Пора бы уже начать себя уважать, бэй-бэй.
— Не воспринимай всерьез то, что было сказано мной ранее, — и действительно, будто в самом деле ничего ужасающего не происходило, он целует влажно острую скулу Тартальи. Крышка инструмента хлопает и ломает кости пясти Аякса. Что-то юноши кричит и просит сбежать, хоть раз прислушаться к себе. Сердце притащило Аякса в этот Ад и заходится отчаянным воплем теперь, не зная куда деться. — Не воспринимать те ужасные вещи, что ты мне сказал? — Чжун Ли морщится. Он не любит правильные вопросы и еще больше не любит отвечать на них. — Я не хотел, бэй-бэй. — Но ты говоришь, что я должен верить тебе. Утром ты об одном, буквально уничтожая меня, а после извиняешься. Так во что я должен верить на самом деле? — Аякс хочет отодвинуться, но Чжун Ли держит за талию крепко, игнорируя отбрыкивания юноши. — Сегодня убили Синьору и Капитано, я расстроен и убит горем, — дамбу прорывает и Тарталья выпускает наружу то уродливое и неряшливое, что пытался скрыть от глаз Чжун Ли. Аякс так старался быть хорошим для него. — Мне жаль, — мужчина выглядит действительно сочувствующим, но Тарталье хочется разрыдаться. — В нашем мире бывает такое, — он успокаивающе гладит Чайлда. Это он сделал. Он убил, а прикидывается невинной овечкой. Волк освежевал зверя и надел шкуру не по размеру. Но как же умело он притворялся. — Я соболезную, мой милый, — Чайлд чувствует, что задыхается от всей это лжи, лицемерие и двуликость уничтожает его по крупицам. — Сегодня у тебя был тяжелый день, поспи, — и целует в лоб привычно. Но от этого у Аякса не толпы мурашек разбегаются по телу. От этого Аякса страх животный проглатывает целиком. Чайлд улыбается разбито. Чжун Ли забылся крепким сном, его лицо расслабленно и умиротворенно, даже вечная складка на лбу исчезла. Аякс не может поверить, что этот человек убил членов его семьи столь жестоко. Ты должен убить его. Юноша достает припрятанный пыльник и подносит к горлу мужчины. Взмах — и Чжун Ли умрет в постели. Умрет и Чайлд окончательно разобьет себя в клочья. Он полюбил врага. Человека, что был мил и обходителен с ним, одаривал вниманием. Глубоко вдыхая, трясущейся от нервов рукой он намечает место удара, но дрожащие ресницы мужчины и легкая улыбка — все это уничтожает юношу. Тарталья лезвие приставляет к коже и уже ощущает, как оно плоть оцарапывает, но решающее движение все никак не может сделать. Скорбные слезы катятся по щекам и он запрокидывает голову, также крепко сжимая пыльник в пальцах. Нож словно раскаленное олово обжигает. Чайлд гладит лицо мужчины, а перед глазами вспышки кровавые и ужасающие. Сколько бы ненависти у юноши не хранилось в ящике Пандоры, он все еще надеется проснуться от кошмара наяву и понять, что Розалина и Гунне живы, а Чжун Ли... — Что ж, — говорит сиплым голосом Ли, не размыкая век. — Ты разочаровал меня, мой милый, ты был натравлен Снежаной, и это была весьма глупая рокировка, — господин Ли перехватывает кисть Аякса, выбивая оружие. — Даже с такой простой задачей не справился, бэй-бэй. — Чжун Ли, я... — глаза Тартальи распахиваются от ужаса. — Прости меня. — Я не держу обид, в нашем мире подобное случается чуть ли не ежедневно. Жены травят мужей, мужья убивают любовниц, — Чжун Ли сильнее сжимает чужое запястье, сталью во взгляде нанося две тысячи ножевых прямо в грудину. — Мне больно, пожалуйста, Чжун Ли. — Так и должно быть, Аякс. Когда попытка кого-то прикончить выходит неудачной, велика вероятность, что под прицелом окажешься уже ты. Впрочем, незачем мне сейчас распаляться, я передал в твои руки все козыри, но даже так ты остался в дураках, — мужчина поджимает губы. — Печально, что мальчик так ничему и не выучился, — он отталкивает юноши и тот летит на пол, ударяясь об угол тумбы, рассекая лоб. — Дай мне уйти, — юноша сжимается в комок от ужаса, холод пробирает до костей. Он ощупывает пальцами рану, пытаясь вытереть застилающую глаза кровь. — Я уйду и забуду обо всем, — инфантильность сквозит в каждом произнесенном Аяксом слове. Чжун Ли ухмыляется. — Ничего нет приятнее, как оборвать с вороны павлиньи перья и доказать ей, что она принадлежит к той породе, которую вздумала презирать. Понимаешь, я не могу просто отпустить тебя, — он щелкает пальцами и Аякс отползает в самый угол. — А сколько было гонору, все сдуло, поймать не успел. Теперь здесь я ставлю условия. С тебя хватит, — Чжун Ли обхватывает окровавленное лицо пальцами, морщась брезгливо. — Я думал ты поумнее будешь. Приехав в Москву, я заранее знал, что Снежана натравит на меня своих ублюдков и оказался прав, — он тянет Чайлда за грязные рыжие волосы, поднимая на колени. — Мелкая сука, — бьет наотмашь коленом по подбородку. — Мой дорогой Аякс, ты жив только потому что я так захотел. А могу и в Чечню отослать. Хочешь? В Чечню? — Улыбается мужчина. — К брату. — Я верил тебе, — Тарталья задыхается. Он словно шут висящий на потешном столбе. — Ты всегда делаешь поспешные выводы, Аякс, — закатывает глаза мужчина. — С тобой было весело провести время, но жертвовать всем, что я выстраивал годами — было бы глупо, ты того не стоишь. Ничего личного. — Так убей меня. Убей! — Сейчас ты представляешь ценность. Убью — Снежана пришлет еще шавок, и так до скончания веков. Время — моя валюта, — напоминает истину. — Смотри на меня. Смотри мне в глаза и слушай, — шипит Ли. — Я вижу тебя насквозь. Слишком высоко забрался, постарайся удержать равновесие и не упасть, — тянет мужчина ехидно. — Ты приведешь ее ко мне. Приведешь Снежану сюда. Поводок на шее Аякса затягивается все сильнее, а нити опутывают конечности до синевы. Тут выход лишь один: слепо следовать за ведущей рукой. — Я этого не сделаю, — юноша дергается в сторону, пытается оттолкнуть мужчину и освободиться от цепких рук. Чжун Ли устает от этих трепыханий и вынимает из тумбы Colt, и даже не целясь особо, пускает пулю Аяксу в низ живота. Так, чтобы остался жив и вдоволь намучился. — Блять! — Вскрикивает Тарталья от боли. — Я многое спускал тебе с рук, но и моему терпению придет конец в скором времени. Нет ничего вечного, пойми уже наконец, если не я, так кто-нибудь другой разрушил вашу псевдо-империю. Можешь и дальше продолжать цапаться. Все здесь будет принадлежать мне. — Я не принадлежу тебе, Чжун Ли, — рычит юноша. Воцарившаяся в России безнаказанность , которой упивался Чайлд, сейчас оборачиваются против него. Город, что растасканная по кирпичикам пирамида, каждый искалеченный временем человек пытается прибрать к своим рукам побольше и покрупнее. Это не выбор, как когда-то думал Аякс, и вовсе не свобода, а попытка выжить. — Принадлежишь, я слишком много времени потратил на тебя, — скалится мужчина, отвешивая пощечину. Кожа краснеет болезненно, опухая с каждой секундой все сильнее. — Так что сделаешь все, как я скажу. И сейчас Чжун Ли бьет юношу по лицу, оставляя на его бледном лице фиолетовые уродливые синяки. Но Тарталье кажется, что каждый удар — это нежный поцелуи крыльев бабочек, вырвавшихся роем из сквозной раны на животе. В глазах господина Ли исключительно безразличие и наслаждение собственной властью, а Аякс улыбается окровавленными губами и целует его голые ладони. Он целует его душу, омерзительную и пахнущую бензином, пачкая собственными слезами. Уютный дом Чайлда сгорает в огне и все вокруг залито топливом, и те самые бабочки бьются отчаянно, падая замертво с истлевшими малахитовыми крыльями. А аленький цветок и вовсе не аленький, просто незабудка кровью пропитанная. Юноша дрожит всем телом, вовсе не ощущая боли. Лишь адреналиновое счастье. Он выпрашивает желанные поцелуи мимо лица. Он выпрашивает поцелуи, но вместо этого получается еще одну пощечину. — Ты просил моей любви, — мужчина мажет большим пальцем по разбитому лбу, и словно священник окропляет Аякса его же кровью. — Так прими ее. — "Я люблю", — Тарталья закрывает глаза и последние силы вот-вот покинут его. — Скажи это. Пусть даже это будет ложью, — он поджимает колени под себя. — Скажи, — и хватается за испачканную рубашку Чжун Ли. — Пожалуйста, скажи, что любишь меня. — Я не закрываю гештальты детей не получивших любви, бэй-бэй. Я не буду тебя жалеть и распаляться в речах о вечном, — улыбается кафельными зубами господин Ли, пока Аякс разбивается вдребезги. — Ты не заслужил моей любви. И ничьей другой — тоже. Это самое настоящее насилие и Чайлд закрывает уши, чтобы не слышать слов. Но буквы и фразы топят юношу в лужах и заставляют хлебнуть грязную воду.Ты не заслужил любви.
— Разве ее надо заслуживать? — Шепчет Аякс. — Таков удел русских принцесс. Изможденный, Аякс криво усмехается Чжун Ли. Он желает продолжить борьбу, желает встать на ноги и, возможно, все же вонзить в мужчину нож. Но сил противиться больше не осталось. Тарталья сдается и приклоняет голову. Смиренный. — Посиди здесь и подумай, бэй-бэй, так или иначе, Снежана будет здесь. — Так зачем мне стараться? Выдумывать обходные пути, чтобы привести Царицу к тебе, — шепчет Чайлд. — Я не хочу, Чжун Ли, не хочу. Мужчина выходит из комнаты, пожимая плечами. Аякс не думает, что выберется из этого дома уже никогда. И лучше он останется верным хотя бы ей, своей госпоже, чем предаст и разрушит все окончательно. Он открывает глаза, когда ощущает руки Гань Юй, бинтующую марлями рану. Девушка невероятно спокойна, будто ей каждый день приходится разбираться с той грязью, что оставил после себя Ли. — Почему? — Сухими растресканными губами молвит юноша. Секретарша и ухом не ведет, лишь торопливо старается закончить возню. — Почему, Гань Юй? — Вы глупы, — говорит она тихо. — Глупы, потому что позволили себе поставить чувства выше долга, — нежные черты лица заостряются, девушка вся — словно ангел спустившийся с небес. И Аякс у нее в немилости. — Господин этого не любит. — А что же любит твой господин? Гань Юй улыбается очаровательно и помогает юноше лечь в постель. Она чем-то отдаленно напоминает Тоню. — Я хочу попросить тебя, — Тарталья ждет одобрительного кивка. — Принеси мне лист и ручку, пожалуйста, а затем передай кому-нибудь из Фатуи. Они знают куда и для кого. — Простите, но без позволения господина я не смогу. — Пожалуйста, Гань Юй, я умру, а моя семья даже не узнает что со мной случилось, — он удерживает ее за предплечье, продолжая упрямиться. — У тебя ведь тоже есть родные, Гань Юй, пойми меня. Девушка метается, это видно в ее чистых глазах, а затем, под самое утро, и впрямь приносит какой-то огрызок и исписанный до огрызка карандаш. Дрожащей рукой Аякс, как можно мельче, выводит буквы, стараясь не смазать графит."Здравствуй, милая Тоня. Я пишу тебе на последок о том, что сжирало меня все это время. Прости, что не смог защитить тебя, братьев и нашу маму. Прости, что не сказал раньше о том, на кого работаю. Хотя, что-то мне подсказывает, вы и сами догадывались. Дорогая сестренка, запомни меня смелым и веселым, запомни меня таким, а не телом с посмертной маской на лице. Все деньги, что были я отдал матери, а остальные спроси у Панталоне. Высокий господин в уродских очках, в Московском муниципальном, что на Кузнецкой. Это для вас. Знай, что я любил вас всех до самой смерти. Любил вас и одного плохого человека, который, на деле, ни стоил и гроша. Я прошу тебя не связываться с такими людьми. Знай себе цену и не пытайся изменить свою суть, чтобы понравится кому-то. Не плачьте обо мне, это не к чему. И отца никогда не слушайте. Твой верный рыцарь."
Аякс роняет скупые слезы на бумагу, слова местами расплываются и он сильнее давит на грифель, раз за разом обводя по новой. Рассвет за окном кроваво-красный, словно предвещает о скором конце света. Голубое небо, невероятно теплое и накрывающее землю пуховым одеялом — это вселяет ужас. Тарталье страшно. Для него эти часы возможно последние, он как больной пес бьется головой о стену, пытаясь унять боль. Пока он прощается мысленно с семьей, там, за окном, веселятся пьяницы прокутившие всю ночь, где-то просыпаются люди. А Аякс не может закрыть глаз — потому что может их больше и не открыть никогда. Чайлд чувствует, что Царица явится. Если не она, то Пьеро. Это безразлично, каким бы замечательным бойцом ни был Алрик — он будет окружен и уничтожен. Чжун Ли, кажется, действительно Бог спустившийся с небес. Его не достать, если мужчина этого сам не пожелает. Господин Ли жестокий и безжалостный, он забирает то, что дорого другим и иронично посмеивается. Чжун Ли ужасен, но Тарталья не перестает его любить по взмаху волшебной палочки. Под шум дюжины пар ног юноша сжимается в комок, утыкаясь лицом в колени и не обращает внимания на ломящую кости боль. Вот так он жил и так он умрет. Рабом или бунтарем — умрет глупым безрассудным Аяксом. Тарталья не знает сколько он находится здесь. Рана гноится и печет, он видит, как кривится лицо Гань Юй, когда девушка меняет повязки. Ее хочется погладить по голове успокаивающе и отпустить на все четыре, лишь бы не издеваться над секретаршей. Аякс спит большую часть времени, юноша чувствует слои грязи и крови на теле и знает, что неприятно пахнет. От его былого лоска ничего не осталось и Чжун Ли, что заходит изредка, бросает укоряющие фразочки. — Знаешь, — мужчина складывает руки на груди. — Я отправил в среду, кажется, сообщение Снежане от твоего имени, надеюсь, ты не против, — и одаряет Аякса взглядом переполненным ехидства. — Попросил явиться лично и она должна прислушаться, ведь ты ее любимый ребенок. Так говорят о тебе в кругах Фатуи. Снежана удивительная женщина. Столь разрушительную глупость я подмечал только у тебя. Ну, яблоко от яблони, — он проводят пальцем по пыльным корешкам книг стоящих ровным рядом на огромном стеллаже. — Почитать тебе на ночь? — Почитай. — Что ты предпочтешь, бэй-бэй, Достоевского или, быть может, Акутагаву? — На дух не переношу Федора Михайловича, — хрипит юноша, подтягивая подушку под затекшую поясницу. — Желаешь поразмышлять над темой "второго шанса"? — Мужчина достает с полки тонкую книжечку с истрепанными страницами. — Учти, что тебе паутинку никто не протянет. — Неужто ты мнишь себя Буддой, что дал мне возможность выбраться из Ада? — Заливается смехом Тарталья. — Я бы предпочел быть лотосом у твоих ног. — Как жаль, что мы не в праве выбирать роли, — Чжун Ли вскидывает подбородок и обращается в слух. Подлинное величие длиною в момент. Аякс поступает также, слыша громкий скрежет металлических ворот. — О, как раз вовремя, — улыбается Ли Чайлду. Раздаются выстрелы, тяжелый топот и выкрики на китайском языке. Чайлд приподнимается на кровати и с безумными глазами наблюдает за тем, как господин Ли приковывает юношу к металлическим прутьям кровати. — Зачем? — Юноша пытается слезть, дергая закованной кистью. — Чжун Ли, зачем? — Он облизывает пересохшие губы. Но мужчина молчит, не отводя взгляда от входа. Замер в предвкушении и напряг каждую мышцу, словно хищник, готовящийся напасть на жертву. В коридоре слышится пистолетная очередь, а затем в звенящей тишине — цокот каблуков. — Ну здравствуй, Моракс, — выплевывает Царица, снося дверные петли. Она стоит на пороге комнаты визави Чжун Ли и направляет Glock на мужчину. — Не стоило мне надеяться на Тарталью, все приходиться делать самой, — низ ее белоснежных брюк в густой крови, куски мозгов прилипли к штанинам, Чайлда едва не выворачивает. Желчь собирается в горле. — Неужто ты надеялся, что я не пойму? Думал, что так умен, — женщина закатывает глаза. — Так гениален, что обведешь меня вокруг пальца. — Снежана, ты сообразительная женщина, я всегда восхищался тобой, — Чжун Ли плавно поднимается со стула. Царица взмахивает пистолетом в руках как бы говоря: двинешься — и будешь убит. — Но ты, зная меня, по прежнему следуешь наивно за брошенным куском мяса. — Твои люди убили трех моих, ты должен мне жизни, Моракс. — Мне думалось, ты не мараешь руки. В прочем, ты уже хватила лишку, устроив кровавую баню, — Тарталья хочет закричать. Он видит как за спиной Царицы маячит темная фигура. Он хочет закричать, но Чжун Ли бросает на него взгляд и качает головой предупреждающе. Аякс смеживает веки. — Ну что же, я был рад нашим теплым вечерам за чашкой чая. В тело женщины попадает пуля. Царица пораженно смотрит на расползающееся по рубашке алое пятно и дрожащей рукой стреляет. Мимо, гильза бьется о грязный пол. — Ублюдок, — она падает на колени и жмурится. — У вас в России говорят "Собаку съел, а хвостом подавился", теперь я понимаю смысл этой идиомы, — и стреляет напоследок, прямо в череп Царицы. — Что же, пора возвращаться домой, — мужчина кивает Сяо и оборачивается на Аякса. — Прощай, мой дорогой Аякс. Прощай, бэй-бэй. Тяжелая комнатная дверь хлопает, а затем в скважине скрежещет ключ. Чжун Ли уходит, оставляя прикованного наручниками Чайлда один на один с трупом Снежаны.Раздается отчаянный крик.