Северное сияние.

Зимнее небо было залито красками. Дани любил это время года. У него на родине каждую ночь виделось красиво, до ужаса любимое душой северное сияние. Эти краски на небе были настолько завораживающие, что Даниель всегда даже не моргал, лишь бы подольше посмотреть на удивительное явление природы. Да, к нему на родину он не ехал давно, но вот, скоро день влюбленных, и пока братья разбирают себе в пару друг друга, Даниель задумался над тем, что ему уже 14 лет и что парень он уже взрослый и самостоятельный. Мальчишка не находил себе места. Ведь перед ним стояла задача: наконец-то позвать свою подругу хоть куда-то. Даниель был совсем тихим, и от этого Альберт не запаривался над темой того, где же и с кем Дани жить. Двухэтажная кровать была чисто распилена на две части и отдана в распоряжение детям. Аля и Дани уживались вдвоем только засчет того, что ни один, ни вторая вообще никак не разговаривали. Даниель был слишком стеснительный, а Аля…а у Али все на лице было всегда написано. Но в этот раз она даже оторвалась от приставки, следя глазами в непонимании за братом. Даниеля не трогало ничего до того момента, как его сложные рассуждения и мысли прервало царапанье ручкой о бумагу. Дрогая, Дани скорее смотрит за усердно пишущей сестрой, что после чуть ли не тыкнула в него блокнотом, где зиял вопрос «Чего с таким видом? Что случилось?» Дани заламывает себе пальцы, после садясь рядом с сестрой, которую любил до жути, не меньше Раяна или Евы. Тот еще пару минут одаривает сестру своим молчанием, после сдавленно вдыхая и выдавая следующее. –я не знаю, как позвать Катю с собой в поездку. Утыкаясь в свои руки, Дани судорожно вдыхает и выдыхает, пока Аля, иронично-скептично выгибая бровь, похлопывает брата по плечу и чиркает в блокноте слова поддержки. Хотя…как поддержки. «Не дуй щеки, а то лопнешь. Возьми да позови ее. Она же твоя лучшая подруга.» Смотря на слова, нацарапанные своей сестрой, Дани чуть отворачивает голову и после чуть ли не отчаивается. О нет, Даниель был у своего старшего брата, и Оскар с уверенностью заявил факт, что мучал Дани. Даниель не мог есть и спать, думал лишь о Кате, нервничал из-за нее, чесались руки при мыслях о ней и казалось, что это сущий кошмар. Нет, это не кошмар. Дани дорос до первой влюбленности. Самой неловкой влюбленности, что только могла быть. Даниель дорос до неловких заиканий, краснений от взятия за ручку и тех нелепых попыток выдавить из себя слова. О да, Даниель знал свой диагноз. Утешительный и в тоже время мучительный. Катюша была на фоне его ярким-ярким солнышком. Активной, бойкой, острой на язык, когда надо, которая жила с людьми, что подарили этому миру более 1000 матов и один из самых трудных языков. Точно. Катя постоянно заверяла Даниеля, что у нее просто чудесный отец. Дани будто вспыхивает огнем в глазах, от души целует в щеку свою любимую сестру и шепчет ей «спасибо», после буквально срываясь с места в коридор. Молчание прерывалось гудками в трубке. Даниель любил письма и жесты. В разговорах ты всегда можешь сказать что-то не то, и ты всегда боишься, тот ли человек тебе ответил и туда ли ты позвонил. А в жестах ты не ошибешься, и письма до отправки можно еще тысячу раз переписать. Но в письмах и жестах никогда не будет настоящих эмоций, они будут, но не такие как в живом голосе. Дани глубоко вдохнул и замер, когда услышал то, как трубку взяли. Неловкая тишина. –…Роман… Роман Александрович? –почти удушающе шепчет Дани, неловко оттягивая ворот кофты. –Даниель, рад тебя слышать в здравии. Малыш, твой голос звучит…напугано. Что случилось? –Рома этот день проводил в кругу полной семьи, совместно с Герой. Сам русский вел себя до ужаса тихо, ведь лучшая романтика это, конечно, спать вместе. Но Рома спал по режиму, а Геру до ужаса быстро усыплял у себя в объятиях. Поэтому русский осторожно целует черноволосую голову, которую аккуратно уложили на его ключицы, после опять жмет к уху трубку. –Роман Александрович…у меня тут есть проблема…–наматывая провод на палец, Дани чуть закатывает глаза в нервном напряжении, пока с другого конца трубки слышится вопросительное мычание.–…как пригласить девушку в поездку? Повисло еще одно неловкое молчание. Минута. Две. Рома тяжело вздыхает там и после, покачав головой, начинает снова свою рубрику раздачи советов. –Даниель, послушай меня, малыш. Тебе надо расслабиться. Ты должен просто вдохнуть и сказать ей разом все. Просто все, что хочешь ей сказать. В любви признаются не цветами и конфетами, а искренностью. Вот возьми, приди к ней и пригласи ее. Признайся.–спокойный голос вгонял Дани все в большую краску. Как Рома умудрился понять, что Даниель ищет способ признаться? В горле снова застрял целый ком, и Даниель едва тот сглатывает. Стыдно. Ему до ужаса стыдно. Вот так взяли и раскусили. Нет, Рома, безусловно, может многое смыслил в детях и подростках, но что за магический обряд он должен проводить, чтобы НАСТОЛЬКО раскусить Даниеля… –…хорошо, Роман Александрович…и… –Катя свободна сегодня в 6. Я ее предупрежу.–кивнул Рома еще раз, после улыбнувшись, со всем спокойствием положив трубку под явные звуки смущения от Дани. Абсолютного смущения. Лицо Кати было незабываемо в тот момент. Она сама лично открывала дверь и, мягко говоря, удивилась тому, что за дверью стоял Дани. Абсолютно запыханный с бега и смущенный Дани. Дани с цветком в руке, на который Катя удивленно выгнула бровь, забыв о существовании цветочных на миг и вдруг опередив Даниеля и спросив, откуда же Дани наколдовал ей цветов. Обоим с ответа о магазине было так неловко, что те до боли в животе еще минут 5 хихикали. Боль в животе принесла полное спокойствие и расслабление после. Даниель не боялся вручить Катюше цветочек, а после чего замялся, затоптавшись на месте и что-то снова мыча. Глаза Даниеля уставились в Катю, которая горела любопытством и непониманием. –…ох, Кать, прости, я…я не могу это сказать…–обреченно выдохнул Дани, после покачав головой и отвернув голову, но на молчание вздрагивая плечами, уставившись на Богославскую, которая вдруг заговорчески улыбнулась, после проделывая жесты руками. Будто специально так неловко и просто, как было в первый раз. Уловив чужую мысль, Даниель дернул уголки губ вверх и смущался себе сколько хотел, щеки горели так же, как горела его бескрайняя сейчас душа, которую выражал он только в жестах рук. Дани отвернул голову, смотря только под себя и слушая молчание. Тот не хотел даже думать и видеть, что ответила ему Катюша. Вместо положительного ответа Дани кратко поцеловали в щеку и на всю лестничную клетку раздалось два писка. Радостный и смущенный. –и зачем ты потушил костер? –шмыгает носом Катя, выползая вся с ног до головы укутанная в теплую одежду, закрывая.за собоц палатку и после подползая ближе к Дани. Тот снова отвечает ей жестом, чтобы та села рядом, после протягивая Богославской кружку с чаем. Оба подростка засели на месте, на теплом пледе сзади своей палатки. Катя иногда косилась в сторону соседнего холма, где уже ссорились вовсю Рома и Альберт (ведь не отпустят же они детей в такую даль одну, выбора нет). Выдыхая, Екатерина сделала первый глоток горячего напитка, после чего вдруг ее толкают в плечо и та чуть поперхнулась, непонимающе уставившись на Даниеля, что зачарованно уставился на небо, после тыкнув туда пальцами. Ясные, голубые глаза Катюши уставились в небо, и даже рот открылся, вымораживая пар из тепла. На небе засияли те самые краски северного сияния. Никакие слова не могли описать того, как смешались в себе танцы из синих, зеленых, красных свечений. Парад ярких и разноцветных светлячков, веющий только холодом, но согревающий тем, какой же он был близкий. И какой красивый. Катя как завороженная смотрела на северное сияние. А завороженный Дани смотрел на Катю. –…я тебя люблю, Кать.–вдруг совершенно непривычно-легко выдает Даниель, после пугаясь самого себя, ведь обычно он такого не то, что не говорил: как минимум до ужаса смущался и мыслей о таком. Но в ответ его уже начавшимся темным мыслям вдруг пробился лучик света в виде звонкого смеха Кати и легкого щелчка по носу недоумевающего норвежца. –я знаю, дурак. Я тебя тоже.–довольно подползает Катя ближе, уложив голову на плечо Дани.–лучше смотри, как красиво… И Катя так и не увидела жестового языка от Дани, что не мог и говорить после самого большого счастья и самых лучших слов в мире. Катя не видела, но знала. Чувствовала, как Даниель сказал ей, что она прекрасней всех семи чудес света.