Воришка

      В свободное от обязанностей должности фрейлины время королева Анна Австрийская позволяла своим фрейлинам покидать Королевский двор и вести свободную жизнь, и многие молодые и совсем юные девушки предпочитали возвращаться на ночь домой, среди них была и Мадлен д’Амбуаз. Несмотря на то, что девятнадцатилетняя Мадлен росла в доме дяди, брата покойного отца, и при всей его суровости и даже жесткости по отношению к ней предпочитала возвращаться на ночь в свою комнату, в которой жила с пятилетнего возраста. Жюль знал о не очень счастливом детстве возлюбленной. Мадлен рассказывала, как после смерти отца ее молодая мать вторично вышла замуж за английского герцога и уехала к нему на родину, а ее отправили жить в замок графа Луи д’Амбуаз, посчитав, что граф ее рода выберет лучшее для ее будущего. Многие годы Мадлен чувствовала себя преданной матерью, пролила много слез, но, в конце концов, научилась с этим жить, хоть боль предательства до конца не исчезла, а только загрубела, превратившись в глубокие сердечные шрамы.       В темном небе сверкала молния и начинал накрапывать мелкий дождь, когда охваченный любовным порывом Жюль, в решительном намерении немедленно увидеть любимую, несмотря на ноющую боль в плече, на верном Аиме пробрался к замку д’Амбуаз, который располагался недалеко от Парижа. Замок был огромен и находился во мраке, его освещало лишь несколько факелов у главных ворот, и виднелись отблески свечей в паре комнат. Молодой человек знал, где находится комната Мадлен. На втором этаже, где горела свеча, он был уверен, что его возлюбленная читает перед сном и даже не подозревает о его безумстве. Несколько мгновений он всматривался в окно и вдруг увидел Мадлен. Сверкнула молния, и в белом свете девушка рассмотрела стоящего под ее окном Жюля. Ее глаза расширились, но на губах появилась легкая улыбка, когда Жюль побежал ко входу в замок. Пробраться к ее комнате не составляло труда, ибо в столь поздний час граф находился в своих покоях, Франсуа все еще скитался по улицам Парижа после маскарада, а прислуга давно спала. — Мадлен! — Жюль ворвался в комнату возлюбленной. — Господи, шевалье, вы здесь! — Мадлен бросилась к Жюлю. — Вы безумец. Так нельзя, Жюль, так нельзя… — Мадлен, я безумно вас люблю, — горячо зашептал Жюль, притягивая девушку в свои объятия. — Король и граф никогда не дадут своего согласия на наш брак… А я… Я не могу без вас… Я хочу, чтобы вы стали моей… Но… Если вы скажете мне уйти, я уйду… Уйду, и все останется как прежде… — Нет! — Мадлен с отчаянием и с безграничной любовью посмотрела в глаза возлюбленного. — Не уходите. Я ваша. Ваша, если не по закону, так по любви… — Тяжело дыша, Жюль улыбнулся, и его губы ласково и чувственно приникли к ее губам, побуждая к ответу, прося откликнуться на его неудержимую страсть… Он жадно целовал возлюбленную, заставляя ее кровь быстрее бежать по жилам и приливать к голове с тяжелыми ударами, вызывавшими головокружение. Мадлен казалось, что она куда-то проваливается, и она отчаянно вцепилась в его плечи, ощущая, что ее подняли на руки и куда-то несут. — О любимая, вы вся — сладкий яд, — прошептал Жюль, укладывая драгоценную ношу на белое шелковое покрывало. Не отрываясь от ее рта, целуя ее снова и снова, но на этот раз раздвинув ей губы, чтобы насладиться сладостью ее рта, он осторожно прилег рядом с девушкой, а затем навис над ней, беспрерывно целуя… На какой-то момент эта новая близость полностью лишила Мадлен воли. Только один раз до этого он целовал ее так, но очень коротко, хоть и так же страстно. Теперь же его язык глубоко проникал ей в рот нежными, медленными движениями, лаская и поглаживая атлас ее языка, пока маленькие язычки непонятного ей самой желания начали вспыхивать где-то глубоко внутри ее тела…       Жюль думал, что сойдет с ума от того наслаждения, которое доставляли ему ее губы. Он никогда и представить себе не мог, что какая-нибудь женщина способна доставить такое наслаждение. Он не торопился перевести их любовные игры в заключительную стадию, как в его первый раз с доступной девкой, желая насладиться каждой секундой, продлить эту безумную, но прекрасную ночь как можно дольше. Когда голова Мадлен откинулась на его согнутый локоть, он нежно провел своими тонкими пальцами по ее длинной стройной шее, задержавшись на момент, чтобы погладить заметно бьющуюся жилку во впадинке с голубоватыми венами. Потом нагнулся и поцеловал пульсирующую жилку, прокладывая нежный путь из поцелуев, опускаясь к быстро вздымающейся груди, по пути стаскивая с плеч ночную белую сорочку…       Мадлен подняла свои затуманенные страстью фиалковые глаза и взглянула в его синие, смотревшие на нее сверху вниз. Прикосновениями, легкими как перышко, Жюль погладил ее нежную грудь, его пальцы осторожно обежали ее по окружности зачаровывающими движениями… Мадлен почувствовала, как по ее телу разливается чудесное блаженное тепло. Сама не понимая, что делает, она прерывисто вздохнула и прижалась к его телу как можно ближе, обхватывая его бедра коленями… Жюль мягко улыбнулся, и его пальцы поднялись по груди выше и начали ласкать чувствительный камушек, пока ей не стало казаться, что ее плоть сейчас лопнет и наружу выльется все ее наслаждение. Но потом, когда он, изогнувшись и наклонив голову, взял ее маленький чувственный камушек в рот, она поняла, что это только начало…       Внезапно Мадлен перестала бояться. Бояться будущего, бояться первой близости… Она поняла, что до сих пор не знала ничего об этой прекрасной вещи, называемой любовью…

***

      Два месяца спустя — Ваше преосвященство! — радостно воскликнул маленький пухловатый старичок в голубом камзоле с расстегнутыми пуговицами, очевидно для большего удобства из-за слишком большого живота. — Как я счастлив видеть вас у себя в замке! — добавил комендант Бастилии Безмо. — Дорогой господин Безмо, — улыбнулся глава ордена иезуитов, проходя в просторную, богато обставленную комнату — личные покои коменданта Бастилии — с большим фолиантов в руках. — Зная вашу страсть к старинным книгам, я хочу сделать вам подарок. Это, — Рене протянул книгу, — уникальный фолиант времен Ричарда Львиное сердце. Бесценный экземпляр.       Господин Безмо чуть ли не вырвал книгу из рук старого уважаемого знакомого. — Благодарю, монсеньор! О, это для меня очень дорогой подарок. — Он положил книгу на стол. — Ваше преосвященство, не окажете ли вы мне честь поужинать со мной?       Рене немного помолчал. — Нет, нет, пожалуй, в другой раз, — ответил он. — Как вам будет угодно, — чуть поклонился старичок. — Впрочем… — протянул епископ, — бокал вина? — Жан! — довольно крикнул Безмо, зовя своего слугу. — Прошу вас, монсеньор. — Он отодвинул стул возле большого стола. — Прошу вас.       Рене усмехнулся, усаживаясь за стол. — Скажите, уважаемый Безмо, неужели у вас в Бастилии никаких развлечений, кроме обжорства, выпивки и сна? Боже мой, какая скука. — Развлечения? Да они у меня бывают постоянно! — Безмо достал с полки над камином большую тяжелую книгу и положил ее перед гостем. — Каждый день! Вот, монсеньор, смотрите, — он открыл книгу, — то кого-нибудь посадят, то кого-нибудь накажут, то кого-нибудь повесят, а то кого-нибудь освободят.       Рене тихо засмеялся. — А что, сегодня уже кого-нибудь освободили? — Он взял книгу в руки и стал перелистывать страницы, изучая строки, написанные крупным размашистым почерком. — Ох, простите, монсеньор, но это читать запрещено, — он захлопнул книгу, — посторонним. Даже вам, простите. — О, я понимаю, конечно, — серьезно кивнул Рене. — Скучный день, скучная книга. Кстати, господин Безмо, кому-нибудь из заключенных не требуется моя помощь? Может быть, кто-то из них болен или находится при смерти? — Нет, монсеньор, — покачал головой старичок. — После последнего вашего посещения никто не болел и не умирал. — Очень хорошо, — ответил Рене. — Ну а где же ваше вино? — Вот гадина Жан! — зло закричал Безмо. — Совсем стал старый и нерасторопный! Я сейчас, монсеньор! — Он выскочил за дверь, а Рене взял главную книгу Бастилии и стал быстро ее листать в поисках нужного имени. Где-то должно быть имя Филиппа Марчиали, вероятно, заключенного, который просто одиноко сидит в своей камере уже много лет, с самого детства, если подумать, с самого рождения… Рене быстро перелистнул страницы со списком освобожденных, повешенных и наконец нашел. Вот он… Филипп Марчиали. Ему нужно знать, в какой именно камере сидит брат-близнец короля, чтобы через хлеб или булочку передать ему записку с просьбой позвать священника… — Я искал самое лучшее вино в нашем подвале и уже несу, — послышался голос старого Жана, и Рене захлопнул книгу. — А вот и вино! — В комнату вернулся комендант Бастиии. — Прошу вас, монсеньор. — Он поставил на стол бутылку вина, а Жан, который вошел следом за ним, налил гостю полный кубок. — За что выпьем? Предлагаю выпить за удачу и прибыль! — Отличный тост, мой дорогой господин Безмо, — улыбнулся глава ордена иезуитов. Что же… Первый шаг на последнем главном пути по осуществлению его плана прошел весьма удачно, грех не выпить за удачу и везение.