***
С того момента прошло слишком много времени, но прощение так и не пришло. Дарен обходил Лёшу стороной, закрывал двери перед ним и не желал слушать пустых оправданий. — Дарен, не уходи! Мне тяжело справляться со своими мыслями, но я стараюсь быть таким, как раньше. — Лёша говорил торопливо, а его голос надрываться, как когда-то у Дарена. — Таким, как ты хочешь! Мне важно, чтобы ты был рядом! Дарен согласился дать ему пять минут на разговор, но всей душой жалел об этом сейчас. Все эти слова ранят сильнее, вбивая гвозди в сердце и в крышку гроба. — Не делай одолжение. — Краснодар изо всех сил старается, чтобы его голос был ровный. Парень старался показать свое равнодушие, будто он не собирался после этого разговора закрыться в квартире на несколько часов, и выплакать всю свою боль. — Если ты не понял, я уже ничего не хочу. Мне надоело тебя спасать. Дарен закрывает дверь своей квартиры, слышит Лёшина «Прости меня, братец», и убегает как можно дальше от двери, чтобы Ростов не слышал его рыданий.***
Московский закончил собрание округов буквально пять минут назад и Лёша планировал уже уходить, когда заметил Гришу, Рахима и Вильгельма возле кабинета Московского. Рядом с ними стоял Александр Петрович и что-то объяснял, жестикулируя руками. Его брови были нахмурены, а движения слишком скованы для изящного потомка Романовых. Донской решил узнать, причину такого собрания, когда дверь кабинета Московского открылась и столица выглядел намного серьезнее, чем на собрании. — Что-то случилось? — Ростов обратился ко всем одновременно, начиная беспокоить вместе с ними. — Тебя это не касается. — раздражённо бросил Рахим. — Рахим. — осадил Астрахань Гриша и вздохнул. — Плохо всё, Лёш, плохо. — Не смягчай, Григорий. Заходите. — Московский пустил всех в свой кабинет и указал на диван. — Это переходит границы. Пострадало слишком много человек, несколько зданий уже разрушены по самое основание, службы не справляются. Леша затаил дыхание, не понимая, что и где случилось. Но если обеспокоен Михаил — значит город России. Если здесь именно эти города, значит только одно. — Что с Краснодаром? — этот вопрос был ничтожно тихим, но в гробовой тишине кабинета — это было слишком громко. Москва повернул компьютер к городам. На экране были ужасающие картины с разрушенными зданиями, на дорогах лежали трупы под белыми покрывалами, врачи бегали от человека к человеку, а на асфальте были дыры от ракет. — Боже. — Александр прикрыл рот ладонью, наблюдая за сменой кадров. — Центр разрушен, жертвы превышают тысячу человек. Мы не успели остановить беспилотников вовремя. — столица трет виски и отворачивает компьютер от застывших городов. — С Дареном сейчас Камалия, я отправил её туда несколько часов назад. Завтра я планирую поехать в Краснодар, но думаю, Дарен будет не рад такому количеству людей сразу, поэтому прошу вас не ехать к нему сейчас и, особенно, такой толпой. Лёша, кажется, умирает внутри.***
Дарен был сломлен. На правой стороне тела, от груди и до бедра, горели новые шрамы, а кашель с кровью мучал каждый день по несколько раз. Прошла неделя, а Кубанов, словно, не восстанавливался, а лишь умирал. Казалось, что каждый день полон агонии, когда брюнет ходил по центральным улицам своего города. Где-то на асфальте ещё осталась кровь, сотни цветов окружали обломки когда-то жилого дома, а разрушенный асфальт возобновлял звуки воздушной сирены. К Дарену приезжали многие, помогая одним своим присутствием больше, чем лекарства. Рахим, Гриша, Вильгельм, Камалия, Александр и Михаил. Но ни разу Лёша. Дарену было больно от мысли, что Лёше все равно. Но в первую очередь он винил себя за то, что отгонял его, строил стены и бросался с обвинениями. Дарену слишком сильно не хватает Лёши рядом. Родного брата. Опоры и поддержки. Кубанов помнит первый раз, когда сел на лошадь и слетел с нее через минуту, Лёша был рядом, поймал вовремя и показал как надо. Помнит, как Лёша учил крутить саблю, воровать яблоки, стрелять и стоять за себя. Лёша приезжал в сорок первый год и просто не бояться, обещал, что выиграют и будут жить также счастливо. Дарен ему всегда верил, доверял и следовал за ним. Никогда в мыслях и не было даже намёка, что Леша может сделать больно. Оказалось он может, но не специально. Очередной приступ кашля заглушает звук открывающейся двери. Когда Дарен открывает глаза и перед ним белая салфетка, дрожащие руки и родное, обеспокоенное лицо. Краснодар забирает салфетку и стирает кровь с губ, но печальные голубые глаза смотрят только в лицо напротив. — Дарен, я, — Лёша замолкает, когда его обнимают, крепко и боязливо. — Тяжело, когда твоя жизнь зависит от глупых людей, да, братец? — шепчет младший, прижимаясь ближе. Лёша обнимает в ответ, боится, что он исчезнет в его руках, словно мираж. С сердца кажется сваливается несколько тонн, но в будущем надо сбросить ещё столько же, рассказать все, извинится, понять друг друга. Лёша больше не упустит нужный момент. — Тяжело, но я буду рядом, чтобы никто из глупых людей не портил тебе жизнь, братец. — Лёша не отпустит Дарена ближайший час, а может и сутки. Леша больше не упустит Дарена.