День Седого Паладина

Жизнь Брэндиса потрепала. Выглядел он комично — седовласый, морщинистый, с длинной бородой, но одет при этом в чёрную офицерскую форму Братства. Он отвык от гостей настолько, что встретил бойцов, выглядывая из-за импровизированной баррикады из поваленного стола, сжимая в руках лазерный карабин. Но потом Джон узнал Данса и даже расчувствовался. Признался, что видел, как над Содружеством появился «Придвен», но иллюзий не питал. Если в первый год отшельничества Брэндис ещё мог охотиться и добывать какой-то хлам, то впоследствии здоровья хватало только на робкое мародёрство. Разведбункер «Тэта» торчал прямо из скалы, и не присматриваясь увидеть его издалека было невозможно. Внутри оказалось холодно, но на удивление светло. Брэндиса окружало не так много предметов мебели, чтобы имело смысл говорить хоть о минимальном уюте. Мужчина явно собирался жить там очень долго. Может быть даже до своего конца. Гостеприимства, и уж тем более трапезы, Данс и Стивенсон не ждали. Но Брэндис всё-таки заставил бывшего сослуживца развести снаружи костер, а потом позвал всех есть суховатую тушёнку прямо из банок. Запивать пришлось чаем, который почему-то пах полынью и древесной корой. — Я слишком стар для службы, — грустно сказал Брэндис. — Даже стрелять уже разучился, наверное. — Не говори ерунды, — возразил Данс. — У тебя просто не было практики. — На что я там сгожусь? Стоять посреди корабля и жаловаться, что я не прошёл медкомиссию? — Ты вернёшься в строй, Джон. Снова вспомнишь «Придвен», начнёшь с непыльной работы в участке, а там посмотрим. Мэксон будет рад видеть тебя с нами. — Поверить не могу, что он до сих пор руководит Братством, — изумился Брэндис. — Я в нём явно ошибался когда думал, что он слишком юн и неопытен. Порой наши рекруты были старше, чем Мэксон, представляете? Впрочем, знаю, что представляете. Это я ото всего безнадёжно отвык. — Но вы смогли выстоять так далеко от Бостона в одиночестве, — вмешалась Барри. — Значит, всё это время в вас жил солдат. Разве этот солдат не хочет вернуться к своим братьям? Девушка взглянула на Данса, ища одобрения, и тот аккуратно кивнул. Вдовём у них будет больше шансов его переубедить. — Мне просто дико везло, дочка, — развёл руками тот. — Животных тут мало, бояться особо некого. — В наши дни люди страшнее животных, сэр. А вокруг Бостона полно рейдеров. Поверьте мне, я не раз была в этих местах на разведке. — Я тоже начинал в Братстве как разведчик, — вспомнил Джон, и Барри показалось, что он произнёс это с гордостью. Данс долго спорил с пожилым паладином о его дальнейшей судьбе — как в общей беседе, так и наедине во время перекура. Джон, в свою очередь упрямился и отказывался верить в то, что ещё может чем-то пригодиться Братству. Или просто не хотел туда возвращаться. А ещё старика явно смутила своим присутствием Барри. После трапезы он ушёл вглубь бункера — туда, где находился санузел — и долго копошился напротив зеркала. Назад Брэндис вышел уже без длинных тусклых сосулек на плечах, а с почти стильной по меркам Пустошей стрижкой. Белые пыльные лампы позволили Барри рассмотреть торчащие пряди разной длины и явную асимметрию, но даже такое преображение пошло паладину Брэндису на пользу. — Джон, не спорь со мной, — сказал на это Данс. — Я же вижу, что ты ещё не так плох, как тебе кажется. Экипаж тебя ждёт. — Там, наверное, столько новых лиц. А те, кого знал я, теперь меня не узнают спустя столько лет, — вздохнул Джон. — Что они скажут? — То, что и принято говорить при встрече с уважаемым паладином. Ad Victoriam. Житель бункера махнул рукой и присел на край одной из двух кроватей, которые там стояли. Данс вышел покурить, оставив рыцаря наедине с Брэндисом. — Ну а ты, дочка, чего думаешь? — с любопытством спросил тот. — Сэр, Данс прав. Вы нужны кораблю, особенно послушникам. Они как никто другой нуждаются в примере для подражания. Кстати, для мужчины, и тем более солдата, вы очень неплохо подстриглись. Ляпнув это, она вдруг подумала, что паладин может посчитать её слова издёвкой. Но тот вдруг залился краской, отвернулся и машинально провёл по волосам морщинистой рукой. Стивенсон успела заметить, что Джон словно помолодел лицом лет на десять. — Н-неплохо постригся? То есть, тебе правда нравится?! Барри прижала подбородок к груди, пытаясь скрыть улыбку. Каким бы грозным воякой ни был в свои годы этот человек, сейчас Джон превратился в безобидного дедулю, которому для счастья требовалась пара добрых слов. — Сэр, собирайте вещи и идёмте с нами завтра утром. Пожалуйста. Вряд ли убеждать бойца стоило именно так, но Барри показалось, что сейчас нужно проявить мягкость, а не типичную Дансовскую суровость. И это сработало. Брэндис расправил плечи, как боец, которому предстояло шагнуть в силовую броню. — Если ты считаешь, что это всё не зря… — Не зря, сэр. Точно не зря. Результаты женской дипломатии стали видны уже через час. Стемнело, и далеко на «Придвене» уже прозвучал отбой, но в бункере жизнь шла своим чередом. Барри сидела на кровати и протирала влажной тряпицей пип-бой, как вдруг перед ней нарисовался Данс. — Что ты такого старику сказала? — голос по-умолчанию прозвучал строго, и девушка сначала растерялась. Неужто случилось чего? — В чём дело, командир? — А ты посмотри. Барри взволнованно спрыгнула на пол и подошла к выходу. Снаружи, в скудном свете костерка, разведёного Дансом, паладин Брэндис неуклюже занимался гимнастикой. Приседания ему давались относительно легко, а вот наклоны в стороны выходили совсем несерьёзными. Даже с расстояния в несколько метров было слышно, как хрустят суставы под офицерской формой. — Вы меня напугали, командир, — с облегчением сказала Барри. — Я думала, с ним произошло что-то нехорошее. — Как видишь нет, — интонация Данса заметно потеплела. — Пока твоё влияние на него я оцениваю, как исключительно благотворное. А теперь отбой, рыцарь. У нас есть шесть часов, чтобы выспаться. Надо приготовить вещи и расположиться на ночлег. От претензий на одну из двух кроватей Данс решительно отказался. Брэндис на это лишь заворчал. — Тебе точно матраса хватит? — спросил Джон, копаясь в сундуке. — Смотри, на полу всё равно холодно. Чего это «неважно»? Чего это «нет»? Ссать по двадцать минут доводилось хоть раз? Да ну тебя! Перед сном Барри аккуратно сняла ботинки и поставила их под кровать. Брэндис даже не разувался, и вскоре девушка поняла почему — в бункере по ночам было холодно. Не настолько, чтобы стучать зубами, но и приятного мало. Джон почти сразу захрапел. Так громко, что Барри была уверена — слышно даже снаружи. Удивительным было и то, как эта отчаянная симфония ещё не привела к дверям бункера толпы рейдеров или хищников с острым слухом. Впрочем, животное, которое откликнулось бы на этот звук, как на манок, стоило ещё поискать. Барри перевернулась на другой бок и теперь дышала в стену. Было жаль отдавать безжизненному бетону своё тепло, но такова реальность солдатских ночёвок. Крыша над головой сама по себе считалась большим счастьем, а уж бункеры и хижины были роскошью, словно дом родной. Дом. Он приснился Барбаре таким, каким был до войны — светлым и чистым. Над белым штакетником шумели золотистые кроны деревьев, но солнце ещё отдавало робкое тепло земле. Октябрь, любимый месяц Натаниеля. Они прожили в этом месте совсем недолго, пару лет. Через год после покупки жилья муж пригнал к дому новенькую «Корвегу», а за месяц до рождения сына у семьи появится Кодсворт. Да, его тоже купил Нейт, чтобы Барри могла меньше хлопотать по дому и больше отдыхать. Если в реальности она отгоняла от себя мысли о мирной довоенной жизни, чтобы сохранять спокойствие, то сон всё менял. Во сне образы прошлого бесстыдно врывались в сознание и заставляли заново переживать боль потери поутру. Но на этот раз Стивенсон увидела свой дом пустым. Вещи лежали на своих местах, словно их просто бросили, и даже из носика чайника ещё поднимался к потолку едва заметный пар. Но внутри никого не было. Даже трудяга Кодсворт куда-то пропал. Краем глаза девушка вдруг заметила странное движение в углу гостиной. Что-то тёмное, похожее на плесень, расползалось по стенам, а стёкла на окнах начали мутнеть, словно снаружи их заволакивало дымом. Пол вздулся и пошёл волнами. На дверце холодильника проявилась ржавчина, как если бы он стоял под дождём не один год. Запустение оплетало каждый сантиметр дома, а в коридоре, в конце которого находилась дверь в комнату Шона, стены поросли влажным мохом, как древесная кора. Этот мох вздымался и снова лип к обоям — дышал, копил силы, чтобы ползти дальше. С криком — который, как окажется позже, прорвётся в реальность — Барри рванула в детскую. Кроватка оказалась набита корявыми толстыми ветками, как деревенская телега. — Шон! Шона она не видела, но принялась охапками выгребать из кроватки ветки. Они не кончались, будто стоило ей моргнуть, и кто-то подсыпал внутрь новых. — Стивенсон? — позвали откуда-то из-за спины. Кто это, Нейт? Если это он, то вдвоём они обязательно справятся. Солнце за окном погасло. Заплесневелые обои куда-то делись, обнажив бетонные стены. И холод, какой же жуткий холод теперь стоял вокруг! — Стивенсон, проснись же! Над ней нависал командир. Его правая ладонь лежала на плече девушки, во второй поблёскивала фляга. Барри жадно хватала воздух ртом, осматриваясь и вспоминая, где она на самом деле находится. Старая простынь, которую нашел для неё Брэндис, была скомкана в ногах и частично сползла на пол. — Приступ? — с беспокойством спросил Данс. — Винта нет, Стивенсон, поэтому держись. — Нет, — поспешила успокоить она. — Не приступ. Просто кошмар. Наверное… Барри привстала на постели и оказалась лицом к лицу с командиром. Он почтительно отодвинулся, но взгляда с её дрожащей фигуры не спускал. Брэндис не проснулся, но храпеть перестал. Барри стало неудобно от мысли, что она могла разбудить этого немолодого уже человека, которому с утра предстояло несколько часов пути. — Это из-за сегодняшнего? — спросил командир. Он не забыл, что случилось с ней на пути в бункер, и явно отнёсся к этому не наплевательски. — Не знаю. Может быть, из-за смены обстановки, — ответила Стивенсон и прижала ноги к груди. — Ты уже ночевала в подобных местах, так что не думаю. Он протянул ей воду, и девушка не отказалась от пары глотков. Кажется, с потом из неё вышло столько, что можно было наполнить пару фляжек. — Что мне для тебя сделать? — неожиданно спросил Данс. Он редко задавал вопросы, давая такую свободу выбора в ответах. Барри задумалась, чего бы она на самом деле хотела сейчас, когда её окружали почти ледяные стены, а матрас кровати давно ощетинился на комнату пружинами. Согреться. От командира исходило такое приятное тепло, что было сложно к нему — этому теплу — не тянуться. — Я… я не знаю. Мне очень холодно. Данс посмотрел на неё задумчиво и почти подозрительно. — Ты заболела, Стивенсон? «Я, блять, просто хочу хоть как-то, твою мать, согреться, командир!» — Я просто хочу согреться, — произнесла она вслух. В полевых условиях, а точнее в подвалах, на чердаках или просто у стены на улице, солдаты спят в кучу, и это никого не смущает. Мужики на мужиках, бабы на бабах — главное не околеть во сне. Но кровать сразу резко всё меняет, и никто даже не может объяснить, почему. Кровать стоит так далеко от понятия «выживание любой ценой», что пригласить на неё кого-либо во имя тепла и жизни кажется делом странным. — Тогда двигайся, солдат. Прошу отнестись к этому, как к вынужденной мере. Вряд ли Барри просила жары и красноты на щеках, а не просто капельки тепла. Теперь она была зажата между стеной и командирской спиной — ещё непонятно, что крепче. — Вам одеяла немного дать? — робко спросила рыцарь. — Не надо, — резко ответил Данс, будто боялся не успеть отказаться. — Но мы так не согреемся.. Данс помолчал и поёрзал на матрасе. — Ладно. Всё это было так неловко, но неправильным не казалось. Барри закрыла глаза и постаралась расслабиться. От волос командира ещё пахло костром, а от его формы — горячим железом. От этого становилось так хорошо и спокойно, что забылся даже недавний кошмарный сон. Командир заслонял её собой от бункера — неприятного и угрюмого символа отшельнической жизни. Капающая где-то в санузле вода уже стала привычном фоном бесплодных попыток снова уснуть. Барри споткнулась о неожиданную мысль, которую сразу попыталась прогнать, но та вцепилась в одежду крючками репейника. Ей захотелось обнять командира. Чтобы не только он безвозмездно решал проблемы этой мерзлячки, но и она хоть как-то ответила взаимностью. Слово-то какое… несолдатское. — Вы спите, командир? — зачем-то спросила она, хотя спрашивать не следовало. — Нет, — ответил он. Голос у него был, как у дворцового часового, робко отвечающего на просьбы туристов подсказать дорогу. — Почему? — Стивенсон, отставить разговоры! Строгость в голосе была убедительной. Барри замолчала, но спустя несколько секунд по дыханию командира догадалась, что за свой выпад ему совестно. — Интересно, — произнёс он, чтобы разрядить обстановку, — почему Брэндису не холодно? — Потому что я в свои пятьдесят шесть каждое утро вынужденно принимаю сраный ледяной душ, — буркнул тот со своей кровати. *** Неделю спустя на «Придвене» — Брэндис, псс! — шепнул Тиган, подходя к стойке в столовой. — Какие новости? Ты всё равно тут каждый день стоишь, всё знать должен. — Ты у меня спрашиваешь это уже пятый раз! — негодовал седовласый паладин. — Я что, слежу за ними, что ли? Нашли, на что спорить. Лучше давайте поспорим, когда Кейд, мать его, допустит меня до службы! Я вам что, манекен?! Вы скоро будете вешать на меня свои куртки, пока жрёте! Кейд всё это время стоял прямо у Брэндиса за спиной и пытался хохотать беззвучно, но в итоге громко прыснул. — Как только пройдут твои вспышки агрессии, старина, — ответил врач и уселся на стул. Каждый, кто рискнул озвучить свой прогноз в новом споре, ставил по десять крышек. Риза такие обсуждения бесили — он терпеть не мог этой пусть и снисходительно-отеческой, но всё-таки очарованности коллег Барбарой. А уж думать о том, что ту едва ли не в задницу целует командир, было ещё противнее. Ризовский вариант развития отношений паладина и зазнайки звучал как «он приносит её голожетоны и мы никогда больше её не видим», но удача явно была не на стороне Риза. Риз часто за спиной обсуждал неумение Стивенсон носить силовую броню, что, по его мнению, было просто возмутительно. Во-первых, Барбара не чувствовала габариты брони, отчего постоянно задевала Риза локтями, когда тот слонялся рядом в полицейском участке. За это Риз её ненавидел, и очень тяготился тем, что девку больше нельзя гонять отстреливать гулей во все мыслимые и немыслимые места, как когда она ещё была послушницей. Риз в те золотые деньки надеялся, что однажды она не вернётся, но Барбара всегда возвращалась, и теперь Дэвиду приходилось молча скалиться и копить синяки. Во-вторых, броня постоянно ей где-то натирала. В плечах, на внутренней стороне бедра, в районе шеи и вообще везде. Настоящий солдат должен всё терпеть молча, считал Дэвид. В-третьих, Стивенсон постоянно забывала золотые правила эксплуатации: забирать с собой ядерный блок, не оставлять броню под дождём, доводить элементы до щелчка при помещении на каркас, пятое, десятое, далее по списку. Вот сравнить Барбару с Хэйлин, и сразу будет видна разница. Харпер на самом деле милашка, особенно когда снимает свой капюшон и расправляет рыжие волосы на плечах. Она, конечно, не солдат, и в бою за ней нужен глаз да глаз, но Дэвид всегда с этим справлялся. Хэйлин вряд ли осознавала, как часто он рисковал своей шкурой, лишь бы вечером она могла спокойно сидеть в полицейском участке и пить чай. Риз знал: однажды он всё-таки поймёт, как лучше соединить слова в предложения и объяснить Хэйлин, что она для него — не просто член команды и хороший скриптор, но и весьма симпатичная девушка. Будто почувствовав, о чём он думает, Харпер в ту же секунду вошла в столовую и осмотрела зал в поиске свободных столов. Рыцарь напрягся, ведь незанятое место было как раз напротив него. Харпер взяла свой ужин и смело двинулась с подносом в руках к товарищу, по пути награждая улыбками сослуживцев. Что-то внутри Риза убеждало его, что пора хоть как-то сдвинуться с мёртвой точки и как минимум поухаживать за скриптором. О! Сходить и принести ей ложку! Хотя, ложку она уже взяла сама. Что тогда? Подать ей салфетки? Какой смысл, они ведь и так лежат на столе! — Привет, Дэвид, — обратилась к нему Харпер. — А ты о чём задумался? Мысли сплелись в скачущий по черепной коробке комок, и Риз сделал то, что оказалось проще всего сделать. Ощетинился. — Какая разница, о чём, — рефлекторно выдал Риз и тут же был готов ударить себя по голове стальным подносом. Сраные привычки, они так никуда и не делись. — Ну, тогда приятного аппетита, Дэвид, — обиженно выдала Хэйлин и ушла есть за стол к Кейду и Квинлану. Проктор одарил рыцаря презрительным взглядом и принялся мило болтать с девушкой. После ужина началось самое интересное. Столовая стала самым оживлённым местом на судне. — Квинлан, ты не внёс в банк крышки, — ехидно заметил Соул. Квинлан поправил очки и с большой неохотой высыпал горстку крышек в банку из-под печенья. Пересчитать их никто не успел, и весь оставшийся вечер на Квинлана косились, как на парня, который в баре метит на выпивку за чужой счет. — Не понимаю я мужчин, — вздёрнула изящный нос скриптор Хэйлин. — Всё время вас тянет посмеяться над чувствами. — Мы не смеёмся, — попытался выкрутиться Тиган. — Мы просто пытаемся понять, кто наш Данс на самом деле — человек или бездушный молоток. — Лично мне всегда было очевидно, что он способен на чувства, — пожала плечами девушка и взяла со стойки кубик сахара, чтобы бросить в чай. — Не обижайся, Хэйлин, но на кону действительно что-то беспрецедентное. И вообще назревает новый спор! Как думаешь, когда Брэндиса допустят до службы? Скриптор посмотрела на паладина. Несмотря на возраст, оливковый комбинезон сидел на нём не хуже, чем на молодых офицерах. — При всём уважении, сэр, но вы выживали в бункере три года. И то, что вы красиво побрились, ещё не значит, что вы снова быстро придёте в форму. Брэндис округлил глаза. — Красиво? Правда?! Тут за спиной Тигана на стене заверещал интерком, соединяющий помещение непосредственно с каютой Мэксона. Проктор мигом прильнул к прибору, чтобы разобрать в шипении и помехах голос старейшины. — Да, сэр!? — ….?! — Эээ… да… — … ? — Старейшина, раз мы обещали, то всё сделаем. Это у нас тут просто дружеский вечер! — вдруг Тиган выдал маленький смешок, но тут же вздрогнул в ужасе. — Нет, я не смеюсь, вы что, нет! — …! — Что? Какую? А… вы… ну… Проктор осмотрел братьев по оружию, и только слепой не заметил бы, что его лицо стало бледным, как фарфоровый сервиз. — ….? …! — Вы серьёзно? Как скажете! После завершения разговора Тиган ещё пару раз нажал на интерком, чтобы убедиться, что связь прервана. После этого он озвучил ошеломительную новость: Мэксон в курсе спора и тоже сделал ставку. В следующий момент в столовую вбежал помощник капитана. — Парни, винтокрыл с ребятами закончил стыковку. Сидим все на своих местах, но чур сильно не палитесь! В итоге, когда Данс и Стивенсон подошли к кухне, оживление там царило необычайное. Повар в каком-то неистовом порыве тёр в салат огрызок морковки, Брэндис громко мешал ложкой уже давно растворившийся сахар в чашке. Тиган не успел придумать себе занятие и теперь старался увлечённо сидеть. Видит Господь, у него получалось. — Что у нас за собрание? — спросил Данс. — Ужин, — буркнул Тиган и понял, что его щёки разъезжаются по сторонам от смеха. Хейлин покосилась на него и попыталась укротить взглядом, но тот предпочёл уткнуться в воротник. Барри куда-то ушла почти сразу после возвращения, а Данс какое-то время посидел за стойкой рядом с Ризом, всё ещё не находя объяснения странному поведению коллег. Наконец, когда удалился и он, оживился рыцарь-капитан Кейд. — Ну сходите же кто-нибудь, разведайте обстановку! Было ясно, что желающих не найдётся, потому что быть застигнутым на подлых происках самим Дансом не хотел никто. — Я не иду, я мою посуду, — поднял руки вверх главный по кухне, рыцарь-сержант Соул. — У меня зрение не очень, я тоже не иду, — отмахнулся Тиган. — Хейлин, а сходи ты! — просиял Брэндис. — У тебя такая лёгкая походка! Он ещё долго будет сомневаться, получился ли из неуклюжей фразы комплимент, но на Хэйлин это подействовало. Девушка нехотя спрыгнула с высокого табурета и тихо побрела в сторону выхода. В полутьме коридоров девушка ощущала, как воет за обшивкой корпуса ветер, и как за её спиной ещё шушукаются мужчины-сослуживцы. Кажется, в разговор даже включился Риз. Хэйлин вспомнила его вечно поджатые губы и стального цвета глаза и мечтательно вздохнула — вот уж кто точно непробиваем для чувств! Риз нравился ей давно, вот только каждое его слово лишний раз напоминало о том, что Дэвид — типичный одиночка. Ухаживаний он не понимает. Добрые слова его не смягчают. А когда годом ранее Хэйлин на День святого Валентина аккуратно положила ему в рюкзак картонку в виде сердечка, он использовал её для розжига лагерного костра. Скриптор аккуратно вышла на лётную палубу и пригляделась к двум фигурам, которые даже не пытались скрыться в подступающих сумерках. Ничего необычного — просто паладин и рыцарь провожают закат, сидя у ограждения, и, очевидно, курят. Попробуй тут не закурить. Но Харпер Хэйлин слишком хорошо знала Данса. И тогда ей подумалось: пусть курит наконец, чёрт возьми. Пусть распробует, каково это — делиться огнём с кем-то близким. Ему это явно пойдёт на пользу. Хэйлин прижалась к металлической стене и стыдливо улыбнулась, а потом вернулась в столовую и сказала мужчинам-сплетникам, что шум они подняли зря, и ничего необычного на «Придвене» не происходит.