Константа

      Октябрь заканчивался; на носу был ноябрь, и пора было делать окончательный выбор, куда поступать. Вернее, выбор был давно сделан, но его нужно было оформить официально: собрать кучу документов, рекомендаций и прочих бумаг и подать их в нужный институт.       – Чем так поглощены, Куросаки-кун?       Бесшумно подкравшийся Урахара перегнулся через его плечо, чтобы разглядеть написанное. Ичиго в который раз убедится, что гэта были отвлекающим манёвром – бывший капитан даже на деревянных шлёпанцах мог передвигаться тише тени, если хотел. Зато Айзену, наверное, приближающиеся звонкие щелчки гэта в страшных снах снились.       Ичиго усилием воли подавил обрадовавшиеся гормоны, отложил ручку – ну ладно, отбросил её в раздражении, – и буркнул:       – Пытаюсь написать мотивационное письмо.       – О! – Урахара бесцеремонно плюхнулся рядом и открыл неизменный веер. – Давно хотел спросить: а куда именно собрались поступать?       – В Тодай.       Ичиго покраснел. Ему до сих пор было неловко говорить людям, как высоко он замахнулся; он знал, что довольно умён (третье место в школьном рейтинге просто так не даётся, тем более когда приходится делить учёбу с работой временным синигами), но в реакции окружающих не был уверен. Люди слишком часто видели в нём сперва драчуна и фрика, и только потом – неглупого парня. Нередко до второй стадии дело так и не доходило.       – А факультет какой? – уточнил учёный.       – Филологический. На английскую литературу.       – О! Уважаете Шекспира?       – Ага.       – Отлично! – веер со щелчком закрылся, и Урахара придвинулся поближе. – Так в чём проблема? Что не получается?       Парень смерил взглядом раскиданные по столу забракованные варианты. Ими уже вполне можно было выложить пол вместо татами в небольшом доме… или небоскрёбе.       – Как можно в триста слов рассказать о себе и почему я хочу у них учиться? – почти в отчаянии простонал Ичиго. Драться насмерть с Кенпачи было намного легче, чем сочинить это дурацкое письмо – там он хотя бы рисковал просто умереть, а не выставить себя идиотом перед приёмной комиссией.       – Согласен, вас трудно уместить в жалких триста слов, Куросаки-кун, – рассмеялся Урахара, но по-доброму, почти без насмешки. – Давайте сюда ваши варианты, будем смотреть, что с ними не так.       Удивительно, но с Урахарой дело пошло веселее. До того Ичиго казалось, что мотивационное письмо – эссе слишком личное, чтобы просить в нём помощи у кого-то другого, но «скромный торговец» отнюдь не пытался надиктовать ему свою версию. Наоборот, он внимательно выслушивал варианты Куросаки и вдумчиво их анализировал, выделяя удачные и неудачные моменты и в красках изображая реакцию приёмной комиссии. После часового мозгового штурма у Ичиго наконец-то начала вырисовываться идея, каким должно быть его письмо.       …       Поздним вечером Ичиго неохотно брёл домой. Он не был там уже два дня, так что сегодня никак нельзя было не возвращаться.       Парень обожал своих сестёр и был бы рад видеть их каждый день, но его тянуло в магазин со страшной силой. Тем более что экзамены были всё ближе, и заниматься приходилось чуть ли не ночами напролёт, а у Урахары в гостях хорошо думалось. Ичиго даже перестали поручать мелкие дела по хозяйству, на любые попытки отвлечься реагируя одинаковым: «Учись давай!». Это бесило, но в то же время поддерживало и настраивало на подвиги.       Единственным, на что он не мог не отвлекаться – вернее, на кого, – был хозяин магазина. Парень неоднократно ловил себя на том, что пялится на Урахару; однако, никто по этому поводу ни разу не проехался, не отпустил ни одной шуточки, из чего Ичиго сделал неутешительный вывод, что пялится на бывшего капитана он давно и регулярно – настолько, что окружающие перестали это замечать.       Неприятно ощущать себя тугодумом.       Невдалеке маячила знакомая рейяцу. За пару месяцев Ичиго начал привыкать к арранкарам, находя их присутствие поблизости успокаивающим. Нет, в охране он по-прежнему не нуждался, но этот спокойный, ненавязчивый эскорт служил напоминанием, что на той, другой стороне конфликта у него тоже есть если не друзья, то хорошие знакомые. И их можно было запросто позвать, чтобы за разговором скоротать прогулку до дома.       – Улькиорра.       Спустя мгновение арранкар появился рядом и уважительно склонил голову:       – Куросаки-сама?       – Раз тебе это доставляет такое удовольствие, то да, – беззлобно фыркнул парень; перевоспитать Улькиорру не получалось, оставалось только подкалывать в надежде объяснить ему, что такое юмор. – Что новенького в Уэко Мундо?       – Тиа-сан и её фракция решили отремонтировать восточную башню. Пока результат неясен. Нойтра отправился в лес меносов и там заблудился, только сегодня нашли. Что-то взорвалось в лаборатории, но мы не смогли её открыть…       Куатро Эспада вышагивал рядом, приноравливая шаг к неспешной походке Ичиго. Его рассказ был суховат – у Гриммджо получалось куда веселее, – но зато полон фактов, а не сплетен. Все эти новости были по-своему забавны; постепенно остальные, незнакомые арранкары обретали лица и характерные черты. Нойтра – тот самый тип со странным воротником – например, имел склочный характер, обожал драться и страдал топографическим кретинизмом в терминальной стадии, хуже Кенпачи. Тиа, выглядевшая как супермодель, в душе была матерью-наседкой и опекала свою фракцию так, что они выли от её заботы. Старк был непревзойдённым лентяем; он действительно спал девяносто процентов времени, а оставшиеся десять упрашивал Лилинетт не мешать ему спать.       Ичиго идиотом не был и прекрасно понимал, зачем ему всё это рассказывают; он просто был не вполне уверен, зачем сам спрашивает. Ему не давала покоя шальная идея, случайно забредшая в голову и никак не желавшая уходить.       – Лаборатории? – выцепил он интересное из сухого рассказа. – Точно, у вас же был свой учёный!       Улькиорра покладисто сменил тему и просветил парня:       – Заэльапорро Гранц, Октава Эспада. Сейчас пребывает в неизвестном состоянии.       – Э-э… Это как?       – Технически Гранц жив. Однако, он пребывает в подобии комы. Точных данных у меня нет.       – И вы не можете войти в его лабораторию?       – Нет, – подумав, Улькиорра добавил: – Содержимое лаборатории неизвестно: там может быть как что-то ценное, так и опасное. Мы решили её не трогать, пока не отыщем способ безопасно вскрыть.       Арранкар посмотрел на Ичиго своими невозможно-зелёными глазами; и это их парень раньше считал пустыми и бесстрастными! Эти глаза явственно вопрошали: «Я ведь правильно поступил?» – и пылали жаждой одобрения.       Ичиго кивнул:       – Логично. Риск – последнее дело, сперва стоит попробовать разобраться.       Постная физиономия Улькиорры нисколько не изменилась, но словно осветилась изнутри довольством. Как мало этому типу надо! В такие моменты Ичиго даже чувствовал себя неудобно, потому что ему слова одобрения ничего не стоили; на каком же голодном эмоциональном пайке держал своих арранкаров Айзен?       – Вот и дошли, – сказал парень, остановившись у родной двери с подстриженной туей. – Э-э?       Семейство Куросаки всегда очень экономно расходовала электричество; Карин и Юдзу вечера обычно проводили вместе в совмещённой с кухней гостиной, чтобы не жечь свет зазря. Ичиго частенько сидел с ними вместе в своём углу, обложившись учебниками, а если и засиживался допоздна, то в своей комнате пользовался только настольной лампой при выключенной люстре. И поэтому весело горевший во всех комнатах свет вместо спокойствия вселял чувство недоумения и тревоги.       Улькиорра за его плечом подобрался; вот сейчас Ичиго наконец ощутил, что эскорт бывает и не зря. С арранкаром за спиной всяко лучше, чем в одиночку.       Парень глубоко вдохнул и толкнул входную дверь.       Та оказалась не заперта; из маленькой прихожей был отлично виден диван и сидевшая на нём с ногами Карин - настороженно озиравшаяся, с испуганным взглядом.       Ичиго молнией ворвался внутрь и схватил сестру на руки:       – Что случилось? Тебя ранили? Где Юдзу?       – Я тут, – донеслось с лестницы; парень повернулся и увидел вторую сестру, спускавшуюся со второго этажа и воинственно сжимавшую в руке сковородку.       – Ты должна была сидеть наверху, там безопаснее! – возмутилась Карин, не выпуская, впрочем, брата из кольца судорожно сжавшихся рук.       – Безопаснее там, где Ичи-нии, – резонно заметила Юдзу.       Ичиго опустил Карин на пол; девчонки были живы и вроде бы здоровы, пора переходить к следующим по важности вопросам.       – Что случилось?       – Не знаю, – Карин зябко передёрнула плечами. – Я увидела… что-то. Не поняла, что это было – подумала, очередной придурочный дух или пустой, но потом это увидела Юдзу.       Вторая сестра кивнула:       – Да. И оно было непохоже на человека. Вообще ни на что не похоже! Мы зажгли везде свет и хотели тебе звонить, Ичи-нии, но тут ты сам пришёл.       – Ясно, – кивнул парень и вспомнил, что он не один: – Улькиорра, проверишь дом, ладно?       – Да, Куросаки-сама.       Арранкар исчез; сёстры тут же накинулись на брата:       – С тобой кто-то есть? – удивилась Юдзу.       – Куросаки-сама? – обалдела Карин.       – Ой, долго объяснять, – отмахнулся парень. – А теперь, пожалуйста, поподробнее и с самого начала.       Сёстры, видимо, и вправду здорово перетрухнули, так что рассказ занял некоторое время. Особые сложности вызвало описание; девчонки сходились только на том, что это было что-то живое, но не могли сойтись даже на количестве ног и рук. Вопрос, что именно непонятная хрень тут делала, тоже остался без ответа. Сейчас, когда сестры немного успокоились, они уже не были так уверены, что этот абы кто хотел их съесть, но заверили брата, что как только он это увидит – сам поймёт, почему они так подумали.       Улькиорра бесшумно материализовался по правую руку от парня, коротко поклонился и доложил:       – В доме ничего опасного не обнаружено. Снаружи имеется слабый след странной рейяцу.       – Сможешь выследить?       – Да.       – Тогда веди, – решил Ичиго, пытаясь в то же время отбиться от сестёр, немедленно возжелавших идти с ним. Переспорить их не удалось даже аргументом встречи с напугавшей их хренью; девчонки угомонились только после того, как парень в отчаянии воскликнул, что его нервы не железные и сёстры своей бравадой скоро сведут его в могилу.       …       – Как думаешь, что это? – шёпотом спросил Ичиго у Улькиорры. Арранкар задумчиво хмыкнул, но не торопился набрасывать варианты.       Оба притаились у большой туи, росшей возле гаража; гараж семейству Куросаки, не имевшим машины, нужен не был, и отец давно приспособил его для хранения медикаментов и прочего медицинского барахла, не помещавшегося в клинике. Сейчас рольставни были наполовину подняты, и в тёмной глубине гаража прекрасно просматривались злые красные глаза.       Проблема была с их числом. Ичиго готов был поклясться, что видит то пару глаз, то две пары, а то вообще какое-то неадекватное их количество. Также из гаража периодически доносилось утробное рычание, которое вкупе с глазами напрочь отбивало охоту знакомиться.       Что бы это ни было, к духовному миру оно относилось вряд ли, иначе его не увидела бы Юдзу. Поэтому Зангецу для знакомства не годился; Ичиго подумал, оставил Улькиорру на стрёме и смотался в дом, откуда вернулся с горстью мелких креветок. Встав возле гаража, парень демонстративно почистил и съел одну, а следующую запустил в тёмную глубь, на небольшом расстоянии от светящихся глаз.       Рычание прекратилось.       Потянулась тишина, за которой послышался шорох. И чавканье.       Ичиго положил следующую креветку на порог и отошёл.       Улькиорра посмотрел на парня в каком-то благоговении.       В этот раз темнота думала дольше. Но в какой-то момент алые глаза поплыли навстречу, и у обоих наблюдателей появился шанс разглядеть залётного гостя.       Нечто медленно выползло на свет, струящийся из окон дома. Неудивительно, что сёстры так затруднялись с описанием, ведь нечто не имело определённой формы – это была словно сама тьма, складывающаяся то в длинную лапу, то в человеческую руку, то топорщащееся из спины крыло. Гость сожрал креветку, сформировав для этого зубастую пасть, и выжидающе посмотрел на Ичиго: глаз из двух стало пять, видимо, для большей убедительности.       Парень бросил ещё одну, и она была сожрана ещё в полёте.       Кинув следующую креветку, другой рукой Ичиго выудил из заднего кармана джинсов телефон и нажал на быстрый набор.       – Э-э, Урахара-сан, – начал он, – можете подойти? Лучше вот прям сейчас. У нас тут дома непонятно что, и у меня скоро кончатся креветки.       Ичиго даже трубку положить не успел, как за его спиной звонко щёлкнули о плитку деревянные гэта:       – Умеете же вы заинтриговать, Куросаки-кун. О-о!       Договорить учёный не успел. Что-то маленькое и желтое кинулось им наперерез, истошно вопя:       – Не трогайте Почи-и!!       Кон встал между ними и обладателем алых глаз, растопырив в стороны плюшевые лапки. Тьма заворчала: то ли здороваясь с Коном, то ли не одобряя препятствий между собой и едой.       – Почи? – спросил Ичиго, обуреваемый тучей подозрений.       – Почи хороший! Он никого не трогает, и я о нём забочусь!       – То есть… это ты привёл это в наш дом?       Кон, кажется, догадался, что его собеседник ведёт себя немного не так, как он рассчитывал. Игрушка насупилась:       – У Ясуторы мало места, Почи не помещался. А вам гараж всё равно не нужен!       – Рассказывай с самого начала. Откуда взялся этот Почи?       Привычно отфильтровав все высокопарные выражения (которые относились исключительно к самому Кону), Ичиго кое-как восстановил картину событий. Кон, любивший прогуляться по крышам, как-то раз попросту свалился в какой-то сарай, в котором сидело уже знакомое нечто; пожирать его нечто, вопреки изначальному впечатлению, не стало и вообще вело себя апатично. Кон обшарил сарай, кое-как открыл задвижку, на которую тот запирался, и выбрался оттуда, но вскоре заметил, что странная тварь следует за ним. Вообразив себя спасителем и новым хозяином странного питомца, Кон окрестил его Почи, спрятал в гараже Куросаки и таскал туда собранную по помойкам еду.       Нет, когда-нибудь этот придурок дождётся, и Ичиго намылит ему шею.       – Кон, ты обалдел? Тут живут мои сёстры! Какого хрена ты подвергаешь их опасности? Почему нельзя было просто рассказать?       – Вы бы не позволили мне его оставить! А я о нём заботился, сам!       – Заботился? Кормить мусором – это не забота, Кон! Откуда тебе знать, что нужно твоему Почи, если он не пойми что такое? Ему, может, ветеринар нужен!       – Ещё как нужен, – согласился Урахара; под шумок он отобрал у Ичиго остатки креветок и медленно скармливал их «Почи», неотрывно глядя в экран какого-то регистратора.       Улькиорра слился с туей, во все глаза наблюдая за происходящим. И, возможно, жалел, что не может отрастить себе ещё парочку, как Почи.       – Вы поняли, что он такое, Урахара-сан? – переключился Ичиго на учёного.       – Более-менее. Кто-то, по всей видимости, пытался создать гибрид квинси и пустого, но у него не вышло: душа вашего «Почи» медленно разрушается.       – Квинси? То есть, раньше это был человек?       – Да. Увы, сейчас души еле-еле наберётся даже на собаку.       – Почи-и! – зарыдал Кон и ринулся к своему питомцу. Облако тьмы к его объятиям осталось совершенно индифферентно. Оно вообще не проявляло эмоций и словно осматривалось: красные глаза появлялись в разных местах облака, пялились по сторонам и пропадали, чтобы возникнуть где-нибудь ещё.       – И какой козёл это сделал? – возмутился Ичиго. – А ему можно как-то помочь, Урахара-сан?       Учёный задумчиво повертел в руках любимый веер, раскрыл и пару раз неспешно обмахнулся.       – Вернуть обратно человека, боюсь, уже никак нельзя – процесс зашёл слишком далеко. Можно разве что попробовать зафиксировать то, что есть, и помочь принять более осознанную форму.       Ичиго посмотрел на клубящуюся тьму с алыми глазами. Облако никак не показало, что понимает, о чём речь. Бывает, что милосерднее дать умереть; с другой стороны, жизнь – это большая ценность, и за неё нужно бороться до последнего.       – Давайте всё-таки попробуем, Урахара-сан.       Учёный спрятал веер.       – Хорошо.       Повинуясь какому-то наитию, Ичиго повернулся к Улькиорре и попросил:       – Убери отсюда Кона, пожалуйста.       Арранкар понятливо кивнул, поймал брыкающуюся игрушку и исчез. Над лужайкой и гаражом вспыхнул и погас барьер – Урахара развернул вокруг защитное бакудо. Учёный вынул из трости свой зампакто, воткнул в пол перед собой – Бенихиме вошла в плитку, как в масло, – и опустился на колени перед застывшим «Почи»:       – Банкай. Каннонбираки Бенихиме Аратаме.       Ичиго замер. Даже в самых смелых мечтах он не думал увидеть ничего подобного. Банкай Урахары потрясал: за спиной у коленопреклонённого учёного возник призрачный силуэт женщины с печальным, пронзительно прекрасным лицом и закрытыми глазами. Её чёрные волосы были уложены в затейливую причёску, а фисташковую зелень кимоно оттеняли вышитые маки и гранаты, яркие, как киноварь. Женщина протянула руку вперёд, к облаку тьмы, копируя жест Урахары – или это он копировал её?       Парень понятия не имел, как описать развернувшееся перед ним действо. Оно чем-то напоминало театр теней, но кто был тенью, а кто – скрывавшимся за ширмой актёром? Урахара и Бенихиме действовали абсолютно синхронно, будто партнёры в хорошо изученном танце: повинуясь жестам четырёх рук, облако тьмы начало медленно менять форму, становясь более плотным и светлея на глазах.       Сердце переполнял восторг и гордость; да, Ичиго был ужасно горд тем, что ему позволили присутствовать. Банкай для синигами был козырной картой, тщательно оберегаемым секретом, который раскрывали только близким людям и достойным врагам. Вторым Ичиго точно не был, значит?..       Урахара щёлкнул пальцами, и Бенихиме истаяла, вновь обернувшись воткнутой в плитку катаной. Бывшее нечто пошевелилось и село, оглядываясь и шевеля чёрной мочкой носа: оно тявкнуло и застучало хвостом по полу.       Ичиго не мог не рассмеяться: перед ним, нелепо расставив лапы, сидела самая настоящая собака. Довольно крупная, пушистая, с узкой лисьей мордой и огромными, непрестанно шевелящимися стоячими ушами. Шерсть у неё была кипенно-белой, кое-где перевитой чёрными пятнами, будто стежками. Больше всего чёрного было на морде, где пятна образовывали почти сплошную маску – будто кто-то завязал на собаке чёрную ленту с прорезями для глаз.       – Ну, как-то так, – сказал Урахара, убирая в ножны свою принцессу и сворачивая бакудо. – Лучше всё-таки собакой, чем просто раствориться в пустоте, да?       Собака тявкнула и завиляла хвостом ещё усерднее – того гляди оторвётся.       Ичиго присел на корточки и протянул ей руку. Собака усердно обнюхала, ткнулась мокрым носом ему в ладонь, облизала пальцы и повела нос дальше по запястью.       – Кажется, вы ему понравились, Куросаки-кун.       – Да просто в этой руке у меня креветки были…       – Возможно, что его симпатия немного корыстна. Но сложно винить собаку за любовь к еде.       Ичиго погладил пса по пушистой шее. Шерсть как шерсть – тёплая и мягкая.       – Он теперь… совсем собака?       – Возможно, чуть побольше, – сказал Урахара. Он присел на корточки рядом и тоже погладил пса, который нисколько не возражал – наоборот, повернулся ухом и вжался в поглаживающие пальцы, намекая, чтобы почесали.       – Ладно, – решил Ичиго. – В конце концов, Карин хотела собаку, пусть остаётся. А есть какая-нибудь возможность узнать, кем он был, ну, раньше?       – Посмотрим.       Учёный встал, отряхнул колени от мелкого мусора и сухих листьев. Гэта щёлкнули о плитку – потом к звуку добавился сухой стук трости.       – Дальше разберётесь сами, Куросаки-кун. А то у меня в лаборатории два эксперимента без присмотра – боюсь, очередной взрыв Тессай-сан мне не простит.       – Да, расстраивать Тессая-сан лучше не стоит, – поёжился Ичиго. – Спасибо вам большое, Урахара-сан.       Учёный дурашливо поклонился и пропал, перейдя на сюмпо. Парень остался наедине с собакой, которая с любопытством изучала его чёрными глазами. В неверном свете из окна они казались тёмно-багровыми.       – Кобель, значит, – сказал ему Ичиго, гладя между чуткими ушами. – Что-то Почи тебе не очень подходит. Ты белый – может, Широ? Или тоже банально? Пятно на морде у тебя классное, на маску Зорро похоже. О, будешь Зорро?       Собака не выказывала к называемым именам никакого интереса. Впрочем, отвращения тоже, так что парень решил, что Зорро подойдёт. Ичиго поднялся и направился к остальным – пёс охотно потрусил следом.       – Ну что, – сказал парень, войдя в дом и очутившись под вопрошающими взглядами, – знакомьтесь, это Зорро, и он, походу, будет жить с нами.       …       Зорро оказался на удивление беспроблемной собакой. У сестры Кейго раньше была акита, и друг регулярно, как часы, приносил новые вести о сожранных и поломанных ею вещах. Возможно, Кейго и преувеличивал для красного словца, но даже если разделить рассказанное им на десять, ущерб всё равно получался внушительный. Зорро же за пару недель всего лишь вылизал до полной неузнаваемости ичиговы тапки и сделал лужу на ковре, когда Карин на два часа задержалась на тренировке. Тапки Ичиго выкинул, Карин сделал внушение про ответственность перед питомцем, а на пса сердиться было бессмысленно: на крик он реагировал недоумением, а на попытки отвесить себе воспитательный пендель начинал радостно прыгать вокруг и тявкать, считая это весёлой игрой.       Но сёстры были счастливы, а это главное.       Заявление Ичиго они встретили восторженными визгом: устоять против Зорро, мягкого, белого, пушистого, тискательного, было совершенно невозможно. Кон развозмущался, разумеется, но парень ледяным тоном зачитал ему статью из интернета «Вы взяли собаку; что дальше?», после чего игрушка сдалась, скисла и позволила спешно вызванному по телефону Чаду себя забрать. Отчалил и Улькиорра, наблюдавший за всем с неослабевающим любопытством: Ичиго не сомневался, что остальных арранкаров ждёт подробный пересказ.       Хозяйкой собаки решили сделать Карин. Именно её телефон был теперь выгравирован на адреснике Зорро вместе с кличкой. Отец явился домой, когда его дети шумно выбирали дизайн адресника по каталогу; поставленный перед фактом, что у них теперь собака, Иссин умилился самостоятельности своих детей, о чём и беседовал полчаса с портретом жены, пока буря споров не улеглась.       Зато спорили не зря: блестящий жетон в форме лисьей головы смотрелся очень стильно, а уж с ошейником-селёдкой, вышитым Юдзу собственноручно, стало вообще отпадно.       А главное, Ичиго не мог не отметить, что Зорро появился очень кстати. Весёлый, игривый, требующий внимания пёс с успехом заполнял досуг сестёр, и парень не чувствовал больше себя таким виноватым, днями и ночами пропадая у Урахары. Воистину не было бы счастья, да несчастье удачно подвернулось.       Рядом кто-то скромно кашлянул, и парень оторвался от изучения истории японской литературы XIX века.       – Куросаки-кун, – застенчиво улыбнулась ему Уруру. – А мы собираемся пробовать новый чай. Будете?       – Буду, – улыбнулся в ответ Ичиго и потянулся: в спине что-то хрустнуло. Давно надо было сделать перерыв.       На кухне уже собрались остальные. От обычного чаепития сегодня отличалось тем, что Тессай, обычно накрывавший на стол, уже сидел на своём месте, а у плитки с чайником нервно суетился Урахара. Уруру и Джинта тоже были на местах, а Йоруичи чуть не подпрыгивала: будь она в кошачьем виде, размахивала бы хвостом в нетерпении.       – Последний пришёл, – заметила женщина-кошка. – Ну, разливай!       Она подняла свою чашку.       Чашки оказались необычными – Ичиго сразу и не заметил. Сегодня бы накрыт совершенно другой сервиз: широкие и плоские чашки, не больше пяти сантиметров в высоту, но сантиметров пятнадцать в диаметре – плоская пиала, а не чашка, и с изящной ручкой. Несмотря на светлый, почти белый фарфор и явную принадлежность к одному комплекту, цвета чашек немного отличались, словно для каждой глазурь смешивали отдельно, на глаз.       – Это чай, а не сакэ, – поучительно заметил учёный, накрыв заварочный чайник толстым полотенцем. – Уруру-тян, помоги Куросаки-куну выбрать себе чашку, ладно?       Девчушка вскочила, взяла Ичиго за руку, заметно стесняясь, и подвела к буфету. Там обнаружилась стопка блюдец в тон и ещё три чашки.       Белые, но неуловимо отдающие в другой цвет: золотистый, небесный и мятный.       Ичиго задумался.       И взял последнюю.       Он поставил выбранную чашку на простую бамбуковую подставку. Его выбор никто никак не прокомментировал, но создалось впечатление, будто все посмотрели и запомнили, что мятная чашка – его. Раньше Ичиго никогда не видел этого сервиза: интересно, подавали ли эту чашку хоть кому-нибудь, или это очередная неочевидная привилегия хорошего знакомого?       Урахара опять стал что-то колдовать у чайника, и Ичиго от нечего делать принялся рассматривать свою чашку. Удивительная форма и необычная расцветка: цвет был отнюдь не ровным, а словно струился по фарфору, сбиваясь в прихотливые завитки, подчёркивающие мягкие изгибы чашки. У некоторых чашек, вроде слегка лавандовой у Йоруичи и жемчужно-серой Тессая, этот эффект был заметен больше, а у других вариантов приходилось смотреть внимательнее. Честно говоря, подобного Ичиго видеть не доводилось. Интересно, где они раздобыли этот сервиз?       – Готово, – объявил учёный и принялся разливать горячий напиток в подставленные чашки.       Кухню наполнил терпкий, мшистый запах леса. Чай, отметил Ичиго, был чёрный, очень тёмный и с красноватым отливом. Пахло восхитительно, но слабо ассоциировалось с тем, что можно выпить или съесть – скорее с местом, где можно погулять.       Обитатели магазинчика подтянули к себе свои чашки и дружно сделали глоток.       – Хорошо-о, – мурлыкнула Йоруичи, поёжившись от приятных мурашек. – М-м, завораживающие нотки бергамота, переплетённые с пряно-горьким чабрецом и оттенённые яркими искрами лимонника. Будто сидишь осенним вечером с книжкой под ольхой, на берегу лесного озера…       Видимо, у Ичиго в тот момент сделались очень испуганные глаза, потому что Тессай негромко кашлянул, а Урахара рассмеялся:       – Не смущай Куросаки-куна, Йоруичи-сан!       Кошка весело стрельнула в него глазами и вновь уткнулась в свою чашку.       Ичиго всё равно смутился. Он осторожно пригубил напиток – не любил горячее, но благодаря разлапистой форме чашки чай в ней остывал очень быстро.       – Ум-м, – сказал он, понимая, что от него ждут реакции. – Вкусный.       Йоруичи снова захихикала, и Ичиго впервые, наверное, за всё это время почувствовал себя здесь лишним.       Но ненадолго, потому что Урахара ткнул увлёкшуюся кошку веером в бок.       – Йоруичи-сан, – с упрёком сказал он. – Не смущайтесь, Куросаки-кун, Йоруичи просто на ходу сочиняет этикетку. Ей ещё название придумывать. От вас мне нужно лишь понять, вкусно это или нет.       – Удачный получился, – сказал Тессай, допивая свою порцию.       – Ага, – согласился Джинта.       Уруру аккуратно поставила чашку на подставку и робко добавила:       – Хороший… Но может, мяты поменьше?       – Да, мне тоже так показалось, – задумчиво ответил Урахара.       Ичиго просто наблюдал. На его вкус, чай был хороший. Необычный. Он бы с удовольствием выпил ещё порцию – при том, что обычно предпочитал газировку или кофе. Но про мяту, нотки и всякие там пряно-горько-кислые штуки он не мог сказать ничего, потому что ничего в этом не понимал. Вердикт «вкусный» был пределом его возможностей.       – База – Эрл Грей. А что ещё ты туда намешал? – поинтересовалась Йоруичи.       – Чабрец, саган-дайля, черника, листья смородины, лоза лимонника, цветки мальвы, вереск, дикая мята, сублимированная жимолость, ольховые шишки, – послушно перечислил учёный.       Ичиго снова спросил себя, что он тут делает.       – Не паникуйте, Куросаки-сан, – сказал ему Тессай, словно прочитав мысли. – Киске-доно разбирается в этом как профессионал, а Йоруичи-доно – как человек, имеющий достаточно воображения для составления красивого описания. Но люди, которые покупают этот чай, почти наверняка не профессионалы. Им важно лишь, чтобы было вкусно. Для этого мы с вами тут и пробуем. Ещё чаю?       Ичиго с благодарностью подставил свою чашку.       – Послевкусие интересное, – тихо заметила Уруру.       – Ага, – подхватила Йоруичи. – Смолистое. Как будто сосновую шишку пожевал. Классная идея!       Парень тихонько фыркнул. Он и не подозревал, что кошка – такой чайный маньяк.       …       Дни бежали, как сумасшедшие.       Ичиго окончательно подготовил своё с таким трудом сочинённое письмо и рекомендации, после чего отдал всё на ревизию Катзе-сенсею. И выбрал предметы на экзамен.       Осталось поступить… и найти способ платить пятьсот тысяч йен в год. Честно говоря, после того, как Ичиго больше полугода без остановки пахал на знания, его куда больше тревожило второе.       Куросаки не были богаты. Сбережений у них было немного, а ценных реликвий и прочего, что можно было бы продать за большие деньги, не имелось. Содержание Зорро тоже ощутимо ударило по семейному бюджету, и раскошелиться пришлось Ичиго с сёстрами - по большей части Ичиго как единственному, у кого была постоянная работа. Парень был тихо благодарен Урахаре и Тессаю, которые каким-то образом умудрились провести приобретение пса через свой магазин, оформить кучу необходимых документов и погасить обязательный налог на домашнее животное; без их помощи, признаться, у Куросаки просто не было шансов оставить себе собаку. Повезло ещё, что пёс оказался непривередливым и охотно трескал рис, овощи и рыбу, не настаивая на мясе.       Кое-какие деньги у Ичиго были, недаром же он работал уже второй год, но их было катастрофически мало. На бесплатное образование не стоило и рассчитывать: конкурс на государственную стипендию в Японии составлял сто мест на три миллиона претендентов, и парень здраво оценивал свои возможности.       Так если он всё-таки поступит, где раздобыть такую кучу денег?       Двери магазина Ичиго открыл в тяжкой задумчивости. Привычно не встретив никого в торговом зале, он прошёл в гостиную, где его ждала каллиграфия: у парня уже вполне приемлемо получалось, но Йоруичи настаивала на продолжении занятий, упирая на важность регулярных упражнений.       В гостиной был Урахара, который приветственно ему кивнул. Ичиго тоже поздоровался, чувствуя, как тяжёлые мысли отступают, а настроение непроизвольно ползёт вверх, к отметке «хорошее». Парень бросил сумку, приземлился за свой стол и попытался сосредоточиться на задании от Йоруичи. Последнее время он играл сам с собой в игру: старался пялиться на Урахару не чаще трёх раз за четверть часа. Обычно проигрывал, конечно, но Ичиго любил сложные, почти невозможные задачи и сдаваться не собирался.       Сегодня не пялиться было особенно сложно, потому что сам учёный этому отчаянно мешал. Урахара сидел над телефоном и вздыхал; периодически он брал трубку в руки, смотрел на неё, как на злейшего врага, и опять клал на место.       – Что не так? – спросил Ичиго, не в силах наблюдать дальше эту пантомиму.       – Да ничего, – тяжко вздохнул Урахара и пожаловался: – Просто я терпеть не могу звонить незнакомым людям.       – Э? А почему? По телефону же проще. Они вас не видят, и вы их – тоже.       Учёный посмотрел на него как на исключительно толстокожего медведя. Ичиго устыдился бы, но совершенно не понимал, в чём проблема. Звонить, на его взгляд, было быстро, удобно и практично – тем более незнакомым людям. Вряд ли Урахара не умел пользоваться телефоном – он же вроде как сделал тот странный мобильник, которым пользовалась Рукия. Значит, с концепцией знаком точно. И ведь у парня был его номер!       – Я знаю. Но всё равно не люблю.       Э-э… какая-то логика тут, наверное, была, но Ичиго её не видел. Впрочем, люди имеют право на закидоны, даже такие оригинальные.       – Но почему?       – Да как вам сказать… Есть что-то глубоко неестественное в том, чтобы говорить с человеком, не видя его лица. И вообще, – продолжил учёный, – звонки действуют мне на нервы. Коварная вещь этот телефон.       Ичиго не сдержался – кривая улыбка наползала на его лицо, как бы он ни пытался её согнать. Это же надо, чтобы Урахара, способный лицом к лицу заболтать кого угодно и убедить, что небо зелёное, а мир – плоский (наверняка именно поэтому Айзен всячески избегал личных встреч с бывшим капитаном двенадцатого), – так вот, чтобы он, и до смешного не любил говорить по телефону!       Учёный кисло посмотрел на давящегося смехом парня, осуждающе вздохнул и, взяв трубку, набрал наконец нужный номер. И совершенно непринуждённо завёл разговор; однако, веер в его левой руке то складывался, то раскрывался обратно – верный признак, что бывший капитан отнюдь не так спокоен, как кажется.       А до Ичиго вдруг дошло, каким показателем доверия был номер телефона Урахары. Личный номер, не магазина, где обычно трубку брал Тессай. При очевидной нелюбви учёного к телефонным разговорам его готовность выйти ради Ичиго из зоны комфорта была почти признанием, что Урахара искренне беспокоится о его судьбе. В груди потеплело, словно туда приклеили перцовый пластырь.