***
Одинокая лампочка на потолке внезапно зажглась, освещая бетонные стены комнаты, в которой абсолютно ничего не было. Ничего, кроме маленького рыжеволосого мальчика, который забился в угол, притянув руки и ноги к себе как можно ближе, словно так он смог бы исчезнуть из этого мира. Железная дверь, со следами царапин от ногтей на внутренней стороне, отворилась, и в комнату зашел человек, захлопнувший доступ к выходу с такой силой, что мальчик невольно вздрогнул, задержав дыхание. — Здравствуй, Натаниэль, я Джим Хейз. Твой отец попросил меня поиграть с тобой, — грубый голос мужчины нарушил молчание. — Ты же хочешь поиграть? Мальчуган попытался втиснуться как можно глубже в угол, мечтая слиться со стеной, стать ее частью. Стенам не больно, стены не чувствуют, когда их бьют, не чувствуют лезвий ножей, не замечают температуры кипятка. Они безмолвны и крепки. — Натаниэль! — рявкнул мужчина. — Разве тебя не учили, что взрослым нужно отвечать?! Тело ребенка задрожало мелкой дрожью. — Я не хочу с Вами играть, — тихо прошептал Нат, все больше утыкаясь в свои коленки. — Что? Я не слышу, — мужчина грузным шагом подошел ближе. — Я не хочу с Вами играть! — внезапно крикнул мальчик, поднимая заплаканные ярко-голубые глаза на вошедшего. Огромный по сравнению с ребенком мужчина с снисходительностью в карих глазах посмотрел в ответ, его губы расползлись в полуулыбке. — Жалко, что у тебя нет выбора, да? — он рывком протянул вперед руку, запуская ее прямо в ворох рыжих волос, лохматя их еще больше. — Пожалуйста, не надо, — шептал Натаниэль, по щекам которого вновь начали бежать слезы. — Я буду хорошим. Скажите папе, что я нечаянно разбил вазу. Я всего лишь споткнулся. — Конечно, я ему скажу, — Джим провел большим пальцем по щечкам ребенка, в глазах которого загорелась надежда, но она тут же потухла под гнетом последующих слов. — Вот только наказание уже выбрано. За свои поступки нужно уметь отвечать, да? По телу Ната прошлась крупная дрожь, когда мужчина грубо схватил его за волосы и потянул прочь от стены. — Нет, нет, — мальчик вцепился в руку мужчины, силясь избавиться от этой боли. — Если будешь послушным ребенком, на тебе даже практически следов не останется, — произнес Хейз, швыряя Натаниэля в середину комнаты. И тогда рыжеволосому стало еще страшнее. Его тело уже испытало на себе холод ножей, ожоги, нехватку дыхания от погружения в воду, синяки от удушья, гематомы от избиений. Что может не оставлять следов? Что его отец придумал на этот раз? — Ну же, давай избавимся от этих тряпок, они будут только мешать, — Джим одним рывком стянул с ребенка голубую майку, оголяя его верхнюю часть тела, полную шрамов жестокой жизни. — Штанишки тоже нужно будет снять. — Нет! Нет! Нет! — мальчик начал судорожно вырываться, но грубые руки мужчины не оставляли надежды даже отойти на метр. — Пожалуйста, не надо! Мне страшно… — Все таки придется тебя связать, — цокнул Хейз, доставая из одного из карманов своих штанов тонкую веревку. — Мы же не хотим, чтобы твои маленькие ручки мешались, верно? Мужчина перевернул ребенка на живот и прижал коленом к полу так, чтобы Нат не мог встать, начав тем временем фиксировать руки сына своего начальника между собой, задрав их над головой. Мальчик извивался и плакал. Сбежать. Сбежать. Сбежать. Сбежать. Мысль красными огнями пульсировала в разуме ребенка, но он ничего не мог. Только лишь пытаться. — Вот так, — сказал в конце концов Джим, переворачивая Ната обратно на спину. — Теперь будет легче. Ноги и пах мальчика оголились, открывая взору худые нижние конечности, покрытые пушком слабо видимых волос. Ребенок все еще пытался отползти, скрыться где-нибудь в этих четырех стенах, стать невидимым. Все, что угодно, лишь бы это прекратилось. Шутка. Шутка. Шутка. Пускай это окажется шуткой. Выдумкой сумасшедшего отца, чтобы просто напугать его. Мальчик не знал, что его ждет, но это явно что-то намного ужаснее, чем обычно. — Ты, главное, сильно не сопротивляйся, иначе будет больнее, — вынимая из кармана какой-то пузырек, с улыбкой сказал мужчина. — Ты меня понял, Н-а-т-и-и? От того, как было произнесено его имя, ребенка затошнило, а может, это было из-за струящихся змей страха в животе, и если бы в его желудке было бы что-то из еды, это непременно бы оказалось снаружи. Внезапно мальчик почувствовал, как пальцы мужчины, смазанные каким-то веществом, начали проникать в задний проход. Натаниэль закричал и начал извиваться, но вторая рука крепко прижалась к его шее полудуша, давая думать лишь о том, как поймать следующий вздох. Но ребенок не оставлял попыток к спасению, тщетно пытаясь отбиваться ногами, но куда уж там против тяжеловесного громилы. — А я хотел как лучше, — разочаровано выдохнул Хейз, прекращая свои манипуляции пальцами. — Что ж, ты сам в этом виноват. Нат скорее услышал, чем увидел, как ширинка на штанах мужчины расстегнулась, а штаны оказались приспущены. Паника накрывала мальчика с головой, он не мог вздохнуть, не мог убежать, он не мог ничего. Только лишь смотреть на одиноко висящую лампочку в центре потолка, которая его слепила до боли в глазах. Толчок был неожиданным. Душераздирающий крик боли отразился от бетонных стен. Мальчик извивался, пытался бить связанными руками и шевелить, теперь уже зафиксированными руками мужчины, ногами. Бетонный пол царапал его голую спину, веревка жгла, а ощущения внизу были сравнимы с адом. — Ну же, Нати, расслабься и получай удовольствие, — усмехнулся мужчина, смотря сверху вниз. Ребенок чувствовал, как по его бедрам течет что-то горячее и вязкое, запах подсказывал, что это кровь, с ее ароматами мальчик был чуть ли не лучшим другом. Толчки все продолжались и продолжались, а лампочка все не желала гаснуть, оставаясь единственным якорем в этом океане боли. Больно. Больно. Мерзко. Страшно. Больно. Больно… В какой-то момент все прекратилось, Джим прекратил свои действия, расслабляя свои руки на ногах мальчика. — Ты такой лапочка, — Хейз одобрительно похлопал ребенка по щечкам, а после встал в полный рост. — Завтра повторим. Рыдания, всхлипы, звуки позывов к рвоте, крики отчаянья, скрежет пальцев, проходящихся по закрытой железной двери. Но комната для наказаний не открывается. Не сегодня. Только лишь дверца внизу двери для подачи еды и ночного горшка. Лампочка погасла, чтобы на следующий день снова загореться, освещая пришедшего мужчину…***
— Сколько? — сквозь зубы спросил Эндрю, держа дрожащими руками новую сигарету. — Ты опять за свое? — прекратив свой рассказ, Нил был все еще там, в той комнате, поэтому возмутился не сразу. — Сколько раз это повторялось? — Не знаю, — пожал плечами Джостен. — Я правда сбился со счета. Это все тогда превратилось в такую болезненную и однотипную какофонию, что я предпочел не запоминать, — парень поскреб шрамы на своей щеке. — В любом случае, это прекратилось. Оказывается, нужно просто перестать хоть как-то сопротивляться, даже дышать лучше так, словно спишь. Неподвижность не интересна. Очередное правило, которое я вынес из того дома. Заморосил мелкий противный дождь, напитывающий воздух тяжелой влагой. — Столько раз… — тихо начал Миньярд. — Столько раз я прикасался к тебе без спроса. В то время, как ты всегда… А другие? — Не беспокойся об этом, — чуть усмехнулся Нил. — Пока ты не запираешься со связанным мной в комнате, где всего одна лампочка, все в порядке. — Ты — идиот, — Эндрю сделал затяжку. — Да или нет? — Нет. На сегодня мне, пожалуй, хватит каких-либо прикосновений. Пускай это и были лишь воспоминания, — после этих слов Джостен встал, отряхнулся и покинул крышу. Одинокий кончик сигареты чуть осветил лицо Миньярда, который углубился в раздумья над тем, что услышал, представляя, сколько еще скелетов в шкафу у его