Любовь и игуаны

– Людк, а Людк! Глянь на отца-то своего. Все поглядите, ящеры добрые! Поглядите на этого окаянного! Совсем стыд потерял! Василий привычно вздрогнул от крика жены, воровато оглядываясь по сторонам. Еще миг назад рядом была река, корабль, пирс и дядя Митя со свежим пивом, а теперь ни бидончика, ни дяди Мити, зато вокруг – сурово взирающие на Василия огромные зеленые ящерицы, метра полтора вместе с хвостом, с продольным гребнем на спине и сжатым с боков мешком на горле. Они внимали крикам Надюхи, которая, Василий только сейчас это понял, тоже превратилась в ящерицу. «Игуана» всплыло в голове незнакомое, заграничное слово. Василий инстинктивно оглядел себя и – ешкин кот – он сам был игуаной! С огромным горловым мешком и длинными, толстыми колючими чешуйками вдоль хвоста. Только отчего-то не зеленой, а голубой. – Эт, Надюх, ты ли, че ли? – брякнул ошеломлённый переменами Василий. – Чё ли – ничёли! Допился! Жену не узнает! Ты где шлялся, ирод? Небось до Сальвадору добежал, пока жена тут с детьми малыми одна! – Надюх, ну не был я в Сальвадору… С чего бы? – привычно открестился Василий, пытаясь вспомнить, где же он на самом деле был вчера. В голове от усилий затрещало, и Василий благоразумно решил подумать об этом потом. – Не был? А голубой пошто? – короткие лапы Надюхи с острыми когтями врезались в землю, и Василий на всякий случай сделал шаг назад. – Так голубые же в Перу живут, а в Сальвадору ярко-синие! – обрадовался неизвестно откуда выскочившему из памяти факту Василий и тут же понял, что лучше бы он молчал. – Что характерно – верная мысль, – проговорил оказавшийся вдруг совсем близко бородатый игуан голосом дяди Мити, и, ловко увернувшись от хвоста стоявшей рядом с ним игуаны, явно тети Шуры, нырнул в близлежащие кусты. – Сколько из меня крови выпил! Я ж спокойные дни на щитках головы могу посчитать! Вот так прямо чем-то и убила б! – не унималась Надюха, наступая на Василия. – Или, может, ты от пива поголубел? – Я только пару кружечек, вкус-то не забыть. А разве ж от пива голубеют? – удивился Василий, вопросительно глядя на старшую дочь, потому как ежели на самом деле такое возможно, то в городе давно об этом прознать должны были. и уж Людмила бы сказала правду, не обманула. Людка открыла было пасть, но сказать ничего не успела. Всё вокруг Василия вдруг взметнулось, закружилось, бац – и он обнаружил себя лежащим на земле. Рядом орали мужики, что-то втолковывал им дядя Митя, а Василий лежал, смотрел на безграничное синее небо и чудной сон казался все более и более далеким. Потому что, ешкин кот, где ящерицы, а где он? То ли дело – голуби…