Чужой

Даже куча свитков кажется самой удобной в мире подушкой, когда за последние двое суток ты в сумме спал от силы шесть часов. А на тугих свёртках бумаги Хаширама даже ухитрился выспаться и теперь, зевая, потирал красноватый след на отлёжанной щеке. Отключаться было нельзя. Кланов Сенджу и Учиха недостаточно для селения, а мира между ними мало для окончания войны. Следующие – Хьюга, видящие всё и вся слепцы, третьи по силе в этой кровавой бойне и незамеченные Хаширамой лишь из-за гипнотических завихрений шарингана и рождённой на берегу реки мечты. Хьюга с их жесточайшей клановой системой, где младшие сыновья и дочери вынуждены вечно и нерушимо подчиняться старшим, подобно телохранителям, рабам или же слугам. Гордых и непоколебимых Хьюга, от рук которых глава Сенджу когда-то получил первое своё ранение: ему было девять, ей восемь, у неё была мягкая улыбка и не менее мягкие детские ладошки, которые на неделю закупорили ему все тенкецу, заставив корчиться от боли и стонать в бессилии. Хьюга никто не воспринимает всерьёз. Все до единого Сенджу, и в особенности любимый брат, считают главным источником опасности Учиха. Но ведь Учиха с ними, они тоже выдохлись и не хотят войны, а Мадара - его лучший друг и вскипает от единого косого взгляда на шаткую пока систему селения. Поэтому проблемы с Хьюга Хашираме приходится решать в одиночку. Раньше старший Сенджу и не догадывался, как много работы берёт на себя Тобирама, однако, замотавшись, понял, осознал и проникся благодарностью. Мужчина отодвинул свитки – секретные послания от личной разведки, на которых он отоспался – и в который раз вгляделся в письмо. Пришедшее с приглянувшимся Мадаре бурым соколом, оно значилось, как предложение переговоров для «конечного мира», и было от «достопочтеннейшего Хьюга Казуми» к «уважаемому Сенджу Хашираме», а также к «Учиха Мадаре». Последнее – без лишних лебезящих суффиксов, что могло указывать на глупое пренебрежение или же на то, что Учиха и Хьюга уже успели на стороне решить трения между собой. Где-то был подвох. Хаширама никак не мог понять где. А когда он не понимал, что, где и как, то шёл искать того, с кем можно было поговорить. Сенджу был убеждён, что истина рождается не в споре, но в разговоре. Обычно почётное место слушателя занимал брат, но Тобирама упрямо не желал заниматься Хьюга и старательно копал под единственных союзников, стараясь не попадаться на глаза Изуне. Хаширама убрал свитки и письмо в подобие скромного хранилища, запечатал мудрёным фуинджитсу – ох и долго он над этим в своё время бился – и вышел. Не желая никого видеть, мужчина пошёл окраинами. Погода была ясной, памятная скала бросала густую тень на строящуюся деревню, которая не имела пока названия, рабочие нары и несколько улиц под вечер были пусты ровно настолько, насколько много завезли саке последней партией. Сенджу шёл, не торопясь, и улыбался своим мыслям; ноги сами привели к дому Учиха. Кстати, о - представитель их клана должен будет отправиться с ним к Хьюга. Мадара в курсе, так как видел письмо, сам, скорее всего, и пойдёт, но напомнить не помешало бы. Хаширама остановился и прислушался к ощущениям: полигон был занят, но не слышался звон мечей и вспышки чакры не ощущались. Поэтому Сенджу бездумно свернул туда и сразу же пожалел об этом. Впрочем, как он и ожидал, там были именно знаменитые братья Учиха, но они не сражались в спарринге и даже не наминали без боли бока. Мадара и Изуна сцепились в драке, причём настолько жёсткой, что Хаширама не посмел вмешиваться: его глушили звуки ударов, а вид крови на костяшках странно худых рук вызывал тошноту. Учиха дрались вроде и молча, но почти рычали, оба: безжалостно метили в лицо, хватались за волосы противника, но не по-бабски, а с таким видом, будто собирались разморозжить чужую голову о землю или выдрать клок смоляных прядей, удерживали друг друга за грудки и скалились со злым азартом в горящих алым глазах. Сенджу застыл, не в силах оторвать взгляда. До этого он никогда не замечал, как сильно братья Учиха похожи, наоборот, Изуна казался ему мягче, покладистей. Идиот. Не только он – все. Изуна кривил губы точно так же, как Мадара, бил так же сильно, как Мадара, получал такое же извращённое удовольствие от драки, как Мадара, и вообще весь он – как Мадара, списан с главы Учиха по хорошей копировальной бумаге. Но всё же немного иной: тоньше, жилистей, чуть ниже и, возможно, ловчее. Старший сделал подсечку, решив, видимо, что пора закругляться, младший не заметил или поддался, но в последний момент успел дёрнуть брата на себя. Учиха грузно упали на землю и затихли; Мадара прижимал Изуну своим весом к пыльному стёртому дёрну и тяжело дышал, утыкаясь в чужую шею, а Изуна запрокидывал голову наверх к потемневшему сумеречному небу. С ракурса Хаширамы было не разобрать, что происходит, поэтому, сокрыв чакру, как мог, умело, мужчина подобрался ближе. Учиха-младший зажмурился и, не думая спихивать с себя брата, потянулся, сцепив руки над головой. А у Сенджу вдруг перехватило дыхание от того, насколько белая внутренняя сторона литых запястий Изуны. Вдруг они засмеялись. Сначала спина Мадары дрогнула, затем второй Учиха затрясся, а после они расхохотались так хрипло и искренне, что Хаширама мгновенно почувствовал себя лишним. Сенджу и был лишним: подойди он к ним сейчас и сделай вид, что не видел драки и не слышал смеха, то даже если б ему поверили... С Мадарой они друзья. Изуна – нет. Изуна – абсолютно чужой, он бы закрылся и нацепил на лицо выражение лёгкой меланхолии. Поэтому Хаширама ушёл, отложив визит. А быть может, как мальчишка убежал от чистой кожи на запястьях младшего Учиха. Вернулся Сенджу примерно через час. Уже окончательно стемнело, а полигон, слава богам, был пуст; обойдя его, мужчина вышел к саду – после его уговоров, Мадара не стал рубить молодые деревья – и тёплому свету, что просачивался из дома через тонкие седзи. Помялся на пороге, поморщился на свои грязные сандалии, испачкавшие начищенные тёмные доски веранды, постучался. Открыл Изуна. Хаширама невольно обратил внимание на разбитую нижнюю губу; проследив направление его взгляда, Учиха рукой стёр подсохшие капельки крови и тронул ранку кончиком языка. - Добрый вечер, Хаширама-сан, - чрезвычайно вежливо. - Привет, Изуна, - Сенджу натянуто улыбнулся. - Вы по делу? - Насчёт Хьюга. Я зайду? – нет, не так сказал. – Ну, или пусть Мадара выйдет... - Не стоит, - отрезал Изуна, не уточняя, не стоит ли заходить, или лучше, чтобы его брат не выходил. – Мы решили уже. Мужчина замолчал и повернул голову на бок, посмотришь на него – и не подумаешь, что у него с Мадарой каких-то два-три года разницы, точнее Хаширама не знал. Скорей уж, лет пять. Сенджу ожидал ещё каких-то слов, к примеру, пояснения, что они там решили, но Учиха ничего не говорил и задумчиво смотрел куда-то поверх его плеча. - Так... что вы решили? - А? – он будто очнулся ото сна. - Ах это... Поеду я. Хаширама искренне удивился. Мадара предпочитал сам решать подобные вопросы, хоть и доверял брату безоговорочно, поэтому такое было по меньшей мере внезапно. - Что так? – брякнул он. - Да так... – Изуна дёрнулся, словно сдерживал смех. – Обстоятельства. Очень серьёзные. Однако выражение его лица говорило об обратном. Сенджу не стал выспрашивать. Изуна так Изуна. Что такого, что посланник от клана Учиха будет именно Изуной и проведёт рядом с ним много дней? Ничего. Всего лишь политика, а младший всё же лучше себя контролирует. Но, не пройдя и пятисот метров, Хаширама круто развернулся и бросился назад. Ему вдруг стало невероятно важным знать: почему они подрались и что с Мадарой. Возможно, тут было уместней «или», а ещё он хотел это узнать исключительно у Изуны, в уголках рта которого пряталась усмешка. К сожалению, Сенджу не успел. На веранде уже был Мадара, и на него впервые было плевать. Зато один из двух вопросов раскрылся сразу же, поэтому Хаширама поспешил ретироваться как можно дальше, чтобы не выдавать себя хохотом. Всё же фингал под не скрытым волосами глазом старшего Учиха показался ему невероятно забавным. На утро Изуна пришёл вовремя, хотя Сенджу и не уточнял время лишний раз. Учиха был в полном облачении, доспех сверкал, однако катана была мирно спрятана в ножнах, а глаза хозяина меча были должно чёрные, а не кровавые. Давненько Хаширама не видел таких холодных глаз. У Мадары другие. - Ну что, пошли, Хаширама-сан? – Изуна улыбнулся. - Да, - Сенджу с трудом отвёл взгляд от ледяных омутов. – Идём. Дорога до становища Хьюга занимает два дня, если спешить, и четыре – если идти по тракту. Негласно они выбрали второе, чтобы продемонстрировать свои мирные намерения и не пересечь случайно ту границу, после которой они будут считаться вторгнувшимися врагами. Всю первую половину первого дня Изуна молчал, но с детским любопытством оглядывался по сторонам. Тихо звякало спрятанное в складках одежды оружие. Ближе к четырём Учиха предложил остановиться на привал. Никто из них не устал, но времени было много, а Хаширама слышал о чистом роднике неподалёку. К тому же, стоило наладить контакт со своим спутником. Источник действительно был, а Изуна хорошо знал, как к нему пройти. Уже на месте он плюхнулся рядом с буйным кустом тёмной осоки и, сбросив сандалии на тонких ремнях, опустил ноги в воду. От ступней поплыл мутный пылевой ореол. Сенджу отстегнул флягу, подставил под бьющую прямо из скалы струю и, наполнив её, жадно подставил ладони под поток. Пальцы обожгло холодом, таким же, как в глазах младшего Учиха, и Хаширама ещё долго не мог напиться вволю. - У вас волосы намокли, - деликатно заметил Изуна. Мужчина опустил взгляд, чтобы увидеть, как концы собственных волос мочатся в ключевой воде. Учиха принял протянутую фляжку и жадно приложился к ней, так как день выдался тёплым; Сенджу отсел от непосредственно истока и внезапно заметил, что небольшой водоём больше похож на омут: чёрный, затягивающий, зеркальный... Изуна пил неаккуратно, пару капель скатилось по шее за высокий ворот короткого лёгкого плаща, а на бинтах бандажа на руках проступили тёмные полосы. Хаширама с сожалением подумал, что обвязка закрывает его руки. Учиха с трудом оторвался от горла, перевернул флягу и потряс – ёмкость была пуста. Брюнет виновато пожал плечами, а Сенджу понял, что не может до конца воспринимать его как взрослого. Это плохо, очень плохо, особенно если учитывать ту бурю эмоций, что так некстати поднялась в груди при виде кровяных корок на костяшках. - Я случайно, Хаширама-сан, - он было поднялся, чтобы наполнить флягу вновь, но Хаширама перехватил его руку и усадил обратно. - Мне ближе, - пояснил он. - Хорошо, - легко согласился Изуна. - Давай и свою тоже. - Хорошо, - повтор. – А вы мне яду не подсыпете? Сенджу вздрогнул, так как вопрос звучал слишком буднично, но фляги в воду не уронил. Когда он развернулся лицом к Учиха, тот сидел, откинувшись на вытянутые руки, и улыбался. Немного грустно, но по-настоящему. Ресницы на сомкнутых веках были по-девичьи длинными. - Здесь... Нет, не прям здесь... Неподалёку погиб мой брат, старший. Давно, - Изуна шумно втянул воздух; его грудь медленно поднялась и опустилась. – Араши был старшим и для Мадары. Хаширама прикрыл глаза. Вдохнул. Выдохнул. Вспомнил Итаму. Вспомнил Кавараму. Впрочем, у него не было старших братьев, только младшие, которых надо было защищать, а он не справился и не сберёг двоих. А если бы он умер вместо Итамы? Но что сейчас об этом думать... Хотя Сенджу как-то не приходило в голову, что Мадара не первенец в семье Учиха. Изуна встрепетнулся, резко наклонился вперёд и, брызнув себе с лицо водой, поднялся в одно движение. - Пора двигаться дальше. Хаширама кивнул. Лодыжки Учиха были такими же белыми и сухими, как запястья. Сенджу запутался: в Учиха, так как образы старшего и младшего окончательно перемешались в голове, в себе и в своих желаниях. Возможно, он хотел грубой драки. Возможно, он хотел жаркого секса. Возможно, всё сразу и ещё что-то сверх того. Возможно, Хаширама даже допускал мысль быть снизу, потому что было интересно проверить, насколько сильной может быть хватка рук Изуны и какого это – цепляться за его запястья. Или ловить губами чёрные мягкие пряди. Сестры Хьюга встретили их на пустынной веранде, куда провёл мальчишка-служка. Одинаково длинные ровные чёлки, одинаково высокие каштановые симада* – с чёлкой такая причёска смотрелась странно - одинаковые лица, одинаковые веера утива**, похожие на символ клана Учиха, которыми они по этикету прикрывали нижние части этих самых лиц, одинаковые иромудзи, больше подходящие для чайной церемонии, тем более что цвет напоминал толчённые листья чая.*** Глаза – серые, без зрачков, ничего не выражающие, а украшения в волосах, как ни странно, разные: у одной шарики на парных спицах кама**** были из кости, у другой – сияли благородным нефритом. Больше Коте и Тада ничем не отличались; от них тянуло осенней прохладой, опавшими листьями и талой водой. Изуна обворожительно улыбнулся дочерям Казуми, в то время как Сенджу приметил заточенные концы заколок. А ведь кто-то искренне верит, что Хьюга используют лишь тайджитсу. - Добро пожаловать, - произнесли они одинаковыми голосами, и Хаширама слишком поздно осознал, что не знает, кто из них кто. Но тем не менее Сенджу вполне учтиво ответил: - Рад видеть вас в добром здравии. Учиха молчал, так как от него и не требовалось что-то говорить, и, слегка щурясь, пытался определить, какая из сестёр в побочной ветви, какая – в главной. - Не мог бы господин Учиха... – начала одна. - Изуна, - представился он. - ... не совать свой нос, куда не следует, - закончила другая. - Это слишком грубо. - Прости, сестра, - девушка кивнула Изуне. – Прошу прощения, господин Учиха. Тот покачал головой, мол, ничего, формальные глупости. - Наш отец будет к вечеру, - сказали Хьюга одновременно. - Моё имя Тада, - сказала левая, с шариками из кости в волосах. - Моё имя Коте, - сказала правая, нефрит. - Но вы можете не запоминать наши имена. Как успел заметить Хаширама, Коте и Тада, сообщая какую-то общую информацию, говорили синхронно. И всё же такое уточнение показалось ему странным. - Что так? – фамильярно спросил Учиха, вероятно, тоже удивившись. Коте и Тада обменялись кандзаси. Сенджу моргнул, зато дошло до него быстро. - Идите за нами, - попросили они и повернулись прямыми спинами. Узлы из оби скрылись в тени дома, и Сенджу и Изуна, переглянувшись, осторожно двинулись следом. Казуми Хашираме не понравился и одновременно напомнил об отце. Буцума был столь же принципиальным и зачёсывал волосы назад, но в Хьюга было нечто отталкивающее. Возможно, лёгкое презрение ко всему миру. - Так почему, говорите, Учиха Мадара не смог явиться? – повторил он, спрашивая как бы у обоих, но Сенджу отмалчивался, а Изуна в этот раз поленился переводить тему. Без доспехов было видно, как Учиха напрягает и расслабляет мышцы, разминая плечи, но при неярком свете Казуми не мог с расстояния заметить этого без активированного доджитсу. Хаширама искренне жалел о невозможности ткнуть соседа локтём под рёбра. - Боюсь, это касается лишь клана Учиха. Но причины достаточно серьёзны, раз уж брат послал меня, вы так не считаете? - Да, я слышал о том, что ваш брат вам доверяет... Хьюга посмотрел в упор, но он не мог тягаться с носителем проклятых глаз, поэтому взгляд отвёл первым. В воздухе звенело напряжение. - Да. Доверяет. Сенджу заскучал по Мадаре. С ним хотя бы примерно ясно, чего ждать, и в этом смысле Изуна был опасней. Однако всё обошлось. Бразды переговоров взял на себя Хаширама, а Учиха лишь изредка вставлял кое-какие реплики, соглашаясь вслух или же предлагая свою точку зрения, которую можно было считать и мнением Мадары. Вскоре Изуна, ничего не объясняя, откланялся. Сенджу заметил блеснувшую на бледной скуле каплю пота, и в груди колыхнулось беспокойство, но его пока пришлось заткнуть. С глазу на глаз дело пошло быстрее. Нужные слова сами рождались на языке, отскакивали от зубов и, что самое главное, правильно воздействовали на Казуми. Ближе к ночи Хьюга подобрел и приказал принести саке. Под выпивку дело двигалось ещё лучше. В районе двенадцати Казуми совсем размяк и пожаловался на смерть сына, упокоившегося в муках от гангрены. - Надеюсь, когда главой Хьюга станет женщина, это не принесёт проблем? Хаширама понял, что он имел в виду: либо Коте, либо Тада рано или поздно займёт место Казуми. К сожалению, мужчина упустил момент, чтобы спросить кто именно. - Ни коим образом. В выделенную ему комнату Сенджу вернулся поздно. Хаширама не чувствовал себя пьяным, но от выпитого тянуло в сон. Но на футоне неожиданно обнаружился Учиха. Мужчина поздно заметил разбросанные вещи, а, приглядевшись к позе Изуны, с трудом сглотнул ком в горле: лёжа ничком на правом боку, он судорожно прижимал ладонь к чудовищному шраму на боку. К несчастью, Сенджу слишком хорошо знал техники родного брата и не обманывался – только Тобирама мог оставить такой след на чужой плоти. Изуну трясло, он весь покрылся испариной. Как только Хаширама нарушил незримую границу его личного пространства, Учиха вскинулся, повалил несопротивляющегося Сенджу на лопатки и приставил катану к горлу. В глазах вспыхнул шаринган, проклятый мангекью, непринятый старшим братом жертвенный дар, и вот это уже нервировало. - Изуна, это я, - как можно спокойней произнёс Хаширама, контролируя интонации. Изуна несколько мгновений искал подвох, хенге или генджитсу, после чего осторожно отодвинулся – кончики не собранных в хвост прядей щекотнули по лицу Сенджу – и убрал катану в ножны. Осмотрелся. - Я, кажется, перепутал комнаты, - сказал он. - Бывает. - Я пойду к себе. - Комнаты одинаковые, разницы никакой. Это было лишним, но Хашираме эгоистично хотелось, чтобы Учиха остался. - Да... наверное... - Болит? – Сенджу кивнул на бок. Изуна окаменел. - Нет. - Могу помочь. Немного. Я не медик. - Не болит. - Я никому ничего не скажу. Брюнет тяжело вздохнул, но развернулся боком, неловко скомкав в руках водолазку, которую уже успел подтянуть к себе. Хотя, скорее всего, более неуютно ему было из-за своей слабости. Хаширама сосредоточил чакру в ладонях, и они засветились зелёным. Изуна, не доверяя до конца, всё же послушно поднял руку. Сенджу, не давя, накрыл огрубевший рубец своими пальцами, и его словно ударило током: кожа Учиха была теплой, почти горячей, а от близкого плеча пахло чем-то острым и солёным, вызывая смутное желание привалиться к нему и лизнуть. Но к делу. Мужчина стал осторожно выпускать чакру, приближая её по свойствам к той, которой создавался мокутон; в теории, она должна была надолго снять ноющую боль в шраме. По телу Изуны прошлась дрожь, он закрыл глаза, но между тонких бровей залегла складочка, а ресницы подрагивали. Решившись, Хаширама без задних мыслей начал мягко поглаживать худой бок – просто желание помочь и сделать приятно. Поддавшись, Учиха отклонился вправо, но вряд ли так было удобно сидеть. - Я лягу? От его голоса и пробирало, и щекотало у сердца – будто разрешения просил. - Да, конечно. Так даже удобней будет. Изуна лёг и, обняв руками самого себя, уткнулся лицом в сгибы острых локтей. Ноги согнул, подобрал, словно хотел по-кошачьи свернуться клубком, но понимал, что это будет мешать Сенджу. Вскоре он заснул; морщины на лбу разгладились, задышал Учиха ровно. Неужели доверял? Хаширама тряхнул головой. По-хорошему, следовало уйти во вторую комнату, ту, что изначально предназначалась Изуне, но вместо этого мужчина осторожно перебрался через Учиха и лёг на другой стороне достаточно широкого футона, повернувшись к стене. Отключился он мгновенно, но спал беспокойно: мучила трель цикад, убиенный проклятым кланом Итама и оплетающая руки чёрная паутина. Следующий день начался настолько весело, что Сенджу решил, что всё - и мир, и селение, и Изуна – ему приснилось, так как крики и лязг оружия были слишком узнаваемы и, так уж вышло, даже привычны. Учиха был уже на ногах, в доспехах и прыгал на одной ноге, обуваясь, так как защищать чужой и пока что не союзный клан босиком не собирался. - Подъём, Хаширама-сан! - Да что ж ты раньше не разбудил?! – Хаширама вскочил; благо, лёг он в одежде, но остальное где, остальное! - Проштите, - Изуна зубами подтянул узел бандажа на левой руке и, мямля, принялся за правую. – Догоняйте, Хаширама-шан! И, увернувшись от влетевшего через окно случайного куная, Учиха шально улыбнулся и в прыжке буквально вылетел вон, на ходу обнажая оружие. Сенджу наскоро нацепил нагрудник, решив, что затянет крепления нормально позже и, недолго думая, тоже вышел. В отличие от некоторых, он покинул комнату через дверь. В идеале Хаширама хотел бы знать, с кем сражается, но в творящемся на улице бедламе ничего понять было нельзя – Хьюга не ожидали нападения и никак не могли скооперироваться. Впрочем, мужчина не винил их за это, так как врасплох можно застать каждого, кроме нервного, плохо спящего Учиха. Впрочем, хаос царил не везде. - Тада! - Коте! Даже тембры голосов сестёр Хьюга не изменились, а остались по-женски низкими; сражались они так же, как взирали на него и Изуну сверху вниз с высокого порога. Со сна они были не такими, как вчера, прямые волосы до пояса у обоих были завязаны лентой у концов, но памятные спицы вылетели из широких рукавов лёгких кимоно и вонзились точно в цель – четверо мужчин дёрнулись и завалились на спины с сенбонами в глазу. Девушки сцепились руками, разворачиваясь, а их свободные ладони ярко полыхнули голубым. Два огненных синих льва-близнеца***** появились из ничего и чакры, ударили гигантскими лапами и вместе с хозяйками, чьи лица окаменели, бросились вперёд. У одной Хьюга сбилась чёлка, и обнажилось уродство печати подчинения, но Хаширама не знал, Тада это или Коте. Сенджу рубанул с плеча не глядя – он надеялся обойтись тайджитсу и кенджитсу или, по крайней мере, не использовать ничего, подобного мокутону. Слева он услышал звучный приказ Казуми, который, кажется, намеревался не дать никому из нападавших шанс жизни, плена или же отступления. Найти бы Изуну. Хаширама отключил все эмоции. Никакого азарта – сухо, как на отработке ударов. Сенджу учили не тонуть в горячке боя, и у него это отлично получалось за редким чокнутым патлатым исключением, но Мадара был сейчас далеко. Видимо, у Учиха были иные убеждения: не думая, рубить, резать, скользить острыми лезвиями по артериям, давая путь наружу тёплой яркой жизни, а если по венам - тёмной и густой, бить ножнами в затылок, трахею и солнечное сплетение или ловко блокировать ими атаки, ухмыляться оскалом белых зубов, радуясь собственной силе и превосходством над противником, и пьянеть от вкуса крови. Изуна устроил банальную резню. Назвать это боем у Хаширамы язык не поворачивался, так как тех, на кого падал взгляд шарингана, обычного, было уже не спасти. А Учиха, кажется, веселился и получал удовольствие от процесса. Всё закончилось быстро. Хьюга добили раненых, своих же пострадавших куда-то унесли. Изуна встряхнулся, как молодой поджарый шакал после грызни или бега, стёр с лица красные разводы рукавом, им же обтёр клинок и, заметив Сенджу, направился к нему. Глаза его уже потухли и вернули себе свой чёрный цвет. Вопросы «Ты как?» и «Вы в порядке?» остались не высказанными. Неслышно подошедшие сёстры Хьюга тоже были в полном порядке. - Мы благодарным вам... - ... за помощь. А затем вместе: - Договор будет подписан. Хаширама со вздохом опустился в онсен, вытянул ноги и откинулся на бортик. Была приятная ночь без цикад, а небесный купол обернулся чёрным бархатом. В качестве платы за помощь Хьюга предоставили скрытый источник, и – видят боги! - лучшего и желать было нельзя. Хотя странно было осознавать, что «помощь» - это по большей части рождённая руками Изуны бойня. Мужчина сидел один, тогда как Учиха старательно мыл голову где-то в помещении. Изуна бултыхнулся в воду с громким всплеском, обрызгав Хашираму, и закрыл глаза. Сенджу не удержался от тихого смеха. Учиха повёл плечами, облепленными нитями мокрых волос, контрастирующих со светлой кожей, и косо глянул на него исподлобья. Линия позвонков выступала от того, что Изуна сидел чуть сгорбившись. Развернувшись спиной, он нашарил сложенное полотенце, положил его себе на макушку и улёгся на край источника, положив голову на руки. Хаширама обратил внимание на розоватую линию шрама на лопатке и шумно выдохнул в сторону. В коридоре было тихо и темно, а тепло бани ещё ощущалось в теле. Учиха крепко держал за запястье, будто намеревался сказать нечто важное, и Сенджу смотрел на переброшенный через плечо хвост. - Хаширама-сан, знаете... – он осёкся, но Хаширама уже успел поднять взгляд, посмотреть ему в глаза и потонуть: растаял лёд, исчез холод, а на его место пришли невероятная глубина и жар лесного пожара. По одному шагу вперёд, сокращая дистанцию и не нарушая зрительного контакта, хотя Изуна был ниже ростом. Учиха нахмурился и выпустил его руку. - Идиотизм, - вдруг высказался он так, как ему не свойственно, ухватил края бурой юкаты Сенджу на запахе и, слегка приподнявшись на мысках и зажмурившись, крепко поцеловал. Мужчина не успел удивиться: в Изуне чувствовалось дикое отчаяние вперемешку с нетерпением, а чужие губы столь настойчиво ласкали, что Хаширама лишь на мгновение замялся, после чего начал иступлено отвечать, наслаждаясь мгновенно вскипевшей бурей ощущений и лёгким головокружением, так как раньше его никто не целовал, только он – кого-то. От его взаимности Учиха вздрогнул и судорожно выдохнул ему в рот. Как же Сенджу этого хотел, все эти дни... Изуна с трудом оторвался, Хаширама тяжело дышал; брюнет расслабил хватку ладоней, и теперь сердце Сенджу быстро билось в них. Мужчина потянулся к чужой щеке, нежно коснулся торчащих коротких прядей и тронул скулу. - Изуна... – выдохнул он. Закусив губу, Учиха, отводя взгляд, потёрся лицом о его ладонь, после чего скомкано отстранился и толкнул в грудь в сторону двери. Упёршись в неё спиной, Хаширама вслепую нашарил край и отодвинул в сторону, вваливаясь в комнату. Изуна вновь впился в его губы; шаря по телам друг друга руками, они путались и сталкивались предплечьями. Сенджу повалился на футон, Учиха рухнул сверху. Кое-как сев, мужчина стянул ткань с плеч Изуны и припал к ярёмной впадине. Не долго думая, а точнее, запретив себе думать слишком много, Хаширама слегка нажал на его плечи, негласно прося не мешать, и языком скользнул по ключицам. По телу растекалось будоражащее тепло, оно щекотало позвоночник и стекало по бокам к низу живота. Мужчина выцеловывал тонкие нити сетки шрамов, постепенно спускаясь ниже, неторопливо очертил губами скатанный рельеф сухих мышц на худом безволосом торсе, особенно нежно прошёлся по повреждённому боку. Наверное, кожа там была очень чувствительной, так как Учиха вздрогнул. Понимая, что собирается делать Сенджу, он откинулся на стену и устроился поудобней. Развязав пояс, Хаширама отодвинул лёгкие полы кимоно в стороны и провёл влажную дорожку от тёмных лобковых волос к пупку; Изуна поджал живот и тяжело положил руки ему на затылок, требовательно подталкивая к своему паху. Сенджу несколько неуверенно – всё же, он в первый раз таким занимался, да и спать с мужчиной до этого ему не доводилось – посмотрел на твёрдый член и влажно обхватил губами головку. Учиха ахнул и, раздвинув ноги шире, зарылся пальцами в его волосы. Мужчина старался быть как можно аккуратней, следя за зубами. Хаширама делал то, что доставило бы удовольствие ему самому. Прикрыв глаза и поглаживая крепкие узкие бёдра, он вылизывал ствол, посасывал лоснящуюся головку и, постепенно увлекаясь, несколько раз даже попытался заглотить глубже, чем до щеки, хотя вышло не очень. Изуна был тихим и только со свистом втягивал в себя воздух, от него пахло кровью, металлом, взрытой землёй и солоноватой смазкой. Его терпкий вкус действовал, как сильнейший афродизиак. Сенджу возбуждался от того, что отсасывал Учиха! – кажется, в мире сдвинулись какие-то основополагающие законы. Но собственный член стоял колом, и мужчина невольно норовил потереться о матрас, чтобы снять мучительное напряжение. Учиха подался бёдрами вперёд. - Ещё-ё-ё... – протяжно простонал он. Хаширама лизнул уздечку, догадавшись, что Изуна вот-вот кончит, да и сам он тоже, знать бы ещё, от чего. Внезапно Учиха, противореча своей надрывной просьбе, потянул его за волосы наверх, заставил сесть – Сенджу и не противился особо, без лишних споров приняв на себя пассивную роль, наверное, потому, что только что ублажал его, не поднимая головы – повалил на лопатки и, нависнув сверху и зафиксировав коленями его ноги, запустил руку под юкату. Мужчина громко вскрикнул из-за того, что любовник плотно обхватил его ноющий от прилившей крови член и, царапая мозолями, двинул рукой вверх и вниз, до предела оттягивая крайнюю плоть. Сенджу начал задыхаться. Все ощущения обострялись всего лишь от того, что это именно Изуна, Хаширама гладил всё, до чего мог дотянуться: спину, поясницу, плоскую грудь, задевая руками горошины напряжённых сосков, плечи, - прихватывал губами спадающие ему на лицо смоляные пряди и ритмично вскидывал бёдра. Учиха покачивался в такт, а Сенджу терялся в помутневшем взгляде; приподнявшись, Хаширама дёрнул его на себя, поставив засос на плече и взяв в ладонь горячую пульсирующую плоть Изуны. Брюнет жалобно всхлипнул и толкнулся в кулак. Слаженно действовать не получалось – плевать. Мужчина извернулся и прикусил кожу на вожделенном запястье той руки, на локоть которой опирался Учиха. Изуне не потребовалось много времени; он кончил в руку Хаширамы через пару движений, одновременно с этим сильнее надрачивая член Сенджу. Этого уже не выдержал Хаширама, и по внутренностям прошёлся оглушающий смерч, превращая все мышцы в какой-то мягкий кисель. Учиха обессилено улёгся на него, вздрагивая. Сенджу пытался прийти в себя, но это оказалось труднее, чем он предполагал. В приятно пустую голову пришла холодная мысль, что, скорее всего, они испачкали спермой юкаты. А ещё, что неплохо было б её стереть с тела, так как потом подсохнет и будет неприятно. Изуна что-то сказал, негромко, но определённо ему. Хаширама ругнулся про себя так, как выражался в очень редких случаях, потому что ушёл в себя и не успел разобрать, а в следующую секунду Учиха порывисто его обнял с такой кристально чувственной искренностью, что защемило в груди, и Сенджу забыл переспросить. Несильно прижав его к себе в ответ, мужчина поцеловал Изуну в висок. Немного полежав так, Учиха скатился в сторону и обтёр живот одеждой, словно обладал телепатией, а затем протянул «тряпку» Хашираме и молча кивнул на его живот. Мужчина опустил взгляд, наткнулся на белёсые подтёки не только на коже, но и на всё ещё болтающеёся на поясе юкате, и, приводя себя в порядок, прикинул, как бы так незаметно избавиться от этого барахла. С Хьюга не убудет из-за пары банных кимоно, зато так проще избежать неловкостей. Сенджу снова лёг. Отголоски наслаждения ещё гуляли по телу, но сдавались под напором приятной расслабленности. Завернувшийся в единственное одеяло Изуна плюхнулся рядом лицом к нему. Хаширама фыркнул. Учиха пригласительно поднял край покрывала. Под одним было не так уж много места для двоих, но им хватало. Изуна сразу же запутался пальцами в его волосах. Придвинувшись вплотную, Сенджу сцепил руки у него за спиной и уткнулся в шею. Окутало тепло и странное спокойствие вместе, и он быстро уснул. В селение возвращались бодрым шагом, хотя спину до самого дома жёг взгляд Коте и Тады – те явно что-то подозревали. Пазуху грел союзный договор, подписанный Казуми и тремя их старейшинами, и вскоре доджитсу Бьякуган можно будет мысленно занести в список уникальных техник деревни. Правда, надо будет некоторое время избегать сестёр Хьюга. Изуна что-то насвистывал, а на его лице была привычная маска, но Хаширама уже знал, каким он может быть, поэтому если ему так проще – что ж, пускай. - Кстати, Хаширама-сан... Подглядывать нехорошо, - заявил Учиха. – Даже за драками. Сенджу смутился. Зато появился шанс спросить. - А что вы с Мадарой тогда... не поделили? - Да ничего. Мы это... от большой любви. Ну, увлеклись спаррингом и вообще... В любом случае, не будь этой драки, я бы с вами не пошёл, - он тронул почти зажившую ранку на губе, а Хаширама вспомнил её специфический кровяной вкус, когда, не спеша, на привале медленно проводил по ней языком. Интересно, Изуна в курсе, что он знает о фингале Мадары? - Мне пора, - Учиха махнул рукой, сверкнув белой внутренней стороной руки, и свернул за угол. Изменилось ли что-то? Да, немного. Во всяком случае, чужим Изуна уже не был, и это грело душу. - Подожди! – Хаширама бросился следом. К счастью, Учиха не успел уйти далеко. - Что такое? - Обращайся ко мне просто по имени! – выпалил Сенджу. Изуна задумчиво наклонил голову на бок, качнулся вперёд и кончиками пальцев прикоснулся к его подбородку. Приблизился, обжёг дыханием... - Ладно, - сказал он, резко отстранившись, и сбежал. Хаширама посмотрел ему вслед, после чего, очнувшись, отправился искать Тобираму. К прибытию Хьюга и прочему официозу следовало подготовиться заранее. К тому же, брату всегда нравились близняшки. *Симада — японская женская причёска, разновидность пучка. Сегодня симаду носят почти исключительно гейши и таю, но в период Эдо её носили девочки 15—20 лет, до замужества. Как и другие причёски, украшается кандзаси. **Веер утива – японский нескладывающийся веер круглой формы с ручкой. Именно он является символом клана Учиха, собственно, «учиха» переводится как «веер» и подразумевается именно такой. Однако я написала через «в», так как так говорит Википедия и лучше звучит. ***Иромудзи – кимоно без узора, его носят женщины на чайных церемониях. Иногда на иромудзи присутствует жаккардовый рисунок ринцу, но ткань всегда одноцветная. **** Тама-кандзаси - самый популярный вид кандзаси. Украшен единственным шариком из коралла либо агата, нефрита, черепахового панциря, слоновой кости. Ножка у шпильки либо одна, либо их две. ***** Более сильная вариация техники джухо Сошикен — тайдзюцу, при котором пользователь создаёт около своих рук двух львов из Чакры. В аниме(!) эту технику использовала Хината в битве с Пейном.