***
В семье Шэнь был только Шэнь И. Этот человек никогда не проявлял интереса к достижениям или романтике, пока рос, только к механизмам, заставляя всех думать, что в один день семья Шэнь откажется от него. Узнав о намерениях Шэнь И в отношении Чэнь Цинсюй, было вполне естественно, что старик Шэнь после того, как увидит, что его сын колеблется и волнуется, возьмет дело в свои руки, посылая подарки от его имени. Если бы это были обычные подарки, возможно, особых проблем не возникло бы. Шэнь И оказался бы немного смущен, но подарки уже были бы получены. Он не смог бы забрать их. К сожалению, старика Шэня не слишком волновали золото или драгоценности. Подарки, которые он присылал, были либо вином, либо лекарствами, — чрезвычайно унизительно. К тому времени, когда Шэнь И понял, что натворил его старик, и сорвался с места, повозка, полная подарков, уже стояла во дворе. Чэнь Цинсюй держала в руке бутылку вина. — Большое спасибо генералу Шэню, но одной бутылки достаточно, — очень вежливо произнесла она, когда заметила Шэнь И. Он пришел в спешке, чтобы объясниться, но из-за смущения не мог говорить. От повозки, полной лекарств, возможно, было проще отмахнуться, в конце концов семья Чэнь была лекарями, но повозка, полная вина? Чэнь Цинсюй подумала, что, возможно, она обидела его. — В моей семье не так много пьющих… — объяснила она. — Боюсь, что всё пропадет, если мы примем подарок. Шэнь И хотел вырыть яму и похоронить себя прямо на этом месте. Его лицо исказилось, разные эмоции сменили друг друга. Он выглядел сильно страдающим, но ни слова так и не сорвалось с его губ. Как раз в тот момент, когда Чэнь Цинсюй собиралась спросить, всё ли с ним в порядке, Шэнь И резко выпалил какую-то чушь, развернулся и убежал, позабыв про повозку. Это было больше двух лет назад. Возможно, тогда старику Шэню пришла в голову всё же верная идея. После этой неловкой ситуации Шэнь И вмешался и наконец взял дело в свои руки. Он рассудил так: даже если он выставит себя дураком, по крайней мере, это будет его собственный выбор. Теперь, после еще нескольких неудач и внезапного осознания со стороны Чэнь Цинсюй, эти двое, что заставляли друзей и семью страдать вместе с ними всё это время, наконец-то готовы были пожениться. Это было торжественное событие, любезно организованное обеими семьями, испытавшими облегчение и безмерную радость за пару. Еда, музыка и танцы заполнили помещение, а благодаря старику Шэню не нужно было беспокоиться из-за нехватки вина. Чан Гэн прибыл только к концу празднования. Ранее он переоделся в одежду попроще и проскользнул внутрь. Шэнь И и Чэнь Цинсюй сидели перед всеми, всё еще одетые с ног до головы в ярко-красное; в окружении семьи они смеялись и улыбались. Прежде чем уехать во дворец, Чан Гэн передал свои поздравления и подарки через Гу Юня. Теперь, когда он был здесь, он изначально хотел лично поздравить их, но, увидев, что пара была занята, он, не желая беспокоить, решил вместо этого поискать Гу Юня. Свет был приглушенный. Чан Гэн сделал круг, держась ближе к стенам и оглядываясь по сторонам, но Гу Юня так и не смог найти. Как раз в тот момент, когда он собирался обойти толпу, чья-то рука легла на его талию, крепко притягивая. Низкий голос прошептал ему на ухо: — Милый, не хочешь ли выпить со мной? Ухо сразу же заалело. Слово «милый» отвлекающее зазвенело в голове Чан Гэна, заставив запнуться. Вокруг было слишком много людей, даже если бы Гу Юнь хотел, он не мог продолжить дразнить его. Он тихо рассмеялся, сжимая талию Чан Гэна, прежде чем отойти. Пока Чан Гэн всё еще не пришел в себя, Гу Юнь предложил ему свою чарку вина. — Это не вино старика Шэня, — успокоил его Гу Юнь. — Если бы было оно, боюсь, ты бы не выдержал и половины чарки. Это вино было пронесено контрабандой из соседней лавки. Даже три бутылки не опьянят тебя, но зато поможет немного расслабиться. Выпей немного. Чан Гэн стоял в изумлении. Он бессознательно взял чарку и отпил, пока Гу Юнь уговаривал ее. Напиток немного обжигал, совсем чуть-чуть, но после двух-трех глотков Чан Гэн внезапно пришел в себя и вздрогнул. Его губы покалывало, и он чуть не раздавил чарку в руке. — Проснулся? — улыбнулся Гу Юнь. Чан Гэн был абсолютно убежден: Гу Юнь станет его смертью. Чан Гэн и раньше, не моргнув глазом, пробовал вино из губ Гу Юня, поэтому распитие вина из одной чарки не должно было так сильно потрясти его сердце. Возможно, если бы это был другой день, Чан Гэн бы не был так взволнован подобной мелочью. К сожалению, последние дни он тихо сходил с ума: эмоции захлестывали его по малейшим поводам. Он посмотрел на Гу Юня и подумал, что хочет поцеловать его. Поцеловать его, отвести домой, потом сделать с ним вещи, о каких не принято говорить вслух, и, может быть, после, когда Гу Юнь ослабит бдительность, спросить его… — Чан Гэн? — позвал Гу Юнь. Чан Гэн пару раз моргнул, осознав, что его мысли улетели куда-то совсем далеко. — Почему твоя выдержка такая низкая? — спросил с некоторым недоверием Гу Юнь, потрясенно забрав у него чарку. Чан Гэн не стал его поправлять. Он выдавил улыбку и шутливо ответил: — Дело не в том, что у меня низкая, а в том, что у тебя слишком высокая, Цзыси. — Что «слишком высокая»… — Как раз в тот момент, когда Гу Юнь собирался возразить, его взгляд остановился на чем-то за плечом Чан Гэна, и он внезапно рассмеялся: — Вам наконец удалось сбежать? Обернувшись, Чан Гэн увидел выглядящего изможденным Шэнь И, растерянно улыбающегося и поправляющего свои одежды. Чэнь Цинсюй стояла рядом с ним, ни одного волоска не выбилось из ее прически. — Ваше Величество, — встретившись взглядом с Чан Гэном, поздоровалась она. — Это праздник для вас и генерала Шэня, госпожа Чэнь, в этом нет необходимости. — Вспомнив, что он всё еще не сделал этого, Чан Гэн искренне произнес: — Поздравляю вас обоих. — Большое спасибо, Ваше… — Шэнь И откашлялся, смеясь. — Не обращай внимания. Рад, что ты пришел. Весь день Цзыси бродил туда-сюда и вроде разговаривал с гостями, но в итоге постоянно оглядывался в поисках тебя. Мы всё задавались вопросом, сможешь ли ты прийти. — Всё несешь чушь? — громко вмешался Гу Юнь. — Все постоянно дергали вас, у меня даже не было возможности увидеться с вами двумя. — Он вложил чарку в ладони Чан Гэна, затем поднимая в своей руке еще одну. Каким-то образом они обе оказались наполнены. — Теперь, когда Чан Гэн здесь, давайте вместе выпьем. Пока Шэнь И и Чэнь Цинсюй наполняли свои чарки, Чан Гэн протянул руку и кончиками пальцев коснулся свободной руки Гу Юня. Его сердце пылало. Услышав слова Шэнь И, он хотел что-нибудь написать Гу Юню, но не мог придумать что. Его рука бесполезно повисла рядом с рукой Гу Юня, пока он пытался преодолеть затруднение. Чан Гэн собирался убрать ее с некоторым смущением, когда Гу Юнь вдруг обхватил его ладонь своей. Он сжал ее один раз, а затем сразу же отпустил. Но этого было достаточно. Беспокойство ослабло. Перекинувшись парой слов, они подняли свои чарки и сделали по глотку. Чан Гэн не знал, чем была наполнена его, и готовился, что алкоголь обожжет ему горло. Неожиданно он не почувствовал ничего. В его чарке была вода. Он посмотрел на Гу Юня, и тот внезапно решил воспользоваться шансом отомстить Шэнь И: — Цзипин и я знаем друг друга с детства, но я никогда не видел, чтобы он плакал когда-либо так сильно, как сегодня. — Цзыси! — воскликнул Шэнь И. — Ты еще был во дворце, — продолжил рассказывать Чан Гэну он, нисколько не обращая внимания на Шэнь И, — но Цзипин, кажется, выплакал всё свое сердце. Если бы мы не были свидетелями того, насколько по-дурацки он вел себя, пытаясь завоевать расположение барышни Чэнь, никто бы не мог решить, женился ли он по любви или был вынужден взять в жены ужасное чудовище. Он забрал все слезы себе, не оставив ничего для барышни Чэнь. Она не пролила ни одной слезинки. Губы Чан Гэна дрогнули. Чэнь Цинсюй наклонила голову, кашлянув. — Гу Цзыси, разве мы больше не друзья? — Шэнь И с силой приобнял Гу Юня за плечи. — Ставишь меня в неловкое положение вот так! Гу Юнь рассмеялся, отталкивая его. Внезапно, в этот самый момент, красные свадебные одеяния накрыли Гу Юня, временно забирая у Чан Гэна способность говорить. Пока рос, Чан Гэн повидал всевозможные травмы и раны, трудясь под руководством барышни Чэнь. Он не боялся ничего из этого, сердце его было спокойно, а руки еще тверже. Только на Гу Юне он начал бояться красного цвета. От этого вида у него сжималось горло и становилось трудно дышать. Его пальцы дрожали даже после того, как он заставлял их оставаться неподвижными, и вскоре у него начинала кружиться голова. Сейчас Чан Гэн не испугался. В его сердце не было ни тени беспокойства. На мгновение он не мог оторвать взгляда от Гу Юня. Образ, который его разум наложил на реальность, был одновременно безобразным и прекрасным, бездумным и искусным. Чан Гэн отказывался даже моргать. Не то чтобы Чан Гэн никогда не думал об этом раньше. На самом деле, в последнее время это было всё, о чем он мог размышлять. С тех пор, как неосторожная записка Гу Юня посеяла семена «брака» и «побега», она оставалась в глубине его сознания, выбравшись только тогда, когда эмоции Чан Гэна не смогли поддаться контролю. Тогда он чуть было не высказал эти мысли вслух, но время и место были далеки от идеальных. Он смог загнать свои мысли обратно в клетку только тогда, когда напомнил себе, что Гу Юнь скорее забьет его до смерти за такой вопрос в храме Ху Го, чем даст ему ответ. Но ущерб уже был нанесен. Теперь Чан Гэн был еще более чувствителен. Каждая мелочь, которую Гу Юнь делал, сжимала его сердце, каждое ласковое слово чуть не ставило его на колени. Даже то, что сводило его с ума, в итоге наполняло еще большей нежностью, чем обычно. Обещание, которое он дал Гу Юню в ту ночь, когда тот был болен, Чан Гэн уже наполовину нарушил. Эти дни всё, что он делал, это слишком много думал. Глядя на Гу Юня и представляя его одетым в струящееся красное, Чан Гэн не мог надеяться на мирный день после этого. Наблюдая, как Гу Юнь препирается с Шэнь И, Чан Гэн подумал: «Это не может так дальше продолжаться. Я никогда не спрашивал его об этом. Хочет он или нет, и рассматривал ли он когда-либо это всерьез, я не знаю. Когда мы уйдем, как только смогу, я спрошу его».***
К тому времени, когда празднование начало утихать, никто не мог сказать, сколько чарок вина старика Шэня выпил Гу Юнь. Несмотря на то, сколько всё же было выпито, он лишь немного нетвердо держался на ногах, хотя усталость также стала более очевидной. Чан Гэн был не из тех, кто задерживался в больших толпах. В конце концов они оба попрощались, после чего сели в повозку и вернулись в поместье. Ехать было недалеко, но Гу Юнь заснул почти сразу, как они тронулись в путь. Чан Гэн дал ему прислониться к себе, обхватив его ладонь, пока размышлял. Когда они прибыли, Чан Гэн потряс его, чтобы разбудить, и помог спуститься, предложив руку. Пока они шли через внутренний двор, Чан Гэн собрал всё мужество в своем сердце и осторожно привлек внимание Гу Юня. — Цзыси? — Мм? Чан Гэн репетировал весь вечер, повторяя себе не быть слишком напористым или слишком самонадеянным. К сожалению, в решающий момент красноречие покинуло его, и он предательски выпалил: — Когда я смогу связать себя узами брака со своим Аньдинхоу? Капли вина и тяжелая сонливость уже смешались воедино. Будучи внезапно удивленным подобным образом, Аньдинхоу, что мог уворачиваться от клинков и гэфэнжэней вслепую, каким-то образом споткнулся на ровном месте. Чан Гэн быстро протянул руку и удержал его. Ладонь, прижатая к груди Гу Юня, чувствовала быстрые удары его сердца. — Сколько ты выпил? — спросил Чан Гэн. — Я не пьян, — сказал Гу Юнь. Сонливость почти улетучилась. Он схватил Чан Гэна за руку и выпрямился, уточняя: — Что ты сказал? Чан Гэн втайне был смущен до смерти, но отступать и прятаться было уже поздно. Он коснулся лица Гу Юня, обнаружив, каким оно было теплым, и собрался с духом достаточно, чтобы спокойно ответить. — Я собрал приданое, — сказал он, высвобождаясь из рук Гу Юня лишь для того, чтобы взять его ладонь в свою и переплести их пальцы. Он встретился с ним взглядом, продолжая: — Железная дорога по всей Великой Лян, золото и серебро в казне для поддержки народа, мир в стране, процветание на долгие годы… — Замолчав, он вдруг кое-что вспомнил и быстро заверил: — Если хочешь жить в деревне, я могу найти какое-нибудь более теплое место подальше от севера, куда мы могли бы переехать. Тебе нужно только сказать мне, насколько большая или маленькая нужна. Гу Юнь был потрясен. Ему потребовалось некоторое время, чтобы подобрать слова под прицелом серьезного взгляда Чан Гэна, казалось, говорящего: «Я отдам тебе всю страну, если попросишь». Он понимал, что Чан Гэн был абсолютно серьезен. Гу Юнь догадался: «Не поэтому ли он вел себя так странно?» Он не был слепым. Чан Гэн тоже не особо пытался скрыть это. С тех пор, как они вернулись из храма Ху Го, у него как будто постоянно что-то было на уме. Более долгие взгляды и прикосновения, обрывающиеся на середине предложения — только потому, что Чан Гэн испытывал противоречивые чувства, Гу Юнь не потребовал пока от него объяснений, а потом уехал на границу, вернувшись лишь к свадьбе Шэнь И и Чэнь Цинсюй. У них не было времени поговорить об этом. Подумать только, что это было из-за… Гу Юню захотелось рассмеяться. О чем он так беспокоился? — …Независимо оттого, где это будет, пока там тепло и достаточно пространства для нас обоих, любое место прекрасно, — прокашлявшись, сказал Гу Юнь. — Но, — он сжал руку Чан Гэна, — не обязательно, чтобы это была деревня. Дома, куда можно пойти, когда в поместье становится слишком утомительно, вполне достаточно. Никто не будет знать про нас, никто не будет нас беспокоить. Ты сможешь как следует отдохнуть… — Он многозначительно добавил: — К тому же, там можно будет спрятаться на несколько дней. Осознание пришло мгновенно. Глаза Чан Гэна заблестели, яркая улыбка, появившаяся на его лице, тут же заставила сердце Гу Юня сжаться. — Тогда?.. Гу Юнь не смог удержаться от ответной улыбки. Чан Гэн заключил его в свои объятия, не заботясь о том, что кто-то может их увидеть. Он крепко обнимал его, не желая отпускать даже ценой своей жизни. Гу Юнь ничего не мог с собой поделать: он смеялся, даже когда его сжимали до полусмерти. — Цзыси… — пробормотал Чан Гэн, задрожав с головы до ног. Гу Юнь погладил затылок Чан Гэна. Улыбнувшись, он легким тоном сказал: — Чему ты так удивлен? Вся эта расчетливость во дворце, куда же всё подевалось, что ты так потрясен? Ваше Величество может- ох, не так сильно, ты сейчас сломаешь мне спину, не надо… Ваше Величество может так безупречно предсказать планы и реакцию врагов, понимая их мысли от начала и до конца. Даже незнакомцы, что не сказали ни слова, не могут ждать пощады, но по какой-то неведомой причине прочитать мысли одного конкретного Аньдинхоу невозможно, и нельзя догадаться о его действиях. — Тихо вздохнув, Гу Юнь продолжил: — Я уже пообещал отдать тебе всю мою жизнь без остатка. Отдать всю любовь, что у меня есть. Такое чистое сердце, но ты смотришь на него в поисках малейшей тени, что же мне с тобой делать? Улыбка Чан Гэна ничуть не померкла. Волна нежности пробежала по нему, когда Гу Юнь опустил руку ему на спину, обнимая. Чан Гэн был подозрителен и полон сомнений с детства, даже Гу Юнь не избежал этого: бесконечное беспокойство за него также наваливалось сверху. Он волновался о том, что Гу Юнь отвернется от фальшивого принца, что однажды он уедет на границу и никогда не вернется домой, что заберет с собой все радости, печали и всю любовь из рук Чан Гэна, независимо от того, как сильно он за них держался. Лишь не так давно он освободился от влияния Кости Нечистоты, но беспокойство всё равно оставалось. Он несколько раз думал, как же можно было так легко избавиться от него после всех пережитых трудностей? Сердце его билось в умиротворении, до краев наполненное теплом и счастьем, тяжелое и горячее. Каждый раз, когда Чан Гэн привыкал к этой тяжести, думая, что наконец-то сможет унести всё, не пролив ни единой драгоценной капли, Гу Юнь доказывал, что он ошибался. Даже Великой Лян было недостаточно, чтобы уместить всепоглощающую привязанность и любовь, как могло вместить их его единственное сердце? Как мог внебрачный ребенок, меньше свиней и собак, ненавидимый собственной матерью, быть таким счастливым? Чан Гэн не осмеливался слишком много думать об этом, зная только, что все ответы указывали на Гу Юня. — Поклянись, — прошептал Чан Гэн. — Сколько раз я должен поклясться? — спросил Гу Юнь. — Уже поклялся Богу, а позже предстану перед Небом и Землей и поклянусь в том же, почему ты такой нетерпеливый? Чан Гэн пристально посмотрел на него. В конце концов Гу Юнь рассмеялся, сдаваясь. — Ладно, ладно, ты так на меня смотришь… — Запустив пальцы в волосы Чан Гэна, он спросил его: — Кому я должен поклясться на этот раз? — Не имеет значения, — ответил Чан Гэн, на лице его читалось предвкушение. — Просто скажи. Гу Юнь прислонился к Чан Гэну и призадумался, лениво играясь с его волосами. — Тогда… — пробормотал он через некоторое время. — Чан Гэн, я клянусь, что не оставлю тебя. Небеса не смогут разлучить нас, не посмеет и Ад, только сама смерть… Ах, не лучше ли было бы встать на колени? — Не шути, — хрипло отозвался Чан Гэн. Когда он почувствовал, что Гу Юнь отстранился, испугавшись, что он действительно попытается сделать это, Чан Гэн крепко схватил его, не позволяя сдвинуться ни на сантиметр, и выпалил: — Стой! — Так громко крича посреди ночи, ты хочешь разбудить всю столицу? — Гу Юнь щелкнул его по подбородку. Он наклонил голову и посмотрел на Чан Гэна. — Думал, я правда сделаю это? Сердце Чан Гэна сжалось. Он не знал, чего ему хотелось — рассмеяться или встряхнуть этого невыносимого человека. — Что ты тогда пытался сделать? После паузы Гу Юнь откровенно признался: — Встать на колени. — Император — это всего лишь фальшивый титул, в моих жилах не течет ни капли королевской крови, зачем тебе преклонять колени… — Чан Гэн был в замешательстве. — Цзыси, умоляю тебя, больше не пытайся, — быстро добавил он, заметив, что выражение лица Гу Юня потемнело. Гу Юнь всего лишь хотел быть немного романтичным, не думая, что Чан Гэн воспримет это подобным образом. Он пристально посмотрел на него. — Есть в тебе королевская кровь или нет, ты всё равно Император. — Видя, что Чан Гэн собирается возразить, он добавил: — Ты всё еще мой Император. Чан Гэн резко замер, на его лице промелькнула тысяча различных эмоций. Его глаза расширились, губы приоткрылись, но с них не сорвалось ни слова. И так всегда переполненное сердце не смогло этого вынести. Оно вырвалось из груди, заглушая его голос и смывая все мысли. Прождав, кажется, вечность, Гу Юнь испугался, что сломал его. — Что, мои слова так ужасны? — пошутил он и легко похлопал Чан Гэн по щеке, словно хотел разбудить его. — Увидев, как ты себя ведешь, кто-нибудь подумает, что я тебя отравил. Чан Гэн действительно чувствовал себя так, словно его отравили. Разум его был затуманен, сгорая изнутри; не в силах контролировать себя, он подался вперед и захватил губы Гу Юня в жарком поцелуе. Когда Гу Юнь поцеловал его в ответ, внезапное осознание расцвело в сердце Чан Гэна. Было время, когда Гу Юнь окатил холодной водой решимость молодого Чан Гэна, сказав ему, что героев не ждет счастливый конец. Какое-то время Чан Гэн верил в это. Все эти великие генералы, такие как генерал Чжун и старый Аньдинхоу, многие ли из них смогли прожить остаток своих лет счастливо и спокойно вдали от границы? Скольких из них окружали близкие, когда они уходили из жизни? Сколько из них не погибло на поле боя за свою страну? Ни одного. Но в разгар войны, в палатке маршала, самый могущественный военнослужащий из нынешнего поколения мягким, непоколебимым голосом говорил с Чан Гэном о совместном будущем. Гу Юнь действительно много не желал: четыре границы, свободные от врагов, да процветание Великой Лян. В остальном, казалось, всё, чего он хотел, — это быть с одним лишь Чан Гэном до конца своих лет. Куда бы они пошли и что делали бы, когда бы это было — все эти мелкие детали вообще не имели значения. Пока у них была крыша над головой и еда, не было необходимости ни о чем беспокоиться. Для Гу Юня просто было достаточно быть вместе. — Я никогда не оставлю тебя, — поклялся Чан Гэн, почти касаясь чужих губ. Сердце его болело. Гу Юнь не подозревал о его тяжелых мыслях. Он улыбнулся и прикусил губу Чан Гэна. — Прекрати. Почему мы говорим о расставании друг с другом? Было ли всё это только для виду? — шутливо произнес он. Чан Гэн, казалось, не слышал его. Он серьезно продолжил: — Готовка еды, уборка и счета — всё это можешь оставить мне. Если есть что-то, чего я не умею, я могу научиться. Если я в чем-то не очень хорош, я могу стать лучше. Тебе не придется ни о чем беспокоиться. Гу Юнь уже дал свое согласие, он не знал, что делать с Чан Гэном, внезапно начавшим перечислять всё это. — Готовка еды, уборка и счета, я не буду бороться с тобой за них, но я также не могу позволить тебе делать всё одному, — засмеявшись, ответил он. — Кроме готовки, я не совсем бесполезен в остальных вещах. Я могу помочь. Если что, я просто буду заботиться о тебе, хорошо? — Хорошо, — обнял его Чан Гэн. Гу Юнь думал, что на этом всё и закончилось. Он поцеловал волосы Чан Гэна и погладил его по спине, пока тот дрожал в его объятиях, а теплые слезы тихо падали на его плечо. — Я сделаю тебя счастливым, — через некоторое время тихо пообещал Чан Гэн. Гу Юнь замер. С некоторым удивлением он подумал: «Ваше Величество, вы думаете, я несчастлив?» Более трех десятилетий, и только здесь и сейчас, с Чан Гэном, его сердце обрело полный покой. Всё, чего Гу Юнь хотел когда-либо, уже было в его руках. Все обиды и неприятности прошлого, в этот момент он понял, — все они были развеяны. Сделать его счастливым? — В этом нет нужды, — сказал ему Гу Юнь. Он крепко обнял Чан Гэна, тихо делясь ему на ухо маленькой тайной своего сердца: — Ты уже. Гу Юнь был абсолютно уверен, что никогда прежде не был так счастлив.