Мой капитан

      Если ты не выполнишь приказ, то явится другой и выполнит его как положено. Истина проста. Всегда можно отыскать более удобную и покладистую замену. Мне сложно в этом признаваться, но я раздумывал над тем, чтобы приспособиться к устоям предложенного порядка, приноровиться, принять гнусные правила. Я прекрасно понимал, что, поступившись принципами, смогу повлиять на происходящее. Эта мысль преследовала меня, стала моим рациональным знанием, но в идею ей превратится все же было не суждено. В моей новой реальности пытаться стать хорошим немецким офицером означало быть крайне дрянным человеком. И если чувствовать себя причастным тяжело, то еще сложнее осознавать полное неконтролируемое бессилие, чувство вины, приводящее к изнеможению. Действительность была настолько искажена, что истинных виновников невозможно было разглядеть даже при самом ярком свете.       Еще до всего того ужаса, что обрушился на Идалино, мне представилась возможность убедиться в том, насколько разрушительным может стать самовнушение. Однако теперь я понимаю, что сильнее всего оно ударило вовсе не по мне. Для Веры все было во сто крат серьезнее. Я не мог знать, какими ценностными суждениями она руководствовалась, но меня удивило ее решение встретиться со мной. Вспоминая сегодня тот разговор, мне хочется верить, что она смогла себя простить.       Вера больше не появлялась в комендатуре после моего спонтанного визита к ней домой, но в один из вечеров подстерегла меня у машины, притаившись за углом соседнего здания. Я догадывался, что заставило ее прийти ко мне, и предложил ей переговорить в машине. Покидая салон для вынужденного перекура, Шульц понимающе улыбнулся: он был уверен, что у меня роман.       Вера знала о провозглашенном ультиматуме и намеревалась признаться Руделю в том, что была связана с подпольем. К счастью, на момент нашего разговора мне довелось лично убедиться в подлости и коварстве выдвигаемых требований. В офицерском клубе Рудель был предельно откровенен.       — Вам нет нужды жертвовать собой. Жителей Идалино не пощадят в любом случае, — сказал я ей.       — Почему вы так уверены, герр капитан? Почему вы уверены, что ничего нельзя сделать? — она была издергана, ей тяжело давалось каждое слово. — Мне страшно, но я должна...       — Вы ничего не должны. Вас или кого-то, кто с вами связан, всего лишь ставят перед выбором, которого не существует. Именно поэтому лучшее, что вы можете сделать, — хранить молчание.       Ее не убедили мои слова; однако меня успокоила ее уязвимость. Она искала помощи и совета, а значит, ей незачем было меня ненавидеть. Я был рад, что она доверилась мне. Ее угнетала личная причастность к происходящему, и она искала заступничества и совета. Мне льстила подобная искренность и казалась оправданной пугающая откровенность, но я не имел права ими злоупотреблять.       — Нет, вы не понимаете, как больно это сознавать... Я не хочу, чтобы они погибли из-за меня. Я этого не вынесу! — ее голос дрожал. — Мне казалось, что я сильнее, но… этого я не вынесу…       Мне было мучительно ее жаль. Она не заслуживала столь тяжелого бремени. В другой ситуации я себе подобного не позволил бы, но в тот момент я прикоснулся рукой к ее щеке, побудив посмотреть мне в глаза.       — Вера, если случится худшее, то вовсе не по вашей вине. На этой войне нет никаких правил. — Я пытался ее успокоить и опасался, что она натворит глупостей, заявившись к Руделю, поэтому продолжил: — Возвращайтесь к себе. И… лучше вам все же покинуть город. Я выпишу вам разрешение и сделаю пропуск.       Она не отдалилась и не отвела мою руку, но голос ее стал тверже:       — Вы ведь наверняка хотите знать всю правду до конца. Это я взяла те документы из вашего сейфа и сделала копии. Сейфов было несколько. Их лично заказал Ланге: все одинаковые, но с разными замками. Я смогла сделать дубликаты ключей от каждого. Когда стало известно, что прибудет новый комендант, мне лишь необходимо было проследить, каким именно сейфом он решит воспользоваться. Кстати будет сказать, что вы выбрали самый надежный вариант, герр капитан.       Ее прямолинейность заставила меня отстраниться. Рудель перебрал все версии, но до подобного не додумался. Схема была не так уж и сложна, по правде говоря. Однако ее окончательное признание не произвело на меня сильного впечатления.       — Через связного я передала сведения в партизанский отряд. Никто — вы должны это знать — никто из отряда не был связан ни с кем в Идалино, так что кровь тех людей будет и на моей совести…       Уверен, она размышляла над тем, что можно было предпринять. Я подозревал, что ее убежденность была лишь гипотетической. Партизанские формирования в тех краях были многочисленны, но в те дни у них не было достаточной силы в людях и оружии, чтобы помочь жителям деревни. Беларусь была оккупирована полностью, от края до края, и партизанским отрядам приходилось уходить в непроходимую глубь лесов и болот, чтобы иметь возможность укрыться от огромного количества шуцманшафтов и зондеркоманд, безостановочно прочесывающих местность. Устроить диверсию на дороге не то же самое, что принять бой с вооруженным до зубов эсэсовским отрядом.       — Вера, они все равно сделают, что задумали. Никакого наказания за убийство тех офицеров не последовало, и сейчас в управлении жаждут исключительной расплаты.       Тогда я едва не потерял уверенности в том, что мне удастся ее убедить.       — Я шла не за тем, чтобы вы меня отговаривали. Вы считаете меня настолько малодушной?       — Отнюдь!       — Сейчас все выглядит совсем иначе, но вы должны понять: я устала от пустых и бесполезных жертв.       Вера хотела гарантий и решила, что я смогу их предоставить, но даже если бы это было мне под силу, я солгал бы ей. Однако она была честна со мной в тот момент, и я без обиняков, не прибегая к намекам и иносказаниям, решил разъяснить ей истинную суть условия, на которое она возлагала свои последние надежды. Она долго молчала, опустив глаза, но мгновения рядом с ней казались мне наградой.       — Почему вы ничего не предприняли в отношении меня, герр капитан? — внезапно спросила она. — У вас было достаточно доказательств. Теперь же еще больше.       — Я вам не враг.       Она посмотрела мне в глаза, и я заметил в ней игру чувств, словно вспыхнувшее огниво. Ей определенно было некомфортно от обнаруженных внутри себя открытий.       — Знаете, мне бы очень хотелось вас ненавидеть, Герхард. Это было бы понятно и естественно — так, как должно быть…       Мое имя, произнесенное ею, прозвучало неожиданно. Вера никогда прежде не обращалась ко мне так, но в тот момент мне казалось, что это единственное, чего я желал. Она буквально выбежала из машины и заспешила прочь.       После всего, произошедшего позднее в Идалино, я знал, что последствия не заставят себя долго ждать. Времени становилось все меньше, а мои чувства к ней все сильнее, но я ни на что не имел права. И пусть мое сердце преисполнилось горечи, я запретил себе думать о большем.