Записка

Со своим четырнадцатилетием Семён начал задумываться о небольшой подработке на лето. Выбор тогда упал на любимое кафе, в которое ранее он любил ходить с друзьями. Он даже помнит, как они впервые узнали о существовании этого заведения. Просто глаза компашки заинтересовала яркая вывеска издали. «Ты ж моя булочка!» — можно было разглядеть подойдя поближе. И как раз таки тем летом заведение искало работников. Тогда Рожков и попал на подработку официантом. Как бы не бурчали родители, это действительно помогло ему открыться и социализироваться. Даже чаевые частенько оставляли либо чтобы просто поблагодарить мальчишку, либо чисто из жалости. Вроде ещё такой маленький, а уже приходится работать. Даже старшие работники задавались вопросом, нет ли случаем у того проблем в семье. Нет, Сёма просто хочет повзрослеть поскорее.  И как-то полюбилось ему это кафе, что после выпуска остался тут на постоянную работу. Утром ходил на пары в университете, в промежутке ковырял домашние задания, а после спешно бежал на работу. За опоздания его никто по головушке не погладит. Семён работает на вечерней смене, а тут как повезёт. Посреди рабочей недели пусто, а на выходных бывает такой наплыв, что тот и вовсе не успевает. Рожков помнит, как новичок-официант быстро стеснил его, что в конечном итоге Семёна оставили работать бариста. Сначала выполнял простые заказы, грубо говоря, был помощником. Уже приловчившись и запомнив многие рецепты кофе, мог работать самостоятельно. На полочках с сиропами всегда висели подсказки, которые он написал лично для себя. Но только рецепт одного кофе Сёма готовит без подсказок — карамельный латте.  Наверное, так случается из-за постоянных клиентов. Семён знает о них чуть ли не всё, когда вечером субботы слушает чужие разговоры. Ну или просто из-за каких-то нескольких слов в разговоре с клиентом, когда он готовит очередной заказ. Некоторые приходят к ним в кафе на дни рождения, от чего чьи-то даты он уже запоминает и держит в голове. Чётче всего в его голове отложилась дата тринадцатого августа. Сёма любит лето, такое приятное время свободы. Любит смотреть, как люди празднуют. Жизнь делается вправду живой, быстротекущей. В любом случае, знает что день рождения его клиента-любимчика тринадцатого августа. Знает, что зовут того Димой, знает, что фамилия у того, как у белорусского химика — Алфёров. Семён вроде даже делал милое замечание по поводу этого, от того знает, что Дима учится на гуманитарном. Даже было очевидно как-то, ведь слушать приятную речь по ту сторону прилавка было слишком приятно. Семён даже не боится признаться, что влюбился в этот голос и готов его слушать бесконечно. Знает, что друзей у того немного. Знает, что Дима тоже увлекается майнкрафтом, что ник у него "Алфёдов". А Дмитрий знает, что ник Сёмы "Джаст_Энди". Рожков знает даже незначительные мелочи. По типу того, что Дима любит крабовые палочки. А Дима знает, что кошка Семёна любит их тоже. Знает, что Алфёров ходит в кафе только в его смену. Ходит только по вечерам, потому что уже людей нет и он может поговорить один на один с работником. Семён, кажется, знает уже всё, но на полноценное знакомство никак не решается. Да и вся эта ситуация больше похожа на диковинный роман. Многие коллеги часто замечали, что Сёма вечно плавает в облаках. Особенно после того, как этот парнишка вновь навестит их кафе. А Джаст сам не знал, что ему так голову крутит при виде этого клиента. Руки трясутся, но заказ уже готовится автоматически. Уголки губ также приподнимаются в приятной ухмылке, такой солнечной. В груди сердце колотится бешено, а имя на стаканчике выходит кривым. Рука трясётся всегда, не хотя выписывать чужое имя красиво и аккуратно. Голова болит, и он не знает, почему так происходит. Серьёзно начинает казаться, что тело души не слушается, а у души и вовсе отдельная жизнь. Мысли разбегаются. По телу катится жар. Даже не потому что за окном лето, а потому что рядом объект его влюблённости. Сразу после того, как Рожков приготавливает заказ, бежит в уборную, чтобы умыть себя холодной водой и выпить таблетки от головы. — Голову опять кружит, жесть, — Сёма мочит руку под холодной водой, а после проводит мокрыми пальцами по глазам.  Жар с тела не спадает, голову кружит только сильнее. Один из других работников ему дерзко отвечает: — Любовь твоя тебе голову кружит, — огрызается коллега, прежде чем уйти по своим делам. А Джуст остаётся один на один со своими мыслями. Он ничего не понимает, но жар будто спал сразу же, как ему сказали это. Тяжёлый вздох, а вся смена проходит в каком-то мучении от таких мыслей. Пусть это даже был подкол, но в душе он показался не таковым. Может и вправду его так трясёт, потому что влюбился? В руках неосознанно вертится ручка, а взгляд устремляется куда-то в пол. Рожков встряхивает головой, пытаясь отогнать от себя такие мысли. Ну чушь же. Не мог он влюбится в клиента. От мыслей отгоняет напоминалка на телефоне. Смена закончилась. Этот день вроде и приятный от встречи с любимчиком, но и такой ужасный от того, что самому себе приходится искать выход в странных чувствах. Если любит, то взаимности может не ждать. Семён мучает самого себя, пытаясь приказать сердцу изменить объект симпатии, всячески переубеждая самого себя. Жар просто от усталости, как и прочие последствия. Ничего большего. Энди пытался говорить с начальством, чтобы его вдруг поставили на среднюю смену, но места были заняты и сдвинуть одного работника попросту не могли. Ему всё равно придётся вечерами встречаться с любимчиком и взглядом всё время избегать его. Проходит месяц, затем полтора. Все ранние признаки влюблённости только усилились, Рожков окончательно перестаёт бороться и прикладывать какие-либо старания к тому, чтобы заглушить тёплые чувства. Дима никогда не водил с собой в кафе кого-то ещё, следовательно, спутника по жизни у него пока что нет. Может есть, Сёма не знает, но даже в этом случае ему тревожно. Всё ещё не может смириться со своими чувствами, поэтому корит себя каждую ночь. Возможно, если бы напарник тогда и не ляпнул что-то про любовь, то задумался Семён об этом гораздо позже. А может быть вообще не задумался, скидывая резкий жар, боль в голове и быстро стучащее сердце на погоду. Ему бы для начала хотя бы принять свою любовь в таком виде, в котором она есть, а потом уже попробовать действиями проявить хоть как-то. Однако ожидать принятия совсем нет сил, тем более, когда это становится невыносимым с каждой встречей. Тяжело вздохнув, Семён решает не откладываять начало этих действий. В ход идёт записка. Маленький клочок бумаги, подложенный под стаканчик с заказом, на котором знакомым почерком написан комплимент. Одновременно такой любовный, с тем же с долей сексуальных ноток. Первый маленький шаг, такой страшный, но первый, которого так хотелось. Хоть маленькое признание даст знак, стоит ли ожидать от этого симпатичного клиента взаимности. Или на Рожкова пожалуются и ему придётся расстаться со своей любимой работой? Боится безумно, что даже над почерком в записке не думает. А на стаканчике написано чужое имя. Тем же почерком. Принято у них в кафе так, что заказы надо подписывать. И вот как раз таки этой неаккуратностью Джаст и поплатится. Отдавая заказ, бариста будто совсем случайно, незаметно для чужих глаз, кладёт под дно стаканчика сложенный в двое квадратик, на котором тот и оставил свой нескромный комплимент. В лицо сказать смелости не хватает, но чтобы написать подобную записку, имеющую сексуальный подтекст, хватило. Хотя Семён корит себя за это, надеется откупиться быстрым "Наверное кто-то подкинул". Он же не педик и не неадекват, чтобы совершать подобные грешные поступки. Но под вечер мозг уже устаёт, не хватило сил сообразить, что особенный почерк выдаст всю правду посетителю и тогда можно ожидать чего угодно. "Ты конечно не поезд, но я бы под тебя лёг <3" — и нелепое сердце в конце, специально, чтобы смягчить смысл предшествующей фразы. Наконец заказ был отдан. Всё как обычно. Как обычно трясутся руки, как обычно кружит голову, как обычно темнеет в глазах. Только уголки губ дрожат, а в глазах какой-то нервный блеск. Скорее бы убежать, скрыться с чужих глаз. Вдруг всё-таки поймают? Алфёров берёт стаканчик в руки, а только после под ним замечает свёрнутую бумажку. Отставляет стаканчик вновь, прежде чем берёт в руки клочок бумаги и вычитывает своеобразный комплимент. Щёки неловко краснеют, а в груди жжёт. Дима ловит себя на иных мыслях, как раз таки о написанном на бумажке. Он не знает как правильно ответить, пока что решая просто поковыряться в себе. Стоит признаться, что в это чудное кафе он ходил не только за сладким карамельным латте, но и за бариста. Стаканчик вновь оказывается на столике, пока клиент разворачивает несколькими пальцами бумажку. Семён вовремя отворачивается от стойки, якобы занимается своими делами. Шорох бумаги в последний раз, Алфёдов вычитывает неловкий комплимент. Его душу даже не воротит, даже наоборот тепло какое-то в груди разлилось. Вроде немного мерзко, но отказаться от такого симпатичного предложения с таким же симпатичным бариста — грех. Пальцы нервно теребят уголок бумажки, пока в голову наведывается мысль о подставе. Дмитрий решает сравнить почерки. На стаканчике его имя написано таким же почерком, как и содержимое бумажки. Только записка слегка кривая, будто кто-то дрожащей рукой писал. — Ваше? — он решает наконец спросить, в надежде услышать какой-нибудь интересный ответ. На крайняк будет что вспомнить. — Нет, — Рожков отрезает, но аккуратно. Оборачивается, специально, чтобы взглянуть на записку. Говорит будто совсем невзначай, словно горящие щёки и дрожащие уголки губ не выдадут весь его страх. В кафе из рабочих остался только он, а Дима — последний клиент. Ещё больше нагнетает неизбежность ситуации. — А почерк ваш, — и кажется, Алф застаёт этой фразой врасплох.  Семён вздрагивает, дрожь давящим чувством пробирается в самые закутки тела, под кости, щекочет сердце. Дыхание моментально сбивается, словно по щелчку пальцев. Джуст хочет скрыться, но бежать поздно. Руки трясутся, а на языке даже слово не вертится, чтобы ответить как-то. Выхода похоже нет, бесполезно его искать. И не ясно продолжение. Стоит ли ему что-то сказать в своё оправдание? А может напрямую признаться? Сделает ли он хуже или лучше, он сам не знает ничего. Бежать некуда, а сердце стучит бешено, дрожь бьёт по костям, а щёки горят сильнее. Знакомый жар усиливается, а в глазах темнеет. Любовь ударяет в самые чувствительные части мозга, вызывая такую реакцию. Рожков корит себя сильнее прежнего, не видя возможности убежать от давящего смущения. — Простите… Мне стоит отойти, — роняет тяжело, вот-вот провалится сквозь землю от всего смущения. Сожалеет о содеянном. Но ловят его с колким словечком на входе в комнату отдыха.  — Ну что же вы.. я на вас жаловаться не буду, — Дмитрий сам от себя не ожидает таких колких слов, но это ему нравится. Нравятся чужие горящие щёки, это особенно выглядит на бледной коже, в меру красиво с уставшим глазам, — между прочим, вы мне тоже.. симпатичны. Семён останавливается на входе, прислушиваясь к чужому голосу. Несколько секунд мнётся на месте, краснея, и давит лыбу в пол. Тепло льётся, а в голову идут уже фантазии не о тревожности, а о взрослой страсти, такой желанной, сильной, до безумия горячей. В груди жжёт, а сердце уходит в пятки. Чувствует себя несчастной снежинкой, что уже растаяла. Только снежинка тает от тепла, а Энди от слов. Он повернёт голову, держась рукой за косяк двери, чтобы не упасть, прежде чем осмелится сказать пару слов. Пару слов, что решат судьбу всего их вечера. В закрытом кафе, в одинокой комнате отдыха.  — Проходите за мной, в комнату отдыха, — тяжёлый вздох, горячий, — там никого нет, — особенно выделяет тоном голоса "никого", чтобы фантазии обоих взрослых парней было куда двигаться. И дальше всё происходит особенно быстро. Джаст быстренько закрывает дверь кафе, свет выключает везде, кроме маленького помещения для сегодняшнего вечера. Хочет отдышаться от былого жара хоть бы секунду, усаживая свой зад на стол. Делает привычно, но в собственном разуме держит это за небольшой намёк. Если любимчик-клиент всё правильно поймёт, то давно лежавшие презервативы и тюбик смазки в рюкзаке наконец пригодятся. Опускает голову, прикрывает глаза и тяжело вздыхает. На чужие шаги глаза не открывает, открывает лишь тогда, когда чувствует горячее дыхание около ключицы. Мычит, поднимает голову, словно кот, нежится.  Дима недолгие несколько секунд прокручивает слова с чужого бейджа, прежде чем кончиком носа поведёт выше ключицы, к шее. Надеется, что всё правильно понял, но судя потому, как Сёма тянется к его рукам и чуть ли не мурчит, то Алф движется по верному пути. Алфёдов горячо дышит, пока руки медленно двигаются с боков груди ниже, оказываясь на талии. Большими пальцами слегка надавливает на живот, пока шею дразнит. Чувствует чужое тепло, чувствует, как непривычно холодные подушечки пальцев крадутся по его затылку, а после там оказываются ладони. Наконец касается губами, сверху слышит умоляющий вздох. Чужое желание осуществилось, но это достаточно приятно. Повторяет подобное ещё несколько раз. Целует нежно, но явно доминирующе. Хотя и ему ответить пытаются, когда тянут голову ко рту, а только после Дмитрий слышит чужие вздохи, до ужаса горячие, но слушать их просто хочется. Хочется слушать, насколько чужая кожа чувствительная.  На одних поцелуях всё не заканчивается. Оба не малые дети, страсти жаждут друг от друга, поэтому сердца со страстью полыхают. Проходит несколько секунд прежде чем взгляды пересекаются. Щёки обоих красные, а глаза блестят у каждого по-особому. Но в обоих читается явное желание и любовная страсть. Рожков решается первый, опуская кисти с затылка на шею, прижимая к себе и втягивая в поцелуй. Целуется он неумело, но его старания явно ощутимы. Он слегка берёт власть себе, но на него давят, жмут к столу сильнее, а чужие большие пальцы словно давят ниже живота. По телу проходит разряд тока, волна ледяной воды. Безумно приятно, как бы то ни было неумело. Дима отвечает взаимно, но властью жадничает, придавливая к столу сильнее. Языком встречается с чужим, сразу давит на кончик того, пихая чуть ли не в глотку. Душит поцелуем. Затем собственным языком движет по дёснам, по зубам, ещё несколько раз встречается с чужим и всё-таки поддаётся. Иногда приходится разрывать поцелуй от недостатка кислорода, но происходит это так мимолётно. Мозг фокусируется только на чужих глазах и сбитом дыхании, также на желании страсти. Становится по-взрослому горячо, но оно стоит таких пристрастий. Короткий взгляд, вновь встречаются губами. Так страстно и напористо. Семён ёрзает на месте, обводит руками косточки плеч. Очевидно, что на одних ласковых поцелуях ничего не закончится. Особенно судя по тянущему чувству внизу живота. Очередной поцелуй разорвался. В этот раз последний. Дима опускает взгляд вниз, дышит сбито. Взглядом обводит чужие ноги, такие худые, но в голову уже лезут не те фантазии. Жаждет увидеть то, как те будут дрожать. Бариста успевает усесться на столе, стеснительно сводя ноги, словно ощущая, куда направлен чужой взгляд. Алфёров кладёт одну из ладоней на чужое колено, ласково обводит и горячо дышит, упираясь головой в чужую грудь. Руку хочет двинуть выше, к самому сладкому бедру, но останавливает его чужая кисть. Сёма по-прежнему жмётся, похотливо улыбаясь. Джаст убирает руку за спину, чтобы развязать передник. Мятная ткань с завязочками оказывается на полу, а на чужих штанах уже виднеется небольшой бугорок. Возбуждён, а значит выход только один — секс.  Дмитрий боится, ведь в отличии от своего нынешнего партнёра, он не совсем уверен, есть ли кто-то ещё в этой комнате отдыха. Вдруг подстава какая? Замирает, пытаясь перевести дух. Тревога никуда не уходит. Отвлекают от тревожных мыслей только несколько поцелуев в висок и осознание того, что парень перед ним уже без майки. Глаза накидываются на истощённое тело, разглядывая каждый изгиб, каждую выпирающую косточку. Практически сразу разбавляет внутреннюю тревогу, а Сёма хочется коснуться. При всех посетителях он такой не доступный, закрытый. Алфёдов видел, что состояние того менялось сразу, стоило ему только зайти в кафе. Рожков становился сразу… Трудно описать всё то, что видел Дима, но чужие горящие щёки и руки он помнит хорошо. Помнит, что взгляд у Джуста всегда блуждал где-то рядом, но в чужие глаза никогда не заглядывал. Очевидно, что что-то не так. Со временем попросту становится ясно, а конечным намеком является листик под стаканчиком. Алфёров догадывался. Угадал по итогу, и не жалеет. Отчасти взаимно, скрывать не будет. Но только поглубже узнав, поймёт, насколько ему приятен такой миловидный парнишка.  Очередной поцелуй, как отвлекающий манёвр. Алфёдов пытается себя успокоить, ведь поцелуи это ещё не некая непристойность, только вот чужое полуголое тело не совсем объяснимо. Такие мысли постепенно отходят на задний план, когда тот поддаётся чужой власти. Позволяет совсем немного доминировать, пока собственные руки пускает выше. Пальцы крадутся по внутренней стороне бедра, гладят, дразнят чужой стояк совсем легко. Эти же пальцы разводят ноги. В поцелуе слышится стон, когда чужие подушечки касаются члена сквозь одежду. Рожков отстраняется тут же, кладёт макушку на чужое плечо и всхлипывает, нежно вздыхает. — Ди-и-и-им.. — роняет на чужое ухо, руками обводя шею, и прижимает к себе ногами. Обувь скидывает на пол, надавливая носочком стопы. Прижимает свою влюблённость к себе, постанывая на ухо. Алфёрова будто током прошибает, когда он слышит собственное имя на ухо. Горячо, ласково, безумно тянуще. Щёки опять начинают гореть, точнее, горят с новой силой. Внизу живота тянуть начинает сильнее, когда его прижимают ногами к такому же горячему и приятному телу. Дима вздыхает в чужую грудь довольно, руки переводит на зад, слегка сжимает, а после вновь верх. Отстраняется, смотря в чужие невинные глаза. Охота вкинуть что-нибудь острое в диалог, чтобы заставить чужое тело дрожать от одних только пошлых фраз. Вновь тянется, на этот раз к шее, чтобы обсыпать поцелуями и засосами. На бледной коже выглядит красиво, а к тому же достаточно ярко, что определено каждому будет попадаться на глаза.  — А вам, Семён, не стыдно перед клиентом ноги расставлять? — руки доходят до пошлых фраз, наконец Дмитрий находит в запасе словарных слов нужные, — Кажется, вам не совсем подходит сфера деятельности кафе. Джаст краснеет и тяжело вздыхает от чужого голоска. Голос Алфёдова звучит по-особенному, так возбуждённо, что Семён даже вякнуть в чужую сторону не смеет. Хотя очевидно, кем его назвал Алф, и как он сделал это бесподобно. Бариста довольно скулит, вновь на чужое ухо, но оставлять чужие пошлые фразы просто так не планирует. — Ах так, — тяжело вздыхает на чужое ухо, когда подушечки пальцев чужих двигаются к соскам, — Вы будете моим постоянным клиентом.  И в этот же момент чужая ладонь надавливает сильнее, что заставляет выгнуться Рожкова и чуть ли не упасть на стол. Он опирается на руки, дрожа от возбуждения внизу и краснея за каждое чужое движение. Вторая кисть обводит сосок, так и прося выгибаться перед своей любовью. Грудь не болит, а болит сердце в ней. Бьётся бешено, любовно. Пальцы извращаются над горошинами сосков, что выводит на громкие стоны. Дима оттягивает горошины, всячески выкручивает, изредка прислоняется языком, на что получает целый вскрик. Способности бариста иногда удивляют, но это так интересно, исследовать чужое тело, а найдя чувствительную точку играться с ней. Грудь очевидно является чувствительной, так что исследования не закончены. Алфёдов возвращается к шее, ниже к ключицам. У ключиц он не был, поэтому и следует. Водит языком, оставляет яркие засосы и подмечает, что реакция гораздо бурнее, в отличии, если он поставит слабый засос на шее. Он чувствует, как нежное тело дрожит перед ним, выгибается, стоит только горячим губам коснуться участка ключиц. Такое зрелище заводит пуще прежнего, но оно того и стоит.  Ещё недолго поиздевается над ключицами, прежде чем уберёт обе руки на грудь, оставляя промежность в покое. Джуст облегчённо вздыхает, наслаждаясь менее активным чувством внизу живота. Он вздыхает тяжело, отходя от предыдущих засосов. Болят ключицы, он их оглядывает. Вроде стыдно рассматривать все эти засосы, ведь ещё не ясно, насколько он будет рядом со своим объектом воздыхания, а вроде так насрать, пусть это даже один раз. Фантазии, столь извращённые, из головы не уходят, а Рожков от них убежать хочет. На некоторые тревожные мысли не успевает внимания уделить, как тут же с губ сваливается громкий стон. Алфёдов делает такое, что кажется, опыт у него такой не первый. Сёма хочет утянуть руки к собственному паху, чуть унять собственное возбуждение, но ведь понимает, что за такие извращения его никто по головке не погладит, как бы ему не хотелось сделать собственное извращённые касание. Такой горячий, возбуждённый сейчас, но желанного ему не дадут. У Димы вовсе фетиш какой-то, чтобы дразнить и не давать желаемого удовольствия.  — Скоре-е-е-ей,.. — Энди вновь стонет, на этот раз более открыто, закидывая голову и словно плачет уже от того, как возбуждение мучает его внизу живота. Желанное ещё не скоро, судя по тому, как мягкие подушечки чужих пальцев снова легли на грудь, близко к соскам. Дмитрий ведёт дрожащими пальцами вокруг горошин, чувствует, как руки Семёна заходят под его майку, пальцами надавливая на косточки. Алфёдов стонет тихо, похотливо улыбаясь. Его тянут выше, а затем очередное касание губ. Горячо. Очередной поцелуй, языки вновь переплетаются, а партнёры тянуться друг к другу. Алф доминирует опять же, параллельно с поцелуем лаская чужую грудь. Пальцы холодные движет вокруг горошин, пока не заденет. Стон в поцелуй, Рожков рыпается и извивается под давлением чужого тела, ладошкой надавливая на пах. Низ живота жжёт безумно, терпеть это кажется становится не возможным. Поцелуй разрывается, тяжёлый вздох, а губы Алфёрова опускаются к чужой шее. Бариста вздрагивает, ноги сводит, случайно ударяет ими об чужое тело. Засос становится грубее. Алфёдов горячо вздыхает, языком ведя горячую и мокрую дорожку до одной из горошин, после проводя по ней, дразнит. В последующие несколько секунд прислонится своими пухлыми губами, обсасывая чувствительную горошину, смотря в чужие искрящиеся от удовольствия глаза. Сёма всхлипывает, ноги сводит, а голову ворочает от чужого взгляда, а ноги поджимает от резкой дрожи, что бежит по всему телу.  Наконец руки двинуться ниже. Джуст расслабляется, падает на локотки своих рук и тянется к рюкзаку, что стоял на диванчике рядом. Несколько минут хватает, чтобы в его ладони оказался тюбик смазки с огонёчком, а также презервативы. К этому дню он готовился всегда, что эти две важные вещицы зачастую лежали с собой. Тюбик чуть использованный, ведь ничто не запрещает себя развлекать пальцами даже дома. Ну или отпроситься на парах в туалет, чтобы справиться с очередной волной возбуждения, что накатила так неожиданно. В любых случаях, удовольствие не такое яркое, какое он может испытать сейчас. Удовольствие не от длинных фаланг, а от чего-то более горячего и твёрдого, намного приятнее. Рюкзак оказался на полу, а вещицы протянутые в руке, показались перед новым знакомым. Собственные руки наконец освободились, и этого было достаточно, чтобы оголить нижнюю часть тела от штанов. Стояк натирало, что приносило небольшую боль. Терпеть больше не хотелось, а руки не слушаются, трогая себя в самых неприличных местах, расставляя ноги шире и позволяя взглянуть на чужое тело особенно извращённо. Ситуация становится горячее, когда и боксёры оказываются в стороне. Семён стыдливо опускает макушку, смотря, как чужие кисти медленно крадутся к нему. Рожков оказывается на столе, а его двигают за ноги ближе, прося закинуть те на плечи. Стыд подходит к щекам, окрашивая те в яркий, малиновый цвет, такой чёткий для бледной кожи. Дима позволяет себе немного расслабиться, творя с чужим телом то, что придёт в извращённый разум. В собственный кулачок забирает тюбик смазки, слегка улыбается. Использованный совсем немного, а так хочется прямо подразнить. Очевидно, очередной шанс помучать бариста похотливыми приколами.  — Пальцами себя дразнишь? — роняет в тишину, совсем тихо, горячим шёпотом. Семён замирает, вздрагивает и хочет свести ноги, но держит их послушно, пальцем касаясь небольшого шрама на ляжке, словно пытаясь отвести плавающуие мысли в сторону.  — Мх, подразни меня тоже, — неуверенно качает бёдрами, двигается ближе, надеясь почувствовать чужие фаланги в себе. Расслабляется, но напряжение снизу живота не уходит. Возбуждение шалит, не давая покоя извращённой фантазии. Алфёдов быренько открывает тюбик, на пальцы выдавливает несколько капель холодной смазки, прежде чем преподнести эти же два пальца к чужому колечку мышц, легонько надавливая. Перед ним сразу извиваются, слышен тихий стон, а ноги чужие дрожат. Дима улыбается, толкает палец внутрь и сразу жмёт к тугим, влажным стенкам. Перед ним слушаются и извиваются. Послушно. Палец первое время не двигается, но после чужих покачиваний задницей, Дмитрий наконец пихнул кисть, двигаясь глубже и проводя по стенкам. Редко останавливается, но после вновь набирает прежний темп и двигает им внутри. К одному пальцу присоединяется второй, что вызывает волну мурашек по чужому телу, а также громкий вскрик, полу-стон. Семён ухмыляется, ему ответно показывают личико. Рожков приподнимается на локтях и сбито дышит, взгляд опускает вниз и наблюдает за тем, как чужие фаланги медленно двигаются в нём. Переводит внимание на чувства и ощущения. Пальцы раздвигают тугие стенки в жесте ножниц, что на уголках глаз образуются слёзы. Вроде так непривычно, но сколько же удовольствия приносит этот момент. Энди выгибается, стонет, а после наконец расслабляется в чужих руках. Стоит ещё несколько минут движений в жесте ножниц, как к двум пальцам добавиться третий. Алфёров будто хочет довести до оргазма одной дрочкой пальцев, пихая те, как возможно глубже и всяческими действиями пытаясь наткнуться на чувствительную простату.  Три пальца погружаются глубже, а чужие бёдра этому помогают. Зачастую фаланги погружаются по самое основание, а Дима видит, как мало этого извращённому бариста. Очередной толчок, а от Семёна слышится громкий вскрик. Алфёдова это по началу даже пугает, но по чужим движениям задом допирает в чём дело. Пальцы двигаются вновь. Вновь вскрик. Похотливо улыбается, прежде чем дать трижды по найденой простате. Джаст хочет свести ноги, те дрожат, а стоны выходят рваными. Слишком часто ударяют по простате, что возбуждение в чужом животе будто переворачивается на другой бок. Ударяет ногой, еле ощутимо, но в любых случаях это сейчас не так важно. Елозит бёдрами, жаждя к себе чужих касаний, как внешне, так и внутренне. Ещё больше ударов по простате, такой чувствительной, что Сёма просто готов сквозь землю провалиться от приятных чувств. Толчки продолжаются, реже его дразнят разным темпом, но всё сходит к одному. Внутри чувствуется пустота, а возбуждение ударяет вниз, что чужой член вздрагивает. Джуст держится на локтях еле-еле, дрожит, видя, как фаланги пальцев выходят из него с характерным от смазки хлюпаньем. По телу проходит разряд тока словно. Алфёдов вытирает ладошку от смазки, прежде чем своими пальцами схватить пряжку ремня и ослабить ту. Затем спускается ниже, пальцами нервно теребит пуговку джинс и так же расстёгивает её, после оттягивая собачку молнии ниже, наконец освобождая себя от оков штанов. Дима горячо вздыхает, а его ногами жмут ближе. Чувствует горячие руки на своей шее, его макушку упирают в чужую грудь и он паляще дышит в неё. Затем собственные руки тянут боксёры вниз, обнажая член. Алф поглаживает собственный орган, пока ему жадно всхлипывают на ухо и тянут ближе к чужому телу. Он чувствует, как возбуждение мучает Семёна, но и его возбуждение замучило, что не терпится перейти к самой сладкой части. Предэякулят размазывает по чужой худой ноге, прежде чем взять член за основание в собственную руку. Другая ручонка быстро берёт шумную упаковку от презерватива, открывая тот и раскатывая по всей длине члена. Аккуратно подносит к чужому колечку мышц, медленно толкаясь горячей головкой внутрь и погружаясь в чужое нутро. Алфёров стонет сам, когда его член окружают новые ощущения. На своё ухо слышит горячий стон и нежную просьбу в виде колкого словечка "глубже". Видимо возбуждение и извращённые фантазии делают своё дело чересчур хорошо. Дима толкается глубже, обвивая собственные кисти, дрожащие, вокруг чужой талии. Горячо дышит в шею.  Джуст опускает взгляд вниз, наблюдая за картинкой того, как чужой член медленно входит в него. Автоматически переключается на свои чувства, ведь ничего, кроме своих пальцев в нём ранее не было, а теперь нечто горячее и ещё большее по диаметру погружается внутрь, к тому же явно длиннее, чем собственные пальцы. Сёма выгибается, стонет, прижимает чужую макушку к своей груди и стонет довольно. Хочет большего и без стыда просит, позволяя толкнуться члену больше, чем на головку. После этого всхлипывает, кладя ладошку на чужой живот, приостанавливая таким жестом движение. Ему бы тоже привыкнуть к таким страстям, поэтому пару минут на привыкание точно понадобятся. Но и об удовольствии своего клиента-любимчика заботиться также, позволяя сразу толкнуться глубже. Рожков хорошо чувствует чужую заботу, то, как ласково к нему относятся. Могли бы использовать в качестве "шлюхи" и кинуть, но с ним так ответно и нежно обращаются, что стоит очередного поцелуя в висок. Взаимно. Семён вздыхает на чужое ухо, привыкая к новым ощущениям внутри себя. Лишь через некоторое время расслабляется и толкается бёдрами, дабы почувствовать ещё более яркие ощущения. А Дмитрий слушается, придерживает чужие бёдра и после самостоятельно двигается в том темпе, который от него хотели. Алф сжимает чужие худые ноги, параллельно горячо дышит в грудь и легонько касается губами косточек на груди. Семён жмётся к нему с особой страстью. Дима делает аккуратные толчки, совсем аккуратно, дабы не причинить боль своему новому партнёру. Если надо, Алфёров замедлится, а если над ухом услышит чужой ласковый стон в виде просьбы, то ласково двинется быстрее, погружая свой член глубже. В общем, отдаёт предпочтение тому, чтобы сначала ввести орган внутрь, а лишь после ввернуться в темп нового, полноценного движения. Редко парни прерываются на горячие поцелуи. Рожков расслабляет ноги сильнее, позволяя Алфёдову сделать то, что он так хочет. Джаст стонет развратно, почти не скрывая своих эмоций, а к тому же, прямо на чужое ухо. Чувствует каждой секундой, как чужой горячий орган погружается в узкое нутро глубже и глубже, приятно нежит, толкается во влажные стенки. Каждое лёгкое действие ощущает с новой силой, что просто трясёт. Бариста ногами придавливает к себе сильнее, позволяя уже привычно погрузиться глубже. И очередным таким касанием чужой орган ударяется об простату. Энди вскрикивает бесстыдно, выгибаясь в спине. Ему дают только пару секунд, чтобы перевести дыхание, пока Алф вновь не сделает несколько резких толчков по чужой простате, просто вынуждая чужое тело обмякнуть и кричать прямо на чужое ухо. Дразнит не так долго, как бы хотелось, ибо дрожащее тело перед ним попросту просило двинуться дальше. Пальцы вновь вжимаются в мягкую кожу, прежде чем орган полностью войдёт в чужое горячее нутро, раздвигая тугие, рельефные стенки. Джаст стонет на чужое плечо, облегчено хныкает, когда чужой член наконец перестаёт мучать его ударами по простате. Движение замедляется, вовсе останавливается, когда вся длина оказывается внутри. Алфёров чувствует на своём плече горячие слёзы, а после получает поцелуй. По такому жесту легче определить эмоции партнёра. Нравится. Сёма привыкает к заполненности в себе несколько минут, скуля на чужое плечо и руками обнимая шею. Возбуждение жжёт безумно, хочется скорее начать движение, но здравый смысл шепчет на ухо о возможной боли, поэтому несколько минуток приходится потерпеть, прежде чем Энди вздохнёт и сам толкнётся, прося о движении. От лёгкого толчка губы задрожали, послышался тихий стон, а сердце в груди пропускает очередной удар. Диму подобное зрелище завораживает только больше, когда перед ним так открыты и развратны. Теперь оставалось только найти особенный темп, при котором оба партнёра получат знатную дозу эйфории и желанной любви. Алфёдов сначала берёт нежностью, позволяя вообще привыкнуть к некому движению внутри. Только по чужому смазливому личику понимает, как и когда сменить темп. Дима часто выходит почти полностью, а после нежно погружается внутрь. Одну из его рук крепко держат, переплетая пальцы. Опять детские поцелуи сыпятся у шеи, Рожков сам двигает бёдрами медленно, чтобы получить долю стимуляции для себя. Алфёров по-прежнему аккуратен, только через некоторое время начинает двигаться быстрее и чуть жёстче. До грубости дело не доходит. Боли не хочет. Чувствует, как чужие пальцы оглаживают его грудь. Он делает слегка рваные, но приятные толчки, а к тому же темп не чересчур быстрый, ласково средний, что позволяет Джасту полностью расслабиться и погрузиться в море чувств. Очередной приятный толчок, Семён горячо стонет на чужое ухо. Алф улыбается, будто без слов способен понять, чего от него хочет его партнёр. Самому такой темп приятен, поэтому продолжает движение, редко умедляясь или ускоряясь наоборот. Так интересно анализировать собственные ощущения в теле, когда член погружается более быстро или чересчур медленно, а ещё интересней смотреть за чужой реакцией. Джуст стонет на ухо открыто, иногда ослабляет и опирается на дрожащие руки, но чужой короткий взгляд заставляет его сразу прикрыть собственные очи и поддаться чувствам, просто проваливаясь в них. Последние толчки, горячая головка члена ударяется о простату, что возбуждение в животе бариста переворачивается опять. Переворачивается и показывается наружу в виде выплеснувшейся на живот белой жидкости. Он тяжело вздыхает, падая с рук на локти, после головой на стол, расслабляясь.  Алф пользуется этой ситуацией, делая пару толчков, зная, что тело после долгожданного пика страсти имеет большую чувствительность. Собственное возбуждение и страсть он тоже хорошо чувствует. Пару резких толчков, прежде чем он выйдет и снимет с члена использованный презерватив, откидывая его в сторону мусорки в углу. Дышит горячо, но от Джаста слов не слышит. Взглядом проходится по комнате, находит салфетки, чтобы быстро прибрать себя в порядок, да и позаботиться о своём партнёре. *** Наверное, после того случая прошло чуть больше полтора месяца. Отношений как таковых не завязалось, собирались только ради поебушек на одну ночь, да душу друг другу излить, о том о сём поплакать. Но любовью не пахло. Горячие поцелуи, засосы, но разговоров ночных о любви вовсе никогда не было. Не было этой вечерней детской любви, не было никогда желанного "спокойной ночи" и не было сладких "доброе утро". Семён вовсе со временем отстранился, нашёл себе постоянную работу и.. сообщения на этом прервались. Дима больше не ходит в то кафе, больно ему как-то стало. Хотя при встрече Рожков краснеет также, как в первый раз. полтора месяца прошли быстро, общение закончилось. Уже ничто их больше так не держало. И уже после полноценного расставания прошло чуть больше двух лет. Судьба развела их, позже передумав и решив свести их снова. И местом для очередной встречи на этот раз был ранний интерес, майнкрафт, а быть точнее, сервер "Майншилд". Вечерний разговор, только начало своеобразного "сезона". В голосовом чате лишь два человека, происходит ночное знакомство. Джаст уже выбросил знакомый ник из головы. Знакомо, очень знакомо, но забыл об этом он быстро, особенно за два года. Алфёдов даже не заподозрил что-то неявное. Обговорить за вечер успели всё: майнкрафт, планы на свой первый сезон, ивенты и прочие умные мысли. Успели всё, кроме своих имён. — Тебя, кстати, как зовут? — Дима спрашивает в микрофон тихо, чуть ли не засыпает.  — зовут Сёмой, — Рожков, наоборот, под ночь только оживает, поэтому сейчас уже роет параллельно при диалоге что-то на умных программистских сайтах, — Тебя? А у Алфёрова в груди будто замерло сердце. Прислушивается к чужому голосу. Пускай микрофон его чуть-чуть меняет, он ловит себя на мысли о прошлом, о своём первом разе и то, где и как он был. Имя партнёра он не забыл, наверное, только потому, что это и был его первый раз. Замолкает, пока не услышит щелчок по ту сторону компьютера. Ответ на вопрос не даёт.  — Не Рожков случаем? — на чужой вопрос молчит, до тех пор, пока на свой вопрос не услышит положительное мычание.  Джасту в голову идёт мысль только об одном возможном человеке. Вряд ли его кто из одноклассников вспомнит, учитывая то, какой тихоней он был. Вспомнить может только тот, кого он сейчас держит в голове, поэтому на языке сразу вертится нужные слова, а из них вопрос. — А ты не Дима? — короткая пауза, — Алфёров твоя фамилия?  В звонке виснет тишина, минутная. В голове у обоих кажется стало мгновенно пусто, на языке пусто и слов нет, а в голове снежный шум, который никуда не девается. Щёки загораются мгновенно, сердце снова бьётся быстро, словно пропуская удары и это, по ощущениям, так рядом, горячо, близко.  — Но латте был вкусный? — Был... На этом вечерний диалог заканчивается, обе персоны с тяжким вздохом отключаются от звонка, прежде чем разойтись по кроватям. Может спать пойти, может переварить происходящее.