Пожирающая тьма

— Перейдём к твоему эротическому наказанию, Даниэлла, — распорядился Господин, — для этого тебе потребуется раздеться, оставив на себе лишь обувь. Выполнив указание, девушка впервые предстала перед будущим мужем в обнажённом виде, и даже несмотря на его маску, мешавшую понять эмоции — чувствовала, как ему нравится открывшееся зрелище. — Может быть, мне надо сходить умыться? — нерешительно спросила она, ощущая дискомфорт от того, что на её лице остались её же собственные слюни после оральных ласк, а ещё рвота и слёзы. И кровь от Господина. — Это излишне, моя дорогая. Все эти мелочи отнюдь не портят тебя, но напротив. Так же, как украшают шрамы, указывая на опытность в бою, так и у тебя есть своеобразные временные украшения, указывающие на твою опытность в некоторых других вопросах. — Эм-м… как вам будет угодно, Мой Господин, — недоумевая, согласилась Даниэлла. Она ожидала, что будет секс… в том или ином виде, или что-нибудь вроде прелюдии. Но вампир всего лишь галантно подал ей руку и повёл девушку к выходу из квартиры. — Простите, Мой Господин, но куда мы идём? — забеспокоилась она. — На прогулку, — просто ответил он. — Но… но я без одежды! — Наказание подразумевает, что поскольку ты провинилась, то должна испытать небольшой дискомфорт. — Небольшой дискомфорт?! Да вы же опозорите меня перед всеми! — Ах, я стал забывать, что для смертных крайне важно мнение других, подобных им. Но ведь ты — особенная, потому что я избрал тебя, и твоя дальнейшая жизнь будет разительно отличаться от жизни тех смертных, которых ты повстречаешь на улице. Так для чего же тебе беспокоиться об их мнении касательно твоей личности? Осознай свою дистанцию от них и пойми, насколько ты выше. За руку он вывел её на улицу. Незнакомый район выглядел неблагополучно. Прохожих было немного… но они были, вот в чём проблема. — Ценность социального одобрения — не более, чем иллюзия, — рассуждал вампир, — и власть общества над личностью преувеличена. Уровень свободы в действительности намного выше, и на самом деле можно совершать такие вещи, о которых многие боятся даже помыслить. Они предполагают, что за это последует некое страшное наказание, но наказания нет. Словесное порицание не является таковым. В большинстве же случаев это единственный способ, которым люди выражают своё неодобрение. Но кого оно волнует? И что тебе сделают за то, что ты прогуляешься по улицам в непривычном для окружающих виде? Абсолютно ничего. А любые слова — это то же самое, что и шум ветра. Им повстречалась небольшая компания из молодых парней. — Эй, мужик в маске, почём эта шлюха за час? — спросил один. — Классные сиськи, я бы между ними членом потёрся, — заметил второй. — Да у неё и жопа ничего, — заглянул сбоку третий, — в такую хорошо зарываться мордой и делать вот так… Он изобразил, как быстро мотает головой в разные стороны. Девушка, краснея, старалась прикрыться рукой, но одной руки было слишком мало, чтобы защититься от сальных взглядов. Она жалела, что её волосы достают всего лишь до плеч и не могут ей помочь. За другую руку её держал Господин, не позволяя закрываться. — Она несомненно хороша, но не продаётся, — ответил вампир. — Зачем тогда показываешь? — Дабы похвалиться перед всеми, чтó у меня есть. — А, ну молодец, мужик! Зачётную тёлку себе выцепил, респект. Парочка проследовала дальше, под одобрительный свист компании. Затем им встретился дед, что медленно ковылял, опираясь на трость. Увидев голую девушку, он замер, раскрыв рот. А потом сказал: — Я так давно не держался за женскую грудь. Моя жена умерла двадцать лет назад, но даже в свои лучшие годы она не была так сочна, как ты. Мне уж помирать скоро, порадуй старика напоследок, а? — он потянулся руками к Даниэлле, и та сделала шаг назад, не понимая, почему Господин не защищает её. — Речь шла только про то, что на меня посмотрят! — воскликнула она. — я не соглашалась с тем, чтобы меня лапали! — Ну, потрогает этот немолодой джентльмен твою грудь, ну и что с того, милая? — спокойно спросил вампир. Старик схватил её за грудь и принялся долго и с наслаждением мять её. Даниэлла с беспокойством переводила взгляд то на деда, то на своего Господина. «Почему он не ревнует? Почему он допустил такое?!» Дед, закончив со своим развлечением, отошёл и прислонился к стене. — Ох, Боже, хорошо-то как. Теперь и помирать можно со спокойной душой. Трясущимися руками он полез в карман, достал пачку сигарет с зажигалкой и закурил. Вампир привёл девушку в подворотню, где стояли мусорные контейнеры. Неподалёку от них сидел бомж на картонке с собакой неопределённой породы и пил пиво. — Дорогая, я хочу, чтобы ты поцеловала этого бездомного. — Что?! Ведь я же ваша будущая жена! Почему вы хотите видеть меня с другими мужчинами?! — Что бы с тобой ни делали другие, это никак не противоречит тому, что ты принадлежишь мне. Если запрещать другим мужчинам ласкать тебя, то почему бы, по той же логике, не запретить им смотреть на тебя? Но это вздор — пусть смотрят и видят, какое у меня есть сокровище. Пусть трогают: для них это мимолетная радость, а для меня — постоянная. Наблюдать за утехами красивой женщины со стороны — ничуть не меньшее удовольствие для глаз, чем физическое наслаждение её телом. А потому, дорогая, целуй этого мужчину, и делай сие со страстью, не показывая ни малейшей брезгливости, которая может испортить зрелище для меня. — Но он может быть заразен! — Я слышал, что медицина в последнее время достигла высокого уровня. Так что, всё поправимо. — Да, но не все болезни излечимы! — Никто и не обещал, что тебе будет легко во время испытаний, и что у тебя не будет риска. Но награда с лихвой окупает любые риски. Стараясь думать про ожидающее её богатство, про старинное поместье, и, возможно, даже про бессмертие и вечную молодость и красоту — девушка села напротив бездомного и потянулась к нему. — Фу, от тебя несёт блевотой, — поморщился бомж, оторвавшись от банки пива и смачно рыгнув. «Я должна потерпеть всего лишь несколько секунд, изображая страсть. Разве дальнейшая роскошная жизнь этого не стоит?» Бомж попытался с брезгливостью отвернуться от неё, но девушка схватила его за грязную бороду и притянула к себе, после чего одарила жарким поцелуем в губы. Она почувствовала запах и вкус перегара, дешёвого пойла, нечищеных зубов, и едва не потеряла сознание от этого адского коктейля. Когда бомж оттолкнул её, она была только рада. Её тошнило, но рвоты больше не было — в желудке уже закончилось всё содержимое. Собака, сидевшая рядом с бомжом, заинтересованно обнюхивала Даниэллу. — Прекрасно, моя дорогая. Ты действительно сильна духом. А теперь возьми в рот его член. «Я, должно быть, ослышалась. Где-то должен быть предел. Он не может давать мне такой приказ всерьёз!» — Простите, Мой Господин?.. Вы шутите? — Я максимально серьёзен. Бери в рот его член. Немедленно, — скомандовал вампир. Испуганная девушка стала стаскивать штаны с бомжа, и ей в нос ударила вонь давно не мытого тела. Когда она склонилась и прикоснулась губами к вялому органу, от мерзкого вкуса и от смрада у неё выступили слёзы. Тут Даниэлла почувствовала, что к ней сзади пристроилась собака, запрыгнув сверху. Это стало последней каплей. Завизжав, девушка оттолкнула пса, и, больше не в силах сдерживаться — расплакалась, завывая во весь голос. Она просто сидела на асфальте и вопила, не в силах вымолвить ни слова, не в силах остановиться и прекратить безудержный поток слёз. Униженная, перепачканная, голодная и голая, она сидела рядом с мусорными контейнерами, пока вампир хладнокровно смотрел на неё. Бомж с собакой давно убежали, но девушка всё продолжала плакать навзрыд, выпуская все эмоции, накопившиеся за эти две ночи. — Милая моя, разве я не говорил, что плакать — плохо? Слабость и жалость — это недостойно, — беспощадно-ледяным голосом процедил вампир. — Я… я не могу… — захлёбываясь в слезах, бормотала девушка, — пожалуйста, хватит! Я хочу домой, к родителям… — Но ты больше никогда не увидишь своего дома и родителей. Да и не это должно волновать тебя сейчас. Лучше соизволь-ка объяснить, для чего мне нужна такая жена? Которая, чуть что, ломается, словно тростинка на ветру, и позволяет себе ныть и показывать слёзы перед своим мужем? Она в ужасе поняла, что если что-то не предпринять, то он убьёт её. — Я исправлюсь! — прохныкала она, но от страха слёз стало только больше, — я буду стараться... Девушка на четвереньках подползла к вампиру и принялась умолять, глядя снизу вверх: — Пожалуйста, дайте мне ещё шанс… я очень хочу стать вашей женой, Мой Господин. Я всё сделаю… — Идём обратно в квартиру, — безэмоционально сказал он, — поднимайся. Она поднялась на дрожащих ногах, цепляясь за стену. Ноги не слушались её, и она едва не упала вновь. Но её Господин даже не подал ей руку. Даниэлле пришлось ковылять самостоятельно, пока он шёл позади неё, словно безмолвный и бездушный надзиратель. Случайные прохожие пялились на неё, что-то говорили — но ей уже было всё равно. Их слова действительно стали всего лишь ветром.