Полимеры

— Ну ты и сууука, — Нат упирается кроссовком в панель, откидывая пассажирское сиденье до упора назад. Нат на сегодняшний вечер — лучшая компания, Никки бы просто не поддержала идею выкрасть ключи отцовской тачки и накуриться в хлам, а гребанная Йозефина, она же Малышка Джи, потому что ее имя хрен выговоришь, не была той подругой, которой хочется вывалить историю, как Джесс отомстила своему бывшему, переспав с его нынешней. Девчонка совсем потеряла голову, бросила пацана и теперь не давала Джесс прохода. Самой Джесс теперь все равно. Месть — блюдо, которое нужно подавать холодным, так? И наедаешься им очень быстро. Ну кто, блять, будет жрать вчерашнюю картошку фри из Мака? Даже с сырным соусом — хуйня редкостная. — Ага, до сих пор с воооот таким засосом на шее носится, — Колчек смеётся, стучит металлическим шариком пирсига по зубам, катает им, вжимая в верхнюю губу. Те, кто думает, что любой пробитый язык охуеть как придаёт пикантности, когда работаешь ртом — пиздец как ошибаются. Когда язык пробит в середине, так, как бьют в большинстве случаев, удовольствия от этого ровным счётом нихрена. Джесс понимает это в шестнадцать лет. Вот кончик языка — совсем другое дело. — А теперь о насущном, — Нат пялится в темноту за лобовым стеклом, чешет выбритые до мягкого ёжика виски, потягивая светлое, тёплое пиво, после того, как выпускает дым косяка. Ни дать, ни взять — первая лесбуха старшей школы. Джесс — могла бы носить гордое звание «лесбуха-номер-два», но она одинаково хорошо играет за обе команды и откровенно не понимает, зачем отказываться от одной. — О моей мамке? Иди в жопу, Нат, я не дам тебе ее номер, даже не пытайся, — Джесс уже успела выучить все шуточки Мервин. Со временем они даже начали утомлять. Колчек думает, что отец наверняка вломит ей за угнанную тачку, если спалит, но ей как-то похуй. Все: от юбок под самую жопу до серги в брови и демонстративно надетого на большой палец кольца — лишь бы разозлить, вывести в очередной раз из себя этого ублюдка. Показать, мол, смотри, мам, какой хуевый у тебя муженёк. — Да не. Миссис Колчек уже просила называть ее «мамочка» на прошлых выходных. Как тебе эта? Ну... в платке. — Нат закатывает раскосые глаза. Сучка. Знает, как вломить по больному. — Новая. Эта. Новая. Мисс Осман. Училка по химии. Ну, конечно. И где Джесс так откровенно спалилась? — Салима, что ли, — Колчек фыркает первая, закатываясь высоким, перекатистым смехом. Салима, блять. Уебищнее имя и не придумаешь. — Знаешь, говорят, ей двадцать восемь. Мамки это по твоей части. Мисс Осман, откровенно говоря, бесит. Вот прям раздражает до зубного скрежета. Такая правильная вся, спокойная, добрая, терпеливая, абсолютно не реагирующая на Джесс. Хочется грохнуть перед ней стопкой тетрадей, встряхнуть за плечи и сказать что-то типа «что ж ты, сучка арабская, не смотришь на меня». Так, чтобы злой, раздраженный взгляд в ответ и обжигающая пощёчина по лицу. Но Нат об этом знать совсем не обязательно. — Не. Не люблю чёрных, — Нат смотрит в размытое отражение лобового окна. Знает же, тварь ускоглазая. Знает и молчит. — Может она под этим платком вообще лысая. Джесс думает, что она слишком громко подавилась смехом. Похуй. Можно списать на траву. — Ну, если она лысая не только под платком, то это тоже ничего вариант, — Колчек стягивает с головы кепку, отросшие волосы щекочут нос, и Джесс надеется, что откровенно дерьмовая шутка выветрится из головы вместе с дымом на утро. Нет, Джессика, в самом деле, просто заебись. Давай теперь ещё зациклимся на том, бритая киска у учительницы по химии или нет. Делать же нам больше нечего, так? Вообще, какого хрена? Девки в хиджабе никогда не появлялись в её влажных фантазиях, тем более те, что на десять лет старше. — Че, забьёмся на неё? — Нат не унимается. Будто в душу смотрит. — Да иди ты. Вот правда, Нат. Иди ты. Тут надо дотянуть как-нибудь до выпускного, забрать диплом с сомнительными оценками и пиздовать во взрослую жизнь, потому что жизнь «невзрослая» уже порядком подзаебала. — Сдрейфила? Бля, лучше бы Джесс Никки позвала. Забьемся, блять. Будто Джесс делать больше нехуй. — Да делать мне больше нехуй, — откликается Колчек, густо выдыхая дым. *** Следующие две недели становятся настоящим испытанием на прочность. Нет, Джесс не умеет соблазнять. Задумчиво грызть ручку на уроке, смотреть трепетно исподлобья и одновременно облизывать губы, крутить прядь волос, медленно пить воду из небольшой пластиковой бутылки — все это не по ее части. Но Джесс пытается. Серьезно. Первая попытка превращается в откровенные пререкания с мисс Осман прямо во время контрольной. Вторая тоже проваливается: вряд ли мисс Осман понравилось то, как Джесс выставила два пальцы буквой V и смачно так прошлась между ними языком, превращая знак V в F. В третий раз Джесс просто исходится такой отборной бранью, что инцидент заканчивается в кабинете директора. Мисс Осман что-то говорит о том, что сейчас у всех учеников «такой» возраст и вообще добавляют стресса выпускные экзамены, всячески оправдывает Колчек и просит оставить ситуацию без особого внимания. Джесс от этого злится еще сильнее, если бы мисс Осман настаивала на том, чтобы наказать несносную девчонку, то у нее появился хотя бы один повод ненавидеть мучительно идеальную Салиму. Она даже выбившуюся из-под хиджаба прядь поправляет идеально, Джесс откровенно залипает на это простое движение. «Значит, под платком все же не лысая», — вспоминается недавний разговор с Нат, и Колчек начинает сдавливать смех. Желание смеяться разбивается о незатейливое движение — мисс Осман легко кладет руку на предплечье Джесс, и от этого сохнет в горле. Вроде ничего особенного — теплая, сухая ладонь, касание не подразумевает под собой никаких подтекстов, но у Колчек мелкие волоски дыбятся мурашками. Джессика каменеет. Смотрит прямо перед собой на черную табличку с фамилией директора, написанной золотыми буквами. Черт. — Мисс Колчек старательная девушка с пытливым умом, я думаю, нам ни к чему лишние разбирательства. Я готова за нее поручиться, — Осман мягко кивает директору, переводит взгляд на Джесс и улыбается одуряюще очаровательно. Ворох мыслей Джессики резко собирает манатки, и выходит, громко хлопая дверью где-то в темечке. Колчек не сразу понимает, что она по-дебильному глупо тянет губы в ответ. Мисс Осман вообще вся такая мягкая, что хочется ее потрогать, стянуть с головы платок, забраться руками в темные волосы и… — Мисс Колчек! — голос директора разом телепортирует Джесс с планеты «Охуенные фантазии о волосах учительницы химии» прямиком на планету Земля. — А? — Джессика быстро облизывает пересохшие губы. Салима же не смотрит? Нет, точно не смотрит, какое ей дело до малолетки, которая возомнила себя черт знает кем. — Вы свободны, — продолжает директор. Салима осторожно кашляет в кулак. — И Вам стоит поблагодарить мисс Осман. «Мгм. Спасибо, ага», – думает Джесс. «Пиздец», – думает Джесс. *** Салима курит уже третий год — развод в Ираке не слишком приятная процедура. Потом иммиграция с четырехлетним ребенком, тяжбы получения гражданства, поиск работы дали о себе знать. Сейчас, спустя два года, проблемы ушли, а вот дурная привычка осталась. Салима довольна своей жизнью: любимая работа, Зейн в этом году пошел в младшую школу, посильная плата за жилье — жаловаться особо не на что. Немного дергает от заносчивой девчонки Джессики Колчек, но это так. Мелочи. Выпорхнет птичка во взрослую жизнь и с глаз долой и с сердца вон. По крайней мере, это крайне непрофессионально, когда сердце пропускает удар, стоит посмотреть в это нагловатое лицо. Совсем непрофессионально. Салима слишком ценит свою работу. Джессика появляется с удивленным «оу», и Осман мысленно закатывает глаза. Нигде от нее не спрятаться, и уже поздно суетиться, пытаясь спрятать сигарету. Салима глубоко затягивается, выпуская дым перед собой. — Вы курите? — Джесс, похоже, настолько ошарашена видом учительницы с сигаретой, зажатой в тонких пальцах, что не способна задать вопрос поумнее. — Нет, — невозмутимо парирует Салима и еще раз глубоко затягивается. Глупо курить недалеко от школы, но раздрай от очередной выходки Колчек слишком сильно дал по нервам, и Осман казалось, что вот если прямо сейчас она не закурит, то мир треснет и провалится прямо в ад. — А… не угостите? — Джессика не курит, да и от дыма ей становится плохо — легкие не переносят табака, заставляя закашляться. Но сейчас ей нужен любой предлог, чтобы остаться, пусть даже и такой тупой. Конечно же, мисс Осман ей откажет. Еще и сделает выговор за отвратительное поведение, но Джесс уже кажется находится в такой степени отчаяния от своей дурацкой влюбленности, что с благодарностью готова принимать любое внимание. Пусть и с терпким оттенком раздражения. — Держи, — Салима тянет открытую пачку. Сказать, что Джессика удивлена — ничего не сказать. Джессика дуреет и охуевает одновременно. — Только это наш секрет. Колчек возится с протянутой пачкой, не может сразу схватить сигарету, и вызывает улыбку мисс Осман. Та прижимает указательный палец к губам. Пиздец каким красивым губам. Джессика не умеет соблазнять, у Салимы это получается легко и как будто между делом. — Секрет? Тогда мне взамен нужно будет от Вас кое-что, — Джесс тянется к огню бензиновой зажигалки и тут же закашливается с первой затяжки. — Взамен? — Салима делает вид, что заинтересована. Нет, она не смеется. Она старательно делает вид, что не смеется. — Что? Не знаю. Слюняво пососаться, стянуть шмотки, отработать языком и насадить на пару пальцев, так, чтобы быстро, мокро и до громких стонов, например. — Ну… позаниматься по химии? — о да. По химии. Джесс, ты хотела позаниматься совсем другими вещами. Точно не химией. — Мне очень нужна химия. Ну. Для поступления. — Не замечала у тебя тяги к химии раньше, — Салима уверена — она делает грандиозную ошибку. Возможно, самую большую в своей жизни после замужества. Но она же взрослая женщина, с шестилетним ребенком, самодостаточная, умная, прагматичная — она точно не совершит никаких глупостей. Чего нельзя сказать о Джесс. *** Это было два месяца невыносимых мучений. Джесс приходит домой к Салиме раз в неделю и… ничего. Только химия. Нет, ну для мисс Осман, возможно, и только химия, но для Джессики каждая встреча –— взрывной коктейль возбуждения, надежды, щенячей радости, жестко давящих запретов и ноющей боли. Джессика успевает увидеть черные вьющиеся волосы мисс Осман до середины лопаток, познакомиться с неуемным Зейном, который с порога называет ее «тетей», и попробовать карри из индюшки с тыквой, печенье с финиками, кебаб и еще с десяток блюд, названия которых она даже не запомнила. Готовит Салима просто охуительно. Но еще более охуительно она курит. Так женственно наклоняет голову, жестко чиркает зажигалкой, зажимает сигарету губами и выдыхает. И все. Все полимеры, вылетевшие из головы, благополучно просраны. — А теперь давай попробуем решить задачу, — Салима наклоняется ближе, и Джессика тонет в запахе мускусных духов. Какие нахрен задачи могут быть: когда они чуть касаются коленями, сердце ухает так, что вот-вот разорвется, а глотку сушит похлеще, чем после доброго косяка. — Мастер решил покрыть железную фигурку слоем меди и поместил её в сосуд с раствором медного купороса… Джесс? Джессика, ты меня слушаешь? Джесс откликается с невнятным «а?», поворачивает голову, и ее пробирает от пронизывающих глаз. Слишком близко. Джессика понимает, что она делает, с большим опозданием. Уже после того, как со всей дури прижимается сжатыми губами к губам мисс Осман. Пиздец. Кровь откатывает в самый низ живота, а потом с размаху бьет в голову, Джесс пытается отдернуть голову, дурацки цепляется металлической сережкой в брови за зеленый хиджаб, нелепо ойкает, когда пирсинг натягивает кожу и, наконец, отстраняется. Ну все. Приплыли. Мисс Осман в ответ хмурится, и Джессика ждет. Салима ее выгонит. Точно выгонит, захлопнет дверь за ней, и они больше не увидятся. Никогда-никогда. Джессике придется собрать вещи и уехать на Аляску, чтобы жизнью в суровых северных условиях искупить свой очередной дурацкий поступок. Колчек глупо моргает, даже открывает рот, чтобы что-то сказать, но не находит ни одного слова и захлопывает его, чуть стукнув челюстью о челюсть. Нет, ну точно выгонит. Джессика открывает рот во второй раз, чтобы что-нибудь уже из себя выдавить, но не успевает — Салима прижимается к ее губам в ответ. Мягко так, нежно, кусает осторожно нижнюю губу, запускает руку в волосы и ведет пальцами от затылка, обхватывая щеку. Колчек кажется, что они целуются целую вечность. — Это… — Салима пытается восстановить дыхание после долгого поцелуя. – Это… — Это было охуенно, — заканчивает за нее Джесс, прикрывая глаза, чтобы хоть как-то скрыть неловкость. — Я должна принести свои извинения, мисс Колчек, это слишком… Нет, мисс Осман, этого недостаточно. Когда обоюдная неловкость красит щеки Джесс в алый, она резко с противным скрежетом отодвигает стул, цепляя на взлохмаченные волосы кепку. Значит, для нее это было слишком. Ну что ж. Прекрасно. Просто замечательно. Круто, Джесс, что ты расставила наконец все точки над «i». — Я это вот… вот это вот все… — Колчек не может собраться, полимеры, благополучно вернувшиеся в юную дурную головушку, с размаху дают по щам, трясут за плечи и требуют найти уже подходящие слова. — Я, короче, ну… Будет круто, если вы будете со мной так заниматься дальше. Я не могу рассчитывать на что-то большее. — Можешь, — Салима обхватывает своими невыносимо красивыми губами фильтр сигареты. Джессике казалось, что на этот день лимит потрясений уже закончился, но нет. Судьба решила оставить свои козырные карты напоследок. — Но сначала ты сдашь выпускные экзамены. Джесс не верит своим ушам. Это значит, что… — Значит, вы продолжите со мной занятия, — пиздец, пиздец, пиздец, пиздец, полимеры в голове обнимаются с тараканами и танцуют румбу. Некоторые тараканы падают в обморок и эпилептически дергаются от передозировки счастья. — Безусловно. Но только занятия, — нестерпимая, невероятная, прекрасная Салима немного давит голосом на слово «только». Джесс, конечно, понимает, что до поступления ей ничего не обломится. Но Джесс подождет. Уж что-что, а ждать она умеет.