Клуб любителей маленьких лисиц pt.2

Комната Сону как манила, так и отталкивала. Шторы вечно нараспашку, света уйма аж глазам больно, всё такое мимишное и мягкое, напоминало плюшевую коробку с поролоновыми стенами для сумасшедшего. Но Сону не был сумасшедшим. Для Ники точно нет. Сону заслуживает самого большого извинения в мире и блядский клубничный торт с огромной горкой сливок. Ники, конечно, этого никогда не скажет, но чувство извиниться у него вспыхивает каждый раз, когда он переступает порог чужой комнаты. Редко днём и всё чаще ночью, под предлогом, но не в этот раз. Их новый надзиратель, как Ники Джея про себя называл, справлялся не то чтобы плохо, но был разгильдяй ещё тот. Разгар рабочего дня, а он спит за стойкой дежурного, завалившись на стол. Судя по его рассказам, можно догадаться, что он снова рубился до поздней ночи в онлайн игры или крутил чат рулетку в поисках общения. Откровенно говоря, иногда, общаясь с Джеем, Ники хотел предложить ему занять соседнюю пустующую комнату. Просто он периодами такой странный был, что даже психам не понять. А ещё он точно учился на тройки, если судить по его продвигающейся ординатуре, видимо прогуливал пары, чтобы ходить на другие, стендаповские какие-то. Три миллиона несмешных шуток и как свести с ума даже уже сумасшедшего. Но Сону нравилось, он часто смеялся с кривляний этого Джея и, что уж говорить, если даже Ники иногда находил это забавным. Особенно, когда в перерывах сюда приходил Джеюн и они почти что устраивали трагикомедийное шоу, баттл сарказма и странного юмора на выживание. Победителя не было, просто напоминало «Тупой и ещё тупее». Ладно, Ники редко, но ржал с них в голос, а когда его что-то беспокоило: шёл к мадам Сон. Больше толку. Джей годится только для того, чтобы пронести сюда вредный бургер из мака или пиццу и зарубиться с ним в приставку. Ну, хоть что-то. Ники сидел в своей комнате, когда услышал шарканье знакомых тапочек и стук соседней двери. На раздумья ушло не так уж много времени и подросток, схватив с собой планшет, помчался по направлению в соседнюю комнату. Ники входит со стуком, он же не Джей, который, когда хочет, тогда и вваливается, будто к себе домой, а потом выбегает с «ой-ой, сорян, я не знал, что ты тут голый». Конечно, а жалюзи он опустил просто так. Бесит, скоро дверь комодом подопрет, чтобы невесть кто не вламывался. Впрочем, его стуки тоже мало чем помогают, ведь Сону не успевает даже ответить, как дверь за спиной Нишимуры закрывается. Легкая рубашка в тонкую лиловую полосочку сразу же упала из чужих пальцев обратно на тело, когда Сону, обернувшись через плечо, посмотрел кто к нему пришёл. — Я вообще-то переодеваюсь, — недовольно шикнул парень, одергивая подол ниже на бедра. Рубашка настолько огромная, что по размерам похожа на мешок, Сону со своими закидонами скоро обкрутится одеялом и будет ходить. — Так я вовремя, — Ники фыркнул, но всё-таки опустил взгляд под ноги. Сону лишь закатил глаза и упёрся рукой в бок. — И? — чуть подняв брови спросил Сону. Какой он несуразно-прекрасный не прекращалось крутиться в голове. Его бледное тонкое тело прикрытое широченной рубашкой, растрепанные волосы, будто он только встал с кровати и голые ноги. Кому скажешь — не поверят, что этот человек страдает расстройствами, общий смысл которых держится на том, что он себя ненавидит. Ники сложно представить на самом деле какого это ненавидеть Сону. Сколько бы ссор у них не было, сколько бы раз они не кричали друг на друга, Ники его хотел снова и снова. Поговорить, послушать, просто побыть с ним рядом, стать причиной улыбки. Сону улыбался часто, но всё чаще эта улыбка казалась натянутой. Как проходит его лечение, интересно. Есть ли прогресс? Со стороны Ким всегда был одинаковый. Дуется, кричит, возмущается, улыбается, смеется громко и сосредоточенно пытается успеть за школьной программой, которую проходил в одиночку по онлайн урокам и дистанционно с преподавателем. В школу, которая была на этой же территории для проходивших лечение детей, через небольшой искусственный парк, наотрез отказался ходить. Хотя ему рекомендуют как можно чаще общаться с людьми. Сону, на самом деле, мало с кем говорит, а если и идёт на контакт, то сугубо по личным ощущениям. Болтает без умолку с теми кому доверяет. Всё чаще Сону много молчит, мало ест и каждый раз, каждый чертовый раз, когда берёт тюбик от крема для лица, давит его острым уголком на палец, в бедро или царапает до белых полос предплечья. Царапины сходят через пару минут, а маломальское спокойствие проскальзывает на его лице. Ники видел случайно, но остался под впечатлением настолько, что в следующий раз при ссоре, которую сам же инициировал, выбросил этот и ещё несколько похожих тюбиков в мусор без возможности возврата. Слёз было, проклятий, но ничего, новая косметика в баночках и торт-мороженое со вкусом мятного шоколада примирил их. И всё-таки сильно стараться, чтобы причинить себе боль не нужно было. Сону мог просто укусить себя до крови, до глубокого следа и тогда ты уже ничего не сделаешь. Зубы не выбьешь, рот скотчем не заклеишь. Благо такого ещё не случалось. Когда-то давно Джейк говорил, что такое поведение — селфхарм — помогает Сону почувствовать себя живым, ощутить контроль над своим телом и наказать себя за то, что он переел или поленился и пропустил тренировку. Ники много чего в его проблемах не понимал, но нужно было просто принимать. Да, они принимали друг друга такими, какие они есть. Сону принимает Ники с острым словом и неожиданной истерикой или наоборот — принимает забившимся в своей комнате с холодным выражением лица и вымученным «оставь меня». Ники принимает слёзы Сону, его постоянную борьбу с самим собой, принимает его запертого в ванной и засовывающего два пальца в рот, принимает его врезающего отросшие ногти в ладонь, принимает его страхи и тревожные воспоминания. Любого примет. Отвергнутого миром и самим собой. Когда ты так молод и юн, тебя мало кто воспринимает всерьёз. Все твои слова и мысли, поступки взрослые высмеивают и это пройдет, их столько ещё будет таких Сону… Таких, как Сону нет больше и не будет. Такие, как Сону рождаются раз в сотню лет и запечатываются на небе ярким созвездием. С рождением Сону появилась новая вселенная, иначе не может быть. Прекрасный, как лунное гало, северное сияние и солнечное затмение. Не зря же Ники стихи строчит в пыльный карманный блокнот, в них с каким только явлением Ким не сравнивается. И всё равно даже природа ему проигрывает. Ники идёт в комнату глубже, подходит к старшему и плюхается на его кровать, поднимая щенячий взгляд. — Я принёс своих котов. Коты это их традиция. Это практически то, с чего всё и началось. Их сближение. Ники любит рисовать, а своей изюминкой считает разных котов изображенных в стиле аниме. Он вдохновлялся покемонами и нарисовал уже десятки разных существ, которые очень нравились Сону. Сегодня он пришёл с новой порцией милых рисунков. Сону улыбнулся. Так и оставив свои дела он сел на кровать, заглядывая в чужой планшет. То, как он был близко было приятно, Ники хотел, чтобы Сону пододвинулся ещё ближе, но он по сути не был тактильным, а Ники подобное не к лицу: милашничать и липнуть. — Как сегодняшняя терапия? — Все по-старому, те же лица, те же вопросы, те же ответы, — пожал плечами Сону. — Сегодня не было Хаын. Она ездила на выходные домой и там порезала вены после ужина со своими родственниками. Сейчас в больнице. Ребята из группы говорят у нее случился приступ из-за того, что они обсуждали её проблемы. Они сказали, что она всё придумывает и нет у нее никакой депрессии, а всё это просто дурное поколение и наши телефоны, — Сону смотрел пустым взглядом в планшет, пока Ники листал сохранённые рисунки, медленно цепенея от чужого безжизненного тона. — Я не чувствую, что это помогает, — тихо признается Сону, когда молчание зависает между ними, — после наших встреч с психологом и остальными ребятами я начинаю ненавидеть себя ещё больше. Сону неожиданно кладёт свой подбородок на плечо Ники и зарывается носом ему в шею, спокойно дышит тёплым воздухом на кожу. «Никто не может ненавидеть тебя так сильно, как ты сам себя », вспоминаются слова мадам Сон и Ники откладывает планшет на кровать. — Чем я могу помочь? — его ломающийся голос в этот момент звучит до ужаса низко и это триггерит не хуже таких любимых Сону АСМР роликов. — Ничем, просто побудь здесь. Они делили тишину, дыхание в унисон и грелись друг о друга. Глаза Сону были непривычно сухие и пустые, а Ники казалось, что он стал ещё меньше. Будто лишался необходимого веса и роста, который должен набирать в своем возрасте. Сону словно растворялся в воздухе. Если бы Ники мог, он собрал бы эту блестящую пыль в банку и поставил на полку у кровати. Колено Сону согнул сильнее в какой-то момент, находя ним опору в бедре Ники и его внутренняя часть бедра оголилась немного. В глаза бросились следы чужого успокоения и марки «жизни». Белёсые шрамы. Эти последние из тех, которые запечатались на его теле навсегда. Сколько нужно силы и духа, чтобы проткнуть свою кожу и выпустить собственную кровь? У Ники хоть и была сложная стадия депрессии, но он никогда не задумывался о смерти всерьёз. Никогда не было даже попытки покалечить себя. Возможно, если бы не его родители, которые слишком сильно переживали за его психическое состояние, он бы и не попал сюда. Так бы и остался вечно злым, холодным, нелюдимым хулиганом, которому любое кривое слово поперёк горла и полная апатия к жизни. — Восемь, — прошептал Ники и на вопрос в чужих глазах и тонкое «хм?», пояснил, — восемь шрамов… на твоём бедре. Сону опустил глаза и немного отодвинулся от парня, натягивая рубашку ниже, закрывая бедро. Его неловкая смущенная улыбка резала точно так же по Ники, как канцелярский нож по плоти. Когда-то в начале от него прозвучал вопрос «зачем», а ответом послужило молчание. Сейчас Ники знает зачем, но думает лишь о том, когда это закончится. — Подожди, — Нишимура встал с мягкой кровати, оставляя Сону одного и подошёл к его столу, где насыпью валялась канцелярия, были открыты и разбросаны тетради, наверное, Сону не успел убрать перед тем, как его повели на терапию. Ярко-голубой маркер оказался в его тонких пальцах и парень, поджав губы, засомневался в том, что он собирается сделать, но всё-таки вернулся после тихого «Ники-я?». — Не бойся, — предупредил сначала Ники и сел к Сону носом в нос, — можно? — его палец указал на спрятанное бедро за рубашкой и Сону нахмурился, не понимая. Его мышцы напряглись, когда чужие пальцы потянули рубашку выше, но твёрдое «поверь мне» не дало шанса сбежать. По коже побежали мурашки, хотя Ники даже не касался напрямую, стало дискомфортно до дрожи и поднятых на дыбы волосков, но Сону попытался пересилить странные ощущения и оставаться спокойным. Ники откинул колпачок и чуть наклонился к чужим ногам, опуская ладонь на мягкое бедро. Первая голубая звезда окружила своим контуром маленькую галочку первого шрама. Сону смотрел как на его коже рассыпается почти что созвездие, а Ники бережно водил маркером. — Их здесь восемь, — поднимая глаза сказал он, заглядывая в мутное из-за влаги жёлтое море в чужих глазах, — восемь и останется. Ладно? Сону встряхнул головой, закрывая ладошками лицо, не смея ничего ответить, но запоминая этот юный полный надежды взгляд, кажется, на всю свою жизнь вперёд. На жизнь с другим сюжетом и концовкой. На жизнь, которая не заключается в маленькой комнате с решётками на окнах и терапией за круглым столом. На жизнь, которую они заслужили. — Это не все… Ники нарисовал в целом двадцать три голубых звезды. Сону пообещал себе и Ники, что двадцать четвёртой не будет и он попробует снова. Снова забыть всё старое и принять себя таким, какой он есть. Одного единственного и неповторимого. Если Сону это шрам, то Ники звезда вокруг него. Если Ники это мрак, то Сону его жёлтый тёплый ночник.