Теплее солнца

      Стон прошёлся по квартире, но его затмил влажный звук поцелуя. Тяжёлое дыхание, зрительный контакт и нежные поцелуи везде. Как давно этого не было. Саша растягивал Московского уже двумя пальцами, покрывая шею блондина поцелуями и шептал какой Миша чудесный, невероятный и прекрасный. После Орды Миша боялся любого контакта с другим человеком, будь то лёгкое касание или объятия. Всё вызывало у Москвы жгучий страх и панику. И только спустя несколько столетий он смог довериться кому-то, позволил касаться себя, целовать. Любить.       — Ты как мечта, Миш. — прошептал Питер, нежно поглаживая чужую щеку. — Моя мечта.       Москва притянул Сашу к себе, целуя, запуская пятерню в кудрявые волосы. Романов отстранился и добавил третий палец, вызывая лёгкое шипение. Будто извиняясь, Саша начал целовать бледные плечи и не торопясь растягивал, минимизируя дискомфорт. Романов — это нежность в каждом действии, в каждом слове, в каждом взгляде. Он никогда не торопил, следил за любым изменением на любимом лице. А ещё он сидел вечерами, в самые плохие дни, рядом, не трогая, а просто показывая, что Миша больше не один. Ему не надо бороться в одиночку. И бояться в одиночку не надо. Саша нежный, чувственный, понимающий, любящий. Миша, как бы ни старался, не мог быть таким же открытым в любви. Иной раз сказать «я тебя люблю» сложнее, чем стоять в центре полыхающего города. Но Саша знал и понимал. Он видел любовь Миши в движениях, касаниях, взглядах или улыбках. Порой увидеть можно больше, чем услышать.       — Давай, Саш, я готов. — тихо выдохнул Московский, притягивая к себе за плечи Романова. Смотря в невероятно серые глаза.       — Хорошо, но ты мне скажешь если больно или некомфортно. Ладно? — Питер убрал пальцы, получая недовольный скулеж и слегка улыбнулся.       — Конечно, заря моя. — Миша шире развёл ноги и слегка ухмыльнулся.       Романов медленно начал входить, внимательно следя за прикрытыми глазами, трепещущими светлыми ресницами и слегка приоткрытым губам. Плавно войдя до основания, Саша остановился, вслушиваясь в тихий стон. Московский был невероятным. Светлые волосы разметались по подушке, голубые глаза приоткрылись и затуманено смотрели на Сашу. Глаза блондина были одной из самых любимых частей Саши в Мише, невероятно глубокие и яркие, но в тоже время такие холодные и потерянные.       — Двигайся, Саш, двигайся. — прошептал Миша, оглаживая плечо Романова.       Питер кивнул и медленно качнул бёдрами, слыша в ответ блаженный вздох. Медленные толчки, нежные поцелуи в шею, щеки, губы и самое главное любовь. Это был не просто секс, это чувство доверия. Ты веришь, что тебе не хотят причинить боль, а хотят дать тебе нежность. Миша тянул Сашу ближе к себе, ища контакт с человеком, которому он отдаст всего себя, все чувства и ту малую часть любви, которая осталась в Мише. Саша чувствовал, что уже на пределе и решил позаботиться о Мише, касаясь возбужденного члена, проводя сверху вниз в темп толчков. Москва кусал губы, стонал и слегка царапал спину Питера. Последние толчки и Саша кончает, тянет Мишу за собой в мир блаженства. Ложась рядом, Саша смотрит в глаза, которые пылают дымкой удовольствия, щеки слегка розовые от прошедшего возбуждения, а уголки губ слегка приподняты.       — Я люблю тебя, Саш. — тихий шепот, что позволено услышать только одному человеку. Саша нежно улыбается и притягивает ближе к себе.       — И я тебя люблю, моя великая столица. — Питер целует блондина в лоб и медленно засыпая.       Утром Саша просыпается первым и идёт на кухню, по пути замечая брошенные в коридоре куртки детей и разбросанную обувь. Романов весело хмыкнул и зашёл на кухню, замечая Дениса с кружкой кофе у окна. Выглядел сын, так сказать, не очень хорошо.       — Смотрю, кто-то хорошо погулял. — со смешком говорит Петербург, гладя сына по голове.       — Не только мы ведь. — с ухмылкой говорит Денис, отпивая кофе. Саша пропускает комментарий мимо ушей.