Дорога на дно

      Обучиться языку современной Ителеи для Тэхёна оказалось проще, чем заставить себя думать о Чонгуке, как о «друге с привилегиями». Настал период злости на себя, на своё бессилие перед инстинктами, слабую волю и скудный багаж знаний про жизнь современного мира. Непостоянство настроения, повышенная раздражительность и бесконечные недовольства мелочам настигли Чонгука и Тэхёна на пути в соседнее поселение. Чонгук несколько часов взглядом ищет чокнутого гомункула с костями, но прислушаться к округе мешает нервозность Тэхёна, из-за которой он чешется и повышает голос. Едва выкрикнет что-то, сразу замолчит, поправит множество раз дёрганный рукав, фыркнет и стиснет зубы в попытке успокоиться. Он сдерживает в себе желание орать на всю империю, криком умоляя помочь вырвать из груди беспричинную агрессию. Иногда получается её подавить, но неосознанно. Пока Тэхён не напоминает себе про контроль эмоций, раздражение ощущается меньше. Стóит о нём подумать, как сразу будто включается рубильник, который требует лишний раз проверить умение сдерживать наплыв негатива в мыслях и душе. И Тэхён его не сдерживает. Раскалëнные эмоции мелкими букашками щекочут спину, заползают за шиворот и бисером рассыпаются по плечам, и Тэхён чешется как заразный. Чонгук тоже периодически срывается на крик, затем уходит в сторону и рубит мечом кусты.       После трёхчасовой нервотрёпки, Чонгук вложил меч в ножны и больше к нему не прикасался, потому что сражение с кустами не приносит пользы, но пагубно влияет на лезвие. В поселении должна быть кузница, в которой кузнец приведёт в порядок меч, но Чонгук не доверит оружие ителейцу, равно, как и не отойдёт от Тэхёна ни на шаг.       Ссоры ссорами, обиды обидами, а потерять из вида вампира разум гомункула отказывается. Чонгуку кажется это очень странным — ощущение себя гомункулом, и он бы посмеялся над нелепостью желания своего рассудка, если бы не знал, что оно прилипло надолго. «Разум гомункула» — анекдот в двух словах. Тупые двуногие «овощи» внезапно получили статус разумного создания, и их сознание поселилось в голове Чонгука. А раньше он руководствовался только инстинктом и делал попытки его изучить. Сейчас он наконец-то принял себя как гомункула, даже совместил его с полученным за четыре сотни лет жизненным опытом, но первоначальные инстинкты всё ещё тщательно охраняются подсознанием.       Когда Тэхён по-детски попрыгал на месте, сгоняя внутреннее напряжение физической активностью, Чонгук остановился и посмотрел на свою ладонь, словно заново принимая своё тело, в котором заключён гомункул. Или гомункул — это не сознание, а только тело? Странные вопросы навеяли непривычное ощущение себя как кого-то особенного. Раньше Чонгук не выделял себя из числа людей, а сейчас он особенный, потому что рядом вампир. Потребность быть для господина всей вселенной подавила желание стать человеком, и Чонгук сжал губы до тонкой полосы и почувствовал отголосок досады. Мечта стать человеком скрылась во тьме паршивого характера разумного гомункула и ожидает, когда вампир вернётся в свой век. Когда Тэхён перешагнёт черту своего мира, Чонгук обязательно вытащит мечту из пыльного угла, стряхнёт с неё мусор и продолжит за ней следовать. Необходимо всего лишь избавиться от Тэхёна.       — Мне надо время, чтобы прийти в себя, — Тэхён лёг на спину, отбросил сумку на метр и раскинул руки.       — А оно у нас есть? — Чонгук присел возле него и посмотрел, как обычно, на губы, после чего сразу перевёл взгляд в сторону и принялся выдёргивать колоски из случайного пучка травы. — Видим мы многое, но слепые будто от рождения.       Тэхён оживился, перевернулся на бок и попросил рассказать, что же нового узнал Чонгук. Раз уж им суждено тесно взаимодействовать друг с другом, стало интересно послушать историю о том, какие изменения произошли в умном гомункуле, который толком не умеет описывать то, что чувствует. Хватит ли у него словарного запаса, чтобы подобрать нужные слова? Едва успев наиграно подпереть кулаком подбородок, Тэхён заметил хмуро сдвинутые брови Чонгука и насторожился. Либо Чонгук действительно не знает, как описать то, что чувствует, либо не понимает, откуда взялись «лишние» ощущения или чувства. В любом случае, вытянуть их он может исключительно из вампира, а таковой только один на весь белый свет. Мысленно Тэхён попросил Первоотца подсобить в неловкой ситуации. Пусть Чонгук утащит чувство юмора или бесконечный оптимизм, а не апатию, мысли о самоубийстве или сексуальное влечение. От апатии придётся избавляться методом «клин клином вышибают» — заразить Чонгука положительными эмоциями. Однако Тэхён не видит ни одного повода для радости: они посреди леса чужого государства, вдали между деревьями виднеются крыши поселения, а сердцебиение стремительно сокращается. Мысль о суициде «лечится» скандалом. Тэхён грубыми словами и повышенным тоном морально надавит на Чонгука, и тот забудет, что хотел лезть в петлю. А влечение никуда не деть, потому что секс — это удовольствие, потребность, а для некоторых живых организмов — зависимость. Чонгук, к сожалению Тэхёна, не дурак и догадается, как удовлетворить зудящую жажду ниже пояса, и, если ему понравится, Тэхён получит в спутники озабоченную и ещё более грязную еду. Нет, Чонгуку нельзя познать приятные, почти опиумные чувства сексуального удовольствия, потому что они покажутся ему самыми сытными, ведь не несут в себе страх, гнев, агрессию и ужас.       — Стыдно, — внезапно признался Чонгук и опустил взгляд к сапогам.       Удивление, которое отразилось на лице Тэхёна поднятыми бровями, подтвердило, что про стыд он не вспоминал, словно его вовсе не существует. Клан Ким остался в прошлом, поэтому можно совершать множество постыдных поступков и никто не накажет. Однако хотя бы раз за долгие дни путешествия Тэхён испытал стыд, который перетянул на себя Чонгук. Примечательно, что Чонгук тоже не заметил, как съел чужое чувство. Ему не удалось пресытиться смехом Тэхёна в Берфае, несмотря на то, что хохот ручьём разливался по лесу, а стыд будто сам напросился в душу. Теперь Чонгуку стыдно, во-первых, перед собой за то, что нарушил клятву. Во-вторых, перед Тэхёном за то, что не в состоянии его накормить. В-третьих, перед четырьмя веками, которые прожиты впустую. Чонгук не понимает, почему ему стыдно, если он должен чувствовать вину? Ему нечего стыдиться, потому что он не сделал ничего неправильного по меркам принятых норм поведения. А вина есть перед Тэхёном, но Чонгук не знает, как исправить ситуацию. Он признался, что раньше сталкивался с чувством смущения и вины, поэтому уверен, что сейчас чувствует стыд, только он искажённый до смешной нелепости.       Взгляд Тэхёна наполнился невидимыми колючками, они скопились на тёмной радужке и девятым валом обрушились на Чонгука. Без слов ясно, что стыд, который ощущает Чонгук, принадлежит Тэхёну. Стараясь осторожно донести факт того, что чувство не имеет под собой основания, Чонгук подобрал мягкую интонацию и не жестикулировал. Тэхён всё равно приказал не лезть туда, куда не просят. Он знает, в какой момент ему стало стыдно, но говорить об этом не готов. Сдержанно попросив не задавать вопросы, он забрал сумку и направился к поселению, но Чонгук поймал его за руку и остановил.       — Мы же друзья, — тихое напоминание Чонгука не подействовало.       Они друзья, когда Тэхёну это выгодно, а сейчас он отказывается даже думать о том, за что ему стыдно. Он знает, что чувство ложное, но когда-то очень давно его опозорили при всём клане, и страх вновь с опущенной головой оказаться в центре круга вампиров вынуждает стыдиться каждый раз, когда ситуация близка к прошлой, за которую наказали. А Чонгук не понимает значение слова «воспитание», потому что «родился» готовый к служению вампирам. Тэхён ему частично завидует: ни семьи, ни ответственности, ни ожидания взросления. Только жизнь гомункула очень короткая, а смерть болезненная.       — Какие друзья? — Тэхён резко убрал свою руку из ладони Чонгука и насупился. — Мы перешагнули черту эгоизма и твёрдо стоим на территории собственничества! Какая дружба? Вот ты, например, можешь меня по-дружески накормить? — он выждал молчание, замечая замешательство на лице Чонгука, и продолжил: — А позволишь мне съесть другого тебя? — замешательство сменилось недовольством, затем — растерянностью. — В этом и беда, Чонгук. Тебе хочется меня накормить, но ты не в состоянии это сделать, как бы не желал, а смотреть, как я ем другого гомункула, для тебя равносильно патологической, ненормальной ревности. Все гомункулы ревнуют, когда вампиры уделяют кому-то больше внимания, но ты развитием не на уровне маленького ребёнка, поэтому твоя ревность очень опасна. Чонгук! — Тэхён подошёл к нему ближе, будто это позволит лучше донести слова. — Ты большой и взрослый. Твои проявления эмоций тоже большие и очень ощутимые. Пожалуйста, не теряй трезвость ума и самоконтроль. Всегда помни, что я никуда от тебя не денусь. Нам необходимо ещё немного потерпеть перемены в себе, и мы окончательно приживёмся друг в друге.       Поворачиваясь на сто восемьдесят градусов, он показал, что разговор окончен. Чонгук остался с чувством недосказанности. Есть в словах Тэхёна что-то слишком холодное, бездушное, почти мёртвое, как и он сам. Причём он не обманул — каждое предложение правдиво и заслуживает внимания, но есть вещи, которые сильнее Чонгука, потому что причина их появления ему неизвестна. Его всё ещё тянет к губам Тэхёна, и начинают появляться первые догадки возникновения странной тяги. Повезло, что Тэхён не противится попыткам Чонгука изучить свои чувства, и тут Чонгук должен благодарить себя, «большого и взрослого», ведь из последних сил не теряет контроль, когда касается губ Тэхёна. Действительно, если его эмоции всполохнут спичкой, беды не миновать. С другой стороны, нельзя же их вечно держать в себе. Рано или поздно они стремительной лавиной вырвутся наружу и нанесут больший вред окружающим, чем постепенное дозирование. Тэхён это прекрасно знает, поэтому попросил Чонгука контролировать себя, а не похоронить в себе и без того скудный набор чувств. Для себя Чонгук подчеркнул, что ему не запретили проявлять эмоции, и от этого что-то очень тёплое и невесомое закружилось под рёбрами, распространяя по телу мягкую волну удовольствия.       Тэхён резко оглянулся, с подозрением прищурился и потребовал рассказать, что Чонгук придумал, отчего выращенная на грядке душа пляшет вальс.       — Не скажу, — поравнялся с ним Чонгук и посмотрел на мелькающие между деревьями дома. — Ты своим пессимизмом испортишь мне настроение.       Успев отскочить в сторону раньше, чем Тэхён на него недобро зыркнул, Чонгук вприпрыжку побежал вперёд. Всем расам абсолютно безразлично, какое выражение лица у Чонгука и что он чувствует. Хмурый, и ладно. Весело, и пусть. Мало ли, что в жизни человека случилось, из-за чего он постоянно с маской спокойствия ходит. Никто не догадывается, что это вынужденная мера. Когда-то давно алхимики Таэя потребовали Чонгука показать, каким образом он выражает эмоции. Чонгуку полученный опыт не понравился. Он проявил гнев, вспоминая Хвана и вампиров, однако после эксперимента алхимики сказали то, что он навсегда запомнил:       — Чонгук, это не гнев, а ненависть. Будь с ней осторожен. Гнев всегда проходит довольно быстро — порой за пару минут. Ненависть может длиться годами.       С тех пор Чонгук решил редко на что-то ярко реагировать и исключительно теми чувствами, в которых уверен. Теперь же вампир обратил внимание и побеспокоился о чувствах своего гомункула, и Чонгук воодушевился. Он завоевал взгляд и заботу хозяина, значит, испорченный гомункул ему нужен и важен. Третьей стороны в их отношениях Чонгук не потерпит. Он действительно убьёт других гомункулов, если доберётся к ним первый, и не считает это подлостью по отношению к Тэхёну. Разве ему нечего есть? Чонгук его накормит, и где-то в глубине подсознания, наполненного отрицаниями истинных желаний, он хочет его накормить, а метод, как подготовить кровь, голодный вампир всегда найдёт. Никогда в жизни Чонгук не допустит, чтобы посторонний гомункул предоставил Тэхёну удовольствие сытости. Попытки быть сильным и противостоять своей врождённой сущности у Чонгука закончились. Пуская жизнь на самотёк, он решил не сопротивляться переменам, однако слепо за ними не последует — предупредит об изменениях Тэхёна. Чонгук не помнит себя первоначальным гомункулом, поэтому эмоциональное состояние необходимо контролировать, а лучше, чем вампир, этого никто не сделает.       — Стой! — Тэхён побежал вперёд, переживая за глупого гомункула, который нажил себе врагов в предыдущем селении. — Не уходи далеко!       Его просьбу Чонгук выполнил на входе в поселение. Ителейцы, расхаживаясь от дома к дому, сначала мельком посмотрели на Чонгука, воспринимая его как местного дурака. Затем самая прозорливая женщина указала пальцем на его оружие, и ителейцы, повинуясь животному инстинкту, скучковались. Когда прибежал Тэхён и остановился возле Чонгука, началась игра в гляделки.       — На каком языке мне разговаривать? — Тэхён заметил настороженные жёлтые лица и приготовился к худшему.       — На родном альнаимском, — буркнул Чонгук и на всякий случай уточнил: — На котором со мной общаешься.       Пока Чонгук медленно подходил к ителейцам и объяснял, что к ним нагрянули не разбойники, Тэхён мысленно сильно его ругал. Выставлять вампира божеством — безумство чистой воды. Не об этом величии мечтает Тэхён. Ему в первую очередь нужны покорные взгляды людей, а не кучки безграмотных лесных фанатиков с мечтой родить Богиню. Когда они узнают правду, Тэхёну и Чонгуку более не ступить на территорию скудных лесов Ителеи, потому что вооружённые до зубов сектанты устроят круглосуточную охоту на обманщиков. «Или не узнают?» — сомнения подкрались к затылку Тэхёна, и мнение про план Чонгука пошатнулось. Осмотрев жителей селения, Тэхён определил примерное время на убийство каждого. Он и Чонгук всех перебьют, но если жители всех поселений примут участие в драке, то придётся спасаться бегством. А если, наоборот, понадобится к ним бежать за спасением? Тогда дело принимает очень выгодный поворот. Игры в Бога — сугубо личная забава Тэхёна, и в ней нашлось место небольшой армии. Да, она слабая, уязвимая и лишена надёжного оружия, зато её численность даст шанс сбежать от более сильного врага, а им может стать кто угодно, учитывая ненависть мира к людям.       Будто проповедник на площади, Чонгук рассказал ителейцам про кораблекрушение, спасение и блуждание по Ителее. О том, что он и Тэхён в соседнем селении купили еду и посуду, он промолчал и попросил продать одеяло. В толпе пронёсся ропот и повторилась история, рассказанная старым ителейцем: разбойники жизни не дают и постоянно крадут вещи, да и одеяла на рост человека не найти.       — Продайте два! — охамел Чонгук, и Тэхёна осенило.       Видимо, кучка сектантов понимает только язык наглости и силы. Они отказываются продавать вещи, но Чонгук становится настырным, требует продать и лично выбрать подходящее, будто ителейцы ему обязаны потакать. При этом они не кидаются в драку и не злятся, потому что Чонгук с ними общается в привычной для них манере. В конечном итоге Чонгук говорит, что даст золотую монету, за которую ителеец купит себе несколько одеял, а Тэхёну в пути необходимо на чём-то лежать, поэтому покупка не терпит отлагательств. На просьбу откликнулись несколько семей, расхвалили товары и указали в сторону своих домов, но Чонгук попросил сначала показать одеяла, а не словесно цену набивать.       Первым выбежал молодой мужчина и открытой ладонью указал в сторону своего дома, громко обещая, что Чонгук не пожалеет о покупке. Тэхён сразу взял Чонгука за руку, показывая, что тоже идёт смотреть на товар и решение не оговаривается. Вовсе не обязательно покупать одеяла, потому что спать на траве комфортно, и для удобства Тэхён и Чонгук используют друг друга, а ночные животные — не враги вампиру и гомункулу. Но Чонгук решил, что раз появилась возможность купить что-то для уюта Тэхёна, то надо ею пользоваться. К дому ителейца он подошёл с уверенностью, что купит товар, а не будет рассматривать другие. Нужно уходить, пока ителейцы с предыдущего поселения не разнесли по всему лесу грандиозную новость: Дух Холодного моря ходит по миру.       Ладонь выскользнула из руки Чонгука, и Тэхён задержался возле дома. Он увидел сарай и вспомнил про находку во дворе старика. Любопытство кольнуло в виски и толкнуло к деревянной постройке.       — Я подожду тебя на улице, — шепчет Тэхён, отступая в сторону, будто не желая входить в помещение. — Не задерживайся!       Увлечённые золотой монетой в руках Чонгука, ителейцы обступили его и, как сороки, стрекочут про достоинства одеяла. Тэхён осторожно подкрался к деревянному сараю и принюхался — сера. Должно быть, в остальных сараях или в большинстве из них тоже лежит сера. Тэхён юркнул к подобию дороги и осмотрел ряды домов, затем оглянулся на Чонгука, проверил его состояние и вновь посмотрел на поселение. Один дом отличается от остальных: меньше, плоская крыша и большое окно. Возле узких дверей стоит женщина-ителейка в лёгком, почти прозрачном синем платье с манжетами-воланами. Её длинные редкие волосы сединой выдают возраст, а пристальный взгляд, направленный на Тэхёна, — намерения. Она жрица и тщательно изучает гостя и его заинтересованность в поселении. «Ведьма старая!» — мысленно обозвал её Тэхён и перевёл взгляд на дом. Как ожидалось, Чонгук не рискнул надолго пропасть из поля зрения Тэхёна — для важного вида осмотрел серые одеяла, согласно кивнул и отдал хозяину дома золотую монету. Остальным потенциальным продавцам не понравилось поведение Чонгука, они вновь его обступили, потянули одеяла на себя и потребовали посмотреть все товары. Чонгук поднял покупки над головой, и маленькие ителейцы не смогли до них дотянуться. Довольный продавец вовсе растолкал соседей и упрекнул в несносном поведении. Тэхён скривился, наблюдая за десятком рук, которые касаются Чонгука, тянут его к себе за одежду и плечи. На душе Тэхёну противно из-за ревности. Невидимая тугая верёвка в груди сильнее натянулась, на её конце медленно качается тяжёлый камень и ударами сердца стучит о рёбра. С каждым глухим стуком Тэхёну кажется, что десятки рук беззаботных фанатиков потащат за собой Чонгука, оборвут верёвку, и настанет тишина во всём теле Тэхёна, после чего в ледяном серо-чёрном мире высохнут болота и стихнет буйный ветер.       — Купи одежду! — женский голос напугал Тэхёна.       Карабкаясь из своих страхов, он посмотрел на жрицу с чёрными плащами в руках. Повод для знакомства она выбрала идеальный, даже плащи принесла те, которые ителейцы сняли с убитых разбойников. Вспоминая истории про Джонсока, Тэхён подумал, что фанатики к нему проявляли благосклонность из-за контрабанды. Положения стран в мире очень ограниченные, поэтому заработки нужны всем расам. Если сера у фанатиков лежит как на складе, а процент за хранение увеличивается с каждым днём, тогда становится ясно, откуда взялась симпатия Дэи к Джонсоку и его команде. Однако есть большое «но», в котором Тэхён видит причину для большей злости на жителей поселения. Если они страдают от грабежа и мародёрства, тогда почему разбойники не украли из сараев серу? Очень ценный товар купят в любой стране. Не сектанты же им торгуют? А Эрма не настолько глупа, чтобы хранить серу в самом ненадёжном месте, значит, её либо привезли разбойники, либо те, кого они боятся, поэтому не трогают дорогой товар.       — Не нужна нам одежда, — сдерживая злость проговорил Тэхён. — Проваливай, старуха, пока живая.       Жрица ранней пташкой встрепенулась, не понимая вымерший вместе с вампирами язык альнаимцев, но в глазах и интонации Тэхёна уловила враждебность. Глупо отвечать словами, поэтому женщина вступила в битву взглядов. Чонгук проследил за двумя парами глаз. Взгляд изумрудно-зелёных, источающих жизнь глаз отразил материнскую строгость и требование проявить уважение к старшему поколению. Но опустошенный взгляд Тэхёна разом поглотил изумруд жизни жрицы, словно голодная пасть хищника протолкнула в глотку мелкую зверушку. Женщина в испуге отшатнулась, опасаясь потерять себя в черноте глаз, будто провалиться в пустую глазницу смерти.       — Не трогайте Чонгука, — сквозь зубы прошипел Тэхён на языке современной Ителеи. — Сердце вырву тому, кто навредит ему. Запомни его, ведьма, и никогда ни с кем не путай.       Пробираясь сквозь ителейцев, Чонгук приблизился к Тэхёну и оповестил про очевидное — он купил два одеяла. Для того, чтобы спать на них, они сгодятся, а накрыться — нет. Слишком большая разница в росте человека и ителейца, поэтому, если Тэхён когда-нибудь замёрзнет, может использовать Чонгука в качестве грелки.       — Госпожа жрица, — Чонгук обратился к женщине, и та, слыша чистую родную речь, подняла взгляд, — вы случайно меня в лесу не видели?       — Видела, — она моментально отозвалась и кивнула вперёд на дорогу. — Опять кости потащил в свою нору. Не подскажешь, зачем они тебе?       Чонгук пожал плечами, тяжело вздохнул, чтобы выдержать интригу, и прошептал:       — Мне не надо, а кто-то никак не остановится. Если вам расскажу, лес превратится в могильник.       Он попрощался с ителейцами, кивками головы ещё раз поблагодарил их за помощь и, закинув одеяла на плечо, с Тэхёном направился по указанной дороге. Тэхён задержал взгляд на его лице, присмотрелся и удивился — лёгкая улыбка коснулась уголков губ. Свершилось чудо из чудес. Ради любования лицом Чонгука Тэхён притих и заткнул внутренний голос, который ехидно подсказывает не поедать взглядом улыбку. Всё же зря Чонгук губкой впитывает в себя чувства и эмоции Тэхёна, и, быть может, они действуют накопительно, а, может, вовсе не растрачиваются и им нет конца. У эмоций нет края и лимита, или же Тэхён мечтает обмануть себя, поэтому ищет схожесть Чонгука с расой людей. Вот только, когда он полностью воспримет Чонгука человеком, увидит в нём угрозу и не сможет его есть, зато прекратит воспринимать мир как опасность для него, и наконец-то наступит период морального отдыха.       Чтобы не показывать своё удовольствие при виде едва заметной улыбки, Тэхён взял Чонгука за руку и тоже улыбнулся. Мало того, он ощутил за себя гордость, словно именно он постарался выжать из Чонгука положительные эмоции. Не обманывая себя, он вспомнил, что настроение Чонгуку подняли прыгающие вокруг него низкорослые ителейцы, которые с надутыми от обиды губами пытались вырвать одеяло. И наверняка вампиры на ферме Хвана смеялись, поэтому Чонгук вдоволь отобрал у них эмоции, да и гомункулы умеют улыбаться и смеяться — Тэхён это точно знает. Всё равно, он считает, что его громкий и заливистый смех в Берфае при виде настороженного манула дал толчок к началу проявления положительных эмоций Чонгука, и никто не переубедит его в обратном.       — О чём ты думал на корабле, когда я спустился в комнату капитана? — спросил Чонгук, и резкая смена в разговоре стёрла улыбку Тэхёна.       Он не сразу сориентировался в мыслях, легко поддался натяжению сцепленных пальцев и последовал за Чонгуком в сторону реки. О чём он думал на корабле? Кажется, злился, но продолжал общаться с Шивоном. Злость в теле постепенно нарастала снежным комом, время шло, а Тэхён стоял на месте, будто давал людям шанс исправить ошибку — вернуть Чонгука на место. Однако они не воспользовались терпением Тэхёна, и он в них разочаровался. Прожив среди гомункулов всю жизнь, он понимал, что люди не знают, как убить Чонгука, поэтому мешкал на палубе. А теперь он сожалеет об этом и всё ещё с горьким разочарованием вспоминает свою глупость.       — Значит, — Чонгук насупился, из-за чего Тэхён тоже потерял хорошее настроение, — один неудачный опыт укрепил твой страх?       — Хочешь опять эксперименты? — к удивлению Тэхёна, его тон голоса спокойный.       Он ещё не определился, как относиться к изучению чувства разлуки. С одной стороны — нужный опыт. С другой — нежелание испытывать страх. Положа руку на сердце, Тэхён признался, что победит первое: надо изучить паскудное состояние при расставании. Страх настолько надоел, насколько его невозможно не испытывать. Тэхёну кажется, что он всю жизнь чего-то боится, а новые причины для тревог очень расстраивают и создают ему образ пугливого хомяка в углу клетки. Тэхён не хочет быть хомяком, но и не в состоянии вырвать из души чужие чувства, чтобы остаться среди своих привычных. А раз страхи Чонгука от него неотделимы, Тэхён попробует избавить его от них. Начать решил с простого, но не менее сильного страха — вид тиары. Она напоминает Чонгуку про боль человека на пути к превращению в вампира, несмотря на то, что Чонгук ранее никогда не видел ни тиар, ни священный ритуал наследников кланов.       Когда среди деревьев показалась Дэя, Тэхён предложил остановиться, разжечь костёр и начать эксперименты. Он легко высвободил свою руку из ладони Чонгука и принялся собирать ветки. Если повезёт — найдёт брёвна или полена. Покупать их нет смысла, потому что в поселении за них попросят очень много денег, ведь лесная часть Ителеи расположена вдоль реки, а остальное — степь. Древесину Ителея вынуждена покупать у других стран, а сейчас, скорее всего, ещё и в Берфае, который постепенно утопает в лесах. Тэхён задумался над цепочкой своих мыслей, вспомнил серу и подметил, что её и дерево вполне можно купить в Берфае, а с империями людей, где очень много лесов, Эрма в ссоре. Даже фанатики в подавляющем большинстве покупают брёвна, потому что дорожат скудными лесами Ителеи, а городским жителям подавно нужно чем-то топить печи в холодные дни. Если Зинси ведёт двойную политику, тогда Чонгуку и Тэхёну лучше в Берфай не возвращаться, а из Ителеи бежать без оглядки. Однако Тэхён не уверен в своих догадках, потому что Таэй предательство не прощает, поэтому только последний идиот станет для него врагом, а Зинси на идиота не похож. Тэхён поделился мыслями с Чонгуком, и тот, разжигая костёр возле реки, пробормотал, что не видит ничего страшного в товарообороте между Берфаем и Ителеей. Берфай отделён от мира морем и пустыней, поэтому ему любая продажа в радость, а Таэй не посмеет помешать союзнику обогащаться. Куда Берфаю складывать лишний лес? Из-за него берфайцам скоро жить будет негде.       — Но знаешь, — Чонгук посмотрел на огонь, немного подумал и согласился с Тэхёном: — Продажа серы для Зинси — хлопотное и длительное дело. Абы кому он её не продаст, тем более, ничего не понимающим в ней лесным ителейцам. Да и не их она! — Чонгук махнул рукой на ситуацию. — Они не посещают соседние страны и не плавают по морям, и нет у них таких денег, чтобы купить серу. Даже если собрать всё золото, которое закопано в качестве выкупа стране, суммы не хватит, чтобы приобрести то количество серы, которое хранится в поселениях.       В ответ Тэхён шумно выдохнул и предпочёл не лезть в чужие дела. Теперь он точно убедился, что проявленное любопытство до добра не доведёт. Надо сосредоточиться на пути в Элифут, а для быстрого передвижения нужны лошади. Чонгук предложил купить их в следующем поселении, и Тэхён в ответ смиренно вздохнул. Подбрасывая в огонь жалкое подобие дров, он прошептал, что Чонгук ведёт себя слишком беспечно. В первом поселении Тэхёна считают духом Холодного моря, поэтому жаждут занять место Чонгука, а во втором — с подозрением смотрят на того, кто очень похож на местного дурачка с костями. Скоро прибегут ителейцы из первого поселения и расскажут про отца Дэи, и фанатики с недобрыми намерениями сплотятся против Чонгука.       — Ты слишком плохого мнения о них, — встал на защиту Чонгук. — Если я им нужен, то исключительно из-за того, что они тебя боятся оскорбить или обидеть, ведь ты для них Бог во плоти. Сначала им необходимо меня опросить о твоих предпочтениях, но я тебя почти не знаю, а то, что мне известно, я не могу рассказать.       Ему пришлось приложить усилия, чтобы доказать безобидность фанатиков. Тэхён нахохлился, поморщился и лишь частично согласился. Не нравится ему взгляд жрицы. Возможно, потому что свою мать Тэхён никогда не видел, а женщины в клане его воспитанием не занимались, поэтому строгий материнский взгляд ему не ведом. Или же ему вовсе не нравятся пристальные взгляды в свою сторону. Лишь Чонгуку можно долго на него смотреть. Ему даже полезно изучать вампиров как в теории, так и на практике. А раз тема перешла на опыты и эксперименты, Тэхён осторожно предложил ближе познакомиться с тиарой. От предложения Чонгук дёрнул плечами и отрицательно замотал головой, но Тэхён аккуратно настоял, при этом быстро пробормотав, что придумал отличный план. Если и появятся проблемы, то у обоих, потому что Тэхёну тоже придётся терпеть неприятные ощущения Чонгука.       — Хотя бы попробуй, лентяй! — он в два прыжка подскочил к нему и взял за руку. — Если сильно испугаешься, я тебя съем, и других гомункулов ты сможешь смело убивать.       Он улыбнулся и потянул Чонгука в сторону, чтобы уберечь косу от огня. Сев возле реки, он снял с головы платок и распустил волосы. Усадив Чонгука перед собой, он не скрыл лёгкое волнение и настроился помочь ему поменять ассоциации с тиарой. Необходимо мягко подталкивать Чонгука к прогрессу, а не использовать моральное давление. Силой точно не заставить его принять тиару как украшение на теле вампира, а вот вынудить сильнее её бояться — запросто.       Едва Тэхён открыл рот, чтобы высказать предложение, Чонгук приподнял руку и приготовился коснуться тиары. Поступок смелый, но Тэхён попросил не спешить. Прикосновение пальцами — пройденный этап, который не дал результат. Слова тоже оказались бесполезны, но Тэхён смирился с настойчивостью Чонгука. Пусть коснётся и убедится, что затея идиотская. Пальцы Чонгука дрогнули, приблизились ко лбу Тэхёна и замерли. Внутри себя Тэхён пискнул Чонгуку остановиться, потому что нервы шалят у обоих, но внешне остался напряжённым и только во взгляде мелькает лёгкий испуг. Чужой страх зубами вцепился в живот и всё крепче сжимает челюсти, однако Тэхён терпит, едва дышит и позволяет Чонгуку учиться на ошибках.       Когда между кончиками пальцев и металлом осталось полсантиметра, Чонгук убрал руку и сдался. Ему кажется, что он причинит боль Тэхёну, словно, если пошевелить тиару, она поцарапает кость черепа, лопнет кожа или пережмётся вена. Обязательно случится что-то плохое, болезненное и потечёт кровь. Умом Чонгук понимает, что это не так, но ничего не может поделать со своими однотипными мыслями.       — Это не проблема! — засуетился Тэхён и без объяснений раздвинул колени Чонгука в стороны. — Сейчас проверим на практике, насколько хорошо ты подражаешь человеку.       Он сдвинул свои колени и осторожно примостил их между ног Чонгука, тем самым приближаясь к нему очень близко. Убрав волосы за спину, он с озорным взглядом предложил поцеловать тиару, и Чонгук озадачился. Пока он соображал, как осуществить задуманное, Тэхён объяснил простую вещь: губы ещё никому не навредили, в отличие от рук. Кожа губ тонкая, чувствительная и нежная, поэтому Чонгук почувствует тиару лучше, чем кончиками пальцев. И не только её: то, как она держится и то, что её невозможно оторвать от лба.       — Зачем ты это делаешь? — Чонгук читает в его взгляде скрытый смысл и подозревает, что Тэхён задумал опасную игру. — Ты же знаешь, что я не откажусь.       Острый холодок прошёлся по спине Тэхёна от неправильного восприятия последней фразы. Он задумал то, что хочет, и слышит то, что ему не хватает. Да, у него есть скрытый смысл в просьбе, но он его не выскажет, чтобы не отпугивать гомункула, которому несколько раз говорил про низость и грязь на теле и в мыслях. В своё оправдание Тэхён сказал, что идея неплохая, а на возможные «нюансы» не стоит обращать внимания, потому что они — временное явление. С ним бессмысленно разговаривать, потому что он настырно требует внимания к себе. Ему нужна власть над гомункулом. Тэхён уверен, что умом Чонгук его, а телом? Ителейцы его нагло касались, а Чонгук не обратил на это внимания. Тэхён тоже хочет тесного контакта, но из-за того, что он вампир, а Чонгук — гомункул, их прикосновения очень ограничены. Тэхён это правило нагло игнорирует с момента, когда его восприятие Чонгука немного изменилось в лучшую сторону для их совместного существования, и в худшую — для каждого в отдельности. Тэхён упрямо заявил, что своеобразная дружба Чонгука и тиары пойдёт на пользу, ведь она уменьшит чувство страха на одну причину.       «Обманщик» — пронеслось в голове Чонгука, и он поразился смышлённости Тэхёна. Действительно, если Чонгук привыкнет к тиаре и вдолбит себе в мысли её безобидность, то ни он, ни Тэхён, не ощутят страх внутри себя. Однако из всех причин для страха Тэхён выбрал самую удобную для собственной выгоды. Ему хочется тёплых чувств, а объятия Чонгука их лишены, потому что служат не для душевного уюта, а для согревания конечностей вампира, который не мёрзнет. Это не то, что требуется Тэхёну, поэтому он пользуется чужим страхом в угоду себе. Чонгук считает это подлостью, особенно после предложения дружбы, но даст Тэхёну то, в чём он нуждается, потому что нельзя его расстраивать. В любом случае Тэхён получит, что желает, а Чонгук предпочтёт дать ему это не под моральным давлением. И пусть от нервного напряжения сложно думать, Чонгук попробует. Его очень тревожит предстоящий момент, когда он, касаясь губами тиары, ощутит новое чувство, которое вряд ли когда-то испытывал. О нём часто говорят многие расы и описывают разными словами, и они противоречивые. Чонгуку страшно, потому что в каждой империи это чувство часто ставят рядом с зависимостью. Зачем её ещё больше? Чонгук устал от отношений между вампиром и гомункулом, но Тэхён, как полагается тому, кого всю жизнь в чём-то ограничивали, спешит наверстать упущенное.       — Не переживай, — Тэхён положил ладони на его бёдра и на несколько сантиметров приблизился к нему, — я не прогоню тебя. Если мне будет больно, ты это почувствуешь.       В его глазах погребальным костром горит предвкушение нежности, а сгорает в нём всё, что Чонгук бережно сохранял в себе четыре сотни лет и на что не смели посягнуть алхимики. Вампир имеет право требовать от гомункула подчинение, но Чонгук никогда бы не подумал, что в ситуации, когда вокруг одни враги, Тэхён внезапно потребует лёгкого игривого контакта. Это желание точно принадлежит ему, потому что Чонгук никогда не позволил бы себе любую зависимость.       В очередной раз посмотрев на тиару, он двумя пальцами убрал с неё волосы и посочувствовал и ей, и себе. Тэхён впервые в жизни позволяет кому-то целовать то, что в воспоминаниях оставило после себя много боли. А Чонгук предпочёл обойтись без откровений про своё состояние, потому что всё ещё нервничает. Он отдал должное Тэхёну — мысль о поцелуе не травмирует рассудок. Поцелуй может быть лёгкий, невесомый, аккуратный и с его помощью возможно передать заботу, словно поцеловать кровоточащую рану, будто от прикосновений губ она прекратит болеть. Чонгук приблизился к тиаре и заметил, как Тэхён максимально поднял взгляд. Хотел бы он увидеть этот поцелуй, да украшение расположено на лбу.       Пальцы Тэхёна слегка сжали чужие ноги, движениями подтверждая скрытый смысл в предложении. Чонгуку не отступить, поэтому он послушно коснулся губами тиары и замер. Тонкая кожа теплом слилась с металлом и не ощутила ни покалываний, ни жизни в нём. Украшение мёртвое, как и любая вещь. Чонгука заинтересовала своеобразная игра. Он немного надавил губами на тиару, и они смялись под изгибами линий. Нет ни боли, ни хруста, ни крови, как и говорил Тэхён. Осмелев, Чонгук поцеловал белое золото, затем — лунный камень и опустился к виску. Сначала целовал легко, но, когда в груди зародилась дымка странного волнения, ему показалось, что надо целовать настойчивее и в душе наступит долгожданный покой.       С каждым поцелуем ленты волнения ускоряют танец переплетений, туже стягиваются и учащают дыхание. Вместе с ними Чонгук путается в чувствах, не в состоянии дать им название и продолжает оставлять на бледной коже и тиаре поцелуи. Он изучает что-то новое, не похожее на ранее полученное от вампиров чувство, и ему оно нравится. Оно очень мягкое, как губы в поцелуе. Оно хрупкое, как доверие того, кто перед поцелуем закрывает глаза. И оно — часть чего-то огромного, потому что продолжает расти и требует создать условия для роста. Тэхён приподнимает голову, без слов напрашиваясь на поцелуй в губы, но Чонгук настойчиво тянется к тиаре, даже когда руки Тэхёна ложатся на его талию и тянут его к себе. Чонгуку нужны чувства, и он их получает от поцелуев в тиару, поэтому не отступает от первоначального плана, зацеловывая украшение от одного виска до другого. Тэхёну этого мало. Он придумал этот план в надежде на поцелуй в губы, но гомункул на то и гомункул, чтобы не понимать прозрачных намёков.       — Достаточно, — Тэхён прекращает издевательство и пятится назад, сдерживая длинный список обидных слов.       Только когда Чонгук послушно садится и тщательно изучает новое чувство, Тэхёну становится за себя страшно. Он определённо сошёл с ума, если просит у еды поцелуи. И он точно неуравновешенный, если злится на себя за то, что не в состоянии прямо приказать Чонгуку целоваться. Язык не поворачивается заставить, а душа требует ласку, которую клан Ким запрещал.       — Не противно будет меня есть? — Чонгук едва сдерживает приятное чувство, но оно быстро испаряется на нагретой поцелуями кожи губ.       — Моя еда, — огрызнулся Тэхён и обеими ладонями собрал на макушке волосы. — Что хочу, то с ней и делаю!       Чонгуку показалось, что Тэхён оправдывается, потому что сам понимает нелепость положения. В голове перемешались образы, прошлое, настоящее, слова, приказы, наставления, законы и инстинкты. Всё кажется ложью, а для поиска правды нет времени, зато всегда есть желания. В момент, когда мир вокруг выглядит сумасшедшим, запретные желания вылезают наружу, чтобы слиться с безумством мира, и Тэхён поддался искушению. Чонгук ведь не расскажет, отец не узнает, а Тэхён наконец-то получит то, что у него когда-то клан вырвал из рук — личную жизнь. Чонгук, конечно, не даст её в полной мере, но создаст нужную иллюзию, а за его безопасностью Тэхён проследит. Главное — не давать Чонгуку сильные чувства и яркие эмоции, и он останется прежним: хмурым, отстранённым и безучастным.       — Ты поразительный, — Чонгук сел возле потухшего костра и подвинул к себе сумку. — Внутри тебя палитра чувств, а ты для внутреннего мира используешь только две: чёрную и серую.       Ему нужна древесная зола для чистки зубов. Сначала Чонгук поест, а потом с Тэхёном займётся гигиеной и найдёт подходящее место для ночлега. Скоро закат, а значит, надо прятаться от поклонников Дэи, хотя у Чонгука есть интересная идея, как использовать фанатичность ителейцев в свою пользу. Дело полезное, но опасное, а Тэхён непредсказуем, особенно, когда на охоте, но на кону понимание себя, поэтому Чонгук вполне пожертвует теми, кто сам приносит жертвы.       — Тебе не нравится мясо, — тихо отозвался Тэхён, наблюдая, как Чонгук поставил возле себя тарелку с едой и сморщил нос.       — Терпеть не могу, но есть надо, — Чонгук вытащил бумагу и сложил её несколько раз. — В городе куплю овощи и ягоды, наемся от пуза, выпью травяной чай и в таверне оплачу комнату на сутки. Хочу выспаться с чувством безопасности, а не устраивать с тобой ночные дежурства.       Взгляд Тэхёна заиграл озорными огоньками, и Чонгук насторожился. Не к добру гениальные идеи того, кто жаждет целоваться с едой. Чонгук от всего сердца захотел залезть в голову Тэхёна и посмотреть на себя его глазами. Какой аурой окружил он необычного гомункула? Или его желание попробовать запретные чувства побороли мораль? И есть ли у Тэхёна эта мораль? Клан воспитал бракованного вампира, не понимая его порок. Воспитывали его лишь на домыслах и предположениях, лелеяли надежду на использовании Тэхёна в качестве сакральной жертвы, но кто из них в итоге оказался жертвой — вопрос для размышления Чонгука.       — Тебе понравилось то, что ты почувствовал? — когда закончились ужин и чистка зубов, Тэхён спросил осторожно и полушёпотом.       Без раздумий Чонгук кивнул. Он не позволит Тэхёну подавить в себе приятные чувства, даже если они в будущем навредят обоим. Тэхён не должен разочаровываться в себе и, что самое трудное, не обязан следовать приказам отца в угоду клана. Последнее взято из личной прихоти Чонгука. Он понимает, что, когда Тэхён согласился стать вампиром, сковал себя правилами клана, поэтому он всё же обязан взять на себя ответственность главы. Но Чонгук противится всему, что вредит его хозяину, поэтому настаивает на том, что мир чувств Тэхёна прекрасный, цветущий и полный миллионов ароматов. Он невероятный для гомункула и кто-то запредельный для того, кто питается эмоциями. Съесть бы их всех и умереть от сытости, но не получится, потому что Тэхён жадный на приятные чувства.       — Не волнение, — Чонгук подбирает слова для описания, — не сон, не умиротворение и не удовольствие. Однако это приятно. Странно, но кроме банального «приятно», не могу ничего сказать, хотя и оно не верно, — он на минуту задумался и с удивлением добавил: — Я будто только что забыл это чувство, а помню лишь его послевкусие.       Из-за этого тело тянется ещё раз ощутить ту дымку непреодолимой тяги к тому, чего не знаешь. Неправильное чувство, и Чонгук не понимает, как к нему относиться. Зачем желать того, что приведёт в неизвестность? Что следует за поцелуями? А если Тэхён обидится или будет сожалеть? Но что-то странное в спину толкает Чонгука делать маленькие шаги в большую пропасть чувств. Это необходимо остановить сейчас. Чонгук попробует достучаться до разума Тэхёна, но наверняка проиграет, потому что является гомункулом. Он знает, что господин нуждается в его искусственных теле и чувствах, и отдаст их ему с надеждой, что не найдётся кто-то настоящий, способный стать Чонгуку заменой. Пока он видит Тэхёна, не позволит встать кому-то рядом, и если кто-то назовёт это проявлением эгоизма, собственничества или эгоцентризма, то Чонгук не поспорит, но напомнит: всё, что любит вампир, обречено на смерть. Отдавая себя Тэхёну, он одновременно лишает его свободы, спасает того, кто полюбит вампира, ранит влюбленные чувства, делает то, что хочет, и медленно убивает себя. События его и Тэхёна взаимоотношений набирают стремительные обороты, всё быстрее крутятся, наматывая их души на катушку судьбы, и стягиваются в тугую верёвку, которая либо станет спасательной страховкой, либо удавкой для Чонгука или Тэхёна. Хотя разница не велика, ведь если один умирает, тянет за собой другого, а если один выживает, оба продолжают мучатся жизнью.       — Тиара тебя не пугает? — Тэхён принялся быстро перебирать пальцами, заплетая волосы в косу, и подмигнул Чонгуку, намекая, что план с поцелуями оказался вполне разумным.       Складывая вещи в сумку, Чонгук признался, что предпочитает не трогать тиару для душевного спокойствия. На подсознательном уровне осталось напоминание про ритуал вживления украшения, и Чонгук внутри себя вздрагивает от воображения про боль, однако губы вспыхивают теплом и вытесняют негативные мысли. Чувство, которому Чонгук не смог дать определение, сильнее страха, несмотря на то, что он проявляется первым. Со временем, если Чонгук продолжит целовать тиару и при этом Тэхён будет испытывать всё то же невесомое чувство, страх из подсознания улетучится. Настрой у Тэхёна боевой, даже немного взбудораженный и непривычный, поэтому готов каждый день подставлять лоб для поцелуев. Завязав на голове платок и намотав косу вокруг шеи, он забрал у Чонгука сумку и побежал в сторону рядов деревьев.       — Догоняй! — его весёлый голос смешался в ветвях вечернего леса, и Чонгуку ничего не осталось, кроме как взять одеяла и следовать маленькому приказу.       Рассматривая стволы деревьев, Чонгук попросил Тэхёна не разговаривать и не выпрыгивать из-за куста, а сыграть в прятки, но с одним условием: Тэхён должен двигаться. Вампиры при желании тихо ходят, как смерть неслышно подкрадывается и набрасывается внезапно, поэтому сбежать от Чонгука Тэхёну не составит труда. Однако говорить будет Чонгук, чтобы не пробуждать в Тэхёне тревожность. Он начал рассказывать ему о том, как обоим не повезло встретиться. Хотя вампиру удача улыбнулась и столкнула его с пищей, а самой пище пообещала привести её к логичному итогу жизни гомункула. Внезапно в груди Чонгука что-то то ли лопнуло, то ли хрустнуло. Раздался щелчок, и повысилось осязание. Одежда начала раздражать, обувь показалась тяжёлой, а лёгкий ветер обжег кожу. Чонгук почесал предплечья, осмотрелся, и внутренний маячок направил его следовать вперёд. Ощущать гомункулу вампира равносильно человеку знать путь домой. Взгляд Чонгука окидывает округу, и природой данная способность указывает, где находится Тэхён. Он меняет направление, придерживается одной стороны дороги и наслаждается игрой. Оба успокаиваются, наблюдая за ещё одной маленькой победой над страхом потерять друг друга. Тэхён знает, что если на Чонгука кто-то нападёт, он, Тэхён, окажется рядом за секунду. Также еда находится в зоне слышимости вампира, а значит, чуткий слух поймает вокруг неё звуки опасности. И всё же изредка Тэхён останавливается, чтобы увидеть между деревьями мелькание одежды Чонгука, после чего сразу убегает в глубь леса. Игра увлекательная, разговоры Чонгука ни о чём ими оговорены сто раз, поэтому его голос звучит отдалённо, лишь для фона. Тэхён тоже ориентируется на Чонгука, знает, где он находится, и его пленит играться с жертвой, дразнить её собой, заманивать и раз за разом наслаждаться победой. В конце игры необходимо поощрить послушного Чонгука, но Тэхён требует награду для себя. Он понимает, что наглеет в общении с Чонгуком и использует его слабость перед вампирами, но Тэхён не способен усмирить в душе огненный смерч, пожирающий тяжёлые замки отцовских запретов, поэтому разом обрушивает на Чонгука то, что ранее запрещал клан. Дружить с Чонгуком ему быстро надоело, а поцелуи понравились. Чонгук настолько осторожно целовал тиару, что Тэхён в душе взвизгнул от удовольствия. Мягкие и горячие губы касались кожи, задерживались на одном месте, и Тэхёну это показалось невероятным, ведь раньше он о подобном даже не мечтал. Хотя однажды, до становления вампиром, ему удалось приехать в Этейлион и навестить таверну. Золотыми монетами быстро охмурив хмельного парня, Тэхён отвёл его в комнату и засыпал поцелуями его конопатое лицо. К ужасу Тэхёна, прелюдию прервали два вампира из клана. Оказалось, что будущему наследнику Ким предоставили свободу, чтобы посмотреть, как он ею распорядится. С тех пор к нему приставили охрану, которая сопровождала его на дальние расстояния и туда, где Тэхён мог подцепить любовника на час. Теперь у него есть уйма свободы и две империи людей, в которых можно найти тысячи половых партнёров, но есть внутренняя потребность добиться человека, а не купить секс. Жаль, что гомункулы не способны любить. Тэхён бы потренировался на Чонгуке и отточил мастерство соблазна, чтобы в городской таверне познать всю красоту близости.       — Я тебя нашёл, — Чонгук выглянул из-за куста и понял, что Тэхён не убегал, потому что глубоко погрузился в мысли. — Надеюсь, ты думаешь о наших чувствах, а не о похоти.       Надежды не оправдались, но Тэхён об этом не сказал. Взяв Чонгука за руку, он повёл его по лесу и рассказал о планах на ночь. Во-первых, первым спит Чонгук, потому что в доме старика он не спал. Во-вторых, Тэхён не уснёт, потому что появились новые мысли, которые требуют внимания. А про чувства вампира и гомункула нечего сказать, потому что они не изучены, поэтому достаточно следить за ними и не позволять вылезать черни.       — Когда ты дёрнулся из-за моего дыхания на шее… — Чонгук резко замолчал, подбирая слова, а Тэхён посмотрел на него с лёгким испугом на лице.       Слишком много Тэхён себе позволяет, а Чонгук запоминает, разбирается, анализирует и не делится итогами. И вряд ли когда-нибудь их скажет, потому что не может правильно высказаться. Но даже малое познание в чувствах и эмоциях не помешало ему догадаться, что Тэхён по пути на север решил восполнить недостающую часть своей жизни. Судить его за это нельзя, потому что все расы стремятся к удовольствию и наслаждению, да и потребности организма всегда требуют отдать им необходимое. Однако Чонгук понятия не имеет, как Тэхён решил воплотить свой план в реальность. Его тело выдаёт в нём вампира, и если на кожу мало кто обратит внимания, то тиару не снять с лица. Чонгук с советами не влезет, потому что станет похож на отца Тэхёна, а должен быть Тэхёну другом. Наверное, друг обязательно скажет правду, откроет на неё глаза, поддержит и даст мудрое наставление, а Чонгук способен лишь выждать удачный момент, чтобы сказать о том, как ему противно душой быть третьим в постели. Со временем Тэхён поймёт ошибку своей мечты, а пока Чонгук позволит ему фантазировать о лучшей жизни.       Пробираясь по лесу, Тэхён периодически отпускал руку Чонгука, бегал по окрестностям и возвращался довольным. По взгляду видно, что что-то задумал, и Чонгук решил, что скоро наступит черёд есть ягоды. Он не против разнообразить свой рацион, но ягоды провоцируют голод. Для лучшего вкуса крови гомункулов необходимо кормить разнообразной едой, и в клане Ким они питались лучше, чем император. Тэхён следует привычке, не задумываясь над последствиями, а Чонгук не смеет ему мешать быть собой. Если Чонгук опять запретит ему проявлять заботу, Тэхён его не послушается, потому что мается от скуки и задумал очень гадкое дело, для которого необходимо уделять много внимания Чонгуку. Потом Тэхён встретит второго гомункула и отдаст ему предпочтение, потому что только меченого Чонгука сложно напугать. Тэхён поиграется с едой, съест её и вернётся к Чонгуку сытый, довольный и счастливый. Сам Чонгук концовку ситуации видит мутно и слабо в неё верит. Тэхён тоже почувствовал беспокойство в его душе и подошёл к нему единым вопросом во взгляде.       — Нормально же шли, — с тоном упрёка пробормотал Тэхён и чуть громче добавил: — Что ты себе напридумывал?       Скрывать мысли нет смысла. Лучше горькая правда, чем Тэхён придумает свою. Встав на месте и держа его за руку, Чонгук тяжело вздохнул и признался:       — Я его убью! — пока Тэхён не успел решить, что речь про второго гомункула, Чонгук уточнил: — Твоего любовника убью, и на это у меня две причины.       Он имеет право ставить условия, потому что задумка Тэхёна касается его спокойствия. И в то же время ему не позволено влезать в чужую личную жизнь. Чонгук с радостью отойдёт в сторону и оставит Тэхёна в покое со всеми его задумками, но они вредят рассудку. Во-первых, Чонгук не представляет своё поведение, пока Тэхён и купленный любовник от души будут веселиться. А во-вторых, он не справится с ревностью гомункула.       — Помнишь, — Чонгук искал у него понимания, — ты сам говорил, что я опасный гомункул. Пожалуйста, устраивай свою жизнь в году Богини Неба.       — Хорошо! — моментальный ответ Тэхёна напугал Чонгука. — Я оставлю мысли про личную жизнь, когда ты прекратишь мне вредить!       Удивление, которое быстро украсило лицо Чонгука в вечерних лучах солнца, передалось Тэхёну. Чонгук не понимает, чем он вредит, а Тэхён искренне недоумевает его непониманию. Пришлось долго объяснять, что дурной гомункул не в состоянии накормить вампира и не пытается подготовить себя к употреблению. Если Чонгука невозможно есть, то зачем он Тэхёну нужен? Охрану Тэхён наймёт в городе, второго гомункула добудет в лесу Ителеи, а с Таэем договорится о поимке остальных. В замке Таэя нет нервотрёпки, как в пути с Чонгуком, поэтому жизнь Тэхёна будет в безопасности.       — Ты уникальный по уму, — он отпустил руку Чонгука и, помолчав несколько секунд, всё же продолжил: — Но пользы от тебя, как от гомункула, нет. Я держусь за тебя только на инстинктах, однако чувство голода и тщетные попытки тебя съесть вынудят меня от тебя отвернуться. И это будет не моя обида или каприз, а желание выжить любой ценой.       — Надо же, — Чонгук последовал за ним, когда Тэхёна привлекли пушистые ели, — как лихо с момента знакомства меняются наши отношения друг к другу: то гиперзабота, то равнодушие, то череда улыбок, то вспышки гнева. Или такое настроение только у тебя?       Завязалась ссора. Тэхён не мог пропустить мимо ушей тон с издёвкой и, не оглядываясь на Чонгука, словесно атаковал в ответ. Говорили они друг другу одно и то же, но с двух разных взглядов: вампира и гомункула. Хотят они одного, требуют друг у друга одного, одинаково объясняют причины, почему каждый должен уступить, но никто не желает расставаться с мечтой о лучшей жизни. Оба вскипают эмоциями и не намерены останавливаться, разжигая их до уровня, когда они выходят наружу испепеляющими взглядами. После длинного списка замечаний со стороны Тэхёна, Чонгук повысил голос и предупредил — никто не знает, что будет, когда смешаются в одной груди эмоции вампира и гомункула, причём одни — порождение других, и этот круг бесконечен. Чонгуку, как любому гомункулу, не нравится, когда внимание хозяина полностью поглощено кем-то другим. Однако обычный гомункул расстроится и будет ждать, когда хозяин о нём вспомнит, а Чонгук — нет. Он силой добьётся желаемого, о чём предупредил Тэхёна. Если Тэхён уединится с кем-то в комнате, то отдаст внимание партнёру. Сильные чувства и эмоции Тэхёна во время интимной близости ощутит Чонгук, и в нём проснётся ревность, за ней — гнев. У Чонгука есть руки, ноги, оружие и опыт в сражениях, а убьёт он ради своего спокойствия. Совсем другой вопрос — зачем Тэхёну подставлять кого-то под меч? Надеяться на удачу, терпение и понимание Чонгука глупо, и Тэхён это знает, но просит не мешать ему думать о приятных моментах жизни.       Понимая, что общение на повышенных тонах пора прекращать, возле елей каждый идёт в разные стороны: Тэхён фыркает и уходит вправо, Чонгук демонстративно и быстрым шагом направляется налево. Оба настороже, не показывают слабости и упрямо идут каждый своей дорогой. Ссора постепенно стихает, шаги становятся медленными, а взгляды прожигают ели, которые не растут в Ителее. Их кто-то посадил, причём давно, и ухаживает за ними, поэтому они выросли выше головы Чонгука. Деревьев мало — длинная полоса из девяти рядов, но густая настолько, что не найти бреши среди ветвей. Чонгук остановился и посмотрел на зелёные «лапы» в свете яркого заката и прислушался к округе — тишина. Обычный вечер в Ителее, если не считать наличие в её лесах елей.       С обратной стороны Тэхён тоже замедлил шаг и осмотрел стройные деревья. Поражаясь очень резкому изменению в природе, он нахмурился. В Берфае лес вырос, в Ителее — ели, и логически объяснить эти чудеса Тэхён не в состоянии.       — Ты разве за четыре сотни лет не видел здесь хвою? — пробормотал Тэхён, заглядывая между рядами деревьев.       Сомневаясь, что Чонгук его услышал, он пошёл вдоль ряда, спеша очутиться в самом конце. Есть доля жути, когда смотришь на длинные тёмные иголки и слушаешь тишину. Тэхён поёжился и присел. Зрение позволило ему увидеть доски, и любопытство превзошло настороженность. Встав на четвереньки, он пополз к находке. Волоча за собой сумку и цепляясь платком за нижние ветки, он тихо выругался и наклонился ниже. Рассматривая старые, частично сгнившие доски, он убедился, что нашёл что-то издали похожее то ли на дом, то ли на сарай. Вспомнив серу в поселении, Тэхён ускорился и твёрдо решил только посмотреть, а не ждать хозяина косого здания, который устроит разборки с незваным гостем.       Встав на ноги, Тэхён сбоку обошёл строение и замер. Оно настолько старое, что покосилось на одну сторону, а вместо крыши — солома. Двери нет, окна заменяют дыры в досках, а изнутри воняет гнилью. На земле рядом стоят вёдра и коромысло, а под ближайшим деревом — миска с вонючим рисом, по которому ползают муравьи. Запаха серы нет, но Тэхён всё равно решил посмотреть, что внутри косой будки, чтобы понять, кто прячется в елях. Не подавая голос, он сделал два шага вперёд и уловил запах горящей свечи. Ступив в обитель гнили и грязи, под сандалиями Тэхёна тихо хрустнула ветка, а с потолка упал связанный пучок соломы. В углу лежит что-то свёрнутое в старую простыню, а пауки — полноправные хозяева тайного места. Тэхён пожал плечами, посчитав место заброшенным, но запах свечи не отпустил его из постройки. Оглядываясь, Тэхён заметил догорающую свечу, в свете которой на земле различается тело, застывшее в полулежачей позе, а рядом отдельно от тела мёртвым взглядом карих глаз смотрит на Тэхёна голова Чонгука. В первые две секунды организм вампира замер. Замолчали инстинкты, померкли желания и время остановилось, будто сама вечность завершила свой срок. Ещё пять секунд понадобилось, чтобы из нутра поднялся доселе неиспытанный ужас, рождённый на ритуальном камне клана Ким и навсегда осевший в сущности вампира. Спокойствие, отточенное отцом и вампирами, покинуло Тэхёна. Он смотрит на гомункула, а гомункулы — еда, и её убили, вновь отобрали, но на этот раз навсегда. Затылок Тэхёна погрузился в холод, словно сзади сама смерть тяжело дышит от нетерпения забрать себе душу вампира, и Тэхён издал вопль настолько громкий, что грудная клетка с болью сдавилась. От его крика Чонгук уронил одеяла и едва не сошёл с ума от резей в ушах. Оглушительный крик в красках огненного вчера взбудоражил сонных птиц и поднял стаи в небо. Чонгук прикрыл лицо руками и побежал сквозь ветки, срезая путь к Тэхёну. То, что скопилось в чувствах Тэхёна, похоже на взрыв, и Чонгук подумал, что его искусственное тело разорвётся на куски, превращаясь в удобрения для елей. Если бы не крик, Тэхён бы тоже украсил частями себя ветхую будку и умер рядом с погибшей едой. Он всерьёз подумал, что, пока шёл вдоль деревьев, кто-то убил его Чонгука, а значит, наступил голод и лучше умереть от крика, чем в панике метаться по чужой стране и стремительно терять рассудок.       Чонгук, не думая про опасность, вбежал в дом. Многие вещи, которые ещё минуту назад казались большими проблемами потеряли смысл, стали крохотными и вовсе потухли в сознании, будто звёзды на рассвете. Ссоры, конфликты, обиды, упрёки — лопаются мыльными пузырями, когда слышен надрывной вой того, кто равен жизни, или смотришь в мёртвые глаза того, кто являлся жизнью. За один миг Тэхён и Чонгук осознали, что любое недопонимание можно решить спокойно и без лишней фантазии. Главное — не забывать о ценности того, с кем ищешь понимание.       Окинув комнату взглядом, Чонгук подошёл к Тэхёну и побоялся к нему прикасаться. Тот с хрипом делает вдох, со скулежом выдыхает и смотрит на отрубленную голову, будто его вынудили убить гомункула. Его память смешалась разноцветными искрами, а от стресса сердце сократило удары до тридцати одного в минуту. Чонгук встал напротив него, привлекая к себе внимание и заглянул ему в глаза.       — Я в порядке, — Чонгук засучил правый рукав и показал угольно-чёрный рисунок, — и я почувствовал то же, что ты. Со мной всё хорошо, если не считать удары колючими ветками по телу.       Постепенно взгляд Тэхёна сфокусировался на нём, опустился к метке и, едва направился на мёртвого гомункула, Чонгук не придумал ничего лучше, чем обнять Тэхёна и резко повернуть спиной к трупу. С Тэхёном пришлось разговаривать около двух минут, чтобы отвлечь от мертвеца. Когда Чонгук отстранился от него, положил ладони на его надплечье и посмотрел строго в глаза. Насколько бы ярко раньше не ощущалась пустота глаз Тэхёна, сейчас Чонгук увидел, что они способны потерять даже её. Ни бездонности, ни холода, ни опасности — только сплошной тёмный цвет, как сажей разрисованная бумага. Чонгук подтвердил, что сзади Тэхёна лежит мёртвый гомункул, которого к жизни не вернут ни заклинания, ни волосы вампира. Но другой Чонгук, который бесполезный в пути, по иронии судьбы жив и стоит перед Тэхёном относительно здоровый.       — Умом я скоро точно тронусь, — Чонгук вздохнул и приложил ладони к щекам Тэхёна, после чего помял их пальцами, чтобы показать свою реальность. — Резкая смена эмоционального фона пугает.       Он прошептал, что Тэхён криком едва душу из него не вытащил. Его страх сильный и не похож на тот, который Чонгук испытал на ферме, когда его ел вампир. На ферме страх, наоборот, всеми силами, мольбами и желаниями удерживал душу в теле. Чонгук кричал, потому что звал на помощь, а сам с верой в спасение противостоял хищнику. Испытанный страх Тэхёна разрушительный, полный боли, отчаянья и угрозы. Вопль, который Чонгук всё ещё слышит в ушах, оповестил о том, что зверь смертельно ранен, но у него достаточно сил, чтобы сделать последний рывок и утащить с собой в проклятую пропасть всю вражескую стаю. Громче кричат только вампиры за миг до смерти, оповещая свою расу про опасность места, где они находятся. Впрочем, этим они не лучше гомункулов, которые тоже умирают с криком, когда их едят.       Тэхён приблизился к Чонгуку и в объятиях сильно прижал к себе, удерживая как иллюзию, которая если намерена раствориться, то вместе с ним, потому что поодиночке им не выжить. Чонгук своим телом ощутил, с какой силой бьётся сердце Тэхёна и, не выдержав натиск своих эмоций, обнял в ответ. Ему очень жаль, что Тэхёну пришлось одному столкнуться с кошмаром наяву и справляться с ним.       — И вот он никому не достался, — прошептал Чонгук, рассматривая в полутьме комнаты отрубленную голову, на которой тени от свечи пляшут дикие танцы, искажая и без того мерзкий вид.       В смерти вампир и гомункул очень похожи, разница только в том, что вампира можно убить несколькими способами, а гомункул — существо живучее, направленное на выживание ради чужой жизни. Когда вампир питается кровью человека, уродуется телом и сознанием. Такой же вид приобретает тело гомункула после смерти: сначала появляются морщины, затем кожа становится похожа на изюм, а потом приобретает «расплавленный» вид. Тело стремительно превращается в прах, который служит удобрением следующим гомункулам.       Либо кто-то знал, как убить чокнутого Чонгука, либо удача сегодня на стороне убийцы. Многие раны не смертельны для гомункулов, но сморщенную голову обратно к телу не пришить. Даже таракан с оторванной головой умирает на девятый день от голода, а крупному вредителю-гомункулу создателями велено дохнуть быстро, а не мучить окружающих своим безголовым телом, которое шастает по лесу в поисках костей.       Погладив Тэхёна по спине, Чонгук мягко отстранился и присмотрелся к дому, чтобы подтвердить или исключить случайность. Если в Ителее есть кто-то, знающий про вампиров и гомункулов много информации, значит, даже намеченный путь на север становится для Чонгука и Тэхёна запретным. Придётся плыть через Холодное море, что наравне опасно с идущим по пятам охотником на созданий алхимиков.       — У кого-то сердца нет, раз рука поднялась убить гомункула, — тихо заговорил Тэхён, не поворачиваясь к трупу. — У него же развитие ребёнка. Он даже постоять за себя не мог.       Нервы Чонгука натянулись, и он поймал себя на ненависти к мёртвому. Кажется, это предпоследняя стадия больной ревности. Последняя наступит, когда Чонгук начнёт ревновать к неодушевлённым предметам или к жучкам-паучкам, и, кажется, параноидальное состояние совсем рядом, как и у Тэхёна. Он очень сожалеет о своём решении заглянуть в дом. Чрезмерное любопытство довело до шокового состояния, а оно в свою очередь оставило вдавленный отпечаток на рассудке. Вид мёртвого Чонгука будет преследовать Тэхёна до конца его дней, а жить он намерен целую вечность, и это значит, что мучиться ему кошмарами как ярмом на судьбе.       — Думаю, что убийца не знал, кого идёт убивать, — сделал вывод Чонгук и поднял голову за волосы, рассматривая свой мёртвый вид. — Отрубил голову, чтобы исключить ранения, — он посмотрел на обезображенное тело и указал на свечу: — Подсвечник поставили после убийства.       Чонгука убил низкорослый ителеец. Местные лесные жители второго поселения знают, где старая хижина чудака с костями, и один из них решил его убить. Он вошёл в халупу, толкнул Чонгука и, пока тот сидел на полу, отрубил голову. Затем он поставил подсвечник на тумбу, зажёг свечу и ушёл. Поскольку дом находится в елях, его тяжело увидеть, пожар разгорелся бы внезапно для жителей поселений, а виновником оказался бы сам Чонгук, которого не найти и не наказать. Причина убийства проста: желание находиться рядом с Тэхёном. Один Чонгук непозволительно близко к нему. Наверняка дед рассказал, как Тэхён жадно руками и ногами обнимает Чонгука во сне, а тот бережно прижимает его к себе. Ещё и ищет один Чонгук другого, что наталкивает на мысль: Тэхёну нужны люди с внешностью Чонгука. В некотором роде они правы, ведь сбежавшие с фермы Хвана гомункулы одинаковые. Но фанатики не догадываются о том, что Тэхёну они необходимы для питания, а не в качестве жрецов для поклонения.       Успокаиваясь в мыслях, Тэхён посмотрел на ткань в углу комнаты и сделал шаг вперёд. Наклоняясь над тайником, он унюхал вонь и не сразу решился взяться пальцами за простыню. Когда же он стащил её вниз, то шарахнулся в сторону, и руки Чонгука, выбросив голову, моментально его поймали и придержали. Под тканью горой сложены человеческие останки. Ни одной кости другой расы Чонгук не собирал. Дома он мазал их своей кровью и складывал в угол комнаты. Наблюдая за ними продолжительное время, он ждал, когда хотя бы одна из них окажется частью скелета вампира и постепенно обрастёт плотью.       — Судя по елям, — Чонгук накрыл кости тканью и продолжил: — он давно собирает кости, а их в Ителее навалом, потому что люди обосновались в ней в качестве разбойников. Где-то гомункул хоронил или выбрасывал в Дэю те кости, которые не обросли мясом.       Второй вариант самый близкий, потому что могила среди леса привлечёт внимание любого прохожего. В попытках узнать, кто устроил кладбище, весьма любопытный ителеец или турист найдёт ряды елей и, как Тэхён, полезет изучать и наткнётся на весьма любопытный дом.       — Он был глуп, — погрустнел Тэхён и направился к выходу, — но у него оставались инстинкты, которые требовали стать частью жизни хозяина, — он вышел на улицу и оглянулся: — А ты говорил, что ителейцы убивают только в праздничные дни.       Встав на четвереньки, он пополз под ветвями в сторону крайнего ряда деревьев. Чонгук потушил свечу, уберегая лес Ителеи от пожара, и направился следом за Тэхёном. Пока он полз за ним, предположил, что у убийцы нет подельников, потому что старик в поселении говорил: Дэя одобряет проживание Чонгука в лесу. Получается, кто-то настолько разозлился, что решил убить странного человека в тайне от товарищей и вопреки велению духа. Следующий на очереди — приближённый к Тэхёну Чонгук.       — Меня они точно не убьют, — возле тропинки Чонгук встал на ноги и указал Тэхёну на обратную дорогу. — Во-первых, не разрешит старшее поколение. Во-вторых, я вооружен, поэтому одному против меня не выйти. В-третьих, в живом виде я намного полезнее.       Ителейцы не знают предпочтений Тэхёна, не говорят на его языке и никогда не слышали историю его рождения, поэтому единственное связующее звено между ним и ителейцами — Чонгук. Старшее поколение фанатиков перед Тэхёном готово ползать и сандалии ему лизать, потому что боятся его обидеть и разозлить. Но молодое поколение ставит условия самой Дэе, поэтому посмеют похитить Чонгука, чтобы выпытать у него про Холодное море во плоти. Однако при всём желании сблизиться с Тэхёном молодёжь не выступит против слов стариков, потому что в поселениях огромная проблема — слишком много детей. За ними нужен присмотр и работать кто-то должен, чтобы обеспечить поселение едой и одеждой. Старики физической силой не наделены, но детей искупать, переодеть и накормить способны, поэтому не являются бесполезной ношей для молодёжи. Возможно, поколения не ругались бы друг с другом за Тэхёна, если бы жрицы обратились за советом к Дэе. И наверняка так и будет, но есть длительная заминка: подготовка к ритуалу занимает несколько дней, а Чонгук и Тэхён с каждой минутой отдаляются от поселений. Скорее всего, кто-то из ителейцев не выдержал ожидания решения Дэи и не желает отпускать Тэхёна, поэтому убил Чонгука и ищет второго.       Дойдя до края елей, они повернули в сторону, и Чонгук ощутил необычное чувство Тэхёна. Он подавляет его в себе, поэтому Чонгуку сложно определить его настроение. Чувство немного нарастает и моментально стихает, что не нравится Чонгуку, потому что он не в состоянии изучить что-то новое для себя. Скорее всего, ему знакомо это чувство, но оно смешано с другим, поэтому Тэхён подавляет его в себе, зная губительный эффект.       — Он собирал кости, — Тэхён пошёл вдоль линии деревьев, возле которой недавно шёл Чонгук, — надеялся, что среди них есть вампир. Если бы я постоянно не задерживался в пути, успел бы его спасти.       — Чтобы убить! — слова сами вырвались, и Чонгук прикусил язык, мысленно пожелав себе сдохнуть от собственного яда.       Ответить на его ехидную реплику у Тэхёна не хватило сил, да и не время затевать скандал. Ему невероятно жаль всех гомункулов, которые умирают от рук убийц. Реже случаются несчастные случаи, и Тэхён каждый раз тяжело переносит гибель еды. Говорить об этом ещё одному гомункулу он не намерен, потому что только вампир поймёт, как сложно осознавать, что короткая и безгрешная жизнь еды оборвалась не так, как она мечтала. Накормить вампира для гомункула как награда за жизнь. Преданность гомункулов крепче собачьей, а сердца без лжи и коварства, что не сказать про меченого Чонгука. Он умеет врать даже самому себе.       — Прости, — Чонгук всё же извинился, поднял брошенные одеяла и кивнул в сторону, предлагая отдалиться от елей.       — Давай не будем извиняться, — прошептал Тэхён, едва передвигая ногами и не желая покидать убитого гомункула. — Это утомляет. Мы никогда не будем нормально общаться, а постоянно просить прощения — потерять ценность слова «прости».       Удаляясь дальше в лес, оба сохраняли молчание. Тэхён пытался скрыть чувства, заглушить в себе эмоции и не показывать плохое состояние, чтобы не тревожить Чонгука. Он не должен узнать, как сильно нервная система Тэхёна желает расслабиться. Надо забыть обезглавленного гомункула, отпустить ситуацию и вернуться мыслями к дороге на север, но организм просит сесть и выплакаться. Тэхён устал от самого себя и Чонгук не виноват в его состоянии. Ради того, чтобы поесть, Тэхён подсознательно грубит гомункулу, говорит неприятные слова и играет на его слабостях, при этом сам не замечая свою ложь. Самое ужасное — интуиция подсказывает Тэхёну, что он знает, как выйти из этого состояния, но упорно не видит единственное верное решение. Быть может, оно бы помогло спасти гомункула в хижине. Тэхён его бы съел, и вновь наступило бы состояние сытости, когда меченый Чонгук выглядит самоуверенным идиотом.       Его руки коснулись пальцы Чонгука, и Тэхён остановился. На лице Чонгука видна тревога. Даже тень леса не скрыла обеспокоенный взгляд, изучающий Тэхёна с головы до пят.       — Расслабься, — тихо посоветовал Чонгук. — А я тебе скажу, что ты чувствуешь. Тебе проще усмирить взбешённого меня, чем справиться со своими эмоциями, поэтому не держи их в себе.       Доля правды в его словах есть, но больше обмана. Чонгуку тоже надо есть, поэтому он ждёт, когда Тэхён даст волю эмоциям.       Тэхён сел на траву и признался, что не в состоянии выдержать наплыв ситуаций, к которым оказался не готов. Он никогда не стоял на грани выживания, не бродил в одиночестве далеко от дома и не жил с умным гомункулом. Убитый Чонгук стал последней каплей натянутых нервов. Тэхёну необходим отдых, иначе он начнёт вытворять беспредел, лишь бы отвлечься от происходящего вокруг. А ещё ему необходимо договориться с Чонгуком о главном — всегда думать за двоих. Вампир никогда не поймёт гомункула, гомункул — вампира, но надо пробовать, тем более, Чонгук выглядит намного разумнее своих собратьев. У Тэхёна чуть-чуть получилось поменять к нему отношение, однако думать как гомункул — задача сложная. Два разных вида, хищник и жертва, должны ставить себя на место друг друга прежде, чем что-то сказать или сделать.       — Это займёт много времени, — прошептал Тэхён после того, как рассказал Чонгуку новый план, — но значительно снизит количество скандалов. И ещё: учимся разговаривать с выгодой для двоих. Доходчиво объясняем причину, по которой что-то хотим предложить.       — Отлично! — Чонгук моментально согласился и, взяв Тэхёна за руку, поднял с земли. — У меня как раз есть одно предложение!       И оно явно не понравится морально измученному Тэхёну, который в придачу неправильно понял его слова. Он решил, что Чонгук вновь предлагает выпустить эмоции наружу. А раз он настаивает — Тэхён не против. Он предупредил, что будет много говорить и порой повышать интонацию, при этом едва ли обращая внимание на окружающую обстановку. И повторил — ощущения неприятные. Чонгук кивнул, не смея уточнять свои слова, вопреки просьбы объяснять намерения. Поссориться они всегда успеют, а изучить таинственное чувство Чонгуку нетерпится. Он согласился стойко выдержать все трудности эмоций, если они очень болезненные. Тэхён хмыкнул и, к удивлению Чонгука, принялся рассказывать про гомункулов. Про вкусы мёда и винограда он повторился, сказал, что первого, как и второго, и третьего своего гомункула он не помнит, потому что вампиры доводили его до крайней границы голода и только потом, когда Тэхён впадал в бешенство, подводили к нему пищу. Постепенно он научился себя контролировать, а клан прекратил следить за его приёмами пищи.       С десяток историй пролетели за короткое время. Когда началась одиннадцатая, Тэхён бессмысленно шёл вперёд по лесу, а Чонгук не увидел в его жизни что-то необычное, что выделяет его из сотни других вампиров. Да и чувствует Тэхён так слабо, что Чонгук готов попросить его замолчать, лечь на одеяло и спать. Смелости не хватает из-за темпа разговора Тэхёна. Чем ближе его истории к нынешнему положению, тем быстрее он говорит, и Чонгук уверен, что отдельный рассказ про него, меченного гомункула, обязательно прозвучит. Пусть не в лучшем свете и с напоминаниями о невозможности его съесть, но Тэхён о нём заговорит. Негативное внимание — тоже внимание, а его гомункулы очень любят. Чонгук жаждет услышать своё имя чарующим голосом Тэхёна, и в предвкушении удовольствия что-то мягкое, как совсем недавно в Тэхёне, одуванчиком распушилось в груди и нагревается лёгкой вибрацией. Не кривя душой, Чонгук готов признаться, что часть гомункула в нём влюбилась в Тэхёна как кошка. Есть потребность во внимании, ласке и приятных словах, вот только в ответ Чонгук не может что-то дать, потому что боится быть отчитанным за излишнюю вольность. А ссориться нельзя, потому что на север идти ещё очень долго.       Вопреки ожиданиям, Тэхён заговорил про убитого Чонгука, а о встрече с меченым Чонгуком промолчал. Он тараторил о несправедливости, сожалении, жалости и желании похоронить тело гомункула. Тон голоса повысился, слова едва не слились в один бессвязный звук и появилась нервозность в движениях. Рассказ приближается к чему-то очень тревожному, несмотря на то, что Тэхён заново начал говорить о гомункулах из клана Ким. Он избегает волнительной для себя речи, обходит её повторением вкуса самого сладкого гомункула и резко переключается на убитого в хижине Чонгука. Так не может вечно продолжаться, но и рассказать правду Тэхён не готов. Внутреннее напряжение возросло, и Чонгук его принялся сортировать, словно кучу одежды перед стиркой. Как одним словом назвать то, что чувствует Тэхён, Чонгук не знает. Кажется, смешаны несколько эмоций, а вместе они создали тяжёлый колючий шар, который постоянно перекатывается с одной стороны на другую, но его шипы не острые. Они давят на душу тоннами веса, словно растягивая её, чтобы вместить необъятный груз. Чонгук не чувствует боль, однако то, что происходит с Тэхёном сравнимо с пыткой: он погружается в воду, захлёбывается и в последнюю секунду перед потерей сознания невидимая сила его выдёргивает из воды. И так бесконечное количество раз. Тэхён не умирает, но морально устаёт, превращаясь в удобную и послушную куклу, которая позволяет делать с собой что угодно, лишь бы её быстрее оставили в покое. Чонгука это раздражает, поэтому он тщательно изучил внутреннее состояние Тэхёна, различая тревогу, сомнения, страх и отчаянье. Остальных чувств и эмоций недостаточно много, чтобы Чонгук их поймал за хвост, поэтому вовсе разочаровался в себе и своих возможностях. Если он глубже влезет в чужую душу, то, возможно, сможет ощутить до мельчайших деталей её эмоции, но тогда и Тэхён в равной степени будет делать так же.       — Это сомнение или нерешительность? — Чонгук прервал историю, которую Тэхён рассказывает четвёртый раз.       Поворачивая налево, Тэхён пробормотал, что нашёл подходящее место для ночлега, затем остановился и повернулся к Чонгуку. Нельзя игнорировать его вопрос, иначе он вообразит себе десятки предположений, среди которых верного не будет. Не скрывая мысли, Тэхён прошептал, что чувствует неопределённость. Он мечется внутри себя между двумя желаниями и каждое связано с Чонгуком, с его Чонгуком, которого невозможно напугать. Тэхён точно знает, что правильный выбор лишь один, поэтому не спешит определяться. Ответ на вопрос «Как прекратить издеваться над гомункулом?» совсем рядом, но Тэхён слишком боится уснуть от голода или сойти с ума, поэтому не замечает простые решения.       — Возможно, я не бесполезный? — Чонгук осторожно напоминает о себе, чтобы Тэхён хотя бы назвал его имя. — Ты же вампир. Ты точно знаешь, как меня напугать.       Сердце Тэхёна делает громкий удар, от которого Чонгук настораживается и удивляется настолько, что Тэхён быстрым шагом уходит к месту ночлега, сбегая от разговора и объяснений. Он знает несколько методов, которые испугают Чонгука, но они требуют навредить обоим. Поскольку вампир дорожит едой, Тэхён не скоро решится себя покалечить ради крови гомункула. Ещё способ — Тэхёну необходимо испытать девятибалльный шквал эмоций, который ощутит Чонгук. Последний раз это случилось в хижине гомункула, но Тэхён на тот момент не мог думать о приёме пищи. Слишком сложно ему найти правильную синхронизацию с Чонгуком. Однако Чонгук создавался для многоразового употребления в пищу, поэтому его как-то можно съесть. Или же его создали для вампира-мазохиста, который любит сильную боль и плотно покушать. Понимая, что мысли перешли черту здравого смысла и смело шагают по маразму, Тэхён напомнил себе, что значение метки не удалось разгадать, поэтому думать о предназначении Чонгука можно до конца своих дней, а есть понадобится совсем скоро.       Приближаясь к небольшому свободному месту между несколькими деревьями, Тэхён поднял над головой ветку, прошмыгнул под ней и отпустил. В тишине едва наступившей ночи, чуткий слух вампира расслабился, обоняние обострилось, а зрение выборочно охватило округу, концентрируясь на месте, где будут лежать одеяла. Внезапно в штиле природы запахло знакомым виноградом, на который моментально лёгким покалыванием отреагировали клыки. Узнав запах Чонгука, Тэхён резко оглянулся.       — Дай платок, пожалуйста, — Чонгук сел под дерево и ладонью прикрыл нижнюю часть лица.       Посмотрев на ветку, которую минуту назад сам же резко отпустил, Тэхён захотел извиниться, но недавно договорился с Чонгуком не просить друг у друга прощения. И вновь стойкое чувство неправильного поведения подкралось близко к вискам и невидимой разноцветной пыльцой усыпало глаза. Тэхён понятия не имеет, какие правила устанавливать. Он даже с гомункулом не в состоянии выбрать верную модель поведения, а уже посягнул на перемену законов в клане. Рано он почувствовал свободу и придумал себе влияние на Альнаим. Он не смог справиться с одной веткой, с одним гомункулом и с одной дорогой, но настырно мечтает войти в историю величайшим вампиром, который изменил мир к лучшему.       — Дай я посмотрю, — Тэхён положил сумку на землю и мягко убрал руку Чонгука от его лица, чтобы посмотреть на рану.       Настраиваясь увидеть кровь своей непослушной еды, он сел ближе и проигнорировал пристальный взгляд Чонгука. Когда Тэхён увидел крупную тёмную каплю, понял, что Чонгук — хороший актёр. Требуя платок, он не вытер рукой кровь, оставляя её для вампира. Где-то на ветке торчит острый край, который угодил в самый уголок губ, и Тэхён смотрит на него виновато и с извинениями. И хочется облизать тёмную каплю, и нельзя, чтобы не провоцировать рассудок воображать пошлость. Стыдно признаться, что в фантазии появился самый уродливый гомункул и волнует мысли своими доступностью, покорностью и разумом. Пошлые мысли зародились, когда Тэхён пытался смотреть на Чонгука не совсем как на еду. Поскольку Чонгук отличается от остальных гомункулов сознанием, взгляд Тэхёна поднял его на ступеньку по лестнице эволюции. А потом, как обычно, внезапно и с волнением, вывод сам напросился: Чонгук — гомункул, но он ещё и мужчина. Тэхёна пугают собственные мысли, которые шустро находят оправдания низкой, животной похоти.       — Может, воспользуемся платком? — Чонгук посмотрел в тёмные, как два входа в подземный мир, глаза и едва в них не провалился.       В них мечется замешательство, и Чонгук сам спровоцировал в Тэхёне взять перевес инстинкту, а здравый рассудок отодвинуть дальше. Он плотно сжал губы. Под натяжение капля крови увеличилась, слегка задрожала и на миллиметр опустилась вниз. Страх испортить пищу толкнул Тэхёна быстро приблизиться к лицу и осторожно, чтобы не потревожить рану, губами собрать кровь. Следом он облизал кровавый след и немного оттянул нижнюю губу Чонгука, всё же высасывая сладкие остатки. Зачем Чонгук вынудил его пробудить инстинкты, сам не сразу понял. Не прошли сутки, как Чонгук нарушил договорённость, но он не жалеет о содеянном. Наверное, он собственник, хотя сам считает себя ещё хуже. Возможно, тиран. Или уже деспот. В любом случае, он подводит Тэхёна к большей привязанности, используя его слабости и переходя на сторону глупости.       Лишь прикосновения тёплых губ и горячего языка его отрезвили. Рука невольно придержала Тэхёна за спину, а лицо приподнялось к его губам. Не хватило одного сантиметра в сторону, чтобы слиться в поцелуе, и Чонгук замер, похолодел от своего поведения и прислушался то ли к своим, то ли к чужим чувствам. Дыхание у Тэхёна горячее, частое, плавит кожу Чонгука, словно солнечный зайчик вампира, а Чонгук дышит через раз и его сердце полыхает невидимым огнём под давлением мягких губ Тэхёна. Они даже не целуются, а дурное сердце гомункула тянется к хозяину, будто цветок к солнечному свету. Чонгуку стыдно за себя, и он с грустью наблюдает, как своими словами и поведением уничтожает в Тэхёне наставления его отца. Если жить по законам клана Ким, до севера Чонгуку и Тэхёну не дойти. Необходимо немного сойти с ума, чтобы безумство убедило сделать то, что ни в коем случае нельзя. Чонгук делает то, что выгодно ему, прикрываясь нелепыми оправданиями. То, в каком состоянии Тэхён приедет в Элифут, его не интересует, если на кону стоит отобрать всё внимание хозяина себе. Тэхён в свою очередь, касаясь губами уголка рта Чонгука, игнорирует тот факт, что гомункулу невыносимо сложно отпустить от себя хозяина. Там на севере Тэхёну придётся сбежать от него, исчезнуть и никогда не возвращаться, оставив ещё одного сошедшего с ума гомункула собирать по миру кости с мыслью о возвращении вампиров.       — Сейчас, — заговорил Чонгук, чтобы не слушать тяжёлое дыхание Тэхёна, — ты чувствуешь много хороших эмоций, — он посчитал слово «хороших» недостаточно точным и дополнил: — Кусабельное чувство.       Тэхён в миг выпрямился и замер, пытаясь в первую очередь поймать остатки того, что чувствовал, пока облизывал рану.       — Кусабельное? — переспросил Тэхён, мысленно перебирая страницами личного словаря. — Ты где это слово взял?       Ему показалось смешным описание состояния, когда что-то очень нравится. Мало того, что Тэхён вновь попробовал кровь гомункула, так ещё и коснулся губами его губ.       Почти поцелуй щекочет нервы. Тэхёну нравится глупое «почти» и бессмысленные поступки для испытания судьбы и самого себя. Терпение у жизни не бесконечное, поэтому когда-нибудь Тэхён доиграется до точки невозврата, и он с нетерпением её ждёт. Чего больше: необдуманных поступков Тэхёна или улыбок удачи? Удача не любит наглых, поэтому лимит её благосклонности постепенно истекает. Тэхёну интересно увидеть, когда настанет этот момент. Больше всего он хочет, чтобы удача отвернулась после того, как он найдёт третьего гомункула и съест его.       Пока Чонгук объяснял, что чувство, которое парило внутри Тэхёна, хочется укусить из-за его мягкости и нежности, Тэхён не видел в его глазах безумия. Чтобы рехнуться умом, повод не нужен, а Чонгук всерьёз говорит о слишком милом чувстве, которое захотелось съесть, как смех Тэхёна. «Выдрать из глотки» — припомнил Тэхён. Когда-нибудь из-за своих «хотелок» Чонгук всерьёз залезет ему в рот, будто там таятся чувства. Если разобрать Чонгука на поведение, то в нём мало человеческих желаний, а значит, его душа остаётся чистой, чтобы любой вампир писал в ней свои законы. Это натолкнуло Тэхёна на идею использовать недостаток Чонгука как ключ к разгадке слов Зинси.       Вскочив на ноги, он поднял сумку и побежал к месту ночлега. Пользуясь ночной тишиной, он говорил в полтона, не сомневаясь, что услышан Чонгуком. Собирая ветки для костра, он предложил вспомнить наставление Зинси: найти путь к своей душе и освободить её.       — Старик прав, — Тэхён положил ветки на землю и полез в сумку за спичками, — надо не отделяться друг от друга, а найти путь к своей душе. Мне это сложно сделать, потому что мешают эмоции, а у тебя не должно возникнуть проблем. Когда я испугался и кричал, ты не подвергся моим чувствам, а значит, держал в себе своё состояние.       Он доволен выводами и уверен, что гомункул сделает всё возможное, лишь бы угодить вампиру. Чонгук принёс ветки и сел рядом, не представляя, с какого бока начать говорить правду. Сложно объяснить своё состояние, когда Тэхён изнутри взрывается и теряет над собой контроль. Наблюдая, как он, встав на четвереньки и склоняясь к земле, дует на слабый огонь, Чонгук пробормотал, что в момент, когда в лесу раздался крик Тэхёна, проснулся голод.       — Я тебя съел, когда вошёл в дом, — Чонгук потянулся к одеялу и отвернулся от Тэхёна. — Я хорошо чувствую то, что ем, и оно, наверное, остаётся во мне. Возможно, когда-нибудь я проявлю то, что съел.       Ему неизвестны личные возможности, поэтому он не уверен, что сможет помочь Тэхёну, да и Зинси давал советы Тэхёну, а не Чонгуку, поэтому кому искать путь к душе — спорный вопрос. Чонгук пообещал попробовать объяснить свои ощущения, когда Тэхёна окутывают сильные эмоции, однако сначала надо правильно подобрать слова. Просверлив Чонгуку спину пристальным взглядом, Тэхён дал ему время столько, сколько понадобится, лишь бы услышать внятное объяснение.       Чонгук расстелил одеяла, улыбнулся макушкам деревьев и предложил лечь спать. Ночь обещает быть сложной, потому что человек или ителеец, который убил гомункула, не дождался пожара, а значит, пойдёт узнавать причину. В поисках тех, кто заходил в хижину и потревожил труп, он найдёт Чонгука и Тэхёна. Это будет в лучшем случае. В худшем — часть поселения выдвинулась искать отца Дэи.       — И пусть, — Тэхён пожал плечами и на четвереньках подполз к одеялу. — Пусть не надоедают и останутся живы. Я не хочу никого убивать, но не люблю, когда настырно лезут в мою жизнь. Мне сейчас очень важно найти баланс в своей душе, прекратить неосознанно принуждать тебя накормить меня и качаться на качелях настроения. Я очень не хотел, чтобы слова расходились с делом, но в итоге сам так поступаю. Если ещё кто-то начнёт вякать мне на ухо и раздражать, я того придушу!       Привычно фыркнув, он лёг на одеяло и сладко потянулся, после чего похлопал ладонью на место возле себя, приглашая Чонгука присоединиться. В ответ он услышал, что к ним пришëл гость. В десяти шагах от костра двумя зелёными лунами горят глаза манула. Подходить он не решается, но не отводит взгляд от Тэхёна и наблюдает за происходящим. Давно ли животное сидит и случайна ли встреча с ним, не узнать, однако Тэхён посетовал на судьбу. Наверняка животное хочет есть. Манулы неповоротливые, а в лесной части Ителеи им особо едой не разжиться. Повезёт, если хомяка встретит, но, судя по горящим глазам, не встретил. Переворачиваясь на живот, Тэхён тяжело вздохнул и напомнил Чонгуку его слова: он терпеть не может мясо. А раз тошнит, то можно поделиться едой с меньшим братом. Тэхён полез в сумку и, вытаскивая миску с мясом, весело прощебетал, что завтра Чонгука ждёт большой сюрприз. «Опять ягоды» — пронеслось в голове Чонгука, и он лёг так, чтобы с одной стороны Тэхёна грел он, а с другой — костёр. Сам Чонгук холодов не боится, да и по его подсчётам недолго им осталось отдыхать. Исполняя часть договора, он предложил провести маленький опыт: позволить ителейцам увести у их божества помощника.       — Сдурел?! — Тэхён насупился и оторвал кусок мяса, после чего, наладив зрительный контакт с животным, предложил ему поесть.       Уговаривая Тэхёна, Чонгук лëг на бок и закинул на него ногу, будто придерживая, чтобы не сбежал от злости. Изредка Чонгук косится на животное, которое на пушистых лапах крадётся к еде и осторожно ступает, опасаясь внезапной атаки лесных животных. Не прижился он в Ителее и доверять, как прежде, может только странному существу с запахом, который пробуждает дремлющие гены. Он, стелясь по земле, подошёл к Тэхёну и быстро схватил мясо в пасть. Не медля ни секунды, кот юркнул в сторону и с лёгкой добычей скрылся среди ночи. Есть ещё вторая порция, но Тэхён навязчивого манула не дождался, поэтому сложил еду в сумку.       Чонгук продолжил уговаривать разрешить италейцам осуществить план. Это позволит потренироваться лучше ориентироваться на местности и узнавать местоположение друг друга. Ситуация, которая не под контролем Тэхёна и Чонгука, поможет обострить то, что даёт им совместная поддержка жизней друг друга. Чонгук напомнил, что ителейцы не намерены убить отца речного духа и его жреца. Последнего, по крайней мере, в ближайшие дни точно не отдадут Дэе в жертву. Да и утопить гомункула очень сложно, что удивит жриц. Чонгук не хочет упускать шанс узнать о своих возможностях больше, а заодно в поселении можно украсть лошадей. Тэхён снова фыркнул, отбросил сумку и прошипел, что ему не нравится идея. Ему на душе плохо от мысли, что еду надо передать в опасные руки.       — Но на корабле передал! — сдержанно напомнил Чонгук. — И я не прошу тебя сидеть и ждать. Иди следом за мной, только на глаза ителейцам не попадайся, иначе мы не узнаем, что им от меня надо.       Он посмотрел на Тэхёна — нос морщит. Опять они попали в ситуацию, когда единственная возможность сделать что-то к лучшему требует использовать жестокий метод. Тэхён не понимает, почему, чтобы что-то наладить, надо обязательно что-то испортить? Пока инстинкты и желание спасти еду пробудят почти все спящие гены вампира, сердцебиение Тэхёна сократится на несколько ударов, а он даже Ителею не покинул. А если Чонгука ителейцы убьют? Или несчастный случай случится? Тэхён опять фыркнул, лёг на бок, и Чонгук отвернулся от него, демонстрируя обиду. У него разочарование и сплошные расстройства от путешествия и первого вампира. Мало того, Чонгуку не верят, а он исправно следовал договорённости — по пунктам объяснил, почему надо позволить ителейцам украсть у Тэхёна еду.       — Повернись! — буркнул Тэхён, рассматривая спину Чонгука в тени от пламени. — И никогда не ложись ко мне спиной.       Голос прозвучал с робостью, неприсущей Тэхёну, и Чонгук резко оглянулся. Когда он лёг на другой бок, Тэхён подвинулся к нему, опустился на уровень груди и прижался, слушая его сердцебиение. Как оказалось, смерть гомункула оставила неприятный отпечаток в подсознании вампира. Когда Чонгук не шевелится, лёгкая шаль паники скользит по лицу Тэхёна, показывает в памяти отрубленную голову гомункула и неуклюжее положение тела. Страшно смотреть на замершую позу, и Тэхён пока не может избавиться от тягучего страха, который прилип к коже, будто мёд. Когда он смотрит в лицо Чонгука, видит, что моргает и глазами двигает, тогда на душе становится тепло, а надежда на питание не угасает. Однако Чонгуку всё равно на новые страхи Тэхёна — надо узнать намерения ителейцев.       — И что нам это даст? — Тэхён пальцем нашёл на рубашке Чонгука дырку и принялся в ней ковыряться, будто это поможет быстрее прийти к верному решению.       — Закрепим их веру в тебя, как в Бога, — Чонгук сладко зевнул, обнял Тэхёна и прижал к себе, после чего пожелал спокойной ночи.       «Сплошная ложь» — сделал вывод Тэхён и оставил дырку в покое. Играть роль мудрого духа у него не получится, потому что, если ителейцы навредят Чонгуку, даже Тэхён не знает, что произойдёт с его расшатанными нервами и уязвимым рассудком. Он кинется защищать Чонгука, ителейцы себя в обиду не дадут, и завяжется драка. Если фанатиков придёт не два поселения, Тэхён их убьёт, что очень нежелательно, потому что ему и Чонгуку необходимо спокойно покинуть леса Ителеи, а не постоянно оглядываться в поиске преследования.       — Чонгук, — Тэхён закинул на него ногу, и тот угукнул, — я последний раз соглашусь на твою авантюру. Последний раз, слышишь? Больше никаких экспериментов с моими инстинктами. Меч с тобой?       Он шустро ощупал его пояс, пальцы сжали ремень, затем ладонь опустилась ниже и наткнулась на ножны. С облегчением выдохнув, Тэхён велел на куски резать мелких блох в поселении, если они посягнут на жизнь еды высшей расы, а он, Тэхён, всегда прибежит помогать наказывать за непослушание. Чонгук опять угукнул и буркнул, что как раз неуправляемости Тэхёна он боится больше всего. Буйство гомункула можно усмирить голосом вампира, а останавливать самого вампира равносильно борьбы с ветром. В доказательство у Чонгука есть опыт похищения людьми на корабле. Убить торговцев — личный каприз Тэхёна. Люди умерли бы в любом случае, потому что корабль шёл на дно, но Тэхён принципиально остался в каюте и своими руками утопил обидчиков. Ителейцы, по мнению Чонгука, не навредят приближённому к Богу человеку, как бы сильно люди не поссорились со всем миром. И этот факт Чонгук, как попугай, повторяет Тэхёну, вкладывая истину в его дурную голову. Чонгук хочет показать ему, что фанатики не такие плохие, как их описывал Шивон, и очень преданные. И Чонгук тоже согласен на «последний раз». Если пребывание в поселении ителейцев не увеличит время и расстояние, при которых Чонгук и Тэхён могут находиться раздельно, тогда Чонгук тоже сдастся и скажет, что закончил эксперименты с инстинктами вампира.