Love is in the air

      Гермиона Грейнджер не чувствовала праздника. Она вообще никогда не понимала День влюбленных, — возможно, потому, что никогда не была влюблена. Да, какое-то время она считала, что ей нравится Рон, но по здравом рассуждении все же осознала, что влюбленность должна иметь под собой несколько большее основание, чем то, что у них было. Она просто однажды проснулась и поняла, что чувств больше нет. Влюбленность просто испарилась, будто это был дурной сон, словно это было вовсе и не с ней. И в самом деле, почему она считала, что влюблена в Рона? Мерлин, он даже не нравился ей внешне, не говоря уже о его постоянном нытье и лени. И помешанности на квиддиче. К шестому курсу им стало буквально не о чем говорить, и теперь их связывал лишь Гарри. Милый Гарри. Который так же мог занять место в ее сердце, — он и занял, но совсем не так, как можно было ожидать. Она относилась к нему как к другу, — нет, как к брату, которого у нее никогда не было. Он был самым родным для нее человеком в магическом мире. И все же, этого было недостаточно, чтобы влюбиться. Ей чего-то не хватало… Огонька в ее жизни, умного, но веселого парня, который будет отвлекать ее от рутины и возвращать с небес на землю… Или наоборот, возносить за собой на небеса с опостылевшей, полной проблем земли. Но что толку мечтать, — в этот День влюбленных она опять была одна. Мальчишки убежали морозить задницы на квиддичном поле, а она, закинув на плечо сумку, с которой не расставалась даже в выходные, направилась в библиотеку.       Обед она пропустила и едва успела на праздничный ужин, практически вбежав в Большой зал одной из последних. Только она заняла свое место между подозрительно счастливым Роном и Гарри, который почему-то отсутствовал, как Дамблдор поднялся и хлопнул в ладоши, привлекая к себе всеобщее внимание.       — Сегодня, друзья мои, мы отмечаем прекрасный праздник любви и преданности, — начал он. — В этот день мы должны откинуть условности и забыть про вражду, ну или, по крайней мере, отложить ее на завтра, — шутку оценили веселым смехом, и директор, не затягивая, завершил свою странную речь: — Так будьте же сегодня молодыми и почувствуйте пленительное жало любви! Да начнется пир!       Аплодисменты студентов относились скорее к появившейся на столах еде, чем к речи директора, и Гермиона, все еще улыбаясь, повернулась к Рону:       — Не знаешь, куда запропастился Гарри?       — Симус сказал, что видел, как он гулял с Луной за ручку по замку, — не выныривая из своих мыслей, поведал Рон.       Гермиона удивленно посмотрела на него. Обычно еда была самым важным в его приоритетах, а сейчас он, казалось, даже не обратил внимания на деликатесы, появившиеся перед ними добрых пять минут назад.       — Рон, ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоилась она.       — Что? — Рон взглянул на нее, будто не видя, потом его взгляд наконец приобрел осмысленность и быстро метнулся на Браун. Щеки парня моментально заалели, и Гермиона с облегчением выдохнула.       — Ешь, Рон. Одной любовью сыт не будешь.       Уизли смутился и начал поспешно накладывать еду в тарелку, вызывая легкую усмешку на губах Гермионы. Вот так, сегодня оба ее друга были осчастливлены девушками, а ее сухая душа, как выразилась Трелони, опять осталась одна-одинешенька…       В зале поднялся радостный гул, и поднявшая голову Гермиона нашла его причину: сотни сов, как по команде, влетели через специально оставленные открытыми верхние окна и начали сбрасывать письма и даже небольшие посылки перед возбужденными студентами. На пустующее место Гарри прилетело около полусотни валентинок, и Гермиона только покачала головой, вернувшись к трапезе.       — Берегись! — внезапно крикнул Рон и оттянул ее от тарелки за плечо. Не успела Гермиона возмутиться, как на то место, где только что была ее голова, с громким чавканьем шлепнулся огромный сверток.       — Что… Что за… — начала было Гермиона, задыхаясь от переполнивших ее испуга и смятения, но Рон уже потянулся и сорвал обертку.       Розы. Букет из сотни белых роз, не меньше, смотрел на нее прямо из ее тарелки.       — Охренеть — не встать! — пораженно пробормотал Рон, зарываясь пальцами в волосы. — Это кто же такой богатенький за тобой приударил, Герм?..       — Без понятия, — Гермиона все еще не могла отойти от шока. Заметно дрожащей рукой она подняла тяжеленный букет, который мог ее попросту прибить, и предположила: — Может, это покушение на убийство?       Рон громко фыркнул, а Лаванда, сидевшая напротив них, ахнула и показала пальцем куда-то в середину букета:       — Смотри, там валентинка!       Гермиона пригляделась и вправду отыскала глазами зеленую открытку, спрятавшуюся между стеблей роз.       — Открывай, открывай! — понеслись над столом восторженные девичьи визги, и Гермиона неуверенно протянула руку, достала валентинку и раскрыла ее. Потом озадаченно нахмурилась.       — Она подписана? Подписана?! — верещали девчонки, и Гермиона, фыркнув, резко захлопнула ее и сунула в карман мантии. Понимая, что живой ей отсюда без ответа не выйти, она во всеуслышание объявила:       — Анонимно!       И под дружный девичий стон отложила букет на место Гарри, взяла себе его пустую тарелку и вновь наполнила ее. В конце концов, она же пропустила обед, не будет же она ходить голодной до завтра!

***

      Едва часы пробили полночь, Гермиона выскользнула из гостиной Гриффиндора под мантией-невидимкой Гарри, которую попросила у Рона. Тот, конечно, волновался и дулся, что его не взяли с собой, но вдвоем они под нее уже не помещались, да и шума создавали бы намного больше, чем она одна. Рон отпустил ее только после того, как она пообещала, что только глянет одним глазком и улизнет, и таинственный незнакомец даже не будет знать, что она приходила.       Тихо-тихо Гермиона прокралась мимо целующихся у камина Дина и Парвати, убедилась, что они увлечены только друг другом, и выскользнула в приоткрывшуюся щель прохода.       Коридоры были пусты, — все парочки попрятались от дежурных учителей, так что Гермиона быстро достигла совятни, где незнакомец назначил ей встречу. Не самое очевидное место для свиданий, — вероятно, на то и был расчет.       Дверь была приоткрыта, и Гермиона скользнула туда и замерла, пытаясь дать глазам привыкнуть к полутьме. Спустя полминуты она заметила шевеление в глубине помещения и вопросила себя, о чем она думала? В такой темноте она никогда не разглядит, кто послал ей цветы, если только не подкрадется вплотную, что в ночной тишине казалось невозможным.       Плюнув на все, любопытная гриффиндорка стянула с себя мантию и, обозначая свое присутствие, захлопнула дверь левой рукой, правой стиския палочку. В конце концов, цветы ей отправить мог кто угодно, хоть сам Волдеморт.       — Гермиона? — голос показался смутно знакомым, он точно принадлежал студенту, и Грейнджер слегка расслабилась. Но не настолько, чтобы убрать палочку.       Темный силуэт начал приближаться, в темноте сверкнула широкая белозубая улыбка, и Гермиона наконец узнала обладателя голоса.       — Забини?! — прошипела Гермиона, направляя палочку ему в лицо. — Это что еще за шутки?! Гоменум ревелио!       Убедившись, что кроме них поблизости больше никого нет, она гневно уставилась в лицо слизеринца, молчаливо требуя ответа.       — Гермиона, радость очей моих, как я счастлив, что ты все же пришла! — Забини казался страшно довольным, не обращая внимания на направленную в его сторону палочку. — Это никакие не шутки! Я приглашаю тебя на свидание.       — Прямо сейчас? — растерялась Гермиона, потом тряхнула головой и продолжила более уверенно: — Никуда я с тобой не пойду!       — Но почему? Я тебе не нравлюсь? — глаза Блейза стали напоминать грустные озера, если бы озера могли быть черными как ночь.       — Конечно, ты мне не нравишься! Я тебя совсем не знаю! — возмущенно выкрикнула Гермиона, не понимая, почему она до сих пор не ушла. Возможно, потому, что не хотела давать слизеринцу повода напасть на нее с тыла?..       — Вот именно, ты меня совсем не знаешь! Давай хотя бы для начала попытаемся узнать друг друга поближе! — Забини снова сверкнул обезоруживающей улыбкой, его настроение скакало как волна на рифе, и это даже немного пугало.       — Но ты слизеринец, а я гриффиндорка! — Гермиона уже не знала, что еще сказать, и решила пояснить: — Мы враги!       Забини внезапно посерьезнел.       — Ты гриффиндорка, я слизеринец. Ты британка, я итальянец. Ты девушка, я парень. Да, мы разные, но это не делает нас врагами. Моя семья держится в стороне от войны, я не Пожиратель смерти, ты мне нравишься, так может, ты все-таки дашь мне шанс?       Гермиона молчала. Она внимательно смотрела ему в глаза и внезапно попросила:       — Покажи предплечье.       Забини помрачнел, но продемонстрировал сначала одну руку, потом вторую. Грейнджер опустила палочку, но все еще была в нерешительности.       — Вспомни слова Дамблдора про "откинуть вражду и условности", — напомнил Блейз, пытаясь разрядить обстановку.       Гермиона невольно улыбнулась, вспомнила счастливого Рона и, по-видимому, не менее счастливого Гарри, и подумала: какого черта?       — Ладно, Забини. Одно свидание.       Блейз счастливо рассмеялся и приглашающе замахал рукой, направляясь к выходу.       — Увидишь, Гермиона, я тебя удивлю. И называй меня, пожалуйста, "Блейз".       Грейнджер хмыкнула и вышла вслед за ним. Что же, она ведь гриффиндорка. К приключениям ей не привыкать. А это обещало быть если не приятным, то хотя бы интересным.