I think I was in love (and it wasn't fun at all)

*** Он продолжает бросать на Дядю эти непонятные взгляды. Он очень старается скрыть их — что, по правде говоря, глупая затея, ведь его лицо и так всегда скрыто маской. Тем не менее, он часто ловит себя на том, что откровенно пялится на императора во время докладов Кикиморы. Его плащ элегантно ложится на его плечи, очерчивая фигуру, и оставляя простор для фантазии. На его лице тоже маска, но это никогда не мешает, ведь Хантер прекрасно знает что находится под ней. Знает каждую черту его лица, каждую морщинку, каждый изгиб. Хантер знает, какие шелковистые у Дяди волосы, и какой длины его пряди, он знает, что обычно с правой стороны, намного больше колтунов чем с левой, и что Дяде нравится, когда он сначала распутывает запутавшиеся волоски резкими движениями гребня, и только затем начнет осторожно водить по прически, вызывая улыбку на губах. Хантер — единственый в этой комнате, кто обладает особым знанием, единственный, кто имеет достаточно информации, чтобы продолжить образ великого вождя. Он видит, как под слоями одежды дрожит тонкое тело, с костями, просвечивающимися сквозь кожу, он видит, как под маской глаза Дяди немного прикрыты, как морщинистые губы неспеша ведут свой рассказ, иногда смачиваясь языком — вредная привычка, от которой Дядя хочет избавится. Хантер знает, какие плечи прячутся под броней, какая грудь, какие бедра. Хантер знает, что находится ниже маски, ниже плаща, ниже пояса. И Хантер не имеет возможности забыть об этом, особенно когда Кикимора в очередной раз предлагает кого-то отравить. *** Ее рассказы скучны, а решения непродуктивны, и он откровенно не понимает, почему Дядя ее терпит. *** Правда в том, что Хантер находит своего Дядю чертовски привлекательным. Его завораживают голос, волосы, руки, шрамы, и вообще… все. Весь император, стоящий перед ним без одежды, заставляющий дрожать и хватать ртом воздух. Это, наверное, неправильно, и недозволенность сея чувства завораживает, прямо как осторожное прикосновение руки к плечу. *** Он может сказать, что обычно, ведьмы в его возрасте не думают о таком — он знает, что принято считать, что маленьким мальчикам не позволено читать, или даже слышать о таком. Но довольно-таки глупо ожидать, что ребенок среди солдат никогда не услышит темы привлекательности. Ему не хватит пальцев сосчитать, сколько раз скауты обсуждали девушек, и сбегали в клуб во время патрулей. Он послушно докладывал об этом, после чего их ждало наказание. Хантер, в любом случае, далёк от понимания данной темы. Он знает, что привлекательные девушки обычно имеют большую грудь, и желательно гигантскую «задницу» (что является сквернословием, но он не слышал, что бы скауты использовали другой термин). Ещё хороши большие губы, но порой, они могут быть неудобными, и вообще, довольно редки, так что обычно являются лишь приятным бонусом. Если же вам совсем повезёт, привлекательная девушка будет отличаться ещё и умом, или талантом. Тогда стоит «хватать ее без раздумий». О привлекательных парнях известно не так много. Скауты часто обсуждают чью то привлекательность, но Хантер редко бывает среди них, ещё реже слушает. Привлекательному парню стоит также иметь грудь и задницу, но стоит обойтись без губ. Кажется, хороши мышцы, особенно кубики, по крайней мере, с этим многие соглашаются, но затем Тайлор заявляет, что его: " уже заебали качки", а у Тайлера большой опыт, так что этот пункт остаётся под вопросом. Хантер бережно записывает приобретенные знания, и применяет их на практике. У Дяди не особо большая грудь, это факт. Но Хантер не думает что она должна быть больше. Она кажется совершенно обычной, если не такой же, как и у всех остальных. Ее отличие заключается в лишь едва проступающих рёбрах, и мягкости кожи, которая словно обнимает кончики пальцев, когда к ней прикасаются. Ещё у Дяди на груди есть болотно-зеленое пятно проклятья, которое пульсирует, и порой неприятно булькает. Непонятно, можно ли отнести этот пункт к привлекательному, но движение слизи определенно завораживает. Хантер может признать, что понятия не имеет как должна выглядеть "огромная задница". Перед глазами появляется что то большое, округлое, и совсем неудобное, что то, чего лучше не иметь. Но скаутам виднее, так что когда представляется удобный случай, он осторожно сравнивает заднюю часть Дяди с стандартами привлекательности. Он так и не достигает успеха, и решает оставить этот пункт до дальнейших исследований. Следующие характеристики немного размыты. У Дяди определенно есть мышцы, но их не особо много, и их не особо видно. Зато его губы небольшие, но морщинистые, что, кажется, не ценится в обществе привлекательных. Большая ошибка, по мнению Хантера. Результаты исследования… неоднозначны, и Хантер решает отложить его до нужного времени. Не совсем понятно когда оно наступит, но когда нибудь наступит, он в этом уверен. *** --------------------------------------------------------------- *** — Ты плачешь, Дядя? — — Нет — бормочет Белос, смотря куда то сквозь него. — Помолись, Хантер — тихо хрипит он, так, что Хантер почти не слышит. *** --------------------------------------------------------------- *** Он потерял это. Он потерял это ещё очень давно. Он больше не контролировал их, не контролировал себя. Этот Гримволкер изначально был неправильным. Совершенно не похожий на Калеба. Возможно, он мог бы найти схожести в теле, если бы хорошо присмотрелся, но не больше. Это было не то, что нужно Филлипу. Он слишком юн. Не самый младший из них, нет, но определенно один из них. Один из тех, которые вылезали намного раньше положенного срока, аккуратно обведеного огрызком красного карандаша в дневнике Филлипа.Тех, которым требовалось гораздо больше времени, что бы пробить кору земли, и остаться корчится на полу, оскверняя пространство различными жидкостями своего организма, пока он не найдет их во время ежедневной проверки. Он был одним из немногих, испорченных по своей натуре, и входил в единицы переживших появление. Его волосы — вечно взлохмаченые, маслянистые пряди, словно покрытые пеплом, с неровными кончиками, словно когда то он обгорел. Он неуклюж, застенчив, и постоянно сворачивается в комок, что раздражает, и совсем непохоже на Калеба. Его движения всегда скованные, словно он заржавевший механизм, который стоит смазать, но масла нет. Он заикается, когда разговаривает с ним, и хрюкает, когда смеётся. Что случается крайне редко. Это так противоречит его ортрету, что даже жалко. Его попытки в манеры Калеба проваливаются разбитыми бокалами, и вывернутыми запястьями. Филлип решает не пускать его на балы — он залезает в углы, и затыкает уши, жалуясь на шум, а иногда едва сдерживает слезы, бормоча, что всего слишком много. Он — ошибка, но Филлип позволяет ей быть. *** Он был слишком юн. Не самый младший из них, нет, но определено из молодых. Один из тех, которые вылезали намного раньше положенного срока, аккуратно обведенного огрызком красного карандаша в дневнике Филиппа. Тех, которым требовалось намного больше времени, чтобы пробить кору земли, и которые корчились на полу, оскверняя пространство различными жидкостями своего организма, пока он не спускался для ежедневной проверки. Он был одним из немногих испорченных по своей натуре, но так же входил в единицы переживших появление. Они никогда не заканчивались успехом. Даже если они переживали появление, максимум что мог дать им Филлип — это полтора года, после которого они либо сходили с ума, либо умирали от заболеваний, от которых страдали с рождения. С ними всегда было намного меньше хлопот. Тем не менее, даже за такой короткий срок они умудрялись найти щель, пробиться, пролезть, протиснуться сквозь многовековые стены, которые Филлип воздвигал для них, и ощутить ветер свободы, и запятнать свои бездушные тельца магией. На его памяти было всего лишь четверо. Остальные жили слишком мало, что бы удостоится записей в архивах, а значит — их не было. Они были настолько незатейливыми, и изначально поломанными, что Филлип никогда не трудился над их именами. Они носили одно имя: всегда Бейгалди. Звучало воинственно, говорили они, не зная настоящего значения. Он всегда был странным. Его руки никогда не находились на своем месте, а дыхание никогда не было ровным. У него были «больные дни» когда его тело отказывалось слушаться, и ему приходилось лежать в постели. Он жаловался на невыносимую боль, и кто то из ковена целителей откладывал его грелками. Но стоило обратить внимание на застенчивые, стыдливые улыбки, которые он дарил ему, и всегда остекленевшие глаза. Особенно красные, словно кричащие ему что это — не Калеб, и никогда не будет. *** Гримволкер, осторожно проверяет замок, затем поворачивается к нему. Не выглядит злым. Не выглядит сумасшедшим. Выглядит застенчивым. Он сжимается, свёртывается, скручивается, и смотрит в его глаза. Затем делает неуверенный шаг. И ещё. И ещё. *** Сама концепция магии никогда не пугала Филлипа. Пока взрослые вокруг твердили о опасностях, исходящих от нее, он находил это крайне увлекательным. Созидание и разрушения, две великие силы, которые даровала магия, манили его. Манила перспектива того, что лишь один человек, обладающий достаточной властью, способен разрушить жизни тысяч людей, всего лишь щелчком пальца. Это восхищало, и пугало одновременно. Завораживало. […] Он всегда был особенным, избранным, одним из немногих людей, что удостоились милости божьей. Бог направляй его всю его жизнь, раскрывая ему секреты ада, в котором он очутился по воле судьбы. Он показал ему магию, запрятанную в середину снежинки, и Филипп старательно воспроизвёл ее форму в дневнике, стараясь не дышать от упорства. Пугали ведьмы. Он окружали, завораживали, отбирали. Никогда не видели своего места и лезли в чужую жизнь. Они гордились магией, которая была у них с рождения, и насмехались над его, добытой с таким трудом. Они причиняли боль. Но самое главное, они не знали бога. *** Филлип сейчас, ни много, ни мало, ебет своего мертвого брата. *** Мысли плывут, голова кружится. Светлые пряди подрагивают от дрожи своего владельца. Его губы трясутся, крошечные шарики пота отражают свет. Он выглядит больным с этими синяками и впалыми щеками — он болен, он никогда не должен был существовать. И все же он здесь, сейчас, и он делает неправильные вещи, которые кажутся единственным правильным вариантом. *** — С-сэр…- срывается с языка, неслышно, неподвижно. Время словно замедляется, оставляя его наедине со словами, и тихим стоном, выдавливающим его титул. Если бы Филлипу было с чем сравнить, он мог бы забыть об этом недоразумении, но сравнивать не с чем. Он осторожно хватает бедра брата, скользя внутрь, заполняя пустоту в груди, дополняя часть себя. — Это Филлип — бормочет он, упираясь на «п». *** --------------------------------------------------------------- *** — Я принес… тебе цветы Дариус смотрит на Золотого стража, который вломился в его окно, и упорно не понимает, что происходит. Исан выглядит растрепанным. Не то чтобы он хоть раз выглядел прилично, но сейчас он перепрыгивает даже собственный минимум. Его маска съехала куда то в бок, а капюшон спал, освобождая непослушные кудри, которые теперь падали на его лицо. Он запыхался, и измазался в какой то грязи — и титан, где кусок его плаща? На данный момент, Золотой Страж висит вверх тормашками за его окном (и он не удивлен, потому что Исану хватило ума каждый раз заявляться к нему именно в этой позе) пока на часах пять утра. Вероятно, мир просто ненавидит его сегодня, потому что он действительно не готов. Но его наставник ждёт ответа, и Дариус неопределенно мычит, не двигаясь с места, что Исан каким то образом расценивает как предложение войти. Он ловко спрыгивает с посоха на подоконник, а затем оставляет грязные следы на новом ковре. — Вот То, что ему протягивают, выглядит жалко. Пара почти мертвых стебельков какой то зеленой травы, и несколько странных цветов, фиолетового цвета. Есть пара жёлтых бутонов, с подсохшими краями, и один большой стебель округленных нечто, вырванный вместе с корнем. — Я собрал их в поле, возле дома Клауторнов, знаешь, где сгоревшие развалины. Я просто летел мимо, посмотрел туда, и подумал что они чертовски здорово выглядят, и что тебе могли бы понравится, и я решил сорвать их. Здорово не так ли? — Угу- выдавливает из себя Дариус, стараясь не сморщился при виде странного на вид насекомого, карабкающегося по стеблям травы. — Замечательно. Исан смотрит на него, и его взгляд подаёт. — Но тебе не нравится, не так ли? Ты не особо любишь полевые цветы… Знаешь что, неважно — он осторожно убирает цветы в сумку на поясе — Я наверное, просто засушу их сам. Для моего гербария, знаешь — Постой — Дариус перехватывает его руку — Это… здорово, правда, я просто… Не фанат? Но если это важно для тебя, я мог бы- — Нет, нет! Я понимаю. И поэтому, — в его глазах появляется знакомый огонек — Я принес тебе это! — Исан выуживает из запазухи пучек чего то сушёного, и приятно пахнущего. — Что это? — — Лаванда! — улыбается Исан — Ты пользуешься парфюмом с ней, тот, который из мира людей. Я выторгавал ее у одного из собирателей — он просил целое состояние, но к счастью, избегал пары тройки законов, так что все обошлось. В общем, как я узнал, люди сушат ее, и раскладывают в домах, что бы у них приятно пахло — странно, да? В любом случае, я подумал, если тебе нравится ее запах, тебе могло бы понравится, и вот, я здесь, с букетом сушёной лаванды для лучшего парня в мире! *** Ооооо, у Дариуса сложные отношения. Титан, у Дариуса вся жизнь сложная. Не совсем понятно, как так вышло — всего пару недель назад он скучал за пустым столиком в Хексайде, а сейчас… Титан. Даже думать об этом не хочется. *** — Вы целовались? Дариус давится напитком. Эбервульф ухмыляется, а Исан утыкается лицом в подушку. — Действие! *** Может быть, если бы Дариус не отвечал на поцелуй, все сейчас было бы иначе. Он хорошо помнит этот момент. Их поляна посреди леса Бронхай. Он. Ветер, посохи, и огромные облака, спешащие куда то. Это было обычно; они часто останавливались там отдохнуть после занятий, они часто смотрели на облака, стараясь отдышаться. Но затем он встаёт, бормочет чушь, и целует его — прямо в губы, и хотя Дариус привык к его странностям, это застаёт в врасплох. Но он отвечает, страстно прижимаясь к чужим губам, вероятно совершая самую страшную ошибку в своей жизни. Он отстраняется резко, хватает ртом воздух, извиняется, и говорит, что опаздывает. Сбегает куда то, а через пару часов Дариус находит его в комнате с панической аттакой. Ой. Затем они снова целуются. Он не может сказать, что ему не нравится, ему нравится, даже слишком. *** --------------------------------------------------------------- *** Может быть, если бы Дариус не отвечал на поцелуй, все было бы иначе. Хорошим вариантом кажется даже не это, потому что из связь уходит куда глубже, начинаясь в далеко-далеко время, когда он одинок, чертовски одинок. Не стоило соглашаться, ковены всегда казались странными, а Золотой страж в качестве наставника ужасная, ужасная идея. Смотря назад, стоило бы просто покачать головой, захлопнуть дверь, запереться на все замки, и никогда, никогда больше не открывать. Не мечтать о высокой должности, не встречать Золотого Стража, не срывать маску, не смотреть на чертовски испуганное лицо, и он всего на пару лет старше его, и его лицо в крови, и… Было бы хорошо, если бы Дариус был достаточно благоразумен чтобы держаться подальше от правой руки императора. Стажировка у главы ковена? Отличная идея, в конце-коцнов он — подающий надежды маленький гений, лучший в своей школе. Переезд во дворец? Почему бы и нет. И даже поход на вечеринку в честь дня ковена, был замечательной идеей, ровно до того момента, как один человек решил ворваться в его жизнь, без предупреждений, без вопросов, без разрешения. Просто так, будто бы он не девятнадцатилетний подросток, спрятавшийся где то в углу зала, а Исан не Золотой Страж, который вообще то, должен был следить за порядком. Но нет. Он плюхается прямо на пол рядом с ним, игнорируя любые приличия, и спокойно наблюдает за дракой двух, на вид, очень богатых демонов. Довольно хмыкает, когда у одного из носа идёт кровь, а затем поворачивается, и как ни в чем не бывало, спрашивает: «Идиоты, не правда ли?» Дариус, немного в шоке, и он не может себе винить, потому что это правая рука императора, и она разговаривает с ним, а ещё это его наставник, о чем ему сообщили пару дней назад. Он не совсем понимает, почему это его наставник, а не глава ковена мерзости, и вообще не совсем понимает что именно означает наставник, и зачем он ему нужен, но старается не оссобо задавать вопросы. ***