***
Драко и Тео тогда направились в леса Бакингемшира, где, по последним данным, были замечены несколько Пожирателей смерти. Аврорат принял их сцепив зубы и без распростёртых объятий — некоторые коллеги не упускали возможности напомнить, чью сторону Малфой и Нотт приняли во Второй магической войне. Но каждому из выскочек пришлось смириться с обстоятельствами. Как тактично заметил Поттер, Драко и Тео были полезны как минимум тем, что какое-то время жили бок о бок с последователями Тёмного Лорда. Были их частью и знали вещи, которые, к неудовольствию многих, могли помочь Аврорату отловить оставшихся Пожирателей. Малфой помнит, как приятно грело солнце в тот день, как ощущался весенний ветер на коже и то, как глупо их обвели вокруг пальца, загнав в ловушку. Но чётче всего ему запомнилось то, как в Тео летело проклятие. Словно кто-то резко включил замедленный режим, позволяя Драко лишь беспомощно наблюдать со стороны за тем, как его друг падает на землю. А после всё превратилось в какофонию из звуков и мешанину сумбурных действий. Аппарация, бессознательное тело на руках, ощутимая капля крови, текущая по лбу, и испепеляюще-белые стены Святого Мунго. После нескольких мучительных часов ожидания колдомедики сухо сообщили Драко, что нейронные связи мозга Теодора повреждены и, вероятнее всего, часть его воспоминаний утеряна. Малфой пропускал их слова мимо ушей. Нотт жив, вот что действительно важно. Значимо, как ничто другое. Но страх, прокрадывающийся в холодную постель Драко, ни на миг не отпускал его от себя, вживляясь под кожу. Кошмары должны были оставаться кошмарами, но, увы, не для них. Спустя пару дней Тео пришёл в себя, абсолютно не помня событий последнего года. Это стало ударом, бьющим наотмашь, до кровавых подтёков на коже, которые нещадно болели. Боль была яростной, как цунами, и топила Малфоя всё новыми волнами отчаяния, пока, копаясь в своей библиотеке, он не находил ничего из того, что помогло бы вернуть Тео память. В одну из беспокойных ночей, что плавно перетекала в утро с занимающимся на горизонте рассветом, Драко озарит мысль. Единственная, благодаря которой он сможет подниматься с кровати без разъедающего чувства вины.***
Теодор, располагающийся на одной из постелей, мирно дремлет, обернувшись в хлопковое одеяло. Одна из его озорных кудрей падает на лоб, и Драко затапливает желание смахнуть её. Он мысленно рисует путь своих прикосновений: провести по морщинке между бровей, дотронуться до скул, оттянуть нижнюю губу большим пальцем и услышать нетерпеливый вздох. Вдруг в его сознание жестоко вторгается голос Грейнджер, разрушая иллюзию, и Малфой одёргивает себя. У него ещё будет время сделать это. У них оно будет. Вернувшись взглядом к Гермионе, Драко замечает отчётливую искру сожаления, мелькающую в её карих глазах так же ярко, как маяк в ночи. И злость тут же встаёт на дыбы, готовая обороняться. Желваки вырисовываются на его скулах, словно остриё ножей, и Малфой едва не крошит зубы, сдерживая себя. Ему не нужна ёбаная жалость. Ему нужен Теодор. Лепетание Грейнджер доносится до него словно из-под толщи воды, но всё же Драко удаётся услышать несколько слов: — Ты должен знать, что это опасно для его повреждённого разума, Малфой, — отчитывает она его, будто школьника, добавившего в зелье лишний ингредиент. — Я осведомлён обо всех рисках, — его интонация наверняка могла бы сравниться со льдами Антарктики. — Это эгоистично, Драко! — Она встаёт, оказываясь чуть ближе к нему, и её голос полон неподдельного раздражения. — Мы не знаем, как на него подействует легилименция, ты можешь сделать всё только хуже. — Грейнджер тыкает пальцем ему в грудь, но он перехватывает её запястье, сжимая. Драко прикусывает язык почти до крови, лишь бы не сорвать цепи адских псов, сидящих в его голове. — Если это единственное, что в моих силах, ты не сможешь мне помешать. — Малфой отталкивает её и приземляется на стул рядом с кроватью Теодора. Его рука ласково накрывает тёплую ладонь Нотта, и тот хмурится во сне. Страх натягивает струны своей мелодии, которая всё громче ударяет по ушам, заставляя усерднее втягивать носом кислород. Драко ощущает себя меж двух баррикад, зажимающих его в тиски. С одной стороны из темноты тянутся когти. Вина, боль, отчаяние и тоска царапают его кожу, оставляя незаживающие порезы. С другой же — обрыв. Шаг в неизвестность, за которой теплятся ожидание и надежда. Казалось бы, любое решение приведёт к катастрофе. Но в этот раз он выбирает обрыв. Возможно, где-то там, в бездонной низине, покрытой туманом, ему всё-таки удастся не распороть живот об острые шипы собственных иллюзий. Когда его голос разрушает тишину палаты, он больше не холоден. Он сломлен. — Грейнджер, я прошу тебя. Он слышит за своей спиной тяжёлый выдох и, когда поворачивается, чтобы взглянуть на неё, вновь сталкивается с сочувствием, которое лишь сильнее придавливает к земле. — Подумай вот над чем, Малфой. Готов ли ты терзать себя до конца жизни, если всё пойдёт не так, как ты ожидаешь? — Этот вопрос словно заржавевшее лезвие, которое она прокручивает в его сердце, но Драко не подаёт виду. — Готов, — это всё, что он говорит, прежде чем снова взглянуть на парня, лежащего на постели. Хлопок двери от уходящей Грейнджер ставит точку в этом разговоре. И Малфой оседает в собственных раздумьях: как бы поступил Тео? Они были слишком разными и часто сражались друг с другом. Нотт любил саму мысль о риске и легкомысленности. Драко же, напротив, предпочитал быть осторожен и нередко спорил с Тео после его выходок. Между ними полыхала постоянная борьба, где каждый раз они бросали друг другу вызов. Но, несмотря на все различия, было то, что объединяло их обоих, — они были без ума друг от друга. Малфой никогда не предполагал, что сможет испытать подобное к своему лучшему другу. Но сейчас, всё ещё сжимая его руку, понимает — любовь поглотила его настолько, что он готов на любой риск. Решительность наконец вырывается вперёд, подавляя накатывающую панику, и Драко закрывает глаза, отыскивая среди вороха воспоминаний то самое, что стало открытием его собственных чувств.***
Малфой прижимается спиной к каменной кладке одного из домов ночного маггловского Лондона, дыхание сбитое и взволнованное. Ему кажется, что вот-вот боль пронзит запястье, а чернеющий на ней череп со змеей начнёт шевелиться, сообщая о том, что его вызывает Хозяин. Тёплый бок Теодора, прислонившегося рядом, возвращает в реальность, и Драко чуть поворачивает голову в его сторону. В глазах друга блестят озорные огоньки, а уголок губ приподнимается в довольной ухмылке. — Не представляю, как тебе удалось затащить меня сюда. — Малфой делано выражает недовольство, но тут же совершает прокол, когда улыбка против воли растягивает его губы. — Иногда нужно позволять себе творить шалости. — Теодор заговорщически подмигивает и, обхватывая его руку, вытягивает Драко из переулка между домами. Малфой следует за ним, как слепой щенок, несмотря на то, что пружина напряжения внутри сжимается лишь сильнее. Они, чёрт возьми, посреди одной из пустынных улиц Лондона в разгар магической войны, и Драко мысленно проклинает тот день, когда познакомился с Теодором Ноттом, который на самом деле творит шалости ежедневно. — Как тебе удалось добыть портключ? — Драко шепчет так тихо, будто в любой момент из-за угла выскочат Пожиратели смерти и запустят в них смертельным проклятием лишь за то, что они посмели покинуть поместье. — Украл у отца. Хоть какая-то польза от этого ублюдка, верно? — Тео весело толкает его плечом, пока Драко только неуверенно кивает. Они выходят на одну из широких улиц, и всё, что их окружает, — слабый свет жёлтых фонарей. Тео достает из кармана пачку маггловских сигарет, и, возможно, прежний Малфой тут же бы скорчил презрительную мину, но… Прежний Малфой даже не оказался бы здесь сейчас. Поэтому он лишь искоса наблюдает, как дым рассеивается во влажном воздухе, теряется в кудрях Тео, по которым сейчас так хочется провести пальцами. И усердно прячет внутри себя то самое щемящее чувство, что проснулось в нём всего несколько месяцев назад. — Я никогда тебя не спрашивал, но… ты действительно хотел стать Пожирателем, Драко? — Нотт отстраняется, делает крепкую затяжку, а затем останавливает его, поворачивая к себе лицом, и табачный дым окутывает Малфоя, даря незнакомое прежде успокоение. Сердце делает неприятный кульбит, доставая до горла. — Если бы я не хотел им стать, то не стал бы, — вряд ли неуверенное бормотание звучит убедительно, но у Драко едва ли есть желание доказывать другу то, что не является истиной. Безмятежность момента тут же растворяется во влажном воздухе, и, лишь бы не проронить лишнего, Малфой начинает следовать дальше по улице. — Это не ответ. — Теодор догоняет его, продолжая буравить взглядом тёмных карих глаз, и Драко сосредотачивается на асфальте под ногами. Солгать о том, что на самом деле он искренне желал присоединиться к армии Тёмного Лорда? Или, может быть, о том, что пытки пленников приносили ему удовольствие? Это не то, что он мог бы сделать. Малфой действительно умеет врать, но никогда рядом с Тео. Правда состоит в том, что прямо здесь и сейчас Драко не выбрал бы ничего другого. Ему ужасно хочется остаться в этом городе, в этом моменте — навечно. Он замечает, как Тео привычным движением смахивает кудряшку со лба и, сделав последнюю затяжку, топчет остатки сигареты ботинком. Осознание бьёт в голову, будто высоковольтный удар током. Только здесь Драко чувствует себя собой. В натянутом молчании они достигают пустынного перекрёстка. Внезапно Тео ухмыляется и, сделав несколько шагов вперёд, тут же ложится посреди дороги, раскинув руки в стороны. В его глазах яркими бликами переливаются цвета светофора. Красный, желтый, зелёный. — Что за ребячество, Нотт? — Драко останавливается и показательно засовывает руки в карманы брюк. — Просто ложись рядом и не задавай лишних вопросов. — С какой стати? Я не собираюсь заниматься всякими глупостями, — голос Драко повышается на пару тонов, словно он обиженный ребёнок, пытающийся доказать свою правоту. — Может, ты встанешь? — Накатывает знакомое раздражение, и Малфой несколько мгновений гадает, направлено оно на Тео? Или всё же на него самого? — Так и думал, — показательно вздыхает Нотт. — Тебя пугает сама мысль о том, чтобы нарушить тот порядок вещей, который выстроен в твоей чистокровной белобрысой голове. Драко смахивает невидимые пылинки с пиджака, не подавая виду, что слова, произнесённые другом, задевают его вовсе не по касательной. Они попадают в самую болезненную точку. Малфой почти никогда не делал того, чего искренне хотел. В его голове устоялся определённый порядок действий: будь таким, каким тебя хотят видеть, и не высовывайся. Но Теодор всегда рушил его принципы, ломая и перекраивая их на свой лад. И, возможно, Драко никогда не признает этого, но у Нотта действительно получалось. Пора было смириться с мыслью, что Тео удалось уничтожить даже то, что казалось Драко абсолютно стойким и обложенным толщей непробиваемого бетона, — его сердце. Теодор даже не совершал попыток борьбы за место в этом глупом органе — оно само упало к его ногам, позволяя одержать победу. И теперь, словно красный флаг, она маячила перед Драко каждый день. В этот момент что-то внутри щелкает, и стена, которую Малфой так усердно взращивал годами, выстраивая кирпичик за кирпичиком, медленно рушится. Этот грохот, наверное, мог бы оглушить весь чёртов вечерний Лондон, но на самом деле остаётся услышан лишь самим только Драко. И он вдруг… смиряется. Остаётся погребённый под завалами, принимает официальное поражение перед грёбаной судьбой и обвившимися вокруг сердца чувствами. Он влюблён в Тео. Остальное не имеет никакого значения. Именно поэтому, сделав глубокий вдох, он разворачивается и, помедлив лишь мгновение, ложится рядом. Затылка касается прохладный камень, запуская линию мурашек по позвоночнику, и Драко слегка вздрагивает. Красный, жёлтый, зелёный. Он поворачивает голову к Тео. Тот улыбается во все тридцать два. — Вот видишь, нет ничего страшного в том, что Драко Люциус Малфой, чистокровный засранец, снизошёл до того, чтобы полежать рядом со своим другом на дороге. — А если машина поедет? — Умрёшь. — Тео блаженно прикрывает глаза, и в его голосе отчётливо слышится насмешка. Драко фыркает, а затем сосредотачивается на верхушках домов и чернеющем небе над ними. — Я никогда не хотел быть Пожирателем. И сейчас не хочу, — внезапно произносит Малфой, и становится легче. Будто тяжкий груз, который он нёс на себе со времени получения метки, исчез, позволяя свободно повести плечами и выровнять спину. Красный. Малфой изучает лицо Тео, ожидая реакции. Подмечает ямочку на правой щеке и несколько родинок, хаотично рассыпанных по светлой коже. Кажется, время останавливается — или Драко лишь желает, чтобы так оно и было. Чтобы насладиться происходящим подольше, выжечь это в своей памяти без возможности забыть или потерять в недрах собственных мыслей. Жёлтый. — Чего же ты хочешь на самом деле? — Нотт отрывает взор от меняющихся цветов и смотрит прямо на Малфоя. Незаметное движение чуть ближе и едва ощутимое касание руки. Драко впервые решает поддаться искреннему желанию, и ему это нравится. Даже слишком. Наконец-то он делает то, что хочет. По-настоящему. И сделал бы ещё тысячи раз, если бы только мог. Зелёный. Драко не даёт себе остановиться, даже когда страх быть отвергнутым совершенно не осторожно подкрадывается, пуская дрожь по телу. Он приподнимается на локте, чтобы склониться над Тео, и тут же касается его губ своими. Мягко, смакуя момент и теплоту рта напротив. И это ощущается действительно взрывоопасно и обжигающе. Огонь словно пляшет вокруг них, желая дотянуться оранжевыми языками до тела и оставить неизлечимые ожоги. Малфой отстраняется всего на секунду, чтобы глотнуть ночного воздуха, когда их искрящие взгляды останавливаются друг на друге. — Это приятно, да? Сделать наконец то, чего действительно хочешь, — голос Теодора маняще хриплый, и, не давая Драко ответить, он яростно обхватывает его затылок, вновь вовлекая его в поцелуй. Нотт терпеливо оттягивает его нижнюю губу зубами, прикусывая, и Драко, поглощённый удовольствием, стонет, разрушая тишину, укрывающую их. Теодор осторожно проходится кончиком языка, по оставленной ранке, словно извиняясь за причинённую боль. Тогда Малфой даже не предполагает, что раненая кожа болит отнюдь не так сильно, как разбитое сердце.***
Вернуться и вновь увидеть стены больничной палаты сродни удару под дых. Драко готов отдать всё, лишь бы остаться в том самом воспоминании, где зарождается что-то новое, тёплое, близкое. Где Тео не потерял часть своих воспоминаний — как удачно, что почти все из них были связаны с Малфоем. Будь проклята та миссия, за которую он чувствует вину каждый день, стоит солнцу коснуться его подушки, вынуждая пробудиться и зажмурить глаза. И будь проклят тот Пожиратель, которого он, разрезав на мелкие кусочки, заставил бы захлебнуться своей кровью, если бы только нашёл. Но в какой-то момент Поттер понял, какова цель Драко, и отстранил его от нескольких рейдов, поручив копаться в чёртовых бумагах. Ублюдок. — Драко? — звоном бьёт по ушам до боли знакомый голос. Выныривая из своих мыслей, Малфой оказывается абсолютно точно не готов к тому, что карий омут глаз Теодора будет смотреть на него вот так. С прежним узнаванием человека перед собой, привычной ухмылкой на лице и… всепоглощающей любовью. Драко кажется, что его сердце вот-вот прорвётся сквозь грудную клетку, выскочив наружу, и несколько мгновений он просто глупо открывает и закрывает рот, не зная, с чего бы начать. Это сработало, чёрт возьми. И, если быть честным, он не может в это поверить. Возможно, он тонет в собственной иллюзии, которая только и ждала своего часа? Сглотнув вставший в горле ком, Малфой наконец берёт себя в руки и произносит: — Что последнее ты помнишь, Тео? — несмотря на попытки казаться стойким, голос нещадно дрожит от волнения. Нотт хмурится будто от боли, и Драко тут же задерживает дыхание. Шипы той самой надежды становятся всё ближе к коже, но Малфой старательно топит чувство опасности, лишая его власти над собой. — Ну, я не совсем уверен… Кажется, ты буквально на себе притащил меня раненым сюда с последней вылазки. Дальше всё… слишком расплывчато. Их руки всё ещё соединены, и Малфой сжимает ладонь Тео крепче, не желая отпускать такую долгожданную реальность. — Да, какое-то время ты был без сознания, но потом очнулся, и… — Драко тут же прикусывает язык. Тео вопросительно выгибает бровь и ощутимо потирает большим пальцем тыльную сторону ладони Драко, как бы поддерживая. Малфой всегда считал, что в нём достаточно решимости, чтобы сказать правду в лицо. Однако прямо сейчас он не готов взвалить на Тео груз своих переживаний и эмоций того момента, когда узнал, что он потерял память. — И ты был в тяжёлом состоянии, но сейчас, кажется, всё в порядке. — Драко прижимается губами к его лбу, пока ложь кипящим маслом обжигает гортань. — Я так скучал. — Нотт убирает светлые пряди его чёлки со лба и нежно проводит пальцем по переносице. — Я тоже, — едва слышно шепчет Малфой, не отрывая взгляда от таких любимых глаз. Ты даже не представляешь, как сильно. Когда в палату зайдёт Грейнджер, то застанет их спящими рядом друг с другом, проговорившими несколько часов без умолку. Она прикроет ладонью улыбку, а затем тихо закроет дверь, чтобы дать им ещё несколько мгновений рядом. В тот момент Гермиона, как и Драко, абсолютно не подозревает, что этот момент останется в памяти лишь у одного из них.***
Малфой открывает глаза, щурясь от солнечного света, бликами пляшущего на белых стенах. Нотт слегка толкает его в плечо, и Драко, недовольно ворча, поворачивается к нему. — Что произошло? — Тео медленно смахивает пряди кудрей со лба и несколько озадаченным взглядом проходится по окружающим деталям. — Кажется, за разговорами мы не заметили, как уснули, — бормочет Малфой, вновь прикрывая глаза. — Почему мы в больнице, Драко? Малфой тут же распахивает глаза. Нет. Нет. Нет. — Подожди, ты… что? Ты ничего не помнишь? В конце концов шипы достигают своей цели, нанося кровоточащие раны. До сердца считаные миллиметры. — Если бы я, чёрт возьми, знал, как тут оказался, то тебя бы не спрашивал, Малфой. — От отсутствия привычной теплоте в голосе Тео горло Драко сжимается, и он приподнимает голову, вынуждая просящиеся наружу слёзы остаться под веками. Он тут же поднимается, бормочет что-то о том, что сейчас позовёт кого-то из колдомедиков, вылетает из палаты и, громко захлопывая дверь, прислоняется к ней спиной. Малфой ощущает то самое падение в пропасть каждой клеточкой тела. Он чувствует, как остриё за остриём вонзаются в его плоть. Драко сползает на пол, уверенный, что рубашка липнет к телу, потому что полностью пропиталась его кровью. Сердце стучит глухо, будто даже виновато, извиняясь за то, что заставило хотя бы на минуту поверить, что всё обойдется. Боль хочет, чтобы её чувствовали, верно? Поэтому прямо сейчас она наполняет каждую клеточку его тела, парализуя. Позволяя в полной мере ощутить, что он грёбаное ничтожество, склонившее перед ней колени. Показывая, что у него вновь не было выбора.