Эстрохазард

      Вечер. Свечи. Джаз.       Лея искрилась пафосом. Ей определенно шел образ офисной фам фаталь. Королева кулис, начальница теней, предводительница интриг. Трэкс смотрел на нее с восхищением. Он не мог просто сидеть и смотреть. Вирус подскочил и упал к ее ногам. Она уперлась каблуком в его плечо и схватила за подбородок. Взаимное желание в глазах.       Он облизнулся.       Она прикусила нижнюю губу.       — Сними их. Зубами.       Трэкс схватился за тонкую ткань. Белые перчатки оказались на полу, обнажая тонкие ловкие пальцы.       — Вставай.       Лея впечатала его в стену и затянула галстук на его шее потуже. Колено уперлось в промежность. Казалось, только оно удерживало Трэкса от того, чтобы сползти на пол.       — Тебе так идет костюм. Даже жалко тебя раздевать.       — В таком случае, — прохрипел он, — сними только брюки.       — Но тогда я не увижу то красивое белье, которое я тебе прикупила.       Ее язык скользнул в его ухо, пока рука продолжала душить. Он млел и умолял продолжить. Забыться в ощущениях. Забыть о страхе боли, стать ее персональным мазохистом. Стать частью каждого ее каприза. Трэкс растворялся в этой прекрасной женщине. Он вдыхал ее парфюм и расплывался в предвкушении.       Пальцы заползли под пиджак. Каждое прикосновение плавило. Вирус подавался навстречу этим ощущениям. Бедра рефлекторно задвигались. Кажется, брюки рисковали преждевременно промокнуть.       — Куда спешишь, ковбой? — с жаром прошептала Лея.       — Не могу сдерживаться. Ты меня так заводишь.       Галстук со свистом соскользнул с воротника, а пиджак полетел в сторону. Эстроген провела руками по его плечам, груди, бокам и бедрам. Точно вспоминала, насколько это тощее тело на самом деле сочное. Трэкс не выдержал и простонал. Негромко, сдавленно, словно выдыхал. Ему нравилось, как она его трогала. Это было понятно без слов. Он в жизни никому не позволил бы себя касаться, кроме нее. А после случившегося в недавнем прошлом и подавно.       Доверие — что может быть сексуальнее?       Лея растягивала удовольствие. Она неспешно расстегивала пуговку за пуговкой. Бархатная алая кожа — это не могло не манить. Эстроген тоже не стала сдерживаться. Шеи коснулись губы, окрашенные в цвет спелой сливы. Сначала это было легко и невесомо. Она пробовала его плоть на вкус. А распробовав, начала вкушать этот запретный плод. Свежие засосы поверх вчерашних.       Слегка одернув рубашку, Эстроген припала к соску.       Разряд.       Трэкс вздрогнул и поперхнулся слюной.       Вокруг ореола появились яркие, глубокие отпечатки зубов.       — Раздевайся.       Встав во весь рост и промурлыкав, она заставила его покрыться мурашками. Каждый раз, как первый. Походкой от бедра клетка прошлась до дивана и села на него, демонстративно закинув ногу на ногу. Расправленные плечи, высоко поднятый подбородок, широко расставленные руки — Лея была готова к шоу.       Шаг вперед. Шаг назад. Удар бедром. Еще удар. Руки подняты. Трэкс размахивал дредами из стороны в сторону. Не хватало только шеста. Он был волной. Она — скалой, о которую тот готов был разбиться. Он то приближался, то отдалялся. Каждый мускул впитывал тягучую мелодию саксофона. А одежду будто бы отторгал. Плечо. Другое. Грудь. Руки. Рубашка оказалась в ногах. Вирус элегантно пнул ее в сторону и облизнулся, глядя на Лею. Бляшка ремня зазвенела в руках. Трэкс дразнил, то вынимая, то вставляя обратно кожаный конец в шлевку. А потом резко вытащил с таким свистом, что часть свечей потухла. Брюки собрались черным комком, через который он перешагнул и на носочках направился к Лее.       Кружевной корсаж. Черный, как смоль. Грудь открыта и подчеркнута. Чулки с подвязками. Каждый изгиб тела оттенен темной прозрачной тканью. Какой контраст с брутальной фактурой вируса, как же вкусно! И вот эта красота покорно легла на диван, предвкушая дальнейшие действия. Трэкс, как кот, перекатывался всем телом, изгибался, извивался, умоляя о награде.       — Сядь и заведи руки назад.       Ее глаза загорелись хищным блеском. В руках появился длинный моток веревки. Первый узел затянулся на шее. Шнур обвивал плечи, локти, ладони. Узелок за узелком в вирусе переполнялась чаша терпения. Он хотел, нет, жаждал, чтобы его отымели.       — Ложись.       Он покорно положил свои ноги на ее колени — аппетитными бедрами кверху.       Удар!       Поглаживание.       Снова удар!       И опять поглаживание.       — Хороший мальчик, — усмехнулась Лея. — Но профилактика поведения не помешает.       Удар!       Поглаживание.       Удар!       Поглаживание.       Трэкс то напрягался, то расслаблялся. Тело не до конца понимало, как реагировать. Приятная боль и болезненное удовольствие. Мембрана начинала гореть. Он то дергался, то подавался навстречу. Каждый удар ощущался как покалывание сотни иголок. Каждый удар делал мембрану чувствительнее к нежным прикосновениям. У него не было шансов. Стоны вырывались из груди, как самая сладкая песня для ушей.       Лея била со всей силы. Била, что было мочи. Била, пока собственные ладони не опухли. И даже когда опухли, она не остановилась. Она ласкала его бедра ногтями и языком. Его дыхание сбивалось. Мурашки поверх синяков. А вместе со связанными руками и растрепанными дредами такая изумительная картина, что невозможно остаться равнодушной. Эстроген взмокла от этого зрелища. Это она придумала. Это она претворила в жизнь. Это она сделала. Ее распирало от собственной гордости и возбуждения.       Она остановилась и куда-то потянулась.       — Что ты там делаешь?       Удар!       Жестче предыдущих.       Что это?       Расческа?!       Удар! Удар! Удар!       Лея била гладкой стороной, но этого было достаточно, чтобы прокусить губу. Трэкс взвыл, но попросил еще. Он сам был на взводе. Смазка обильно стекала между ног, оставляя на диване лужу.       — Какой ты влажный, — томно прошептала она. — Начинаю сомневаться, что ты хороший мальчик.       Эстроген перевернула расческу. Зубчики впились в мембрану. Жесткие, они точно цеплялись за нее. Стон слился с криком в одно. Лея водила ею, вырисовывала узоры. Казалось, бедра стали краснее кожи. Они манили одним своим видом. Горячие, в них хотелось вгрызться. Как повару, который пробует блюдо, не успев его довести до конца.       — Ты что, уже?       Член уперся ей в колено. Твердый, липкий, он вытянулся во всю длину. Каждый удар заставлял его напрягаться все сильнее. Казалось, от копившегося возбуждения плоть тяжелела и приносила нестерпимые мучения, которые могло облегчить только соитие.       — Я еще не закончила.       Отбросив расческу в сторону, Лея достала очередное орудие прелюдий — новенький флоггер, еще не успевший в себя впитать цитоплазму. Манящая, гладкая оплетка ручки, что приятно лежала в руках. Множество хвостов, каждый из которых будто жаждал утолить грех гнева и похоти. Кожа переливалась при свете свечей. И этот ни с чем не сравнимый запах! Не терпелось пустить орудие в дело.       — Готов, ковбой?       — А у меня есть выбор?       — Могу остановиться.       — Только посмей.       Удар!       Щекотание.       Хвосты скользили вдоль бедра.       Удар!       Каждый конец царапал мембрану.       Удар!       Удар!       Удар!       Поглаживание.       Мембрана лопнула. Багровые царапины истекали цитоплазмой. Эстроген не выдержала и слизала алую жидкость, что так аппетитно стекала по бедрам. Соленый, но ни с чем не сравнимый вкус. От него все рецепторы взрывались. Весь жар тела, и без того приливавший к низу, резко сконцентрировался в одной точке.       — Какой же ты… слов нет!       Она встала и замахнулась во всю длину руки. Удар. Еще сильнее. Еще яростнее. Вид цитоплазмы убивал всякую выдержку и терпение. Она провоцировала. Она возбуждала. Она манила. Новый виток доминирования. Новая грань власти. Новый оттенок удовольствия.       Трэкс стонал все тише. Горло не выдерживало. От криков в глотке пересохло. Веревка впивалась в руки. Корсаж медленно, но верно выдавливал воздух. На чулках пошли стрелки. Даже они сдались под агрессивным напором подруги. Терпение превратилось в струну, которая медленно надрывалась.       Еще немного.       Еще чуть-чуть.       Совсем малость продержаться.       Удар!       Поглаживание.       Удар!       Удар!       Удар!       Касание языком.       Раны пощипывало. Синяки ныли.       Еще удар!       Еще злостнее!       Трэкс кончил. Сиявшая огнем смазка собралась лужей на диване. Он обмяк и сжался. Слишком хорошо. Слишком много. Его распирало от ощущений даже после того, как плоть получила разрядку.       — Какой ты нетерпеливый, — Лея все так же облизывалась. — Что ж, не будем больше затягивать.       Веревки медленно распускались. Шнуровка корсажа ослабевала.       Передышка.       — Я сейчас взорвусь, — прохрипел Трэкс, когда его аккуратно усадили и раздвинули ноги.       — Еще один раунд, ковбой.       Клетка задрала юбку.       — Моей смерти хочешь?       — Тогда ты будешь первым вирусом в истории Фрэнка, умершим от оргазма.       Все это время под одеждой была спрятана игрушка. Трэкс сглотнул подступивший ком в горле. Тогда, в дýше, вирус плохо осознавал, насколько внушительным был страпон. Лея легко держала его без ремней. Впечатляюще… Какая грация и энергия — истинная альфа!       Скольжение.       Искра.       Зажигание.       Вирус почувствовал, как его тело взвыло от восторга. Клетка одновременно вколачивалась в промежность и ласкала член рукой. Ее лицо — сильное, властное — подавляло всякую волю к сопротивлению. Возбуждение накатило новой волной. От него никуда не деться. Оно захлестывало и топило. И чем глубже погружаешься, тем тяжелее остановиться. Темная, почти демоническая пучина удовольствия. Эта боль пьянила, ее хотелось больше — больше, чем могло бы выдержать тело.       — Быстрее! Быстрее!       Он, почти плача, снова срывался на крик.       — Трэкс…       Она прижалась к нему всем телом. Он вцепился в нее руками и ногами. Когти царапали пиджак, грозять продраться до спины. Лбы соприкасались. Они грудью чувствовали пульс друг друга. Бешеный, стремительный ритм.       — Детка, я почти…       — Я тоже…       Напряжение. Трэкс прогнулся в спине — прогнулся навстречу ощущениям. Громкий, протяжный стон. Голова впечаталась в подушку. Он сгорал в Лее. Искра превратилась в пожар.       — Детка, я все-таки сгорел.       Он кончил.       Она следом.       — Ты был великолепен.       — Детка, меня в жизни никто так не трахал. Я задницы не чувствую.       — Я…       — Цыц! Не смей извиняться.       — Тебе правда понравилось? Я не перестаралась?       — Даже если чуть-чуть, то я не против. Просто дозируй жесть, и я точно не двину коней.       Свечи практически полностью догорели. Щелчок зажигалки. Искра. Две сигареты с ванилью. Полупрозрачные кольца дыма. Их словно укачивали мягкие, почти неподвижные волны. Дыхание выравнивалось. В голове появлялась ясность.       — Так не хочется завтра на работу.       — Не иди. Вломись в нее с ноги.       — Есть идеи по моему завтрашнему образу?       — Хочу, чтобы ты их своим видом оприходовала так же, как мою задницу.