает рвота. Все эти попытки впихнуть в себя безвкусный ужин — и всё ради чего? Она едва добегает до ванной, почти что сходу нагинаясь над раковиной и начиная блевать. Минуты, пока её тошнит, тянутся как вечность, но даже закончив она не чувствует себя чистой. Она заставляет себя блевать и блевать дальше, пока не приходит ощущение блаженной пустоты внутри. Отвратительный запах перебивает ей все чувства, и она открывает кран, чтобы смыть полупереваренное содержимое своего желудка. Ошмётки того, что когда-то было её ужином, упорно застревают в сливе, и девушке приходится пропихивать их пальцами. Маки избегает своего отражения в зеркале, выходя из ванной на ватных, едва держащих ногах. Хотя бы голова пустая, а в ушах белый шум — странное состояние тела глушит тревожность, которую принесли с собой сны. На кухню она заходит почти на автопилоте. В голове всплывает смутное воспоминание о том, что Юта поставил в холодильник бутылку с водой, готовясь к жаркому дню. Она достаёт её и медленно начинает пить, перебивая горечь рвоты. — О, привет. Ты уже на ногах, — раздаётся чей-то голос. Маки дёргается, и ледяная вода брызгает на её футболку, дизориентируя девушку внезапностью холода, — Вот чёрт, прости, я не хотел тебя спугнуть! Она поднимает взгляд на стоящего в дверном проёме парня. Его проклятая энергия плотна, почти осязаема, и то, что Маки не уловила его появления — абсурд, но что ж. — Привет, Юта. — Почему ты не спишь? Уже за полночь, — от кого угодно другого это звучало бы как осуждение, но Юта спрашивает легко и без напряжения, будто просит раскрыть увлекательную тайну. — Вышла попить, — она избегает его взгляда, смотря вместо этого на расползающийся посерёд футболки развод от воды, — А ты? — Я читал у себя. Услышал, что ты встала, и решил проверить, как ты, — отвечает он, с неловкой улыбкой почёсывая затылок. — Не надо обо мне беспокоиться. Я в порядке, — парирует она более жёстко, чем хотелось бы, — Интересная книга? — Да, достаточно классная! Чтение отлично помогает разгрузиться. Очень даже неплохая возможность не думать о происходящем, да и о произошедшем за последние месяцы тоже, и просто сконцентрироваться на персонажах и их жизнях. Отвлекает только так, — Юта до сих пор держит книгу в руках, поглаживая пальцами корешок. Он выглядит настолько умиротворённым, что Маки даже становится завидно. — Это… хорошее хобби. Рада, что тебе нравится. Юта несколько медлит, а затем, глубоко вдохнув, подходит к ней. Улыбнувшись, он медленно забирает из рук Маки бутылку, чтобы поднести к своему рту. Она не может оторвать взгляд от его лица — абсолютно спокойного, несмотря на уже привычные мешки под глазами. — Как ты справляешься? В животе будто затягивают узел. Маки делает шаг назад. — С чем? — Со всем, — Юта пожимает плечами, — Прошлый год был адским. Нам всем сейчас тяжело. — Не мне. Она врёт, даже не успев задуматься. Причин на это столько, что одну конкретную выделить невозможно. Если она покажет, что совсем не справляется со своей жизнью в её нынешнем состоянии, то эту слабость обратят против неё. Если она расскажет кому-либо о кошмарах, о вине, заковавшей её сердце в кандалы — разве может она рассчитывать на сострадание, если заслужила каждый кошмар? Как она может быть хорошим товарищем, если её друзья посчитают, что её нужно опекать и защищать? Пусть лучше она сама несёт свой крест. Это, очевидно, оптимальный вариант. — Ты ведь знаешь, что мы можем поговорить, так? Мы же друзья. Ты можешь сказать мне, если что-то не так — я пойму… — говорит он в ответ с мягкой, самой мягкой возможной улыбкой на лице. Они всё ещё стоят очень близко, и Маки чуть ли не ощущает в воздухе тепло его тела. Всё в его взгляде и голосе кричит о его искренности. Это чуть ли не ослепляет, и она не знает, что с этим делать. Она победила стольких страшных врагов, даже не напрягаясь, но один лишь взгляд на Юту, и она отступает, напуганная. — Говорить не о чем, — процеживает Маки сквозь зубы. Ей даже почти удалось в это поверить. Юта обречённо вздыхает и качает головой. Он берёт Маки за руки — она дёргается и вполсилы пытается освободиться, но Юта держит её крепко. Держит крепко и не отпускает. — Я бы не наседал, если бы не был уверен, что это необходимо. Меня беспокоит твоё состояние. Ты вся погружена в труд и тренировки, ты ни с кем не говоришь и не отдыхаешь. Ты почти не ешь и спишь плохо. Так нельзя. Ты мне дорога, Маки-сан, именно поэтому я и беспокоюсь, — его большие пальцы рисуют кругы на тыльных сторонах её ладоней, — Я хочу помочь тебе. — Беспокоиться не о чем, Юта, я в порядке, — эти слова она заучила. В теории их должно хватить, чтобы Юта отстал — они все сейчас заняты, у них нет времени даже на беспокойство о себе, не говоря уж об игре в психолога друг для друга. Зачем Юте продолжать жать на неё, если она сказала, что это не нужно? Она бы не повела себя так ни с кем другим, и ни от кого другого бы такого отношения не ждала. Вот только Юта — не кто-то другой. — Ты не в порядке. Это замечание заставляет Маки ощетиниться. Она вырывается и отталкивает его, хотя её рукам и холодно без его прикосновения. — Думаешь, я слабая? В мессию поиграть захотел? Прекрати страдать хернёй! Нет, она не считает, что Юта так думает. Он слишком мягкий для того, чтобы смотреть на кого-либо свысока. В его сердце ноль злобы, в отличии от её собственного, но то, как он сформулировал свою мысль, раздражает её, что ещё более усугубляется её усталостью. — Ты знаешь, что я не это хотел сказать. Я никогда не считал тебя слабой. Ты невероятно сильная, Маки-сан, и я всегда тобой восхищался, но тебе не нужно быть сильной каждую секунду жизни. Чёрт, даже Годжо-сенсей не такой непробиваемый, как нам казалось. Ему тоже тяжело, и это нормально. Маки замолкает. Ей не нравится это признавать, но он прав. Они все считали, что ничего и никогда не сможет навредить их старому учителю. Даже когда тот оказался заточён в Тюремном царстве, слабее в её глазах он не стал. В конце концов, и сильнейших возможно обхитрить. Достаточно было просто освободить его, и всё снова будет в порядке — по крайней мере, так это выглядело со стороны. Она не ожидала увидеть, как Годжо запирается в четырёх стенах и живёт от приступа тревожности до приступа тревожности. Каким бы сильным он ни был, он всё ещё человек, а люди слабы. Но даже если Юта прав, то это не даёт ей самой право быть слабой. — А он здесь причём? Мы два разных человека. — Я просто пытаюсь донести до тебя, что это в порядке — быть не в порядке, вот только ты явно в это не веришь. — Юта, ты, может быть, не заметил, но мы всё ещё на пороге катастрофы. Проклятия бушуют, Тенген мёртв, многие другие маги мертвы — не самое удачное время ехать крышей, не находишь? — Вот увидишь: если ты не дашь себе отдохнуть, то ты сломаешься в самый неподходящий момент. Ты этого добиваешься? — на его лице уже заметны усталость и лёгкое раздражение, хотя парень и пытается загнать оба чувства в себя. Юта теряет терпение, это очевидно. Вероятно, он просто снова покачает головой и уйдёт восвояси… и хоть всё и должно быть наоборот, эта мысль вместо успокоения внезапно пугает её. Она не хочет. Не хочет, чтобы он оставлял её одну сейчас, когда она столь подавлена. Это было бы слишком больно. Лучше она сама покинет, чем будет покинутой. — Я спать. С меня хватило этой болтовни, — теперь уже Маки качает головой и отворачивается, чтобы не видеть его сострадающего взгляда. Первый шаг — и Юта хватает её за руку прежде, чем она делает второй. — Маки-сан, не надо… Прости, пожалуйста, если я слишком напорист, но ты важна для меня, а когда кто-то для тебя важен, ты заботишься о его счастье. Ты не счастлива, и мне от этого больно. У неё внутри что-то ломается, разлетается на миллион осколков. Почему Юта такой? Как он может быть таким, сука, добрым после всей боли, всех лишений, что он пережил? Груз ответственности, обрушившийся на него на входе в мир магов и проклятий должен был раздавить его, но сколько бы смерти и страданий он не видел — он становился лишь добрее. В то время, как Маки пошла трещинами, он стал лучшей возможной версией себя, так почему он сострадает кому-то вроде неё? Огромный комок застрял в горле, и Маки не вполне понимает, как ей даются хоть какие-то слова. — Почему… почему ты хочешь, чтобы я была счастлива? — едва слышно спрашивает она, всё ещё не в силах смотреть ему в глаза. Его дыхание сбивается. Проклятая энергия парня будто вспыхивает — признак эмоциональной бури. Маки научилась считывать такое в бою, чтобы в удобный момент наносить решающий удар. — Потому, что ты замечательный человек. Она лишь хрипло посмеивается. — Уж точно не я. Его рука крепче сжимает её. Она не чувствует себя достойной того ощущения уюта, которое приносит этот жест. — Почему ты говоришь так? — Потому, что это правда. — Нет, это не так. Ты невероятная, Маки-сан. Ты ставишь общее благо превыше себя. Ты целеустремлённая, неимоверно талантливая. Ты движешься только вперёд, невзирая на все препятствия. Почему я не должен заботиться о твоём счастье? — его голос звучит мягко, будто он говорит с бешеным животным. Не то, чтобы она им не являлась. Юта явно неправильно подошёл к этому делу — ему нужно не успокаивать её, а держаться подальше, пока она не сделала ему больно. — Всё это бессмысленно. — Почему? Потому, что я ничтожество. Потому, что я в гневе выпотрошила бесчисленные множества, загнала их, как дичь, совершенно не думая, кто заслужил этого, а кто нет. Потому, что я не смогла спасти Май от смерти, и это стало достаточной причиной убивать таких, как она — обычных членов клана, слишком слабых, чтобы сбежать из плена. Она не говорит ничего из этого. Она уже достаточно себя ненавидит и не хочет, чтобы Юта, хоть и оправданно, но тоже её ненавидел. Чистой воды эгоизм. — Мне нужно идти, — голос Маки дрожит. Она мысленно молится, что Юта даст ей уйти. Она не хочет, чтобы он видел её такой разбитой. Не хочет от него сострадания. — Пожалуйста, не надо. Не оставайся одна, — его руки обвивают её, заставляя застыть на месте. Мягкость и аккуратность его прикосновения, его голоса — это всё оказывается выше её сил. Она всхлипывает и даже не успевает заглушить это, резко поднеся руки ко рту. Всё её тело дрожит так, будто она попала в буран, но там, где Юта её касается, кожа будто горит. — Всё хорошо. Не держи в себе. После этих слов будто распахиваются шлюзы, и водопады слёз начинают бесконтрольно литься из её глаз. Её тело всё содрогается от рыданий, и она даже не знает, почему плачет — ей просто невыносимо больно. Руки опускаются от лица и вцепляются в обнимающего её вокруг живота Юту, будто он её спасательный круг. Юта молчит. Он просто поворачивает Маки лицом к себе и даёт ей уткнуться себе в грудь, заливая её слезами. Она не противится подобной близости, хотя знает, что стоило бы. Ей стоило бы просто уйти и провести бессонную ночь в холодной постели, но вместо этого она позволяет ему довести себя до дивана в гостинной. Позволяет лечь вместе с ней и укрыть их обоих пледом. Слёзы не вызывают сложностей — они просто безостановочно льют и льют. Она держится за него, как ребёнок за взрослого, как бы ничтожно это не звучало, и даёт своим терзаниям выход. Всё, что скапливалось, всё, что тяжёлым грузом ложилось на её рассудок ввиду того, что жизнь слишком поспешная и жестокая для того, чтобы сесть и поразмыслить — всё это вырывается наружу. Как только она начала, она потеряла возможность остановиться. Она плачет о крови на руках, которую никогда не смоет, о мольбах матери отпустить её, звучавших, когда Маки перерезала её глотку. Плачет о кошмарах, которые раз за разом ломают её, сводят её с ума. Плачет о том, что её новообретённая сила пробудилась со смертью Май. В её существовании столько всего неправильного, что было бы честнее, если бы она просто сдохла. Эта мысль неприятно жжётся, и она прижимается к Юте сильнее, плача навзрыд и слушая каждое слово поддержки. «Всё хорошо». «Это пройдёт». «Ты хороший человек». «Мы все тебя любим и ценим». «Маки-сан». «Маки-сан». «Маки». Она поднимает лицо с его груди и смотрит на него сквозь слипшиеся ресницы. Слёзы всё ещё струятся из её глаз, но всхлипы стали гораздо реже. Она почти охрипла от завываний. Она почти наверняка выглядит абсолютно кошмарно и нелепо, но ему нет до этого дела — он улыбается и касается её мокрой щеки ладонью. В его взгляде столько искренности, что он будто видит её насквозь. Никто другой в её жизни так её не понимал, никто так не вдохновлял и не вызывал столько доверия. Никому другому она бы не доверила свою жизнь. — Юта, скажи мне… скажи мне, я имею право жить после всего, что совершила? Скажи честно. Не говори того, что я хочу услышать. Она прекрасно понимает иронию того, что задаёт вопрос, почти слово в слово повторяющий тот, что она услышала от Юты годы тому назад. — Но ты хочешь услышать, что не имеешь на это права, не так ли? Я не скажу тебе этого, — её бесит, что он сейчас прав. Ощутимая часть её хочет быть ненавидимой, считает, что она только этого и заслуживает. Она понимает, что хочет умереть, ведь тогда чувство вины перестанет её глодать. Юта в очередной раз качает головой, видя её выражение лица, — Мы все совершаем ошибки и дурные поступки. — Не у каждого ошибки оставляют после себя лужи крови, — крови, которую она постоянно видит в кошмарах. Пальцы Маки сжимаются, будто она ожидает почувствовать их липкость. — Но ведь и у меня они такие, разве нет? Все те, кого Рика-чан убила или покалечила из-за того, что я её проклял. Я даже своей семье причинил боль, — его голос абсолютно спокоен. Ему больше не больно об этом говорить. Он свои грехи давным-давно принял. А сможет ли она принять свои? — Я свою семью перебила, — едва слышно шепчет она, нарушая ненадолго повисшее над комнатой молчание. — Я знаю, — отвечает он ей так, будто это совершенно не меняет его отношения к ней. Будто он видит её под рентгеном и почему-то не испытывает отвращение от самого факта её существования. — Однажды я попаду за это в ад, — с её души будто сваливается камень, когда она произносит эти слова. — Если ты попадёшь туда, то мы обязательно встретимся, — слышно, что эта мысль его совершенно не пугает. Маки так давно не чувствовала облегчения, что едва узнала это чувство. Её мышцы расслабляются, а дыхание выравнивается, и она удивлена, что вообще способна так себя чувствовать. Однако же крепких объятий и дюжины-другой слов внезапно оказалось достаточно, чтобы распутать хаотичный клубок её бушующих эмоций. Он не пытается утешать её или убеждать в том, что её грехи неважны — они, безусловно, важны. Все эти люди — их жизни чего-то да стоили. Юта понимает, что это такое — чувствовать ответственность за причинённую боль. Он знает, что это такое, и несмотря на всё это, он хочет быть рядом с ней. И у Маки попросту не хватает сил его оттолкнуть в такой момент. Они какое-то время молчат. В голове Маки блаженная пустота, и она чувствует, как засыпает под ровный ритм, с которым он поглаживает её по волосам. Когда он снова начинает говорить, она уже почти уснула. — Никто не может сказать тебе, имеешь ли ты право жить или нет. Это не может решить никто, кроме тебя. Я сказал себе ещё тогда, когда нашёл своё место в жизни и её смысл, что имею. Я хочу помочь тебе найти свои. Может быть, не концентрироваться на боли, которую мы причиняем другим — эгоизм, но как по мне, то единственный способ помириться и с собой, и с миром — двигаться дальше. И если твоя вина слишком тяжела для тебя, дай мне понести хотя бы часть. Маки распахивает глаза и смотрит на него в упор. Она ни в чьей мимике не видела подобной решимости. Никого из своих знакомых она никогда не видела такими, и понимание того, что она тому причина, заставляет девушку несколько смутиться. — Почему тебе столько дела… до меня? — последние слова она добавляет через силу, — Суть не в жалости, верно? И я точно знаю, что ты не чувствуешь себя мне обязанным. Юта мягко улыбается, в который уже раз покачав головой. Его ладонь касается её щеки, солёной от слёз. Его прикосновение бережно и нежно, будто её лицо не испещрено шрамами. Маки чувствует, как по её спине бегут мурашки. — На самом деле, всё очень просто. Ты пытаешься искать двойное дно, но его здесь нету. Просто ты — самый важный человек в моей жизни, и у меня разрывается сердце, когда я вижу тебя страдающей. Это для меня очень даже причина. Его голос нисколько не дрожит. Маки прислушивается к его сердцебиению: оно такое же ровное, ни намёка на ложь или нервы. Ни одно её слово, ни одна её мысль не может пойти против искренности того, что он сейчас сказал. Сжав в пальцах футболку Юты, она отворачивается. Что она вообще может ответить на такое безмерное обожание? — У тебя вкус дерьмо, — произносит девушка, кое-как собрав разрозненные мысли в кучку. Юта лишь тихонько посмеивается. — Вот тут я всегда готов поспорить. Но это подождёт до завтра, а пока ложись спать. — Что? Прямо здесь? — Да, прямо здесь, — он поправляет одеяло и легонько обнимает Маки, — Не уходи, я хочу побыть с тобой. — Твоя спина скажет тебе большое спасибо, если ты будешь спать вот так, на диване, — беззлобно подкалывает она, но даже не пытается выпутаться из объятий. Его руки будто согревают даже её душу. Она никуда не уйдёт. — Оно будет того стоить, если я смогу сохранить тебя в безопасности. Они оба знают, что опасности в общежитии нету никакой. Но если Юта в силах отогнать от неё этой ночью кошмары, то Маки незачем его отпускать.