***
Нужно уметь рационально оценивать риски. Она умеет. В процентном соотношении рациональности в ней около семидесяти процентов, двадцать процентов отходят на категорию «эмоциональные всплески» и еще десять — на побег. Поэтому она возвращается домой, швыряет одежду в стиральную машинку, остервенело оттирается от невидимой грязи, будто это может выскоблить из нее паразитирующие цветы. Прикинув, выбирает доставку, а не домашний карри. После того, как двенадцать часов провела за расхламлением чужих черепных коробок, только еду готовить. Через семь дней выходной, и вот там она пополнит запасы полезной еды. Теперь-то выходные у нее будут свободными. Когда только… когда последний раз так было? Мысль дергает ее, как нитку, и наматывает на клубок из сплетения воспоминаний и эмоций. Там пронзительно и пусто, холодно и страшно, пахнет раздавленными цветами. Ярко и остро, свежо и холодно... Сакура разрывает связь мгновенно, трясет головой, отталкивает навязчивые мысли и ощущение, что повеяло знакомым запахом. Спрятавшись за чтением новостной статьи, она благодарит себя за то, что очень устала. Поест и заснет, даже не коснувшись подушки головой.***
Внутренняя дрожь преследует ее везде. Стоит только выстроить ассоциативный ряд, почувствовать отдающийся мурашками на коже запах кофе и дорогого холодного парфюма, случайно выхватить из толпы высокую и широкоплечую фигуру в черном… Сакура использует преимущества процентных соотношений и не винит себя за то, что бежит: отворачивается, уходит, избавляется от флакона с таким же холодным парфюмом — морская соль, ландыши… Тот же парфюм она использует несколько раз в месяц, потому что ей нравится, как гармонируют их запахи, но сейчас хочется это забыть. Пахнуть бывшим — это как-то слишком. Она подумает об этом попозже, когда темнота станет сумерками. А спустя года будет вспоминать это либо с горечью сожаления, либо будет шутить об этом с Ино до конца жизни. Уже только думая об этом, Сакура улыбается. Но если от мыслей можно отвлечься, то ощущения не сдаются так просто. От этого не сбежишь — ни привыкнуть, ни научиться игнорировать. Когда она была младше, то очень боялась того, насколько эмоции иногда брали верх. Гнев приходил мгновенным импульсом: разрушить, ударить, накричать, дать понять, что она способна сделать больно, защититься. Страх действовал мгновенно и парализовал росчерком импульса. Стыд высвечивал уши и лицо красным, делая кожу горячей. Сакура могла выплескивать это в спортзале, чему была очень рада научиться. Но ни одна из ситуаций не действовала на нее так. Вина, стыд, гнев, страх — все было таким реальным и зажимающим ее на физическом уровне… И хуже всего — щекотка в груди. Надеясь, что она адаптируется к этому, Сакура ошибается. Ее полное медицинское образование не дает ей смириться и сделать вид, что ощущения несущественны. Так что физическая нагрузка отменяется еще и из-за этого. Полное медицинское образование подсказывает выход. Сакура не глупа и не надеется на чудо или на случай.***
Она портит себе выходной одним волевым решением. Нет смысла обдумывать слишком долго и искать другие пути. В груди звонко бьется и рушится, когда Сакура шагает по галерее. Ему нравится искусство. Он говорит, что оно действует на него ошеломляюще. Климт и Кляйн. Постимпрессионизм, символизм, модерн. Сакура нахватывается этого по верхам за несколько лет. Выставка медиа-арта отличается от классических, где есть картины, пространство и люди, рассматривающие полотна с глубокомысленным видом. Сакура чертит линии к обрыву сквозь мир, где классическая музыка исходит отовсюду, а движешься по раскинувшемуся под ногами пространству картины. Мерцание красок, отсутствие границ между полотном и реальным миром, сознание впитывает галактики из миражей. Цвет и формы растворяют. Будь она тут для иной цели — замерла бы в восхищении. Она находит Мадару среди трех стен, с которых на зрителей смотрит магнетически-властная женщина в шлеме. Три пары глаз, три лица, три сияющих шлема — перекрестный огонь. Она как будто с фрески. Сакура чувствует ее пронзительный и горящий взгляд под кожей, она будто знает, что дальше произойдет и насколько это будет справедливо. «Искусство говорит со мной», — пишут люди. Но бывает, что искусству хватает лишь взгляда с полотна. Локация многолюдна. Оттенки золота и зеленоватой меди переливаются по человеческим головам и телам. Но найти высокую и широкоплечую фигуру партнера несложно. Мадара выделяется в большинстве случаев. Она находит его на другом конце зала. Замерший расслабленный Мадара стоит с полуприкрытыми глазами, то ли прислушиваясь, то ли концентрируясь. По полупрофилю скользит золотой отсвет. С болью в груди Сакура замечает на Мадаре рубашку, которую дарит ему совсем недавно. Он расстёгивает строгую пуговицу у воротника, избавляется от галстука и небрежно держит пиджак закинутым на плечо. Есть целых три секунды на порыв сбежать. У нее есть возможность. Поступить по-детски, как и хочется: сбежать, исчезнуть, разорвать все контакты хотя бы по звонку, заблокировать везде, бегать от теней и прятаться в шарф и капюшон, когда будет замечать похожих. Только Сакура вырастает. Она не может позволить себе поступить с ним так. Нет, сомнительно, что такой разрыв заставит его искать или требовать объяснений, скорее всего, это станет царапиной, а не ножевым. Но Сакура хотела бы получить честности и причину. Мадара заслуживал большего, чем разрыв в мессенджере. Ноги в сдавивших ступни черных челси будто врастают в цвета, переливающиеся под подошвами, и Сакура рада. Три секунды на побег растворяются в потоке грохочущего и мчащегося вперед времени. Мадара запрокидывает голову, прищуром обозревая границы экранов-стен. То, сколько в нем умиротворенности, болезненно колет Сакуре грудь. Но ничего. Он останется в порядке. А ей не в порядке оставаться нельзя. Цвета под ногами будто расплавляются, давая возможность пересечь золотисто-медный океан. Щекотка в груди тоже цветная. Красная, розовая, слизисто-зеленая. Сакура поддается ей и покашливает в кулак. Мадара слышит даже сквозь классику и поворачивает голову. В этом движении и этой привычке поворачиваться к ней, что-то услышав, она прослеживает спокойствие старой и уютной привычки. — Выходной отменяется? — он пристально смотрит ей в лицо. — Что не так? Подошедшая к нему Сакура качает головой и прислоняется к его плечу своим. Навязчивый и сильный запах парфюма погружается ей в легкие, успокаивая и заранее раня. Она однажды обещает: «я так с собой не поступлю», — и с тех пор этого придерживается. Но, оглядываясь назад, она чувствует открывшуюся с этого момента предсказуемость. До смешного. Не стоило и пытаться. *** В том, чтобы везде просачиваться, Сакура видит силу и развивает изо всех сил. Кто получает больше внимания? Вложений? Кто шагает по карьерной лестнице? Кто пробивается в нужные места, к нужным людям и с нужной проблемой? Точно не дети, которым страшно, что на них не так посмотрят. Так как Сакура — когда-то такой ребенок, личностный рост продвигается нелинейно. И все же она старается. На медицинских ивентах Сакура — гостья пока непривыкшая. Но она планирует в этом разобраться. Годовая встреча с акционерами и предположительными партнерами — кошельками на ножках — совсем не форум, где спикеры никак не вложатся в экономику клиники, но вложатся в опыт. Сакура предпочитает второе, потому что ей больше интересна практика, а не раскрутка на финансирование. Но, как она считает, нужно просочиться и тут. Тут одни ищут деньги, а другие — перспективы. Сакура — одна из самых молодых специалисток. Несмотря на возраст, она добивается многого и своим трудом. Мало быть талантливой, стоит еще быть усердной, а она и талантлива, и усердна. Ставить на место старших коллег затруднительно, но она и в этом усердна. У нее хватает авторитетов. Так вот, вечеринка, на которой люди выгуливают кошельки, искусство убеждения и костюмы, для Сакуры скучна. Но, кто знает, вдруг в будущем ей понадобится финансирование? В будущем обозримом это не планируется, и Сакура подумывает об участии в гуманитарных миссиях, но… никогда не угадаешь, на что толкнет жизнь. Когда-то жизнь толкает ее не в мечты о замужестве и материнстве, а в мечту стать женщиной, спасающей людей. Женщина, мечтающая спасать людей, наблюдает за тем, как коллеги ловко ведут беседы с вероятными спонсорами и давнишними спонсорами. Мир движется во времени то ли десятки миллиардов лет, то ли несколько тысяч — в зависимости от мировоззрения и уровня критического мышлерия. Сколько его еще понадобится, чтобы оно повлияло на природу человека? Так получается, что Сакура оказывается неподалеку от давно сбежавшего из практики коллеги. Прислушиваясь к нему, покрытому регалиями, как кожей, она представляет себя на его месте. Вот она, через сорок… сколько там ему? За семьдесят? Нет, меньше… Вот она, через сорок лет, завернувшаяся в былую славу, вешает лапшу на уши молодому и красивому мужчине… а мужчина, красивый и молодой, вежливо дергает кошачьим уголком губ, щурится, но не от внимания, а от размышления: как от нее сбежать? Лет через сорок, делает пометку Сакура, нужно уметь красиво говорить и подходить к тем, кто младше тебя и, очевидно, к ничего не понимающим в исследованиях, но желающим повертеться в таких кругах благотворителями. Сама она никуда не спешит, поэтому может себе позволить спокойную паузу посреди увлеченных друг другом и деньгами людей. Она успевает повертеться неподалеку от непосредственных коллег — нейрохирургов, проводит приятный small talk со своей университетской преподавательницей. Цунаде-шишоу, отошедшая от практики из-за несчастного случая, оказывается сложной и тяжелой преподавательницей, но те, кто выживали под ее прессом, сейчас вертятся тут же с бокалами шампанского. Сама Цунаде-сэнсей успевает выпить не меньше бутылки того шампанского и пребывает в прекрасном настроении. Она даже успевает дать Сакуре наводку — так, для того, чтобы набраться опыта — и отходит, чтобы обменяться хамством с ее бывшим. Не сказать, что бывший этому не рад… Видимо, оба они получают от этого удовольствие. Чтобы тоже получить удовольствие, Сакура и делает паузу, как только находит нужную сцену. Наблюдать забавно, и она покусывает мягкие от бальзама губы, чтобы не улыбаться. Сложно относиться с серьезностью к тому, как напористый ученый уговаривает зеленого спонсора вложиться в сомнительной ценности исследования. Делая вид, что рассеяно кого-то ждет, она проводит ладонью по плечу, расправляя невидимую складку на бархатной мягкой ткани. Зеленый мох на цветовой палитре выглядит не очень соблазнительно, но стоило пощупать и померить… Так Сакура выбрала себе униформу на подобные мероприятия. Молодой спонсор отвлекается от напирающего собеседника и находит взглядом Сакуру, которая смотрит на него уже несколько секунд и не моргает. Она тут же делает вид, что внимание было скользящим, что ее больше интересует Шизуне-сан-сан, мелькнувшая бледно-голубой вспышкой между несколькими мужчинами. Ведя взглядом по окружающим, чтобы не поворачиваться сразу, Сакура случайно останавливает его на одном из светлых бликов — человеческом лице на фоне черного костюма. Взгляды сталкиваются, и Сакура практически сразу отводит свой, потому что чувствует себя олененком в свете фар. Мгновение от контакта щедро высыпает ей за шиворот горсть мурашек. Стоящий, как в эпицентре, среди ее коллег мужчина интересуется, конечно, не ей. Несложно проследить траекторию, если встать боком. Скучающе смотрят как раз на того зеленого спонсора. Дряхлый, но бравый боец за научное знание наседает на мужчину, годящегося ему во внуки, и планирует взять эту крепость измором. Никак иначе. Все-таки улыбнувшаяся Сакура прячет эмоции за прозрачным стеклом и золотистой жидкостью. Шампанское никогда ей не нравится так сильно, как, например, Ино. Это вот, например, сладкое и бьющее — спасибо примеру Цунаде-сэнсей — в голову… Она лениво осматривается, зная, что самое время нажать на пробел и закончить паузу. Надо бы присоединиться, хотя бы, к младшей коллеге… та нервно переминается в смешанной компании и явно не знает, куда исчезнуть. Ну или… Младшая коллега — педиатрия? — с облегчением встречается с ней взглядом, вежливо что-то говорит собеседникам и собеседницам и спешит к ней. — Лучше бы в операционную или на суточную… или на две… — она жизнерадостно приподнимает бокал, делая вид, что не изводится от такого уюта. — На суточную? — Сакура сочувственно прикасается к ее плечу. — Не волнуйтесь, возможностей будет много. Жизнерадостность на лице коллеги немного меркнет под весом грядущего. Чтобы не узнавать в ней себя, Сакура отвлекается и переносит вес на правую ногу, чтобы покачать левой ступней. Мероприятие — не единственное, что с ней сегодня происходит. Ноги неприятно отекают. И ведь она еще и в удобных Мэри Джейн на толстом каблуке… Соблазн прийти в кроссовках она успешно подавляет мыслью о том, что длинна платья не настолько оптимистична… сейчас об этом жалеется. — Тоже натерли? — с сочувствием наклоняется к ней коллега и предлагает руку. Хоть убей, но Сакура не помнит ее имени. Спрашивать неловко, точно не после того, как они пару минут общаются. — Переходила, — вздыхает Сакура и, опершись, снова переносит вес и качает уже ступней правой ноги. Коллега ойкает, когда кто-то проходит мимо и задевает ее плечом. Извинение тонет в движении. Сакура раздраженно прослеживает путь агрессора и тут же вспоминает о своем прошлом развлечении. Переступившая с ноги на ногу — а у нее черные лодочки на приличной шпильке — коллега даже не ворчит. Вся она, с ног до головы в черном, сплошной укор развлекательной программе. — Это там не Шио-сэнсей? — она находит то же, на что смотрит Сакура, и вздыхает. — Мне кажется, никогда его таким бодрым не вида… — Учиха-сан — лакомый кусочек, вот и старается. Сакура вздрагивает, да не зная, от чего больше — от нападения сзади или от прозвучавшей фамилии. Ойкнувшая коллега оборачивается. Шизуне-сан — коллега постарше, но тоже выпуск Цунаде-шишоу — вежливо улыбается им обеим и устраивается рядом, то и дело посматривая поверх плеча Сакуры. — Он заплатит даже за то, что мы его отвлечем, — Сакура покусывает губы, чтобы не казаться несерьезной на фоне Шизуне-сан. Ну и заодно не казаться девушкой, которая вздрагивает не только от появления внезапной собеседницы. Молодой спонсор, будто чувствуя, проводит взглядом по их компании. Что-то в нем… что-то знакомое. Сакура прищуривается, поддерживая контакт взглядов, и понимает, что где-то в зале видела похожего человека. Во рту возникает горько-сладкий привкус, который приходится запить шампанским. Только бы не чувствовать. — Кто бы еще рискнул, — бормочет коллега, явно разбирающаяся в том, как ведет дела Шио-сэнсей. Есть в этом что-то из разряда «назло». Хотя бы для проверки, насколько это назло способно ее потрясти. В поисках похожего Сакура осматривается, потому что точно помнит — где-то мелькало. Скользя по людям взглядом, она наконец-то находит. Тот мужчина все еще в окружении собеседников и все еще поглядывает в сторону мучимого Шио-сэнсеем спонсора. Сходство прослеживается хорошо, только находящийся в безопасности мужчина старше. Сакура задумчиво разглядывает, как на уложенных достаточно взъерошенно волосах оседают оттенки тусклого света. Этот человек мало выделяется среди черных костюмов, если провести взглядом по его компании, как по горизонту, но стоит приглядеться — и пора отвернуться. Что-то в Сакуре тонко тренькает. Этого хватает, чтобы оборвать нить внимания и вернуться в безопасное место между собеседницами. — Я бы не рискнула, — еще тише добавляет коллега и растирает светлый пол мыском лаковой туфли. — Это закон джунглей, Чио-сан, — Шизуне-сан-сан ободряюще касается ее плеча. Точно, как же она могла забыть… Чио-сан, большеглазая шатенка, смущенно складывает руки за спиной. Кажется, ей приятно, что Шизуне Като, одна из лучших учениц Цунаде-сэнсей, помнит ее по имени. Потому что еще одна из плеяды лучших, сама Сакура, его вовремя вспомнить не может. Неловко. Она улыбается им обеим, но снова косится на знакомого-незнакомого персонажа. Учихи. Неприятное чувство, заставившее почувствовать горечь во рту, а в груди обнаружить ком, разрастается и ветвится. Удается затолкать его поглубже, в темноту, откуда оно пришло и где должно было остаться навсегда, не сразу. Перед тем, как спрятаться, оно вынуждает Сакуру пережить его заново и полностью. Она, прикусившая нижнюю губу, храбро уверяет себя, что не шагнет в прошлое, да она даже и вспоминает только со второго раза! Когда-то, услышав эту фамилию, она надеялась, позже ждала, а в конце концов разбилась. Впрочем, когда это было? Сакура рассеяно рассматривает попадающихся под взгляд людей — светлые блики, темные фигуры, яркие фигуры, светлые фигуры… Учиха-старший находится ей машинально, а младший — совершенно случайно, потому что на него не смотреть — помнить не хочется. Так складывается, что именно младший член этой (или нет, если однофамильцы) семьи становится ее едва затягивающимся шрамом. Сакура улыбается, вспоминая, что она больше не ребенок. Совсем не ребенок. Дети боятся темных фигур, ёжатся когда взрослые смотрят на них сквозь тщательно выверенный разрез глаз задумчиво, хоть и думают не о детях, носят на резких чертах лиц выгравированное спокойствие. Ведь непонятно, что за этим спокойствием стоит, и неважно, что к детям это не имеет никакого отношения. Ассоциативный ряд почти уводит Сакуру вглубь памяти, но она прямо отмахивается от мутного тумана прошлого и отворачивается — не похож! Внутренний мир разрушает вид Цунаде-шишоу, которая появляется неподалеку, бодрая и раскрасневшаяся — похоже, от победы над своим прошлым. Вечер щедр на испытания и даже тусклым светом, оседающим пылью на фигурах, умудряется обвести упрямо затёртые контуры. К всеобщему сожалению, Цунаде-шишоу остаётся ненадолго, потому что находит для себя другую жертву — почётную соперницу, которая старше ее лет на двадцать, но обладает ничуть не меньшей конкурентоспособностью. Годы, кажется, только настаивают это качество... — Возможно, еще немного — и Шио-сэнсей получит финансирование, — Шизуне-сан перехватывает взгляд Сакуры и старательно не улыбается. — Уверен, что разработал вакцину от ханахаки. — Он сколько так вокруг него вьется? — Сакура фыркает, отбрасывая тяжелые пряди волос за плечо. — Непохоже, что они вот-вот договорятся. Чио немного отходит от напряжения, связанного с секундным вниманием Цунаде-шишоу, которое неподготовленные кадры очень нервирует, и напряженные острые плечи обмякают и опускаются. Наверное, она принимает прозвучавшее за шутку, но шутки в этом мало. Юный Учиха-сан — не ее Учиха — пусть и не может отбиться от назойливого деда, но уговариваться не спешит и держит лицо. — Ну что, заплатит? — Сакура хитро посматривает на Шизуне, и та пытается остановить ее, цапнув за бархатный рукав. Ханахаки, как же. Шио-сана, мерзкого сексиста, она помнит еще по университету. Всего несколько лекций — и хотелось перед каждой его парой случайно заболеть. (Но Сакура не пропускает ни одной пары, если не находится при смерти). Исследования ханахаки ведутся по всему земному шару, и если бы гипотеза Шио-сана имела хоть какую-то ценность, он был бы задействован в исследовательском национальном проекте. А не наседал бы на не разбирающихся по молодости спонсоров. Она приветственно кланяется ему, появляясь из-за спины и обронив: «ой». — А… здравствуйте, — почти отмахивается Шио-сан, щурясь на нее без интереса. Он явно не помнит, как ее зовут, и в этом нет ничего удивительного. Сакура для него не несет ни спонсорской, ни партнерской ценности. — Здравствуйте, — неожиданно низким голосом приветствует ее младший Учиха-сан. — Я вас… помню. Шио-сан, ваш проект достаточно заманчив, дайте мне время обдумать. Хорошего вечера. Ловкий ход. И как он будет выворачиваться, когда поймет, что остался с ней один на один? Сделает вид, что ошибся, а не воспользовался предлогом найти другого собеседника? Шио-сан старательно прячет досаду под добродушной свысока усмешкой в усы. Удаляется он в сторону нескольких молодых женщин, никого не трогающих, смеющихся и пьющих шампанское. Выглядят они легкой добычей, перепутавшей условно медицинскую встречу с автопати, но Сакура замечает среди них Собаку-но Темари и расслабляется. Темари — это одна из плеяды лучших, только у как раз конкурирующей с Цунаде-шишоу Чиё-сан. Что у Цунаде-шишоу, что у Чиё-сан ученицы выживают своими силами, и сложно в такой обстановке остаться ребенком. Девушки в безопасности. Рядом негромко прокашливаются. — Насыщенный день, столько знакомств, — замечает спасенный, и когда она оборачивается к нему добавляет: — Думаю, я вам уже… — Меня зовут Харуно Сакура, — не без ощущения зыбкости под ногами улыбается ему Сакура. — Не волнуйтесь, я знаю, что мы с вами не встречались. — Учиха Изуна, — без очевидного облегчения, но с достоинством представляется Учиха-сан, вежливо наклоняет голову. — Вы врач? Можно порадоваться за себя и за хрупкую девочку-подростка, которой она когда-то была. Темнота охотно сжирает предложенное и не оставляет ничего, кроме ровной пустоты. — Нейрохирургия, — Сакура щурится от улыбки, когда замечает за плечом Учихи-сана — назойливого деда. Явно проследивший ход ее мыслей Учиха-сан ненадолго оборачивается. Все-таки однофамильцы? Шио-сан отваливается от компании девушек во главе с Собаку-но Темари красным и возмущенным астероидом, чтобы зализать раны с помощью джина и снова выдвинуться на охоту. Сакуре приятно это видеть. — Впервые на таком мероприятии? — Сакура покачивает бокалом, отвлекшаяся от злорадства. — В вас кто-нибудь еще вцепится, если будете стоять в гордом одиночестве. Отпив от бокала всего четверть, если не меньше, она чувствует, как язык становится мягче и дает внутреннему желанию не быть чопорно вежливой стать реальностью. Учиха Изуна — это имя ни о чем ей не говорит. Его внешность практически ни о чем не говорит, хотя… хотя именно в него бы мог вырасти один из тех, кого Сакура не хочет помнить. Но теперь-то хочется дотянуться до прошлого и представить: а мог ли быть он таким? Среднего роста, но очень стройным, чем-то напоминающим айдола — возможно, идеальными ракурсами и ощущением, что к нему нужно подходить с внутренней дрожью. — Я предпочитаю инвестиции в иммерсивные технологии. Виртуальная реальность — наше будущее, — с безупречно выверенной слабой улыбкой на тонких губах отвечает Учиха Изуна. — Будущее сейчас — стать добычей, — постукивает каблуком Сакура, улыбается, качнув бокалом, ненароком оборачивается. — Обходите Шио-сана, если он заметит, что вы остались одни, а он заметит. Никуда не исчезнувшие и не разбившиеся по другим собеседникам Шизуне-сан и Чио следят за ней. И если Шизуне-сан тонко улыбается и скрещивает руки на груди, завернувшись в прозрачную газовую шаль, то Чио смотрит с большим интересом, а когда встречается с ней взглядом, то приподнимает кулачки в черных прозрачных перчатках. Не у одной Сакуры ассоциации с айдолами? Еще бы «файтин» нашептала. Учиха Изуна не демонстрирует ей, насколько его могут задевать такие намеки на слабость, хоть и может перейти на серьезный тон и повторить для нее то же, что и для Шио-сана. Вместо этого он усмехается, и слабое ощущение хрупкости рядом с ним исчезает. — Очень увлеченный старик, — признается собеседник и награждает направление, в котором удаляется Шио-сан, внимательным взглядом. — Займись он тем же бизнесом… — Чем он, по-вашему, занимается? — фыркает Сакура и переносит вес на левую ногу, покачивает ступней. Учиха Изуна поводит головой, как человек, готовый согласиться, но только не вслух. Движение получается гипнотическим, но Сакура ловко подбирает дернувшееся внутри и запихивает поглубже. Вот и все. Если посчитать попытку пощекотать змеиную голову памяти за проверку, то Сакура ее проходит. Теперь, пока змеиная голова не решила оскалиться, время удаляться. Тем более, Шио-сан получает приятный щелчок по носу не только от нее, но еще и от Собаку-но Темари… Можно сказать, что вечер удался. Стоит ей вежливо наклонить голову, как Учиха Изуна смотрит поверх ее головы. Предчувствие вздыбливает ощущение небезопасности. Обернуться — вежливо, и Сакура делает это, сразу же жалея. Нужно было догадаться. Тот мужчина, от внимания которого хочется отвлечься, тоже сдержанно наклоняет голову — Харуно-сан, мой старший брат, Учиха Мадара, — Изуна представляет ее с какой-то неохотой. — Мадара, Харуно-сан — моя спасительница. Пока они обмениваются «очень приятно, рады познакомиться», Сакура понимает, что, в принципе, небезопасность была сильно преувеличена. Учиха Мадара, старший брат неудачливого инвестора в ивве… нет, иммерсивные технологии, прохладно вежлив и достаточно тактичен, чтобы не отбирать младшего сразу. Чтобы поддержать шутку и закончить разговор, Сакура обещает, что когда ей понадобятся инвестиции — она напомнит Учихе-сан о долге. Учиха-сан, с появлением брата в компании, не теряется и так же шутливо обещает, что не забудет. Между ними двумя Сакура не чувствует себя в безопасности, потому что больше не собирается испытывать глубины памяти, поэтому безупречно вежливо улыбается и собирается уже «заметить» свою знакомую в толпе… — Приобретешь еще один, — замечает Учиха-старший, взглянув поверх головы Сакуры. Учиха-младший вздыхает. Он посматривает на Сакуру, которая ненавязчиво отступает, вздыхает снова… — Во второй раз не сработает, — подсказывает она, зная, что такое выражение лица сулит Учихе-сану будущее жертвы нападения. Ситуация ее — не имеющую никаких активов, чтобы подвергнуться нападению — почти смешит. Учиха-младший наклоняет голову вежливо и туманно замечает, что видел тут своего знакомого… То, с каким мастерством он растворяется между нескольких скоплений из медиков, Сакуру почти впечатляет. Наблюдать со стороны, как Шио-сан теряет цель, невыразимо приятно. Впрочем… — Вам помощь не понадобится… — с невежливой, но привычно соскользнувшей на язык иронией, вдобавок сдобренной шампанским, замечает Сакура, когда понимает, что Шио-сан смотрит в их сторону. — А мне… — Вы можете рассказать, над чем работаете сами, — с не меньшей иронией, звучащей в глубоком голосе подозрительно и опасно, предлагает Учиха-старший. — Большинство тут за этим. Выгодно себя продать. У него немного странное понимание медицинских мероприятий, хоть она и разделяет такое мнение. Но, возможно, сфера иммерсивных технологий еще враждебнее, чем медицинские услуги? Если так подумать, то не зря же Учиха Изуна растворяется в броуновском движении неучтенной частицей… Улыбнувшись, Сакура оборачивается, но, встретившись с Учихой-старшим взглядом, решает, что время напасть на Цунаде-шишоу сзади… они, конечно, уже виделись — дважды — неподалёку от нее ловить рыбу Шио-сан не станет, а вот Учиха Мадара, смотрящий внимательно и даже насмешливо… Сакуре не нравятся ее мурашки и не нравится то, насколько хочется отбить подачу. Они не похожи. Эта мысль успокаивает, и мужчина, стоящий совсем рядом, прекращает казаться угрозой будущему. — Я практикую. Нейрохирургия. А тут… набираюсь опыта. Если однажды займусь исследованиями, то метод ловли инвесторов пригодится. Да и должник теперь есть, — Сакура прищуривается на него с не меньшей насмешкой, но не может сдержать самодовольной улыбки. — Вы так считаете? — мужчина прищуривается, но уже не насмешливо. — Сейчас Шио-сан подойдет, — доверительно понижает голос Сакура, сдерживаясь от смешка, — и будет второй. Пространство за плечом Сакуры оказывается пронзено молниеносным холодным и скучающим лучом взгляда, который старший Учиха-сан с потрясающим переходом плавно прячет под опустившиеся веки. Похоже на проблеск чего-то темного и опасного в голубой прозрачной воде. Сакура оборачивается не потому, что интересно, а потому, что нужно разрушить корку оцепенения. Этому Учихе хватило взгляда, чтобы претендент на Шнобелевскую премию сменил вектор движения и теперь непринужденно прогуливался в сторону Цунаде-шишоу… С порцией здорового злорадства Сакура досматривает сцену до конца: Шио-сан обнаруживает в себе безразличие к чужому мнению и разворачивается на каблуках до блеска начищенных ботинок на сто восемьдесят градусов с невероятной грацией. У нее смешанные чувства, так что она предпочитает воспользоваться одной из своих лучших черт. — Ну, раз вы в безопасности, — понявшая, что все это время за ней наблюдали, Сакура делает вид, что у нее много дел, — хорошего вечера, Учиха-сан. Учиха-сан собирается быть еще вежливее, но Сакура, искрометно решив, что самое время побыть Шио-саном, находит взглядом Шизуне, «о»-кает и растворяется среди людей так же удачно — она надеется — как и младший Учиха-сан. Потому что старший Учиха-сан создает впечатление, что видит в ней больше, чем она хочет показать. Нашедшая в себе силы посмотреть старой боли в лицо и вышедшая победительницей Сакура хочет быть улыбающейся и уверенной в том, как себя чувствует. Потому что в ее торжестве есть нотка чего-то едкого и прогорклого. Игра воображения, а старший Учиха-сан всего лишь близорук, или неприятно проницателен — какая разница? Она позже подумает, насколько неуместно себя вела — и неважно, что в этом ее поддержало шампанское. Может, даже погордится собой — за то, что не потерялась и вообще вовремя ушла из ситуации, где ей было некомфортно. Учиха Изуна и его старший брат, от которого не по себе, останутся тут, в этом помещении с приглушенным светом, где богатые и хитрые находят друг друга, и в конце концов они растворятся тут, станут шорохом, который так просто не заметить. Сакура изящно — даже если ноги отекли — перешагнет через этот вечер в своих удобных Мэри Джейн и начнет неделю, как раз, с суточной. Вот так это все и начинается.