Эстрохазард

      Сколько же воды утекло с тех пор? Лея сбилась со счету. Сколько же надежд она лелеяла! И сколько из них было разрушено…       Новый мэр, без всяких сомнений, был гораздо лучше Флемминга. Не мэр, а мечта всех медиков и урбанистов. Город засиял от чистоты и здоровья. Организм начал активно бороться с последствиями прошлого образа жизни Фрэнка. И по началу Лея была счастлива, ведь случилось то, чего она давно пыталась добиться от Флемминга.       А потом радужные мечты разбились об серость рабочих будней. Ведь по итогу для нее ничего не изменилось. Новый начальник, но прежнее течение работы. Эстроген как была секретаршей и невидимкой в тени мэра, так и осталась ею.       Еще Осмозис. Ах, Осмозис! Доблестный офицер, отважный спаситель, почетный житель Фрэнка, гордость нации. Герой! Все лавры достались ему. Да, его вклад нельзя недооценивать, но как же Лея? Ведь это она подняла тревогу, когда случилось проникновение в гипоталамус. Она привлекла и организовала работу полицейских. Но едва ли кто придал этому значение. Ее гражданская сознательность не произвела на общество впечатления, все запомнили ее как заложницу террориста. И если бы только это ее задевало…       Казалось бы, можно построить с Джонсом отношения. Стать девушкой героя и за счет этого урвать свой кусочек славы. После случившегося Лея как будто бы даже оттаяла к нему. Было все: пылающая страсть, жаркие свидания, ужин дома при свечах, мятые простыни. Зря она ему дала второй шанс. Эстроген не ошибалась на его счет еще тогда, но чувства на время стали сильнее рассудка. Можно выгнать полицейского из гетто, но не гетто из полицейского. Осмозис оказался слишком ветреным, развязным, непринужденным. В некоторых вещах даже приземленным. Он позволял себе заигрывать с другими барышнями, но при этом всем своим видом показывал, как ревновал ее даже к случайным знакомым. Окончательно их корабль разбился об рутину. Джонс круглыми сутками пропадал на патрулях и нескончаемых погонях за нарушителями. Эстроген до позднего вечера засиживалась в офисе.       Они разошлись. Лея в очередной раз оказалась одна. В очередной раз она пришла к выводу, что все мужчины, с которыми она пыталась что-то построить, не особо-то считались с ней. Красивая куколка, трофей, выгодная партия, украшение коллектива — в их глазах она была кем угодно, но не ровней им. Как добивающий аккорд, к ней вернулась тяга к курению. Затягиваясь сигареткой, Эстроген приходила к мысли, что она не жила, а существовала. Уже не было того энтузиазма и тяги изменить город к лучшему. Не было грез, в чем-то даже наивных, о чистой и светлой любви, как в кино. Не было причин возвращаться домой. Дом… Так, крыша над головой, куда она в основном приходила только поспать. Дом-работа-дом — вот и весь ее маршрут, лишь по выходным это кровать-ванна-холодильник-туалет. Разве это жизнь?       «Разве это жизнь?» — спрашивала себя Лея и делала очередную затяжку. Ее уже даже не коробило, что она курила в машине. Ее теперь ничто не коробило.       Уже который день беспрерывно шли дожди. Шейн, дочка Фрэнка, повела своего совершенно далекого от спортивного туризма отца в горы. Боли в суставах, ломота, головокружения — и вот результат. На работе горели дедлайны, но и это не выводило Лею на эмоции. Она курила и смотрела вдаль. Пробка казалась бесконечной. Посеревшие дома, посеревшее небо и посеревшая Лея.       — Сегодня стою в пробке, вчера стояла в пробке, завтра буду стоять в пробке. И в чем смысл? — подумала вслух Эстроген.       Скрип колес, и девушка завернула в первую подвернувшуюся закусочную. Раньше бы она даже не посмотрела в сторону подобных забегаловок, а теперь заказывала два донера, будто надеялась, что это даст ей почувствовать что-то. Ими пропахла вся машина, но Лея не спешила домой. Хотелось хотя бы ненадолго внести хоть какое-то разнообразие в ежедневную рутину. Девушка оказалась в той части города, где смотришь вперед — потрясающий вид, а глянешь назад — уныние полузаброшенных домов.       И машина бы не особо выбивалась из общего контраста, если бы не двери, что открывались наверх. Крылья чайки не могли не привлечь внимание.       И, похоже, привлекли.       Эстроген почувствовала, как за ней кто-то наблюдал. Другая бы начала паниковать, но у Леи — ни тени тревоги. Глазами она выцепила силуэт в выбитом окне. Два желтых огонька ровно поблескивали вдали. Не было ощущения угрозы.       Так и не притронувшись к еде, девушка натянула капюшон дождевика и пошла в сторону окна. Спокойный, размеренный шаг. Однако, по мере приближения Леи загадочный силуэт как будто бы отдалялся.       Их взгляды пересеклись.       Они не говорили ни слова.       Звук дождя заполнял молчание между ними двоими. Незнакомец смотрел на Эстроген сверху вниз, точно ждал чего-то. На него падала тяжелая тень внутренностей дома. Девушка не сразу поняла, что он сидел на подобии возвышения, как горгулья. Его желтые глаза были единственным источником света. Вернее, не совсем желтые. Желтыми были только белки, радужка же отдавала травянисто-зеленым, почти кислотным цветом.       Постойте…       Дежа вю. Где-то ей уже доводилось видеть эти глаза. Нет, не может быть. Это невозможно.       Однако паника потухла, не успев толком вспыхнуть. Даже если Лея закричит и испугается, что с того? Какой был смысл поднимать тревогу? История повторится, а вместе с ней и чувство разочарования.       Протяжный вздох.       Эстроген первой решилась нарушить тишину.       — Трэкс, это ты?       Загадочная фигура чуть-чуть подалась вперед. Знакомые очертания лица и спутанные дреды при тусклом свете уличных фонарей.       Ба-бах!       Что-то рухнуло в комнате.       След вируса простыл. Он растворился в темноте дома, оставив клетку без ответа.       Эстроген даже не дрогнула. Уперевшись ногой в выступ дома, она ухватилась за подоконник и заглянула вовнутрь. Темнота такая, что хоть глаз выколи.       — Ау!       Эхо и скрип досок.       — Трэкс, ты тут?       Снова тишина в ответ.       «Показалось, что ли?» — недоумевала Лея.       Спрыгнув, девушка начала думать, как привлечь внимание старого знакомого.       Зачем?       Просто так. Разбавить однообразное течение дней.       Идея не заставила себя долго ждать.       Вернувшись к машине, Эстроген взяла донер и понесла его к дому. Подпрыгнув, она оставила еду на подоконнике.       — Если что, у меня второй есть, — до конца не понимая, зачем, сказала Лея.       Это было похоже на приглашение разделить скромный ужин на улице. Составить компанию. Не такую уж и плохую, если так подумать. Прокручивая в голове личное дело вируса, клетка вспомнила, какую ему дали характеристику: эрудированный, амбициозный, расчетливый. А вместе с личными соображениями Леи получался приятный джентльмен.       Усевшись в кресле, Эстроген стала ждать. Даже оставила дверь открытой, чтобы у вечернего гостя был навес от дождя.       Шаги.       Плеск луж.       В боковом зеркале — все та же темная фигура.       Да, это был Трэкс.       Он сжимал в правой руке так любезно оставленную пищу. Левую спрятал за спиной. Лея надеялась увидеть знакомый силуэт злобного гения в черном плаще, но в итоге с тоской и ноткой огорчения произнесла:       — Давно не виделись, не так ли?       Она помнила, каким худым было его лицо в их первую встречу. Но даже так после тюремной диеты оно, как и все остальное тело, заметно отощало. Волосы, лишенные ухода, стремились превратиться в колтун. Слои разодранной одежды на Трэксе, которая еще и была ему маловата, ясно давали понять, что он выживал на улице. А под ними рубаха, не то тюремная, не то больничная. Видать, только недавно сбежал.       М-да, такой себе джентльмен.       Однако и от его глаз не скрылись перемены во внешности Леи. На ее мягко очерченном овале лица залегли тяжелые тени. Вместо безупречной укладки — наспех собранный пучок. Пальцы обожжены сигаретным пеплом, стерты от бесконечного заполнения бумаг и нажиманий на кнопки. Ногти обломаны, ведь у девушки давно не выдавалось свободной минутки на маникюр.       — Сигареткой угостишь?       Эстроген даже не стала спрашивать, как он догадался о ее вернувшейся вредной привычке. Молча протянула вирусу пачку. Тот взял сигарету, зажал ее между зубов и нагнулся в ожидании зажигалки. Лея тоже достала сигарету, подожгла и позволила Трэксу прикурить от нее. Они молча затянулись и выпустили два клубка дыма.       Так они и сидели, куря и ужиная стрит-фудом. Она — в протертом кресле, он — прямо на дорожном покрытии. Едва слышно доносилась музыка из машины. В сочетании этих слагаемых была своя прелесть. Как будто на минутку заскочило умиротворение.       Лея снова вгляделась в Трэкса. Лишенный своего былого лоска, он уже не очаровывал и не внушал страх. Он походил на очередного бездомного, побывавшего в клоаке цивилизации и познавшего самое дерьмо этой жизни. Но от клетки как будто бы ускользала какая-то деталь.       Точно.       Эстроген вспомнила, что вирус был левшой. Но сейчас старательно прятал левую руку под рукавом, пытаясь ею ничего не делать. Он придерживал ею донер, но этого оказалось достаточно, чтобы обнаружить пропажу указательного пальца.       «Отрезали», — сам собой напросился вывод.       Сразу стало понятно, почему Трэкс выглядел так… жалко. Без своего главного оружия он уже не был тем Трэксом, что ужасал одних и вел за собой других, что строил наполеоновские планы и представлял реальную угрозу. Без своего когтя он — никто.       — Давно тебе коготь отрезали?       — Давно тебя Джонс отшил?       Вирус едко ответил на, очевидно, не самый приятный для него вопрос. Для него потерять свой коготь все равно, что подрезать птице крылья. Жить может, но не хочет.       — Давно…       Они ответили почти одновременно. Это был стройный вздох сожаления об утраченном. Тоска, боль, обида. Опустошенность. Сигареты со вкусом вишни и горечи. Остывшая еда всухомятку. Точно старинные приятели, Лея и Трэкс сидели и молчаливо делились пережитым.       Молчать вместе с кем-то. Возможно, это было гораздо бóльшим удовольствием, чем любой задушевный разговор. Без лишних слов и эмоций, лившихся через край. Только звуки и ощущения.       В реальность их вытащил рев десятка клаксонов где-то там, внизу. Трассы все еще были забиты спешившими с работы водителями. Лее стало противно от мысли снова стать частью этого потока. Поежившись, она выдохнула теплый сигаретный дым на свои ладони.       Сбоку ее обдало клубами дыма, но они казались горячее. Обернувшись, Лея увидела, что Трэкс сидел уже лицом к ней и как будто бы ждал от нее чего-то.       — Паршивый день, — нехотя завязала разговор клетка.       — А что, бывали и лучше?       Рот вируса скривился в горькой усмешке. В глазах читалось… понимание? Казалось — да, у них обоих лучшие дни жизни как будто бы остались где-то там, в прошлом.       — Почему не вызовешь на меня копов, детка? Мне казалось, ты из хороших девочек.       Он сделал затяжку и выдохнул на лицо Леи. Та едва поморщилась и тоже затянулась.       — Может быть и из хороших… Ну, сообщу полиции, и что с того я получу?       — А, то есть ты уже не ставишь общественное благо превыше своего?       — Думаешь, у меня есть это «свое»?       Снова взгляд вдаль. И, как назло, тоску уже нечем было заедать, от донера остались только перепачканные соусом и маслом салфетки. Вздохнув, Эстроген откинула кресло.       — Даже не боишься, что я могу что-то с тобой сделать?       Девушка посмотрела на него так, что ему сразу стало ясно — ей уже нечего терять.       Встретились два одиночества. Он потерял смысл жизни, а она — разочаровалась ею.       На город потихонечку спускались сумерки. Свет фонарей и фар становился ярче. Воздух холодел все больше. Между пальцами едва тлели окурки. Лея не наблюдала часов. Даже если бы мир рухнул из-за того, что она приехала домой позже обычного, ее бы это не волновало. Хотелось продлить эту странную посиделку с Трэксом. Он не задавал лишних вопросов, не пытался перетянуть на себя одеяло, что его проблемы похуже, чем у Леи. Он оказался приятным сомолчальником.       Дзынь!       На телефон Эстроген пришло голосовое сообщение. Как невовремя.       — И чего ему неймется? — вздохнула она.       «— Хей, детка, как твое ничего? Знаю, мы давно не пересекались с тех пор, и ты не особо горишь желанием со мной общаться, но…       — Оззи, только не говори, что ты используешь ситуацию как предлог с ней поговорить?       — Дрикс, ты!.. Ладно. Короче, Трэкс сбежал два дня назад из Института Изучения Вирусов. Который в селезенке. Не думаю, что он смог уйти далеко, но будь осторожна».       Трэкс брезгливо захрипел от одного упоминания своего места лишения свободы.       — Клоака, а не селезенка, — сплюнул он.       «Похоже, он там натерпелся», — подумала про себя Лея.       — Если там клоака, то это что за место?       — Хорошая попытка поглумиться надо мной, детка.       — Только мне от этого никакой радости.       — Тошно, хотя и не в вестибулярном аппарате работаешь?       — Хорошая попытка поглумиться надо мной, Трэкс, — процитировала она его.       Они переглянулись.       Внезапно Лея плотно сжала губы. Ее щеки надулись, и смешок, который она пыталась сдержать, вырвался из нее. Рот Трэкса растянулся в улыбке, и он тоже рассмеялся.       Сначала тихое хихиканье, но оно быстро перерос в неудержимый хохот до слез. Смех над собственной болью или над сложившейся ситуацией — так ли это было важно? Лея чувствовала себя живой. Да, разочарованной, растоптанной, выгоревшей, но живой. Вирус! Вирус заставил ее почувствовать себя живой! От этого внутри потеплело и… резко похолодало. Эстроген отвела взгляд.       Вирус.       Преступник.       Террорист.       Убийца.       Как это все неправильно. Она не должна была с ним пересекаться вообще, но… с ним стало так хорошо, так легко, так свободно. Ах, если бы он был кем-то другим! Да хоть эритроцитом.       — Чего раскисла, детка?       А про себя догадался, что к чему. Тот, у кого все есть, вряд ли бы проводил время в сомнительной компании. Лее было так тяжело от одиночества, что она задыхалась, чахла. Она в любой момент могла излить душу первому встречному, кто проявит хотя бы капельку сочувствия в ее сторону.       И этим первым встречным оказался Трэкс.       — Тошно от того, что впервые ко мне с пониманием отнесся не кто-то из «нормальных».       — Стало быть, в этом обществе нормальность — это обходить стороной чужую беду?       На мгновение Эстроген округлила глаза.       Этот вирус был чертовски прав!       От этого даже стало дурно. Лея потянулась за новой сигаретой. Ситуация сама по себе казалась сюром: зло в глазах общества понимало принципы морали лучше, чем само общество, некогда их придумавшее.       Трэкс встал и отряхнулся.       — Стой!       Он опешил. Так и замерев с выставленной вперед ногой, выгнул бровь и непонимающе взглянул в глаза Леи.       Она кивнула на пассажирское сиденье.       — Предлагаешь мне поехать к тебе?       — Мне нечего терять.       — Даже работу?       — А я похожа на клетку, которая за нее держится?       — Пока ты не сказала, была.       Однако вирус все равно с подозрительностью окинул взглядом клетку. Вжал голову так, что воротник доставал до глаз, а руки спрятал глубоко в рукавах. Как будто ожидал подвоха, не до конца верил в искренность Эстроген.       Рев клаксонов!       Снова.       Но такой резкий, что Лея обернулась в сторону дороги. Та перепугалась. Вдруг что произошло и кто-то пострадал? Ох уж эта привычка беспокоиться за других. Кто бы за саму клетку так переживал?       Порыв ветра.       Эстроген сжалась.       — Хей, Трэкс, не хочешь в машине?.. Погреться.       А его и след простыл. Словно и не сидел тут рядом с ней.       Обняв себя за плечи, Лея вышла из салона.       — Трэкс, ты где?       Никто не стремился ответить. В пустых глазницах дома не было и намека на желтые огоньки глаз. Вирус растворился в темноте вечера. А вместе с ним и то умиротворение, каждую секунду которого клетка пыталась впитать в себя, как живительную влагу.       И снова тоска. И снова холод где-то глубоко внутри.       Между тем нужно было возвращаться домой.       Домой… Смешно.       Всю дорогу, а потом уже дома — в душе, за едой, у телевизора, куря у окна — она прокручивала странную посиделку. О, нет, не просто прокручивала. Смаковала каждую деталь, каждую сказанную внезапным гостем фразу, каждый запах, звук и вкус. И даже коснувшись головой подушки, она не могла отпустить мысли о Трэксе. Попробуй забудь такого пассажира. Почти что иностранец, из совершенно другого мира. А то и весь он сам как один маленький отдельный мир.