Гарри Поттер и Организация имени Меня

Гарри был необычным мальчиком. Даже ненормальным, как любила говорить тетя Петунья. Он был из тех невеселых мальчишек, которые не ведали в обозримом прошлом материнской ласки. Он не помнил мягких утренних прикосновений к волосам нежной рукой, не помнил тихого шепота: «Просыпайся, милый, уже солнце взошло». Он не знал, как блестят радостными слезами глаза его матери от того, что он делает свои первые шаги. Он не знал, как в одобрении прищурившись гордо кивает его отец, когда он впервые взлетает на маленькой детской метле над полом залы. И, может быть, немного завидовал тем, кого любовь и забота сопровождали изо дня в день. Ведь он знал только грубые шлепки пониже спины за выпавшую из рук белоснежную тарелку, которую ему поручили протереть. Он помнил жесткие удары ремня по голой спине, за то, что выдрал случайно не тот дряхлый кустик, напутав указания тети. Ему было тогда пять. И знавал он только грохот по деревянным ступеням над головой, когда Дадли снова захотелось нарушить его покой поутру. Тот никогда не изменял себе: постоянно пробегался с усилием по лестнице, грозя разрушить хлипкое дерево, и пауки падали Гарри на голову, сердито перебирая лапками и будто бы шепча на своем, паучинном, что-то вроде: «Снова мы в волосах этого бледного худого мальчишки, ну что же такое! Снова забираться на прежнее место!» Иногда Гарри настолько фантазировал, что представлял Большое паучье собрание, на котором его постоянно обсуждают и перед которым он будет извиняться, если вдруг уменьшится до размеров спички. А потом ему нужно будет нанимать строгого паука-адвоката с маленьким моноклем, выступать в перед пауком-судьей и выплачивать мухами штраф. Гарри поднялся, разбуженный громогласным топотом Дадли, одернул вылинявшую от постоянного ношения серую кофту, всунул замершие ноги в порванные в паре мест тапки не первой свежести, и снова присел на кровать. Пусть это было весьма громкое название для брошенного на полу матраса, у которого пружины в нескольких местах торчали и больно цепляли за кожу по ночам, а наполнитель сбился к ногам, формируя неуютную впадину, но пусть. Для Гарри это было лучшим вариантом, потому что раньше ему приходилось спать на паре старых одеял. А так хоть что-то, да и довольно неплохое, на его непритязательный взгляд. В тупой молчаливой медитации прошло несколько минут. В голове еще бродили, сталкиваясь друг с другом, мысли о паучьей тюрьме, куда его обязательно посадят, и о том, что это идеальный способ оправдать ожидания Дурслей, не загубив себе судьбу в мире людей. Вряд ли малютки-членистоногие вышлют людям парламентера, чтобы внести записи о вероломном поведении в его досье. Загремел замок на двери, знаменуя начало нового дня. Дядя Вернон открывал дверь, чтобы выпустить худенького мальчишку в утро, полное мытья и вытирания бесконечного ряда тарелок — Дадли и Вернон предпочитали завтрак из нескольких блюд — переходящего в день, забитый прополкой и поливом цветов — Петунья не любила марать руки в земле — а затем и в вечер, когда можно было наконец-то отдохнуть, перебирая тонкими пальцами солдатиков, пару лет назад перешедших ему по наследству от Дадли, забросившего их в дальний угол каморки под лестницей за ненадобностью. Привычная летняя рутина, устаканившаяся годы назад. Ничто не нарушало ее ход, и Гарри уже давно привык. Но были мечты, да. Что придет большой-большой человек и уведет его, куда-то далеко, где его любят и ценят, где ему приготовят завтрак, где друг похлопает его по плечу с улыбкой, а вечером они будут играть в свою собственную приставку, и Гарри даже даст этому другу, который в его мечтах так и не приобрел лица, оставаясь с жутковатой кожаной маской, совсем мальчика не пугающей, выиграть несколько раз подряд. И тогда тот будет радоваться, а значит будет радоваться и сам Гарри. *** Гарри погладил сбитый уголок подставки одного из стойких и оловянных, названного им Джереми, и поставил его на тумбочку, рядом с крашенным зеленой краской Фредом. Лампочка над головой мигала, и солдатики отбрасывали жутковатые тени на дерево тумбы. Дом стоял в ночной тишине, поскрипывая фундаментом. Замок на двери колыхался от шаловливого сквозняка, а в голове у тонкого и совсем не звонкого мальчишки разрабатывался План. Его совсем забыли покормить сегодня, забегавшись, Петунья запамятовала и не отдала ему подгоревшую яичницу с завтрака, скинув ее в урну. А в животе тем временем велась война. Бурчали недовольно кишки, склизко потираясь друг о дружку в своей черной утробе. Гарри необходимо было попасть на кухню. Он зажмурился, надеясь на свою Силу, как незамысловато и в честь подсмотренных в щель фильмов, он назвал свою способность осуществлять свои сильные желания. Эта Сила проявлялась редко, но метко. Как в тот раз, когда он, пока за ним с недобрыми намерениями гнались Дадли и компания, сумел подскочить и оказаться на крыше дома по соседству. Или как когда тетушка Петунья сбрила его волосы, пытаясь совладать с распушившейся гривой, а те отрасли обратно за одну ночь. Вот он тогда получил от дядюшки Вернона, спина побаливала еще пару дней, что, на самом деле, было мелочью. Возможно, тут снова помогла Сила. Всяко лучше, чем неделями плакать по ночам в подушку от боли, лежа на животе. Так вот, Гарри зажмурил глаза, представляя, что замок на двери потихоньку открывается и также тихо плавно спускается на пол. Такая сложная на первый взгляд задачка не была для него нова. Он уже проворачивал это не менее десятка раз. Тетушка Петунья была довольно забывчива. И вот он слышит аккуратный щелчок и шум цепочки по деревянному паркету. Готово! Гарри приоткрыл дверь, и выглянул, поправляя очки и привыкая к темноте. Она не отличалась от темноты его тесной конуры, даже была светлее — уличные фонари заглядывали в окно длинного коридора. Гарри прикрыл за собой дверь и мягкими шажками направился в кухню. Отлично! Мусор с утра еще был в мусорной корзине под мойкой. Осторожно отодвигая с пути картофельные очистки, Гарри медленно добрался до утренней яичницы. Схватил пальцами скользкий от засохшего масла белок, и жадно запихнул его в рот, пачкая лопнувшим желтком губы и подбородок. Плевать! Главное, что желудок наконец-то полон хоть чем-то. Но он, кажется, недооценил силу своего голода. Яичница только раззадорила аппетит, и теперь кишечник бурлил только сильнее, так громко, что, казалось, мог разбудить весь дом. Гарри осторожно вытянул ведро из-под раковины и поставил на пол. Так было гораздо удобнее. Он схватил обод ведра, слегка встряхнув. М-да, негусто. Картофельные очистки, яичная скорлупа, кожура апельсина, несколько бумажных салфеток и гнилое яблоко. Что ж. Гарри взял в руки кусочек картофеля. В конце концов, ему уже не раз приходилось этим заниматься. Были и сгоревшие булочки, и протухший суп, после которого немного тошнило, и огрызки огурцов. Его желудок повидал многие испытания и с блеском с ними справлялся, так что потерпит и сейчас. Он откусил кусочек очистка, кривясь от скрипа магазинной грязи на зубах. Уже что-то. Он торопливо схватил горсть картофельных кусочков и совсем не так уж и сильно подгнившее яблоко, мысленно благодаря Петунью за брезгливость и щедрость, и, поставив ведро на место, ускользнул в свою каморку. Грызть сырой картофель, похрустывая целыми кусочками яблока — вот, где блаженство высшей пробы. Джереми осуждающе смотрел с тумбочки, а Фред, высоко подняв шпагу, презрительно морщил лоб, сетуя, что малышу Гарри не хватило смелости спереть что-то более презентабельное с полок холодильника. Но Гарри был не дурак, прекрасно осознавая, что недостаток мусора Дурсли заметят едва ли, а вот отсутствие какого-либо продукта в священном для двух третей семьи месте возьмут на заметку, которую выбьют ремнем на его, Гарри, спине. Чего он явно не желал. Так что предпочитал довольствоваться тем, что есть. Всяко лучше, чем лишиться еще и такого, когда Дурсли пронюхают о его вылазках и начнут выбрасывать мусор перед сном. *** — Это не я! Не я! — захлебываясь рыданиями кричал Гарри, вертляво пытаясь ускользнуть от кожаного ремня дяди. — Я ничего не сделал! Это был яркий солнечный денек, который мальчик, услышав о сломавшей ногу миссис Фигг, надеялся провести в одиночестве темного и пустого дома. Возможно даже, набравшись смелости, полежать на диване в зале, или занять любимое дядюшкино кресло, вот так наглость! Но вместо этого родственники решили, видимо будучи в благодушном настроении, взять его в зоопарк вместе с ними. Будь проклято это решение! Теперь он виноват в том, что испарил чертово стекло, хотя ничего не сделал, просто стоял рядом. Просто стоял, думая о том, как бы хорошо было, если бы Дадли рухнул в змеиный террариум, барахтаясь в воде и крича от ужаса перед великолепным Боа Констриктором, маленькие черные глаза которого пристально следили за каждым его движением. Конечно, змей потом поблагодарил мальчика и пополз смотреть мир, хотя Гарри казалось, что его в считанные часы отловят, если он, конечно, не спрячется где-то в уголках канализации и не уползет куда-нибудь во Францию крайне быстро. Если верить дяде, «французишки» недолюбливают англичан, так что не выдадут беглеца. — Это не я! — закричал Гарри снова, пока Вернон тащил его за руку к двери дома. Не стоит упоминать того, в какой атмосфере прошла поездка к этому самому дому. Угрожающие эманации так и исходили со стороны переднего сидения, где злобно пыхтел дядя, время от времени выпуская пухлыми губами незамысловатое матерное словечко. Тетя то и дело оборачивалась к Гарри и любимому Дадлику, чтобы увериться, что с ее малышом все в порядке, пусть он и портит кожаные сиденья мокрой одеждой. А Гарри, сжавшемуся на своей половине в комочек, подтянувшему босые ноги к груди, доставался недружелюбный взгляд. — Я ничего не сделал! Дядю, судя по всему, в этот раз не волновало даже то, что скажут соседи. А ведь обычно что он, что тетя усмиряли свою злость, дабы не испортить репутацию. Гарри бился, отбиваясь ногами и свободной рукой, но ему не удавалось преодолеть дядюшкину мощь. Пусть тот и был жирным, как боров, но под жиром были крепкие мышцы, которых явно было достаточно, чтобы перебороть десятилетнего мальчишку. — Ты у меня попляшешь, мелкий ублюдок! — прорычал Вернон, распахивая дверь. — Ты у меня поймешь, как себя вести! Больной, такой же, как твоя мамаша. Неприятный отзыв о матери Гарри не задел. Как может задеть упоминание о том, о чем памяти в мыслях ни капли? На секунду промелькнула перед глазами зелёная вспышка, подобная той, которую он после самых тяжелых дней видел в кошмарах, но и только. Кто знает, что это было? Может быть встречный свет фар от машины, в которую врезались по-пьяни его родители, список плохих привычек которых множился с каждым днем, когда Гарри делал что-то не так. И алкоголиками они были, и наркоманами, и курильщиками как табака, так и разнообразной запрещенной дряни, и даже свингерами, хотя Гарри не знал, что значит это слово. Наверное, что-то про свиней… Хотя главным начальником свиней был дядя Вернон. Тот самый, который сейчас вытаскивал из шлевок светло-коричневых брюк кожаный ремень. Удар! И пусть он приходится на закрытую кофтой спину, но все равно жжется неимоверно. Как болью, так и обидой. Он же действительно ни в чем не виноват, он просто подумал, а за мысли никакого наказания быть не должно быть, правда? Удар! И Гарри сгибается пополам, пытаясь защитить лицо и мягкий живот. Если у него останутся следы, которые просто заметить, то тетя Петуния не отпустит его в магазин, куда иногда отправляла со строгим списком. Не то, чтобы ему доверяли достаточно, чтобы давать деньги, но закупиться мелочевкой, когда самой тете некогда — разрешали. А побои на животе, как показала практика, заживают дольше всего и сильнее всех чешутся, так что его он тоже старался поберечь. Удар! И Вернон притягивает Гарри за руку, с легкостью кидая его на диван животом, и стягивая болтающиеся штаны. Теперь будет хуже: если касания по одежде еще можно вытерпеть, то по голой коже — останутся синяки или даже кровоподтеки, как иногда бывало. А еще стало стыдно, с обнаженным задом перед взрослыми — он такое даже на медосмотрах терпел с трудом. Удар! И Гарри кричит, не сдерживаясь. Слезы боли и обиды капают на диван, пачкая его совсем также, как несколькими минутами ранее пачкали обивку машины мокрые вещи Дадлика. Гарри сжимается в комочек, уже не пытаясь бежать. Зачем? Все равно не выйдет, в доме ему некуда деваться, тут нет ничего его, Гарри, личного, чем можно защититься. Удар! Гарри громко шмыгает носом, но сопли упрямо тянутся вниз, на мягкий бежевый вельвет. Больно, очень больно, и унизительно. — Понял, пацан, как вести себя? — орет Вернон. Гарри поспешно закивал, сжимаясь в ожидании следующего удара. Но он не следует. Милая, добрая, несмотря ни на что, Петунья, держит вернонову руку с ремнем и что-то успокаивающе шепчет ему на ухо. — … мальчишка… хватит… голодом… — все, что слышит Гарри. — Хорошо, — успокоившись, говорит Вернон. — Два дня без еды посидишь, может чему научишься. Пшел в чулан! Гарри подскочил, надевая джинсы прямо так, не расстёгивая пуговицы на поясе. Тихое «Спасибо» сорвалось с его губ, пока он проходил мимо Петуньи. Та только отвела глаза, во стыде. Мало кому из нормальных, действительно нормальных, а не таких, как Гарри, нравится смотреть на детские слезы. Мало кому приятны чужие страдания, а уж на те, которые все растут и растут, да и по на половинку твоей вине — вдвойне неприятно. Только дураки и отъявленные бандиты могут пытать что людей, что детей без сморщенного в брезгливости носа, без скрывающего края картинки прищура, без непроизвольного сжатия рук в кулаки, не для того, чтобы бороться с кем-то, а для того, чтобы бороться с собой. Но Гарри в тот момент не задумывался над всем этим, он просто радовался тому, что сравнительно легко отделался, а то, что есть, исправит Сила. *** — Ты волшебник, Гарри! — сказал огромный великан, потрясая розовым зонтиком. Мальчик пожал плечами. Волшебник и волшебник. Это только объясняло все. Он волшебник, и поэтому волосы отрастали сами. Он волшебник, и поэтому замок отрывался по его желанию. Он волшебник, и поэтому стекло террариума пропало. Он волшебник, и поэтому его так ненавидят родственники. Он волшебник. Будь он нормальным, не волшебником, он бы тоже ненавидел таких как он — так просто и понятно стало вдруг примерять к себе эти слова, ассоциировать себя с кем-то другим, таким же ненормальным — потому что очень просто ненавидеть все необычное, а его Сила была явно необычной. Будь он нормальным, и все чудеса казались бы ему дьявольскими проделками, это точно. Он читал про Дьявола в одной из библиотечных книг, когда прятался там от Дадли и его компании. Тот показался Гарри очень несчастным и печальным. — Но мои родители погибли в автокатастрофе, — пробормотал Гарри, отступая на шаг от великана. — Автокатастрофа? Чтоб тебя, Дурсль, как ты посмел не сказать мальчонке правду? — разъярился великан. — Ему нечего водиться с ненормальными! — смело ответил тот. — Может бы и выбил всю дурь из парня, вырос бы нормальным человеком, не то, что вы! Вы, все, больные ублюдки! — А ну не смей… *** Лежа вечером на своем матрасе, в каморке, половину которой занимал чемодан с вещами, купленными на его, Гарри, деньги, которые у него оказывается были, мальчик тихо мечтал о том, как станет великим волшебником, назло дядюшке и тётушке, будет большим и великим магом, который победит всех Темных Лордов еще раз, даже тех, чье имя пока выговорить не может, снова, для острастки. И становилось так легко от мысли о том, что где-то там, так близко, но так далеко, есть такие же как он, такие же ненормальные, которые живут своими большими семьями ненормальных, которые делают ненормальные дела и едят сделанную ненормальными еду. Даже те, которых он видел в пабе сегодня днем, показались ему милейшими людьми, такими гордыми за него и его достижения, которых он и вовсе не помнил. Может быть та зеленая вспышка, которую он видел в кошмарах, была чем-то магическим? Надо было спросить Хагрида о том, какие заклинания оставляют зелёные вспышки и молнии на лбу. Гарри перевернулся на другой бок, морщась от пружины, уколовшей в бок. А может быть у него там, за стеной ненормальности, есть настоящая большая семья. Да, Хагрид сказал, что его родителей убил злой волшебник, но может быть где-то есть другие дядюшка и тетушка, которые с добрыми улыбками будут смотреть, как он, жаждая помочь, протирает тарелки, вырывает только нужные сорняки, и улыбается им в ответ. Только почему они его не забрали тогда? Наверное, все же нет там никого. Но ничего, он обязательно найдет себе друзей, настоящих, тех, которые не будут за ним бегать, как Дадли. И не будут мять ему бока при первой же возможности. Он обязательно найдет себе друзей и будет любить их. И весь магический мир будет любить его. Гарри счастливо улыбнулся, вытягивая прижатые к груди ноги, и, обняв одеяло, закрыл глаза. Сегодня ему не снилась зеленая вспышка, а только прекрасный магический мир, который будет ему рад.