Не задавая вопросов

Йошиока Мамору вообще никогда не задавал вопросов. Работал как следует: молча. Порой даже не думал, что делает, а просто стоял на одном месте, то глядя влево-вправо и вверх-вниз, то прислушиваясь к звукам вокруг. Вообще-то, по большей части даже прислушиваться и смотреть не надо было. Вокруг густой лес да редкие звуки изнутри бетонной коробки «Когтя». Всё это в какой-то момент стало достаточно привычным, чтоб рабочий день заключался в любовании одним и тем же лесом, обсуждении с коллегой цен на автозапчасти, курении, обсуждении курса валют и политики. Любой политики кроме политики «Когтя», разумеется. Может они бы были и рады обсудить её, да только оба ни черта не понимали: за стенкой что-то происходит магическое-экстрасенсорное, иногда люди кричат, а иногда выносят длинные черные мешки. Но, так-то, это не его дело. Ему платят достаточно большие деньги, чтоб единственным вопросом было «когда перерыв», ну или на крайняк «почему он опаздывает на смену, я хочу домой». У Йошиоки Мамору впервые появились вопросы, когда он очнулся посреди темной комнаты где-то в здании. Первым вопросом было «аааа?», вторым «блять?» и третьим — «где?». Тело нещадно ломило, Мамору едва ли мог крепко стоять на ногах и поднимать руки. Было ощущение, что он в каком-то яростном бреду сутки — не меньше — без перерыва таскал тяжести, танцевал с ними, а между делом еще спрыгнул с крыши и зачем-то сломал себе пару ребер. А ещё жутко ныли скулы — будто бы он несколько часов зачем-то улыбался во все 32 (уже 31) зуба, скалился и просто делал вещи, противоположные его сущности. Что-то вроде сальто назад, рукопашного боя и всё такое. И он бы, наверное, мог еще вечность жаловаться на каждую частичку своего тела, потому что болело вообще ВСЁ, и пугало то, что он не помнил вообще ничего. Как он здесь оказался, почему всё болит? Почесав затылок, он обнаружил то, что странным образом не заметил сразу. Сжал пальцами и громко — как никогда в своей скучной жизни — проматерился во весь голос. Кусочек уха. Отсутствовал. Мягко говоря. Мамору приложил руку ко лбу, другой отковыривая засохшую кровь и думая, выплатят ли ему страховые за эту травму. В конце концов, слышать он все еще слышал. Наверное? Вокруг было слишком тихо, чтоб понять масштабы нанесенного его телу мистического — не иначе — урона. Привыкнув к ноющей всепоглощающей боли, Йошиока неспешно поковылял по коридорам, которые видел впервые в жизни. Здесь только-только улеглась цементная пыль, а через редкие куски потолка на полу приходилось перелезать, терпя ломоту конечностей и стараясь не взвыть. То тут, то там откуда-то торчали конечности — люди в странной форме… кажется, это местное «низшее звено». Они тут как прислуга? Или как пушечное мясо? Судя по тому, что одному из них размазало голову по стенке отдельно от туловища — скорее второе. Но лучше не иметь никаких вопросов. Он был привычен к этой истине достаточно долго, чтоб, прикрыв глаза и зажав нос рукой, перешагнуть труп, пытаясь найти выход на улицу где-нибудь пониже обвалившегося потолка. Ползти по стенке было бы слишком запарно, да и изнеможение давало о себе знать, делая разум мутным, а ноги — ватными. Мамору сел на кусок бетона и опустил голову, позволив себе отпустить ещё несколько самых грязных матерных слов и в сторону «Когтя», и в сторону себя самого. Как по-идиотски было попасться на… что-то. А что было-то? Опять вопрос. Йошиока потер переносицу, помня только как привычную тишину вечера разрушили сначала голоса, а потом — что-то странное, длинное, яркое. Это что-то протащило его по ступенькам и траве, а дальше — темнота и что-то слишком-ярко-зеленое-для-кроны-дерева. Ёкаи всё-таки существуют, наверное. Мамору подумал об этом и решил смириться: да, его просто околдовал ёкай и потом что-то случилось. Последствия работы рядом с эсперами. А сейчас он жив и идёт домой спать, не задавая больше ни-ка-ких вопросов. Поднявшись, Мамору поковылял дальше по коридору, вскоре находя обвалившуюся достаточно сильно, чтоб перелезть, стену. Вышел. Закурил. Подумал, что надо бы взять отпуск.

***

Йошиоке Мамору платили достаточно много, чтоб он не задавал никаких вопросов даже когда ему сказали, что места, где он работает, больше не существует.