Дорога к солнцу

1946 г. Лондон, Великобритания.

Лето в этом году выдалось по-настоящему холодным и неприветливым. Хмурое, по-осеннему серое небо то и дело озаряли яркие вспышки молний, с грохотом разрывая нависшие клубы облаков, заставляя их в очередной раз разразиться устрашающим ливнем. Природа словно хотела наконец излить из себя всю накопившуюся за последние годы боль, оттого и не давала размокшей земле до конца просохнуть и увидеть долгожданные лучи солнца. А может, это всего лишь особенности британского климата? Подобные явления навевали на юную графиню Маунтбеттен тяжелые мысли о грядущем и лишь усиливали сумасшедшую тоску по России, которую та вопреки своим отцовским корням воспринимала истинной Родиной. Виктории-Альберте едва исполнилось 18, но в свои годы она уже была не только чудесно образована, но и проявляла множество талантов в сфере искусства. Она потрясающе играла на скрипке, писала стихи, изучала русский танец под руководством своей матери и даже организовала небольшой театр при дворе, где занималась актерским мастерством самостоятельно. Будучи единственной дочерью графа Луи Маунтбеттена и великой княжны Марии Николаевны среди множества сыновей, она в совершенстве знала русский язык, говорила без капли акцента, что удивляло не только её мать, но и всех обитателей британского двора. Всё бы хорошо, но при имеющихся незаурядных способностях юная леди обладала чрезмерно весёлым нравом и была остра на язык, отличалась своевольностью и упрямством. При таких удивительных противоречиях характера и имя у девушки было примером объединения противоположного – Виктория-Альберта, женское и мужское (родители назвали её в честь королевы Виктории и её супруга, принца Альберта). Окружение семьи Маунтбеттен считало, что всему виной её избалованность и излишняя привязанность к ней родителей, но тем не менее безмерно любило юную графиню. Она во всём походила на свою тетку, ныне греческую королеву Анастасию, однако добросердечность и любовь к простому народу ей явно достались от матери. Берта не переносила лондонскую погоду, глупые традиции чопорных британских дам, оттого всё ближе её сердцу казались Петербург и Москва, которые намного чаще озаряло солнце, живущее и в душе юной графини. - Когда уже мы поедем в Петербург, mama? Вы разве не скучаете по брату и племянникам? — устало протянула Виктория-Альберта и тяжело вздохнула от нахлынувших эмоций, заставляя свою матушку оторваться от вышивки. Мария Николаевна бросила на дочь удивлённый взгляд и нехотя отложила пяльцы в сторону. - Почему же не скучаю? Я не могу так часто покидать свой дом, моё место здесь. К тому же мы с вашим отцом скоро должны направиться в Индию, он получил новое назначение от короля, - на одном дыхании произнесла Мария и сложила пальцы в замок. – Да и Филипп ещё маленький, его утомляют такие долгие поездки. Мы же были в Петербурге совсем недавно, ты не устала от российских приключений? Викки посмотрела на мать с тенью сомнения, но увидев её искреннее открытое лицо она тотчас же отмела все возможные мысли о попытках оправдаться. - Разве от этого можно устать? Мы с Константином Алексеевичем в прошлый раз очень повеселились и растормошили этих сонных придворных! – мечтательно воскликнула Берта и, весело отскочив от окна, плюхнулась в кресло. – В Петербурге веселее, чем здесь. Даже будучи императором дядюшка очень любит праздники, проводит досуг в весёлых играх, но не забывает и просвещаться… - Алексей Николаевич так активничает лишь из чувства долгожданного освобождения! – резко перебила дочь леди Мария и тут же снизила тон. – Врачи спустя столько лет смогли найти способ на самую малость уменьшить частоту проявления болезни и облегчить его боли. Алёша страдал долгие годы и его активный досуг имеет под собой все основания. - Знаю, мама, но ведь не только в этом причина. Русский императорский двор более свободен в своих действиях. А британцы? Мы слишком беспокоимся о том, что о нас подумают. Я могу понять такую предусмотрительность со стороны принцессы Бет, но мы?.. Мы же даже не герцоги. К чему столько формальности? - Викки.., - Мария Николаевна осуждающе посмотрела на дочь, но тут же сменила гнев на милость и одарила дочь усталой улыбкой. – Я же тебе миллион раз говорила об этом, стоит быть чуть-чуть разумнее. Из большой любви к тебе мы и так многое позволяем. Однако ты уже не ребёнок и должна понимать всю ответственность, что лежит на твоих плечах. Ты британка, а здесь так принято, нужно уважать свою культуру. - Да причём здесь уважение к культуре, матушка? Я хочу чуть больше свободы, праздника, хочу заниматься интересным делом, а не думать о том, сколько сантиметров должен быть мой рукав при посещении королевского приёма. - Я тебя понимаю, милая, - графиня встала с бархатной софы и подошла к дочери, что с измученным взглядом всё так же неподвижно сидела в кресле. – Мы в юности были такими же, но сейчас другое время, стабильности в мире мало и нужно ценить то немногое, что от неё осталось. Не глупи. Берта встала с места и подошла к матери в попытке сгладить сей момент, ведь менее всего ей сейчас хотелось рассуждать о чувстве долга. Она порывистым движением захватила женщину в свои объятия, от чего та на секунду потеряла дар речи. Сколько бы времени не прошло, Мари так и не привыкла к импульсивности собственной дочери. - Я люблю Вас, мама, - протянула Берта самым очаровательным голосом, на какой только была способна. – Так что там с Петербургом? Мария было уже обрадовалась, что порыв дочери уехать в Россию благополучно отступил, но та и не думала сдаваться. Тяжело вздохнув, женщина освободила хватку дочери и, выпутавшись из её цепкого капкана, нежно обвила ладонями прелестное личико Берты. - Какая же ты лиса! – не сумев боле сохранять серьёзный настрой, Мари тихонько засмеялась и поцеловала дочь в лоб. – Я подумаю, но ничего не обещаю. Да и смысл мне об этом беспокоиться, если ты все равно добьёшься своего. Всегда добивалась. - Это верно. К тому же, теперь ты знаешь, что я пыталась решить этот вопрос мирным путем. - Учту это в случае объяснений с твоим отцом. - Тогда не смею Вас задерживать, отдыхайте, мама, я пойду к себе. Займусь чем-то полезным, чтоб не сильно разочаровывать отца. Он и так разгневан, что я отвергаю всех его женихов. - Ступай, дорогая, - Мария Николаевна поправила накидку и с любовью посмотрела на неугомонную дочь. Виктория-Альберта радостно чмокнула в щёку заметно повеселевшую мать и стремглав выскочила из комнаты, направившись пружинистой походкой в своё самое любимое место в особняке – потешный театр. С самого раннего детства у девочки проявился особенный талант к театральному искусству: она с невероятной точностью изображала животных, могла пародировать чужие голоса и с большим удовольствием ставила для родителей небольшие сценки с отрывками из литературных произведений. Родителям казалось, что с возрастом данное увлечение быстро пройдёт, как это было с Анастасией Николаевной, но вопреки их ожиданиям тяга Виктории к театру лишь усилилась. Она безумно полюбила Шекспира и Островского и с завидным усердием тренировалась исполнять их пьесы на своей импровизированной сцене, абсолютно не стесняясь ни публики, ни критики со стороны братьев. В последние годы, несмотря на тревожное состояние души из-за разгоревшейся войны, девушка особенно прониклась этим и будто бы в попытке убежать от реальности всё больше проводила время за занятиями. Вот и в этот раз Виктория предпочла вместо музыкального класса пойти в свою тихую гавань – всё равно с музыкой бы сегодня не сложилось, дождь всегда мешал ей сосредоточиться на инструменте. Подойдя к высокой белой двери с уверенностью в том, что её в очередной раз никто не побеспокоит, она мягко нажала на ручку и вошла в покрытую мглой комнату. Однако, её ожиданиям было не суждено осуществиться. Распахнув тяжёлые парчовые занавески, Берта с удивлением обнаружила в комнате ещё одного человека, отчего неожиданно для себя едва не закричала. - Ты что здесь делаешь, Уилл? - Я пожелал дождаться тебя, знал, что ты придёшь, - младший брат графини поправил спустившиеся на лоб пряди густых светлых волос и неловко улыбнулся. – Решил почитать твои сценарии. - Хочешь напроситься на роль? Ты плохо играешь, - категорично осадила его сестра и недовольно присела рядом, продолжая сверлить Уилла осуждающим взглядом. - Нет, всего лишь банальное любопытство, - он аккуратно сложил разбросанные им бумаги в стопку и небрежно протянул сестре. – Не беспокойся, на твою территорию не посягаю. Берта выхватила бумаги из рук брата и с серьёзностью принялась их осматривать, вызывая своими действиями улыбку на лице юноши. - Боишься, что не справишься с девчонкой на сцене? – насмешливо спросила Берта и с вызовом взглянула на брата. - Если желаешь померяться силой, мы можем просто сразиться на дуэли. Неловкая пауза продлилась всего секунду, и брат с сестрой, ещё недавно обменивавшиеся колкостями, добродушно рассмеялись, пробуждая своими голосами двукратное эхо широкого зала. Уилл был младшим братом Виктории и с ранних лет между ними завязались самые тёплые отношения, каких у девушки не сложилось ни с одним из её братьев. Они были не похожи ни внешне, ни внутренне, но на удивление отлично ладили и находили для себя общие занятия. Возможно, причиной тому была небольшая разница в возрасте: брат был младше Берты всего на год, а может дело было в некой глубокой духовной связи, зародившейся ещё в младенчестве. Уилл участвовал во всех безумных затеях Берты, поддерживал любую, даже самую глупую идею сестры, чем нередко вызывал на себя гнев отца и бабушки, которые безрезультатно пытались воспитывать его в строгости, как и остальных наследников Маунтбеттен. Пожалуй, между ними было ещё одно небольшое отличие – Уилл не особо радовался поездкам в Петербург и больше любил гостить в Белграде, у тётушки-королевы Татьяны Николаевны, где успел подружиться с её сыном, своим кузеном Петром-Николаем. Как часто объяснял сестре сам Уилльям, он считал Петербург слишком похожим на их родной город, а потому совсем не ощущал каких-либо перемен в окружающем его пространстве, что по его мнению подразумевает цель поездки. - На самом деле, я тебе ещё кое-что принёс, - Уилл резко развернулся в сторону и достал откуда-то из-под пиджака длинный коричневый сверток, протянув его заинтригованной сестре. Берта с недоверием взяла в руки бумагу и тут же засияла от по-детски искреннего счастья. - Это что, Русское Слово? - Оно самое, - молодой человек скромно улыбнулся и деловито засунул руки в карманы брюк. – Достал у русской фрейлины нашей матушки, она недавно прибыла оттуда, навещала семью. Выпуск, конечно, девятимесячной давности, но у тебя его нет, насколько мне известно. - Спасибо большое, Уилл! – с восторгом протянула юная графиня и крепко обняла брата. Уилльям стушевался от таких эмоций со стороны Викки и не нашёл, что ответить на её слова благодарности. Он понимал, что за любопытством сестры к родной стране их матери скрывается нечто более важное, противоречащее его представлениям, но считал это лишь ещё одной из странностей девушки. Граф прекрасно знал о долгих размышлениях Викки по поводу поступления в русский театральный вуз, поэтому старался поддержать её стремление, для чего и достал этот журнал, считая, что там может быть что-то важное для неё. Русский Уилл знал на редкость отвратно, предпочитая ему более лёгкий в понимании французский или даже итальянский, потому вовсе не трудился над изучением информации в газете. - Тут пишут, что с июня открывается набор во МХАТ, в этом году зачислено… Во МХАТ! – резко оборвав фразу, вскрикнула Викки, заставив брата вздрогнуть и слегка нахмуриться. - МХАТ? Что это? - Это мой любимый театральный институт, я была там во время поездки в Москву в прошлом году, гуляла среди разрушенных зданий, - голос Виктории дрогнул, но она тут же продолжила. – Я как раз сегодня говорила с матушкой о Петербурге, может получится попасть и туда. - Ты хочешь опять уехать? - Почему бы и нет? Может, получится попасть на прослушивание. Боюсь только, что ни матушка, ни отец этого не одобрят… - Конечно не одобрят! Но тебя разве можно остановить? – он высказал это как факт, без единой тени сомнения в серьёзности намерений сестры. - Ты говоришь прям как мама, - усмехнулась Берта и толкнула брата плечом. – Она-то, кстати, может и примет моё решение, но отец… Ты же понимаешь, я единственная дочь и на меня большие надежды. Выгодный брак, какой-нибудь муж-граф и прочая несуразица. - Отец строг, но мягок. Я уверен, что со временем он сможет смириться. Прежде всегда так и было. - Это немного другое, Уилл. Я спонтанно собираюсь в другую страну, бросаю всё, что прежде было моей жизнью, нарушаю традиции нашей семьи. Британский двор мне этого точно не простит, - тревожно проговорила Берта и невольно сжала ладонь в кулак. - Что ещё там пишут? Уилльям видел, что несмотря на безумно свободолюбивый характер сестры ей было очень сложно решаться на подобное, а уж тем более обманывать родителей об истинной природе цели её поездки, потому поспешил сменить тему. Берта сразу же оживилась и самым внимательным взглядом принялась блуждать по плохо пропечатанному тексту. - Та-а-а-к, ничего боле не вызывает какого-либо интереса… Заседание Думы… Награждён Орденом Святого Александра Невского командир 286-й истребительной авиационной дивизии Василий Аллилуев за проявленные мужество и героизм при взятии Берлина. И ещё множество подобных новостей о награждениях. Виктория-Альберта сама не до конца понимала, почему её так сильно привлекла эта новость о награждении и ужасная размытая фотография, прикрепленная к ней. Казалось бы, таких новостей в послевоенные годы публиковали тысячами не только в русских газетах, но и во многих европейских изданиях, однако что-то словно принуждало смотреть на это фото, пытаясь сквозь грязную печать разглядеть черты лица новоявленного героя. Пусть лицо его и оставалось смутным, но будто нечто волшебное пыталось передать через эту фотографию неиссякаемую энергию запечатленного на ней мужчины. Пытаясь смахнуть внезапное помутнение, Берта встряхнула головой и свернула газету в трубочку. Ничего, что могло бы её заинтересовать, этот выпуск более не мог предложить, потому она решила сразу же перейти к делу, которым намеревалась заняться изначально. Уилл всё так же сидел на ступеньках сцены напротив сестры и казалось не замечал её поведения, внезапно погрузившись в тяжёлые мысли, навеянные последней новостью из газеты. - Ты будешь смотреть как я читаю отрывок или пойдёшь к себе? – бесцеремонно вырвала его из мыслей Берта, подскочившая со ступеней с бумагами в руках. - Пойду к себе. Сегодня у нас с Николасом урок верховой езды, а уж его я пропускать не намерен, - по-прежнему тепло улыбнулся Уилл и засобирался к выходу. - Как знаешь, - равнодушно пожала плечами Берта и принялась непринужденно листать страницы с выделенным текстом. Уилл уже было направился к двери и нажал на позолоченную ручку, чтобы открыть её, как в тот же момент его окликнула Виктория, заставляя задержаться ещё на мгновение. - Спасибо за газету, - она широко улыбнулась и помахала тем самым выпуском в воздухе, будто демонстрируя его. – Я правда ценю это. - Не стоит благодарностей. Быстро бросив эту фразу, будто что-то не стоящее внимания, он так же быстро захлопнул дверь, оставив девушку в полной тишине, которую нарушали лишь тихие редкие звуки затихающего ливня. Она не стала терять времени и мгновенно переключила всё своё внимание на фрагменты пьесы, которые заранее выделила из текстов её любимого писателя. Казалось, ничто более не могло занимать её хорошенькую голову, но навязчивые мечтательные мысли не давали полноценно сосредоточиться. Берта уже представляла, как благополучно проходит прослушивание, с грандиозным успехом заканчивает московский институт и выступает в лучших театрах мира. А может даже и снимается в кино, благодаря чему получает всемирную любовь и славу. Она грезила о лучших временах в своей жизни, но среди этого великого множества надежд мелькала самая безумная и необъяснимая мысль. Фотография в газете. Этот образ как будто бы врезался в её память, не давая покоя и вызывая неописуемый трепет в груди. Берта могла вспомнить каждую деталь этого снимка, каждую строчку из приложенной статьи, могла сосчитать все знаки препинания в предложениях. Она сочла бы это за обычное любопытство, коего у неё всегда было с излишком, но что-то странное, терзающее, будто некое предчувствие чего-то важного, не отпускало её души. «Боже, какие глупости. Нужно думать о пьесе или на крайний случай о предстоящей поездке…» И она думала. Однако Берта даже представить не могла, чем в итоге может обернуться её отчаянное решение.