Приворотное зелье

-Чёрт окаянный! -от громкого возгласа, кажется, дрожат стены в светлице. Финист бранится последними словами, его голос гремит так, что того гляди сруб покатится. -Чего натворил, бес? А Казимир смеётся, запрокидывая голову. От души наслаждается своей мелкой шалостью, своей издёвкой. Сидит себе на лавке, пальцами в перстнях с каменьями постукивает по колену, ухмыляясь в чёрные усы, смотрит, как зло мечется Финист у порога, как натягивает толстое сукно порток вставший член брата -А ты приласкать себя не желаешь? -у него голос глубокий, вкрадчивый, с хитринкой, будто специально для чар и острот достался такой. Блестят бесовским огнём его глаза, пляшут черти во взгляде. Ох, как может заворожить этот взгляд неосторожного, с душой нараспашку человека. Казимир колдун тёмный опасный, а всё балуется, напуская на брата всякое. Финист замахивается, схваченной пустой крынкой, и с досадой разбивает её об пол. Силы немерено же, хорошо - чего страшнее не наделал. Запросто мог всю светлицу по брёвнышку разобрать и переломать. Но сдерживает себя. Только дышит тяжело, да и не от злобы это, а от желания плотской утехи, что ужом увесистым внутри ворочается -Да не помогает. Не спадает вовсе! -вот какое проклятье брат на него наслал, и нисколько ему не жаль. Только лишь посмеивается Казимир, складывая руки на могучей груди

***

Отвар в глиняной чаше жжёт пальцы, дымом пахучим травяным на них оседает. Без зелья заговор не снять. Словами его вселить можно, а вытянуть уже нельзя, он теперь в теле Финиста властвует. Гонится с кровью по венам заклятие, будоражит тело, помыслы. Будоражит и самого Казимира от того, что он видит в приоткрытую дубовую дверь. Неотрывно наблюдает, как ласкает себя Финист, усевшись, широко расставив ноги, на перине. В одном спущенном исподнем, ублажает себя, сжимая в другом богатырском кулаке край подушки. По крепкому телу Финиста скользят тени, перемешиваясь с бликами свечи. Они же путаются у брата в медовых растрёпанных кудрях, ласкают всполохами длинные ресницы, лобзают алый румянец на щеках и губы. Горят щёки и у Казимира. Казалось бы, привык к похоти, развратности, греховности мысли, чего стыдиться? А тут тушуется, как юнец. Сжимает в руках, не чувствуя, как обжигается, чашу с отваром. Облизывает губы, чувствуя в них зуд. Хочется сесть подле брата. На ухо, будто искуситель, нашёптывать похотливое слово, направлять, не касаясь. У Финиста стон низкий срывается с губ, весь он напрягается (вострым взглядом Казимир видит, как под кожей мышцы бугрятся), дышит часто. Что ему в мыслях видится, когда вот так крепко водит кулаком по напрягшемуся толстому члену? Финист голову чуть назад откидывает, оглаживает ладонью широкую грудь, живот подтянутый. И крупная дрожь его бьёт, приятная истома вскипает под кожей. И никак, никак ему не догнать юркое изворотливое удовольствие, которое вырвало бы этот тягучий измучивший жар из тела Но лекарство у Казимира в руках. Он знает, что не поможет брату сладкая нега, которая укрывает его мягко и тягуче обволакивает тело. Не принесёт она ему облегчения.Видно, как Финист обессиленно падает на перину, незапятнанной в семени рукой проводит по лбу, смахивая испарину. И сам Казимир, в сокрывшей его темноте коридора, ухмыляется хитро, глядя как орган брата снова крепнет, наливаясь желанием "Не так просто тебе будет, братец, зелье получить"