***
— Старик, ты время видел? — Жан перевернулся на другой бок и сонно потёр переносицу. — Что тебе нужно? — У всех понедельник, а у тебя что, выходной? — из трубки раздался ехидный смешок. — Какого..? — парень мгновенно подорвался и метнул взгляд в сторону будильника. Головная боль тут же дала о себе знать. — Конни, я тебе потом перезвоню. Конни слишком уж довольно заржал, и Жан мысленно послал его куда подальше, отшвырнув мобильник. Сна не осталось ни в одном глазу. Жан ненавидел, когда всё шло не по плану. Ненавидел опаздывать, а особенно на лекции нового преподавателя, которые он исправно посещал вот уже более двух недель, надеясь, видимо, что тот смягчится и снизойдёт до милосердия к нему. Но ещё больше он ненавидел вчерашнего себя, которому спонтанная идея выпить вечером в кругу друзей показалась донельзя привлекательной. Конечно, ему хотелось немного отдохнуть и расслабиться, хотя бы на денёк забыть о навалившемся на него стрессе, но стоило бы делать это не тогда, когда на нём остались висеть ещё четыре работы и дюжина конспектов. Контрастный душ помог немного прийти в себя, но залитый кофе первый попавшийся анальгетик вопреки всему сделал только хуже. Жан сочувственно поглядел на своё отражение в зеркале, потёр щёку, на которой остался красный след от подушки, и вышел из квартиры. До начала лекции оставалась четверть часа, от метро до универа пешком — немногим меньше. Если учесть «дополнительные» семь минут, то Жан даже почти успевал. Только вот медленно убывающие секунды на светофоре беспощадно приближали его шансы не опоздать к нулю. Опустив блуждающий взгляд на свои заляпанные ботинки он понял, что за раз нарушил уже как минимум два негласных правила. Загорелся долгожданный зелёный, но не успел парень ступить и шагу, как прямо перед ним на переходе затормозил чёрный тонированный внедорожник. Насмотревшийся боевиков Жан уже успел прокрутить в голове все возможные варианты развития событий и выбрал из них самый абсурдный: как несколько людей в чёрном выходят из машины, накидывают ему на голову мешок и запихивают в багажник. Но ведь сейчас утро, кто в здравом уме станет похищать его на перекрёстке посреди оживлённой улицы? И, тем не менее, Жан стоял и тупо таращился на джип, у которого опустилось переднее окно. — …Кирштайн, долго тебя ждать? — Леви просигналил разок для верности, чем вывел парня из ступора. Светофор снова загорелся красным, когда Жан открыл дверь и, предварительно отряхнув ботинки от снега, прыгнул на пассажирское сиденье. — Пристегни ремень, — коротко скомандовал мужчина, не отрывая внимательного взгляда от дороги. Жан не стал перечить, хотя мысль о сюрреалистичности происходящего вызвала на его лице ухмылку. — Вы всех своих студентов подвозите? — Только тех, кто опаздывает на мои лекции. Жан прыснул в кулак. Вопрос так и остался висеть в воздухе. — В самом деле? Он повернулся к Аккерману, но тот, то ли сделав вид, то ли действительно не услышав вопрос, так и не ответил. Лишь крепко стиснул пальцами руль, хмуро глядя перед собой. Кажется, Жан впервые видел его так близко. Настолько близко, что улавливал даже ненавязчивый пряный аромат одеколона. Он подавил в себе внезапно возникшее желание податься вперёд, чтобы вдохнуть этот запах, но, оказавшись на расстоянии считанных сантиметров, уже не смог оторвать глаз. Жан понял, что откровенно пялится. Заворожённый тем, как Леви плавно ведёт машину одной рукой, параллельно выверенными движениями переключая скорости. На это можно было смотреть вечно. Его взгляд скользнул по тонкому прямому носу, зацепился за высокие скулы и обвёл чётко очерченную линию челюсти, заметив, как на ней заходили желваки. Машинально мазнул по дёрнувшемуся кадыку и взметнулся вверх, останавливаясь на плотно сжатых, аккуратных губах, от чего его собственные разом пересохли. В Леви не было ни капли элегантности и, вопреки всем слухам, его бледность казалась скорее нездоровой, чем аристократической. В его осанке, почти армейской выправке, как и во всем остальном, прослеживалась строгая сдержанность. В словах, жестах и, Жан уверен, даже мыслях — ничего лишнего. Но несмотря на всю свою суровость, Леви был красивым. Жан не к месту представил, какими мягкими на ощупь могут быть его смоляные волосы. — Ты во мне дыру прожжёшь, — внезапно заговорил мужчина, сворачивая с дороги и останавливаясь в паре кварталов от корпуса. Он кивнул в сторону двери и бросил нечитаемый взгляд на юношу, но тот остался сидеть с таким видом, будто никуда не торопился, продолжая нагло его рассматривать. — Отсюда дойдёшь пешком. Нерасторопно отстегнув ремень, всё с той же довольной ухмылкой, Жан ограничился коротким «спасибо» и вышел из машины. Дождавшись, пока его высокая фигура исчезнет за углом, Аккерман позволил себе ослабить ослабить хватку на руле и, уложив на него руки, обессиленно уткнуться в них лбом.***
— Ты сефьёсно?! Шокированная последними новостями Саша зажала рот ладонью, но сделала это слишком поздно: несколько крошек от печенья успели попасть Жану на футболку. Он с невозмутимым видом их смахнул, самодовольно улыбнувшись. — С чего бы мне врать? — Что, прям в машину к нему сел? — Саша не унималась. — Нет, меня запихнули в багажник, — Жан несколько раздражённо фыркнул и стянул у подруги один крекер. — Убирай еду быстрее, пока он не пришёл. Саша со скоростью света затолкала в рот остатки печенья и, под неодобрительным взглядом Жана, локтем смела все крошки на пол. В ту же секунду дверь в аудиторию распахнулась. Леви, чеканя шаг, подошёл к своему рабочему месту и, скинув пиджак на стул, бросил безапелляционным тоном, даже не посмотрев в их сторону: — Браус после этой пары моет полы во всём кабинете. Саша раздосадованно всплеснула руками и откинулась на спинку стула, пока Жан давился в беззвучном приступе хохота. — Кирштайн, хочешь с ней за одно? — Жан вместо ответа взмахнул в воздухе раскрытой ладонью перед лицом, как бы цепляя на себя маску безразличия и мгновенно успокаиваясь. Саша обиженно пихнула его локтем в бок и отвернулась. — Предатель, — буркнула она. Жан хихикнул, но почувствовал лёгкий укол совести. Сядь они за последний ряд вместо первого, как делали это обычно, Леви бы почти наверняка ничего не заметил. И хотя искупить вину перед подругой он ещё успеет, упускать возможность понаблюдать за новым преподавателем поближе ему не хотелось. — Оноре Де Бальзак когда-то сказал, что «архитектура — выразительница нравов», — начал Аккерман своим невероятно красивым, низким голосом. Жану было откровенно плевать, что там когда-то сказал великий драматург. Он неустанно наблюдал за мужчиной, за его редкими, скупыми жестами, жадно прослеживая их взглядом. Со стороны могло показаться, что он внимал каждому слову, но на деле Жан совершенно не вникал в смысл, растворяясь в звуке чужого голоса. Сперва безобидное влечение начало перерастать в одержимость. И он не мог сказать, когда именно это началось, но понимал абсолютно точно — так просто ему теперь не отделаться. Прежде все его любовные — и не очень — интересы длились не дольше пары дней и сходили на нет даже если он не получал желаемое. Потому что Жан быстро перегорал. Жана было сложно зацепить. Но Леви зацепил. Он был до ужаса притягательным несмотря на внешнюю холодность, прямолинейность и отчуждённость. Простым и противоречивым одновременно. Жана до сих пор волновал вопрос, чем же было вызвано это желание подвезти его сегодня утром? Аккерман явно не из тех, кто стал бы подпускать кого-то так просто, и оттого парню сильнее хотелось подобраться к нему поближе. Пару раз, когда их взгляды пересекались, от спёртого дыхания Жану казалось, что по горлу полоснули стальным лезвием. Это чувство отзывалось колючими мурашками на загривке и странным осадком где-то глубоко в лёгких. Как будто Леви давно всё узнал и мысленно осуждал его. — …Кирштайн, ты долго спать собираешься? Нагло выдернутый из своих размышлений Жан скомканно кашлянул в кулак, поднимая глаза на каким-то чудом оказавшегося перед его столом Аккермана. — Platon, qu’est-ce qu’il évoquait? — раздражённо повторил Леви свой вопрос, на что Жан, заворожённый его идеальным французским, беспомощно хлопнул ресницами. — Что? — тупо переспросил он. — Ты меня вообще слушал? — Жан скорее прочитал этот вопрос по губам. Он не слушал Леви даже сейчас, пытаясь заглянуть куда-то глубже этой серой радужки. Она была такой блёклой, будто из неё выжгли весь цвет. Ещё бы чуть-чуть, и юноша залюбовался. — Нет, — честно ответил он и прикусил язык. Сидящая рядом Саша в ужасе открыла и захлопнула рот. Леви ничего ему не ответил, только пригвоздил к месту долгим, испытующим взглядом, словно действительно хотел испепелить, а потом так же неожиданно вернулся к доске и продолжил вести лекцию. Жан в его сторону без надобности больше не смотрел. И все следующие несколько лекций тоже. Он неизменно приходил на пары заблаговременно, чем поначалу неимоверно раздражал любящего покой и желающего урвать лишнюю минуту тишины Леви, но потом тот попросту привык. Жан не беспокоил его. Занимал теперь всегда последний ряд и терпеливо дожидался звонка, залипая в телефоне. Тогда-то Леви и понял — ему не нужно было повторять дважды. Но в одно утро что-то изменилось. И изменения эти Аккерман смутно почувствовал ещё с порога войдя в свой кабинет. А потом в аудитории. Жан не пришёл спустя три минуты после него, он пришёл спустя все десять. Пришёл, и с невозмутимым видом поставил перед Леви большой бумажный стаканчик, как если бы был его ассистентом и делал это каждый день. Мужчина оторвался от экрана ноутбука и сперва непонимающе уставился на логотип «Старбакса», а потом на Жана. Точно такой же был на его стакане, который он держал в руке. — Что это? — Возвращаю долг, — просто ответил Жан, обхватив губами торчащую из крышки трубочку. Кто вообще пьёт такие напитки из трубочки? — Подумал, Вам не помешает взбодриться. Леви притянул к себе стакан и недоверчиво принюхался. Пахло чем-то отдалённо похожим на кофе. — По утрам я пью зелёный чай, — сказал он так, будто выносил приговор. Парень в ответ невпечатленно пожал плечами. — Поэтому я взял матча-латте, — и развернулся, направившись к своему месту. У Леви больше не нашлось аргументов против. Да и отказываться он посчитал глупым — этот жест был сделан от души и Жан за него ничего не просил взамен. «Кофе» оказался недурным, разве что только Аккерман слишком поздно заметил оставленную на стакане вместо его имени подпись «мистер-самые-сексуальные-галстуки», но предпочёл её проигнорировать, надеясь, что никто из студентов за всё время лекции это безобразие не разглядел. — Кирштайн, — Леви не дал себе шанс передумать, одёргивая парня, пока тот последним выходил из аудитории. — После пар зайди ко мне в кабинет. Аккерман запоздало понял, как могла прозвучать его просьба, учитывая все их недвусмысленные гляделки, и мысленно дал себе пощёчину. Жан ему ничего не ответил, только ухмыльнулся как-то загадочно, и, неопределённо качнув головой, удалился, плотно закрывая за собой дверь.