мы сыграем в игру, Мири.

      Придумать на ходу правила игры для Мири, уберечь ее, не напугать. С последним Рэй провалился, потому что девочка дрожала на его руках и всхлипывала сухо от каждого резкого движения. Нельзя было допустить даже крошечного ранения на ее тельце. Совсем маленький детский организм не справится с ножом или пулей. А то, что драться придется в их квартире, Рэй просто знал.       Потому что будь это обычное нападение, никто не стал бы занимать позицию снайпера, не пытался бы убить внезапно. И они явно знали, что Рэя прикончить на деле не так то и просто, поэтому снайпер был лишь началом Ада.       Ада, в котором они все сдохнут.       — Мири, слушай, — Рэй даже не запыхался, когда забежал в ванную комнату и заперся изнутри, прислушиваясь ко всем звукам. Двадцать три секунды до выломанной двери. Сюда ведет лишь один путь, а значит план действий очевиден.       — Ты сейчас позвонишь папе-Кацуки и скажешь ему, что в кофе добавили сироп. В кофе добавили сироп. Запомнила? Только очень тихо. Спрячешь телефон и ляжешь в ванну. Ты же умеешь считать, да? Будешь считать, пока я не вернусь сюда, а потом расскажешь, до скольки ты досчитала, — это тупо. Так глупо, но Мири закивала очень ответственно и взялась двумя руками за телефон, снимая защиту и тут же клацая пальчиками по контактной книге.       Время вышло.       Грохот раздался по всей квартире, оглушая, а Мири едва не заплакала, дрожа, но безоговорочно доверяя Рэю. Нужно было идти. Вставать и разбираться со всеми этими придурками, решившими испортить им выходной день. Но как трудно оказалось оставить эту девочку одну. У Сувы это физически плохо получалось и он даже подумал, что ранили его не только под глазом, а по меньшей мере он сейчас умрет. Но нет. Мири набирала Кацуки, в руках оказались еще патроны, спрятанные в карманы и вот, тот самый момент, когда уже пиздец как пора вставать и уходить, но…       Но.       Маленькая ручка Мири тянется к раненной щеке Рэя. Она утирает кровь рукавом своей кофточки и садится обратно, дожидаясь ответа. Кажется, он следует, но Сува правдв не слышит. Он выбирается из ванной комнаты, баррикадируя дверь креслом, и обещает себе, что выживет любой ценой.       Он помнит, как в детстве отец был готов добить его за подобное. За то, что позволил себе получить ранение. За слабость. За хотя бы каплю желанного так тепла, что он мог отдать какому-то коту или приемной матери. Потому что тепло — слабость. Червь в теле, способный только разрушать здравый разум и делать из человека тряпку для грязных ботинок. Поэтому Рэй вырос идиотом.       Выстрел. Надо бы забрать того уличного котенка, которого Кацуки-придурок выставил обратно.       Выстрел-выстрел. Или не стоит? Хорошо, что его сейчас тут нет. А то пострадал бы. Рэй тяжело переносит смерть животных.       Выстрел. Черт, столько трупов валяется. Как это все потом убирать? Кю попросить? Соседи на шум пожалуются…       Выстрел. Было бы хорошо, не вызови они полицейских. Объяснять о своем оружии затея так себе. В Японии это ведь запрещено. А если соврать, что убил всех их же пушками? Ауч, почему так болит бок?       Выстрел. Кацуки, идиот, ответь Мири. Приди как можно скорее, без тебя так некомфортно. Черт, да что с животом? Аж бесит.       Выстрел. В голову. Ха, неудачник. Фу, кровь запачкала стены. Может, перебраться на врем зачистки куда-то? Да блядский живот!       Выстрел. Ого, снова в голову. Рука так дрожит. Кажется, последний слег. Нет, снайпер же еще. Он бы не успел прибежать сюда из соседнего здания. Нужно будет найти его. Шипение. Жжется. Будто Кацуки делает свою идиотскую крапиву, но не на руку.       Почему одежда так липнет? Рэй же, кажется, не вспотел. Хотя нет, жарковато. Он подходит к одному из ублюдков и небрежно отпихивает его голову в сторону носком кроссовка, хмыкая. Униформа знакомая. Кю должен найти их, или Кацуки в крайнем случае. Вообще, обращаться к Кютаро было себе дороже, но что если выбора совершенно нет?       Рэй все же опускает взгляд на свой бок и матерится неприлично громко для себя. Сквозная, немного рваная из-за одежды. От этого и жжение, и болезненные щипки. Ну, это не так критично. Правда, голова кружится слишком сильно, а пальцы роняют оружие на пол. Мири. Нужно срочно к Мири. И полежать бы где-то.       Он сглатывает шумно, хватаясь за бок, зажима рану и отходя к ванной. Ну и зачем баррикада? Все равно никто дальше кухни не дошел. А вдруг дошел бы? Но это не важно. Важно то, что Рэю чертовски больно отодвигать кресло и падать в ванну к Мири ему тоже очень больно.       — Папа Рэй! А ты там со всеми злодеями справился? Мири больше никто не угрожает? — активная и счастливая. Она подвинулась, глядя на лицо Рэя и довольно устраиваясь на его груди. Не со стороны сквозной и слава Богу.       — А я говорила с папой Кацуки! Он сказал, что скоро будет и велел мне быть хорошей девочкой и слушаться тебя! А я слушалась тебя! Я посчитала… М… Пять раз по десять! Или шесть раз? Я не помню, папа! Папа, ты уснул? Устал, наверное, со злыми дядями бороться? Ну поспи. Мири обещает, что будет охранять сон папы! — и рука девочки обвивает шею Рэя. Ему трудно что-то отвечать и рука поднимается лишь к ее волосам, забираясь туда, почесывая по головушке. Давая понять, что он рядом. Так, как, наверное, хотелось бы ему в ее возрасте, когда папаша сдох.       Вторая рука зажимает рану, а тонкий слых улавливает испуганное: «Какого черта?! Рэй! Мири!» со стороны кухни от Кацуки.       Сува Рэй обязательно будет жить. Он защитил малышку Мири и дождался Курусу.