Покрытая порохом смальта

В комнате темно. По потолку рассыпаны звёзды, родившиеся из принесённого Кристиной ночника. Он сочится маленькими точками, иголками, и взгляд невольно цепляется за пыльные стены; световые иглы застревают в них неровным шумом. На тумбе возле кровати лежат бинты и ножницы. Эрнест дышит тяжело. Не то, чтобы его сильно ранили, но скатывание по склону уже не кажется таким весёлым, когда лодыжка подвёрнута, голова побита, а из руки сочится кровь. — Уже девять. Роза присаживается на разложенный диван. Эрнест лежит дальше, на другой половине, и для Розы места достаточно. Эрнест улыбается в ответ, разбуженный; он просто хотел побыть в покое, но в итоге уснул до вечера. — Отлично, — он приоткрывает глаза, — мама подумает, я остался у какой-нибудь шлюхи. — Ну спасибо. Эрнест поворачивает к ней голову и усмехается, и Роза фыркает и наклоняется, поставив локти на колени. Не то, чтобы Эрнеста сильно ждали дома. Не то, чтобы Розе не пора была возвращаться, но её собственная мать радовалась, когда дочь оставалась на ночь с мужчиной. Она ещё на что-то надеялась. — Я уже говорил ей, что у нас ничего нет. Он смотрит на неё едва видными в полутьме глазами. Роза знает, что они зелёные, но не всматривается, потому что в них отблескивает что-то золотистое, благородное, и это совсем не похоже на её собственный холодный взгляд. — Жаль, потому что я пересплю с тобой. — Так ты меня хочешь? Роза усмехается и стаскивает обувь, не утруждаясь наклониться. В ногах Эрнеста лежит второй плед, и она бесцеремонно вытягивает его из-под лодыжки, заставляя друга ёрзать и морщиться. — Знаешь, — его голова поднята к звёздам, к потолку, пока Роза устраивается на своей половинке разложенного дивана и пихает Эрнеста в бедро, — я люблю понежнее. — Если б ты вообще любил. Эрнест цыкает и отворачивает голову. Роза ухмыляется и садится, подтянув ноги и подложив под спину подушку. Они оба устали за этот день, но пострадали заслуженно. Розе не стоило лезть к парню, который в прошлом месяце отправил на больничную койку двоих человек, а Эрнесту — вступаться за неё в драке. Но они не обсуждали это. Эрнест тоже был не дурак. — Ты не пойдёшь домой? Роза мотает головой. Её ноги укрыты пледом и согнуты в коленях. Она складывает на них руки. — Я уже позвонила маме. Она счастлива, что я остаюсь с тобой. Эрнест смеётся. — У тебя удивительная мама. Он некоторое время молчит. Слышно, как его руки собирают катышки на простынях; его дыхание выровнялось, но всё ещё было глубоким, словно он испытывал сильную тупую боль. — А Крис? Вы хотели… — Тебе въебали арматурой по голове и ты хочешь, чтобы я ушла? — она говорит это громче обычного и, честное слово, видит, как Эрнест на секунду жмурит глаза от звука. Он отворачивается и бормочет что-то неприличное. Его перебинтованный лоб выглядит даже забавно, если не знать, почему он перебинтован. Роза вздыхает, вытаскивает из кармана телефон и включает его — с затемнённым экраном. Сообщений от Кристины нет. Экран тухнет. — Я должна проследить, чтобы ты не захлебнулся в блевоте или типа того. — Как мило. — Ты ведь любишь понежнее. Она бросает на него короткий взгляд и ложится. Подушка твёрдая, но лучше, чем сложенные вместе старые кофты. С тех пор, как мать Кристины решила сделать ремонт, в гараже Розы появилось много полезных вещей. Её рука тянется к розетке, чтобы выключить танец звёзд над головой, но тут из-за спины слышится просьба: — Оставь. Роза усмехается. Вроде уже взрослый, а всё равно не может заснуть без света.