Почти по Фрейду

Фрейд говорил, что мальчиков влечёт к матерям. Ник не знал, так это или нет, ибо его никогда особо не интересовала психология. Одно он знал определённо — по меркам того же Фрейда, если он вообще говорил подобное, он являлся ненормальным. С тех пор как он с семьёй переехал в Равен Брукс, ни дня не проходило, чтобы Ник не гостил у своего лучшего друга. Аарон и его родные были довольно… своеобразными людьми. Их не любил весь город, но они, казалось, этого не замечали. Ник не разделял настроения всего города и с удовольствием проводил время с Аароном. Они бегали, играли в индейцев и знаменитых воров в законе, разрабатывали всякие шпионские штучки из стыренных у Питерсона-старшего приборов. Нику впервые было так хорошо со своим ровесником. И это было вдвойне печальней, ведь в последнее время Ротт стал замечать, что его тянут в дом напротив не только встречи с лучшим другом. Питерсон-старший был страшным человеком. Выглядел он довольно приземлённо и походил на обычного семьянина — в этом душном вязаном свитере с ромбиками, с простой домашней причёской, с зубочисткой во рту, сидящий в кресле и слушающий по радио последний выпуск «Raven Brooks Banner». Но Ник прекрасно знал, что Питерсон-старший мог быть весьма страшным. Его настроение менялось так быстро, что иногда это приводило в смятение. Он напоминал волну — то мягкую и нежную, весело играющую в «морской бой» с Мией на кухне, то страшную и безумную, когда в зелёных глазах загоралось пламя, а из горла вырывался дьявольский смех. Питерсон-старший неимоверно пугал не только своих домочадцев, но и Ника. Но было ещё кое-что, и это «кое-что» Ротт не мог сказать никому, если не хотел прослыть извращенцем. Ему нравился отец Аарона. Не как человек и даже не как объект исследований. Ника буквально влекло к нему. Все его внутренности сжимались, когда пронзающий взгляд зелёных глаз останавливался на его лице, а по бледным губам Питерсона-старшего змеилась безумная улыбка. Нику хотелось в этот момент тоже широко ухмыльнуться — а потом прижаться к сухим губам, чтобы впервые увидеть на любимом лице ошарашенное выражение. Это было странно. Это было ненормально. Ник не понимал, что с ним происходило. Почему ему нравился тот, от кого любой здравомыслящий ребёнок держался бы подальше?

***

Однажды он остался у Аарона на ночёвку. Они здорово повеселились, рассказывая друг другу страшные истории и до смерти напугав младшую сестру Аарона, Мию. Атмосферы их рассказам придавал и сам дом: в детской, где они поселились, был сломан потолок, и сквозь него просматривалось хмурое летнее небо. Старый дом скрипел и кряхтел, пошаркивал ссохшимися досками, а росший у окна дуб при каждом порыве ветра стучал в стекло, заставляя детей подскакивать от неожиданности. Вечер страшилок закончился, когда поднявшаяся на второй этаж миссис Питерсон дыхнула в их сторону сигаретным дымом и строго приказала разбегаться по кроватям. Ник с удовольствием занял старый матрас, который притащил для него из сарая Аарон, и честно постарался заснуть. Никак не удавалось. Младшие Питерсоны уже вовсю сопели, а Ник ворочался на матрасе, раздражённо ожидая Морфея. Морфей занимался чем-то незаконным и никак не выходил на работу. А тут ещё и дал знать съеденный с вечера арбуз. Ник вздохнул, тихо сполз на пол и прокрался в коридор, стараясь как можно тише ступать по скрипучим полам. Дом Питерсонов был чёртовым лабиринтом. Легче лёгкого в нём было заблудиться. Что уж там говорить — сам Аарон не раз признавался, что понятия не имел, куда вела часть дверей. В некоторые ему было нельзя заходить, в другие он просто не мог зайти, забывая их месторасположение. Знал дом наизусть, пожалуй, только глава семьи, поэтому Ник даже не рисковал ходить по нему в одиночку. Но не мог же он разбудить друга только затем, что захотел в туалет! Поэтому Ник, крадучись, отправился наобум, надеясь, что судьба убережёт его от попадания в комнаты, куда ему нельзя. Извилистые коридоры долго водили его туда-сюда, пока, наконец, не выплюнули где-то в гостиной. Ник осторожно осмотрелся. Это была не та гостиная, где они бывали с Аароном, но выглядела она вполне обжитой, а значит, это не была какая-то заброшенная запрещённая комната, за вход в которую ему бы надавали по ушам. Чуть успокоившись, Ротт двинулся вперёд — и тотчас замер, услышав рядом чужое дыхание. Когда глаза привыкли к тусклому свету лампы, стоящей у дивана, а сердце перестало отбивать испуганную чечётку, Ник вгляделся вперёд и слегка выдохнул, увидев спящего на этом самом диване Питерсона-старшего. Почему-то он не стал спать вместе со своей женой, а избрал маленькую тихую комнату в качестве места для своего отдыха. Ник подошёл ближе, опасливо-завороженно разглядывая его. Обычно мужчина не любил, когда на него пристально смотрели, поэтому теперь можно было оторваться и сделать то, что обычно было недоступно. Мистер Питерсон спал на спине, закинув ногу на ногу и прикрыв лицо рукой. Во сне черты его лица разгладились, а само оно приобрело устало-спокойное выражение, которого никогда не было на лице бодрствующего мужчины. Ник внимательно вглядывался в него, склонившись над Питерсоном и едва не мурлыча от радости. Хотелось протянуть руку, коснуться горячей кожи, чтобы убедиться, что картина, которую он видел перед своими глазами, действительно существовала. Но Ник боялся, что лёгкое прикосновение разбудит Питерсона-старшего, а уж что он сделает, когда обнаружит рядом с собой соседского ребёнка — это большой вопрос. Зная об обыденной дружелюбности Питерсона, Ник мог предположить, что мужчина просто схватит его за шкирку и выставит вон из дома. Это было бы крайне нехорошо. Поэтому он просто продолжал смотреть на мужчину, водя пальцем по губам и мечтательно думая о чём-то расплывчатом. В туалет как-то перехотелось. А может, организм специально сорвал его с матраса, чтобы он смог отправиться в путешествие по дому-головоломке и в конце-концов найти в нём свой созерцательный приз? Ротт не знал ответа на этот, в общем-то, риторический вопрос. Где-то в глубине дома раздалось хлопанье дверей и неясные голоса, и Ник вздрогнул. Он и не заметил, что в своём завороженном любовании простоял так почти целый час. Видимо, миссис Питерсон проверила, спят ли дети, и обнаружила его отсутствие. Мистер Питерсон беспокойно завозился, дёрнув правой ногой, что-то сдавленно прошипел сквозь зубы, и Ник, попятившись, тихонько ушёл в темноту коридора. Он и так сегодня получил слишком много, чтобы даже мечтать о большем. — Никки, детка, ты чего тут бродишь? — ласково поинтересовалась миссис Питерсон, когда Ник, завернув за угол, столкнулся с ней нос к носу. — Я… мне нужно было в туалет, — смущённо промямлил Ротт и вздрогнул, когда на его плечо упала тяжёлая рука. Мистер Питерсон был сонным и взлохмаченным. При этом его глаза сияли совсем бодро — цепко, пристально и настороженно. Он широко улыбнулся, но из-за помятого вида его улыбка больше походила на оскал. Ник замер под его рукой, словно мышка в когтях кота. Неужели мужчина не спал и лишь притворялся, на самом деле проверяя, что он, Ник, сделает? — Туалет чуть выше по коридору, милый, — рассеянно произнесла миссис Питерсон и вопросительно уставилась на мужа. Тот устало качнул головой. — Прости, заснул за чертежами, — пробормотал он и перевёл взгляд на робеющего Ротта. — Ты что-то хотел сказать мне, мальчик из дома напротив? — Голос его звучал ровно и в равной степени мог означать как любопытство, так и угрозу. Ник мысленно выдохнул и смело посмотрел на него. — Нет, мистер Питерсон, — соврал он, не моргнув. На самом деле он многое бы хотел сказать. Но он также понимал, что это было излишне. Никто, в том числе и он сам, не был виноват в том, что с ним происходило. Подростковые гормоны ли, или ещё какая-нибудь заумная ерунда, о которой наверняка бы стал талдычить доктор Папоротник — вот настоящие виновники происходящего. Да, его привлекал мистер Питерсон, но Ник не собирался никому об этом рассказывать, в первую очередь — самому мужчине. У него была семья, у него была своя жизнь и свои проблемы, и проблемы Ника его не должны были волновать. Питерсон-старший недоверчиво посмотрел на него. Кажется, он понял, что что-то было недоговорено, но решил промолчать. Напоследок он крепко сжал плечи Ника, почти до реальной боли, но почти сразу расслабил ладони и, покачиваясь, направился вглубь дома. Ник всё-таки сходил в туалет и, совершенно разбитый, вернулся в комнату Аарона. Дом больше не путал его, словно то, что он хотел показать, уже прошло. Ротт забрался на матрас и, укрывшись с головой, постарался расслабиться. Его ждала ночь, полная бессонницы.