Я тоже

      «Я всегда ненавидел тебя, ублюдок!»       Эйвери смотрел на пустое, непривычно бесстрастное… почти безжизненное лицо Блэка, пока тот приходил в себя. Сколько лет они не виделись? Десять, пятнадцать? Эйвери никогда не волновали цифры.       Когда ты не живёшь, а существуешь, тебя мало что волнует.       Он не знал, что им руководило, когда он вмешался в драку Блэка и Лестрейндж. Поехавший после Азкабана добрый нарушитель спокойствия и с рождения сумасшедшая сука стоили друг друга в бою. Они с ранних лет норовили вцепиться в глотку любому, кто их не устраивал. Эйвери не раз испытывал гнев обоих на себе. Но, несмотря на риск быть убитым или записанным в предатели, он всё же вмешался.       Возможно, Лестрейндж что-то заметила. Это будет стоить ему головы. Может быть, Люпин. Оборотни могли видеть то, что обычным волшебникам неподвластно. Впрочем, о последствиях можно было подумать позже.       Даже если Лестрейндж ничего не поняла, у Эйвери оставалось мало времени до момента, когда Тёмный Лорд выяснит, что он не отправился в Азкабан вместе с остальными. Его ждали пытки или в худшем случае мучительно долгая смерть за проваленное задание. Конечно, руководил всем Малфой, но склизкий засранец пока был недосягаем для гнева Лорда. В отличие от Эйвери.       Он вздохнул.       Поддавшись эмоциям, он наложил сильные чары иллюзии и успел поймать тело Блэка за пару мгновений до его падения в Арку Смерти. Он трансфигурировал его в серебряный портсигар и, когда Поттер в ярости погнался за Лестрейндж, сумел выбраться из Отдела Тайн практически невредимым.       До него только сейчас начало доходить, что он сделал. Что Тёмный Лорд наверняка вытащит, когтями вырвет из его воспоминаний…       Он спас Блэка.       Спас врага. Спас чёртового члена Ордена Феникса.       Не то чтобы это нарушило планы Малфоя, к тому моменту пророчество уже разбилось. И это разозлит Тёмного Лорда ещё больше…       – Ты!..       Эйвери сморгнул давящие мысли и посмотрел на Блэка. О, эти холодные голубые глаза… Их взгляд, проникая под кожу, заставлял его нутро сжиматься с тех пор, как ему начали сниться мокрые сны. Блэк был вызывающе красив, все Блэки были. И не менее повреждён.       Эйвери тоже был сломан, только по-своему.       – Давно не виделись, – сказал он.       Эйвери не проявлял никаких эмоций, потому что и сам не до конца понимал, что чувствует… что должен чувствовать. Ему всегда давались такие вещи с трудом, как и подсчёт цифр.       – Развяжи меня, Эридан, – сквозь зубы прорычал Блэк.       – Иначе что? – Эйвери натянул на губы презрительную усмешку. Он не хотел показывать Блэку слабость. Он не даст ему понять, что спас его только из-за вспышки чёртовой сентиментальности.       Между ними всё давно было кончено.       «Я всегда ненавидел тебя, ублюдок!» – вот что последнее бросил ему в лицо Блэк. Эта фраза звенела в ушах с самого побега из министерства.       Эйвери был крайне шокирован тем, что его сердце до сих пор способно управлять его поступками. Отец очень старался вырезать из него эту способность. Наверно, успех был неполным.       – Ты всегда был больным, – брызжа слюной, прохрипел Блэк. – Жаль, что я так долго не понимал. Ты, мордредов потрох, водил меня за нос. Только Мэри раскрыла мне глаза…       – Макдональд, – вспомнил Эйвери, и на языке осел неприятный привкус пепла от кратковременной вспышки в памяти. – Вечно смотрела на тебя, глупая шлюшка. Думала, что когда-нибудь станет тебе ровней. Что же заставило тебя передумать насчёт меня?       Эйвери действительно не знал, почему Блэк возненавидел его. Он никогда не связывал этот факт с Макдональд. Возможно, стоило. Они оба состояли в Ордене, жили в одной гостиной. Вероятно, Эйвери упустил из виду отличия между взаимодействиями гриффиндорцев и слизеринцев.       – Ты изнасиловал её. – Во взгляде Блэка застыл такой лёд, что Эйвери стало немного неуютно. Обвинение… удивило его, если не сказать больше.       – Прости?       – Ты, пожирательская мразь, изнасиловал бедную девочку!.. – Блэк прикусил язык, когда в его щёку влетела ладонь Эйвери. – Грязный мерзавец! Развяжи меня!       Не сразу осознав, что произошло, Эйвери уставился на свою руку, будто она теперь не подчинялась его мозгу. Крики Блэка доносились сквозь туманное оцепенение.       – Я не прикасался к ней, – тихо и спокойно сказал Эйвери. – Она переспала с Мальсибером на вечеринке Слагхорна, и я её шантажировал. Ничего не было против её воли.       Блэк вытаращился на него совершенно безумными глазами.       Эйвери не мог побороть желание посмотреть в них. Это причиняло боль, хотя чувства давно ушли. В его душе не должно было остаться ничего, ни следа Блэка. Почему же тогда было так мучительно?       – Значит, подговорил дружка. Трус! – сплюнул Блэк. Но его уверенность пошатнулась.       Эйвери не стал ничего отвечать. В то время в Слизерине было опасно выступать против будущих сторонников Тёмного Лорда, а общение с грязнокровками и предателями крови определённо выглядело как провокация. Мальсибер и Эйвери даже были в курсе слухов, пока об этом не заговорил весь Хогвартс. Тогда уже поздно было переубеждать гриффиндорцев. Те легко поверили в ложь. Слишком легко.       Наверно, между ними была недостаточно сильная связь, маловато доверия, чтобы Блэк усомнился в словах Макдональд. В конце концов, они были сопляками. Кто мыслит здраво в таком возрасте?       Эйвери догадывался, что даже сейчас разум Блэка работал против него. Дементоры проели дыры в его голове, он упустил шанс повзрослеть, он потерял всё, он был склонен к семейному безумию. Осталось ли там, в черепной коробке, хоть что-то нормальное? Что-то, что помнило бы об их совместном прошлом?        – Я тебя ненавижу, – прошипел Блэк. В его голосе что-то надломилось. Он перестал дёргать путы. Сдался.       Эйвери никогда не видел Блэка таким… проигравшим. Это ощущалось в корне неправильно.       Он мог бы сказать: «И я тебя», но тогда бы он солгал. Что он должен был ответить? А должен ли он вообще отвечать?       Сначала Эйвери подумал, что предательское сердце снова разрывает его грудь на части, но потом сообразил, что боль разливается по левой руке. Тёмный Лорд не сдерживал недовольства в этом вызове.       Эйвери поморщился.       Блэк наблюдал за его лицом и хмурился. Но взгляд оставался потерянным.       – Я тоже, – признался Эйвери. – Я тоже себя ненавижу.       И аппарировал.