26 ноября, 8:47 утра
— Ну чё, у вас всё также глухо? — подпирая школьный локер и надувая очередной пузырь из жвачки, спрашивает Светлана. — А то ты не знаешь, — максимально отстранённо отвечаю я. — Вот именно, что знаю. Ведь только я из присутствующих делю одну жил площадь с Аккерманом, — с моей стороны следует лишь молчание. Делить жил площадь... звучит так, будто они ютятся в однокомнатных апартаментах, а не в двухэтажном доме с несколькими сотнями квадратов. С непривычно понурым лицом я продолжаю зашнуровывать кроссовки. Тем временем Изабель меняет тему, что однозначно радует. Размышлений по поводу Аккермана мне хватает и в рамках моей башки. — Хмф, хер ли мы до сих пор занимаемся на улице? Нужно бы выбить освобождение, а то я порядком подзаебалась от этой дисциплины. — Он приходил вчера ко мне домой. Вечером, — не выдерживая, продолжаю я, одновременно осознавая, что хранение всего того, что происходит между мной и коротышкой в тайне – бесполезно. Нужно излить душу. — И ты молчала? Давай, рассказывай! — с нехарактерным для Энни энтузиазмом восклицает последняя. — Да чё тут рассказывать. Ничем хорошим, судя по тому, как братишка хлопал вчера дверями и материл всех и вся, это не закончилось. Магнолия опережает меня с ответом. Что ж? В принципе всё так и есть. Ничем хорошим наша содержательная беседа не закончилась. Одобрительно щёлкая пальцами в сторону Изабель, киваю я. — Быстро у вас с Аккерманом всё закончилось, — из-за угла возникает силуэт Дебры. — Закончилось, не успев начаться, — рядом материализуется ещё одна бывшая коротышки на букву «Г». — Бебра, сгинь. И подружку по несчастью прихвати. Без вас тошно, — приступая ко второму кроссовку, бурчу я. — Хм, получается, ты тоже наша подружка по несчастью, — какой же, мать вашу, у неё противный голосок. Голосок то противный, но внешность выдающаяся. По крайней мере грудь точно. Не хватает только парочки... сотен извилин. Такой важной, но обошедшей обеих подружек стороной, составляющей. — Мозг у тебя работает отменно, логические цепочки выстраиваешь невероятные! А теперь пиздуй, — я хмурюсь, бросая безразличный взгляд в сторону девочек. — К слову, Леви не из тех, кто привык хранить верность одной девушке, — глаза закатываются как-то сами, честное слово. — Ну, слушай, ты столько трахалась с Аккерманом, что наверняка поняла, какой у него внутренний мир. Вагина обладает специфичной функцией передачи информации прямиком в мозг, — равнодушно выдаю я. Эмоции на лице девочек явно демонстрируют что-то между негодованием и озлобленностью. Бесподобно. — Ты ведь не успела посчитать себя той единственной, м? — взгляд Гвен явно не сулит ничего хорошего. Шипение в мой адрес это подтверждает. — Думаешь, если Леви сводил тебя на свидание и взял на соревнования в Детройт, то это означает любовь до гробовой доски? — В наших отношениях она хотя бы есть. Ни тебя, — показывая пальцем на Дебру, — ни тебя он не сводил и не взял. — второй тычок приходится на Гвен. — Правильно? Правильно. Давайте, уёбывайте. Поклюйте мозги кому-нибудь другому. Аккерману, например. Попытайте удачу, — накидывая бомбер, отвечаю я. Слова про верность одной девушке неприятно оседают в организме. Коротышка не похож на человека, который ухлёстывает сразу за несколькими. У него на это элементарно нет времени. Да, он также не похож на человека, разбрасывающегося словами и обещаниями, но, как видим… До слёз он меня довёл. И не раз. — Пойдёшь сегодня к Моблиту? — съёжившись от лёгкого ветерка, уточняет Энни. — Угу. Хотите присоединиться? — я до сих пор чувствую себя виноватой из-за произошедшего. — Бля, представляю, как мне этим Моблитом сегодня будут ебать мозг. На опережение, братишка знает, что ты наведываешься к Бернеру. — Кто бы мог подумать… — насупившись и пряча ладони в карманы куртки, шепчу я. — Пошли-ка курнём. Преодолевая очередной угол в поисках Изабель, я натыкаюсь не только на неё. Очкастая тоже тут. Сидит на асфальте и обнимает колени руками, держа сигарету в зубах. Ненавижу эту её привычку. Курить. — Чего пялишься на меня, как на врага народа? — выпуская очередной клуб дыма, спрашивает четырёхглазая. Её лицо, кажется, не выражает ни единой эмоции. Кроме одной. Презрения. — О, так мы теперь разговариваем? — Обороты сбавь, а то звучит как гонор. Не я тут начищаю ебальники… раздаю обещания направо и лево. — Ханджи, — я довольно резко обрываю сей спич. Совесть итак съедает меня изнутри. — Так-с, я походу тут лишняя. Вы только шеи друг другу не сверните, — с улыбкой выдаёт Изабель, тушит сигарету и поспешно ретируется в сторону стадиона. — Ты понимаешь, что наше молчание бессмысленно? — я присаживаюсь на корточки перед очкастой. — Ты понимаешь, что нельзя избивать людей в прямом смысле до полусмерти? Ты, блять, понимаешь, что его доставили в реанимацию?! Тебя могли посадить, ты хотя бы это понимаешь? Не будь у твоей семьи таких бабок и не будь родители Бернера такими сговорчивыми, чтобы было тогда? А? — поток далеко не бессмысленных вопросов наконец прекращается. Зоэ докуривает сигарету и, не дожидаясь ответа, поднимается и держит путь, аналогичный Магнолии. Кирпичная стена. Вот что я вижу вместо очкастой. Она не хотела уходить, я знаю, но была вынуждена. — Отпустил. Блять… — шумный выдох. — Нет, не в этот раз, — я спешно нагоняю четырёхглазую. — Ханджи. А как иначе? Прошлая попытка остановить её в прямом смысле оставила отпечаток. Я настолько сильно сжал запястье, что оставил кровоподтёк. Оставил то, что триггерит меня похлеще, чем Бернер в её компании. Стоит ли говорить, сколько попыток я предпринимал, дабы восстановить хоть какое-то общение с Зоэ? Кажется, бесконечное множество. Ответ один. Его нет. Она молчала. Молчала по сей день. — Чего те… — недолго думая, я склоняюсь к её талии и, обхватив последнюю, буквально водружаю очкастую себе на плечо. — Эй! Эй-эй-эй, н-ну-ка… Поставь обратно! Обратно, блять, поставь! Ругань, крики, своеобразный массаж спины. Безуспешные попытки пнуть меня меж ног. — Убери руку с моей жопы БЫСТРО! — Разоралась, — крепче хватая Ханджи за бёдра, шепчу я. И куда её нести? Под трибуну не вариант. В машину будет сложно затолкать. Не факт, что одна из школьных подсобок открыта. — А-а-аккерман! Сука! Вылить бы на неё ушат воды для успокоения. — Ушат воды… — далее складывается неплохая перспектива. Душевая. — Сейчас мы охладим твоё траханье. — Чё? Это чьё ещё траханье нужно охлаждать, углепластик? Ты куда меня несёшь, а? — чуточку спокойнее уточняет Зоэ. Звонок прозвенел уже несколько раз. Раздевалка должна быть пуста. Туда и пойдём. — Леви, бля! — цепляясь руками за всевозможные углы, верещу я. Сначала на нас начинает литься ледяная вода. Я взвизгиваю. Аккерман, наконец, опускает меня на ноги, но выпускать из рук не спешит. Он лишь крепко прижимает меня к себе. Ещё какое-то время я ворчу и сопротивляюсь, но силы улетучиваются на удивление быстро. — Выключи воду, — утыкаясь в плечо коротышки, говорю я. Звон капель о кафельную плитку прекращается. Я ёжусь. Холодно. Обувь и вся одежда промокла насквозь. — Успокоилась? — ладонь коротышки продолжает массировать мой затылок. — Дай мне возможность объясниться. — абсолютно пустым и стеклянным взглядом я смотрю на противоположную душевую. Дать объясниться человеку, который с такой яростью и бешенством избивал другого? Так безжалостно и неумолимо. — Я люблю тебя. Любишь? И какой же смысл ты вкладываешь в эти слова? Помнишь ли ты всё то, что обещал мне в том письме? — Не говори так. — Нет, я буду говорить об этом. Буду. Я знаю, что проебался. Конкретно проебался, но, Ханджи… Нельзя. Нельзя так всё прекращать. Нельзя прекращать то, что ещё толком и не успело начаться. — Почему ты так реагируешь на него? — Тот раз, когда я остался у тебя на ночь. Он тёрся около твоего дома в такой поздний час. Так это с ним ты тогда разговаривал? — Тот случай на вечеринке, синяки. То, как ты реагируешь на него, когда видишь. Я более чем уверен, что ты всё вспомнила, но не хочешь рассказывать. Не хочешь рассказывать, потому что в результате я вовсе сверну ему шею, — Аккерман чуть отстраняется и заглядывает мне в глаза. Я отвожу взгляд. Он прав. Леви бы действительно свернул Моблиту шею, зная правду. Я готова рассказать ему о том, что тогда произошло. Девочки знают. Знает даже Армин и Фарлан. Как раз таки последний предупредил меня о том, что Аккерман может отреагировать неадекватно. Также добавил, что в принципе, любой парень отреагировал бы на подобное чересчур эмоционально. Я была готова рассказать Леви обо всём после чемпионата, но после того, как коротышка отправил Бернера в реанимацию из-за пьяного поцелуя… я растерялась. — Его остановил Флок, — горло потихоньку сжимает невидимая рука горечи. Я стискиваю зубы. Противно. Противно от себя. — Он, н-ну, не Флок, к-конечно, — истерический смешок, — я не хочу произносить его имя. Он трогал меня. И-и… — Как он трогал тебя? — мурашки неприятно собираются на всём теле. Просто расскажи. Расскажи ему всё, и он поймёт. Не успокоится, но поймёт и будет благодарен за то, что ты доверилась ему. И тебе станет легче. Напряжение между вами спадёт. Пройдёт недопонимание. Он любит тебя. Он лишь хочет защитить тебя. Хочет защитить, потому что дорожит. Ты не последний человек в его жизни. Ты один из первых. — Грудь, п-промежность, — я шумно сглатываю и смотрю вверх. — П-пальцы. Он входил. Я видела резинку в его руках. Потом он пытался развести мои ноги. Тогда в дверь начал ломиться Флок, а дальше… Дальше всё очень смутно. И только потом пришёл ты. Леви молчит. Мне вновь сложно прочитать хоть одну эмоцию на его лице. — Не нужно жалеть меня, — мурашки вновь покрывают всё тело. — Поехали домой, — вновь крепкие объятия. Так явно теплее. — Поехали в загородный дом сейчас. Просто уедем подальше от всего этого. — одинокая горячая слеза скатывается по щеке. — Уедем, и всё будет так, как мы хотели. Никто не помешает нам. Ты хотела взять с собой Ханнама? Обязательно возьмём. — А к-как же родители, школа и у тебя наверняка есть тренировки. — Не похер ли? Поставим всех перед фактом, — сейчас Аккерман судорожно оглаживает большими пальцами мои щёки, прижавшись лбом ко лбу. — Прости меня за всё. Прости. Я не сдержал обещания, прости. Прости-прости-прости. Я тоже не сдержала обещание, Леви. Не сдержала обещание, данное себе. Не прощать тебя так быстро. Мои губы робко соприкасаются с его губами. Холодные. — Я скучала, — дрожа, шепчу я. Коротышка поворачивает вентиль подачи воды и возвращается к моим губам. Холодная вода постепенно сменяется всё более и более тёплой. Поцелуй становится глубже. Как же я скучала. Лишь на мгновение Аккерман отрывается и вопросительно смотрит на меня. — Всё в порядке. После этих слов Леви аккуратно стягивает с меня прилипшую к телу футболку. Его поцелуи смещаются на щёки, затем на шею. Приятная влага продолжает семенить по нашим телам. Я сама расстёгиваю лифчик и предоставляю доступ к груди. Аккерман незамедлительно приникает к соскам и так ласково и искусно начинает работать языком, что я не сдерживаюсь. С уст слетает первый стон. Как так? Только рассказала о довольно-таки травмирующем событии, а теперь вот так просто даю касаться и целовать себя. Почему? Потому что доверяю этому человеку всю себя. И пора бы избавить этого человека от футболки, что так соблазнительно прилипает к мускулистому телу. Ноготками я поддеваю её с двух сторон и потихоньку тяну вверх. Аккерман послушно выпрямляется. Так приятно ощущать его обнажённый влажный торс, прижатый к моей груди. Рука тянется к вентилю. — Кто-нибудь точно прибежит на звук включённого душа, — сквозь поцелуй шепчу я. — Справедливо. Языки вновь приятно сплетаются. Одной рукой Леви гладит мою талию, второй сминает грудь, уделяя особое внимание соскам. Он недолго задерживается на них. Ладонь скользит ниже. Пальчики уже развязали узелок на спортивных штанах. — Ле-е-еви, — полушёпот, полу стон снова покидает меня, — пожалуйста. Мною будто овладевает демон-искуситель. Я убираю ладонь коротышки и сильно вжимаюсь в него всем телом. Такой разгорячённый и мокрый. Грудь тяжело вздымается, а то, что находится ниже пояса… Распаляет во мне ещё большее возбуждение. Блять, какой же у него классный хуй. Я поворачиваюсь к Аккерману задом, стягиваю штаны, а затем и стринги. — Ханджи-Ханджи-Ханджи. У меня даже нет под рукой резинки. — Неважно. Я выпью таблетку. — А как же набор справок? — проводя уже обнажённым членом по половым губам, шепчет «коротышка» и оттягивает зубами мочку моего уха. Я раскрываю рот в немом стоне. — Да поебать на эти справки. Я верю тебе, — боязнь того, что будет больно, кроваво и слёзно, улетучивается. Остаётся лишь дикое возбуждение и вожделение, которое притупляет остальные чувства. — Уверена? — я поворачиваю голову настолько, насколько это возможно, и киваю. — Раздвинь ноги чуть шире. — я послушно делаю то, о чём просит Аккерман. Сначала я ощущаю его пальцы, которые тут же выходят. Голова начинает кружиться, трепет завладевает всем телом, как только я ощущаю лёгкое давление в районе входа во влагалище. Лёгким оно остаётся недолго и с каждой секундой начинает усиливаться. Блять-блять-блять. А вот это уже… это уже. Это уже БЛЯТЬ. — Пиздец, как же, мать твою, узко, — в ответ я лишь отчаянно мычу. Становится больнее. — Ханджи. Ханджи, я не уверен, что ты готова. Я не могу даже протолкнуться. Натяжение усиливается. — С-сука, — со стоном выдаю я и утыкаюсь лбом в стену. Кажется, мои щёки скоро украсят слёзы. — Е-если, если ты сейчас как следует т-толкнёшь… — Та-а-ак, тихо-тихо. А ну ка дышать. Давай мы немного так постоим, ты чуть-чуть попривыкнешь, а дальше посмотрим. Проблема в том, что я будто уткнулся в кости. — Я, блять, отлично это чувствую. — Хм, — «коротышка» чуть слышно усмехается, — и что же ты чувствуешь? Я даже головку полностью не вставил. — В смысле?! Мой рот моментально зажимает ладонь. Леви поворачивает меня лицом к себе и прижимает палец к губам. Жестикулируя, он изображает походку людей. И правда. Теперь до меня доносится еле слышные, но такие знакомые голоса. Чё? Челюсть отвисает, одна бровь прижимается к веку, другая взмывает вверх. Не только у меня. — … да не дрейфь! Лучше места не найдём, да и вряд ли кто сюда завалится… — Изабель? — Н-да, романтичнее места не придумаешь, но раз так… — Фарлан?! Оценивая всю абсурдность ситуации, я уже сама зажимаю рот ладонью, дабы не прыснуть от смеха прямо сейчас. Аккерман следует моему примеру и кусает кулак. — Я не хо-чу слу-шать, как о-ни тра-ха-ют-ся, — проговаривая каждое слово по слогам, шепчу я. Леви утвердительно кивает и начинает подбирать мокрую одежду с пола. — Придётся воспользоваться дверью, что ведёт в школьный коридор. Но рядом есть коморка, так что не беспокойся, — отвечает Аккерман. Я согласно киваю и аккуратно продвигаюсь за ним, успев перед этим натянуть хотя бы трусы со штанами. Коротышка останавливается и берёт меня за руку, прижимаясь к стене. До ушей доносятся первые стоны. Я жмурюсь и готовлюсь заржать прямо сейчас, но всё же сдерживаю себя и тяжело выдыхаю. Эх, как же я рада за Изабель. Со скрипом отворив дверь, мы выныриваем в просторный и светлый коридор. Казалось бы, можно вздохнуть полной грудью. Вот только ни у меня, ни у Аккермана не хватило мозгов осмотреть коридор на предмет людей в последнем. Я стыдливо прикрываю оголённую грудь рукой и, насколько это возможно, прячусь за Леви. — Э-э-э, — мозг судорожно перебирает варианты, которые могли объяснить нашу с коротышкой обнажённость. — Н-ну-у-у-у, мы это… — я начинаю медленно кивать головой, при этом состроив максимально серьёзную мину. — Мне птичка на голову нагадила, и Леви любезно вызвался помочь смыть помёт чайки. Аккерман молча кивает головой. Судя по всему, идей лучше у него нет. — После уроков жду в моём кабинете, — сухо и ровно, как и мы, ошарашенно произносит мистер, мать вашу, Смит. — Вам лучше вернуться в раздевалку. Пару секунд мы как идиоты продолжаем смотреть друг на друга. Хотя почему как? Выхода нет. Приходится открыть дверь в раздевалку. Я делаю это максимально шумно, дабы стоны, которые, судя по всему, доносятся только до моих ушей, прекратились.***
Остаток физкультуры проходит довольно мирно. Мирно, потому что нас с Ханджи на ней нет. Да, физ-ра мало меня заботит, ведь далее идут два класса физики. Практически три часа с Ханджи за одной партой. К слову о парте. За ней я сижу в ожидании четырёхглазой уже минут десять. Наверное, они с девочками умотали есть пончики. Взгляд обращается к телефону, затем к шумным возгласам, что доносятся вблизи кабинета. Их я ни с чем ни спутаю. — Легки на помине. Первой в кабинет довольно степенно заходит Ханджи. Длинное чёрное платье из плотной ткани по фигуре. Вырез простирается вплоть до подколенного сухожилия. Высокий ворот, длинные рукава. Волосы собраны в небрежный пучок. В руках стаканчик с наверняка уже остывшим кофе или какао. Почему остывшим? Потому что Зоэ не затыкается и по обыкновению забывает о наличии напитка в руках. Удивительно, но она направляется ко мне, а не к учителю, дабы тот пересадил её «куда-нибудь, только не к нему». Бёдра Ханджи так и напрашиваются оказаться в моих руках. Они приковали взгляды практически всех парней в классе… Да что там парней. Некоторые дамы с завистью окидывают взором её фигурку. Кулак подпирает щеку. В брюках происходит второе пришествие. Как всегда вовремя. Лёгкий румянец окутывает лицо. Я сконфуженно перевожу взгляд на пах. Блять. Минус ходить с елдой на перевес заключается в том, что в случае стояка последний скрыть довольно проблематично. — Что-то случилось? Так на хуй свой уставился, — я вздрагиваю. Обычно Зоэ приземляется с шумом. В попытке сказать хоть что-нибудь, я судорожно поправляю волосы и кладу руку на колено Ханджи. — М, я бы хотел обсудить всё то, что происходит между нами. Желательно сделать это за ужином. Сегодня вечером, если ты не против, — ладонь медленно продолжает оглаживать колено четырёхглазой. Последняя чуть ближе подсаживается ко мне. Теперь её бедро касается моей ноги. Словами не передать, как я рад снова касаться Зоэ. — Нам бы лучше придумать, что будем рассказывать Смиту, — аппетитно кусая пончик, шепчет Ханджи и попутно игриво виляет ножкой. — Хочешь? — из твоих рук я готов съесть абсолютно всё. — Ну-у, я же знаю, что хочешь. Очкастая протягивает изделие к моим губам. Я послушно кусаю. — Вкусно же, ну? — задорно выпытывает она. — Угу. Жопа слипнется, — бубню я. Взгляд задерживается на губах Зоэ. Точнее на белой глазури на них. — Погоди секунду. — я вынимаю из портфеля салфетки и достав одну, подношу её ко рту четырёхглазой. — М-м-м, спасибо, но в следующий раз сделай это пальцем, — шёпотом добавляет она. Коль флирт заходит так далеко, то почему бы не подыграть? — Лучше я использую пальцы иначе. — Ещё потрахайтесь тут, — голос Дебры рушит нашу идиллию. — Заебала, — сквозь зубы шипит Ханджи и провожает бывшую сучьим прищуром. — Только и знает, как мне мозг выедать на пару с Гвен. Нехорошо. Нужно будет поставить этих двух на место. Лишний стресс–фактор для очкастой ни к чему. — По поводу ужина. Сможешь забрать меня с курсов? Я освобожусь в семь. Потом мы можем поужинать и всё обсудить. — Скинешь адрес. К слову, чем займёшься после уроков? Ну, помимо разговора с мистером Смитом, — оголяя зубы в улыбке, уточняю я. — Энни говорила, что вы собираетесь прогуляться. — лишь на мгновение на лице Зоэ проскальзывает нечто, напоминающее слабый испуг, сменяющийся мрачностью. — Что-то не так? В этот раз нас прерывает звонок на урок. — Так-так, ребятки! Всех приветствую, не встаём и сразу переходим к делу. У меня к вам сразу предложение: без застоя проходим две темы, пишем небольшую лабораторную, и я вас отпускаю. Всё зависит от вас. По рукам? Одобрительные возгласы заполняют класс. И только я сижу с натянутой улыбкой и думаю о том, как сказать Аккерману о том, что сегодня иду проведывать Моблита. — Итак, быстренько открываем тетради, ноутбуки, планшеты и делаем подзаголовочек: «Конденсатор в цепи переменного тока». Соответственно, что мы в принципе можем сказать про конденсатор как таковой? Гвен, давайте, проявите себя где-то помимо социальных сетей. — А вы следите за моими социальными сетями, мистер Тиль? — задорно спрашивает девушка. — Упаси Господь! — смешки доносятся практически с каждой парты. — Ладно. Ханджи? На вас прямо-таки лица нет, но вы нам точно что-нибудь расскажете. — Н-ну, когда мы изучали постоянный ток, то пришли к выводу, что он не может проходить в цепи, в которой есть конденсатор. А так как конденсатор – это две пластины, разделённые слоем диэлектрика… то для цепи постоянного тока конденсатор будет как разрыв цепи. И если так прикинуть, в случае пропуска конденсатором постоянного тока, мы делаем вывод, что он неисправен, — почесав репу, отвечаю я. — Как-то так. — Вот! Мотайте на ус, бездельники, — бодро начиная выводить формулы на доске, восклицает учитель. — Теперь же… Я отвлекаюсь на входящее сообщение. «Всё нормально?» – гласит послание от коротышки. Момент как нельзя лучше. На уроке он не станет буянить, ведь так? «Я не знала, как сказать… Короче, после школы я с девочками иду к Моблиту в больницу ПОЖАЛУЙСТА, не сходи с ума и перестань быть ебучим собственником Между мной и Бернером ничего нет. Он до сих просит прощения за произошедшее», — быстро набираю я. Ой, чует моё очелло, что сейчас такой… — Я не перестану быть ебучим собственником. Каждый раз, когда говорю, что ты моя, я не шучу. Я говорю это не на эмоциях и не потому, что возбуждён. Я говорю это абсолютно серьёзно, Ханджи. Если он ещё хоть раз коснётся тебя, то… Собственно, он сам знает, что будет, — притягивая меня за локоть, сухо отрезает Леви. — Я тоже наведывался к нему. Мы принесли друг другу извинения. Я тихо сглатываю. Лучиком в данном спиче является то, что Аккерман всё же был у Моблита, и они даже заключили что-то вроде перемирия.***
— Никто не называл это свиданием, но всё же. Я думаю, нужно надеть что-нибудь такое, чтобы у него челюсть поцеловала асфальт. Чтобы он смотрел на меня и не мог поверить в то, что такая девушка, как я, досталась ему, — активно жестикулируя руками, я впериваю взгляд в гардероб. — Длинное пальто, а под ним минимум одежды. Собственно, ничего не мешает тебе пойти в одном лишь белье. Занимательный опыт должен получиться, — из наушника доносится голос Энни. — Угу. Вот только он заберёт меня с курсов, и потом мы поедем ужинать. В одном белье не насидишь ни в первом, ни во втором случае, — вешалки то и дело шныряют вбок по штанге для одежды. — У тебя есть шикарные кожаные шорты. Надень их с чёрной водолазкой или же с рубашкой и удлинённым жакетом. В любом случае советую натянуть чёрные капроновые колготки. — М, как вариант. К слову, от Изабель до сих пор ни слова? В чате пусто, личку не читает. — Ага, у меня тоже самое. Знаешь, что-то мне подсказывает, что они с Фарланом точно спали до этого обнаружения в душевой. Чёрч слишком романтичен для человека, который станет лишать девушку девственности в раздевалке школы. — Вот! Чего-то эта девица нам явно недоговаривает. Ладно, успеем ещё прижать её к стенке. — Чё ещё хотела сказать… А! Дебра сделала себе губы, прикинь, — дыхание Энни становится чуточку тяжелее. — Серьёзно? Ебать, я должна это увидеть. Надеюсь, хватило ума вколоть по минималке. Тебя там ебут что ли? — Я скину тебе фотку и нет, не ебут. Я в зале. — А, да? Тогда не буду отвлекать, да и пора уже мыть задницу. — Ага, чистая попа добавляет уверенности. Давай, целую, — заключает Энни. Последнее предложение вгоняет меня в краску и в срочном порядке вызывает улыбку. Всё никак не привыкну к подобным прощаниям. — И я тебя, пока-пока.19:03 того же дня
— И где бля? — морщась, бурчу я. Аккерманской машины нигде не видно. — Ай! — восклицание сходит с губ, как только чьи-то руки касаются моей талии и сжимают последнюю. — Какого-то мужика высматриваешь? — поворачивая меня к себе, мурчит коротышка. — Ха-ха, как смеш… — внезапность сменяется внезапностью. Губы Леви накрывают мои. — Какая наглость! — отвечаю я и возвращаюсь к поцелую. Этот негодник улыбается. — Пошли, — мягко переплетая пальцы, шепчет Аккерман. — Мгх, я не увидела твою машину. — Всё верно, сегодня нам предстоит романтическая поездка в метро. — Ага, поэтому мы идём к тому, э-э-э, — чуть щурясь, я пытаюсь разглядеть марку машины, но уже по очертаниям мне становится понятно, что это за автомобиль, — Porsсhe? Решил приобрести на призовые? — Моя машина в салоне. Нужна химчистка, замена покрышек, технический осмотр. Эта, — открывая для меня дверцу, произносит Леви, — отца Магнолии. Служебная. — М-м, спасибо. — Ханджи, — коротышка усаживается на водительское сиденье и, опираясь на подлокотник, просит мою руку. Я послушно протягиваю последнюю, — помнишь, что ты сказала мне перед прокатом в день чемпионата? — Конечно. На лице Аккермана прослеживается лишь задумчивость и отрешённость. Проходит мгновение, и он улыбается, приникая губами к тыльной стороне моей кисти. — Хорошо. Помнишь, что я сказал тебе после проката? Помнишь ночь после проката? Я смущённо отвожу взгляд и чувствую, как румянец разливается по всему лицу, а тело бросает в жар. Улыбку сдержать не получается. Ночь после чемпионата и правда была волшебной. Тогда я, наверное, убедилась в искренности слов Леви. — Угу… С-смотрю, ты решил не тратиться на ресторан и обсудить всё здесь? — Милая, обижаешь, — усмехаясь, произносит Аккерман и оставляет ещё один поцелуй на моей руке. — Столик забронирован на сорок минут восьмого. От этих слов в желудке стало ещё более пусто. Последняя еда, которую я вкусила сегодня это жареный батат за час до курсов, на которых я просидела полтора. Может, в сумке что-нибудь найдётся… Но для поисков однозначно нужна вторая рука, а отпускать коротышку так не хочется. Сказать ему, что я голодная? Так он судорожно начнёт искать либо другой ресторан, либо ближайший к нам магазин с едой. Последнее довольно неплохо, но в преддверии Дня Благодарения у всех до жути сокращенный день. — Ну вот… — урчание. Словно гром среди ясного неба. Нужно было хоть активно пиздеть или радио включить. — Ты голодная? — на удивление спокойно уточняет Леви. — До ужаса. Стенки желудка сейчас слипнутся. Тяжёлый вздох, сопровождаемый улыбкой. Аккерман достаёт телефон. На удачу столик освободился раньше положенного. И сейчас мы движемся в лифте на шестидесятый этаж одного из офисных небоскрёбов в Финансовом центре Манхеттена. Миловидная девушка хостес встречает нас и предлагает пройти к столику, перед этим сдав верхнюю одежду в гардероб. Наконец, разобравшись со столь незатейливыми делами, мы получаем меню и бороздим взглядом последнее. По крайней мере, я точно, а вот Аккерман не сводит с меня глаз. — Ты не голоден? — я украдкой смотрю на коротышку. Ему однозначно идут водолазки, а когда он чуть натягивает ткань, обнажая запястья и часы на них, я начинаю трепетать. Шикарные руки. Ши-кар-ны-е. Панорама Нью-Йорка, открывающаяся нашему взору, шикарна не в меньшей степени. Темнота пытается накрыть вечно бодрствующий город. Выходит с трудом. Мегаполис всё так же ярок и неугомонен. Над ним возвышается Луна и изредка вспыхивающие огоньки самолётов. — Нет, просто буду как обычно, — улыбка не сходит с его лица. — Хм-м, окей. Посоветуешь что-нибудь? Проведя экскурс по меню данного заведения, Леви даёт мне пару рекомендаций, и мы делаем заказ. Теперь можно перейти к делу. — Что-ж, с чего начнём? — начинаю я. — Хотел бы прояснить наш с тобой… скажем так, статус по отношению друг к другу. Кто мы? Я так и не получил разрешения стать твоим парнем. Тем не менее, то, чем мы занимаемся и то, как относимся друг к другу, вполне позволяет сделать вывод о том, что… — Эх! – я прерываю коротышку громким вздохом. — Так хотелось поизводить тебя. – лукавая улыбка озаряет моё лицо. — Думаю, что мы можем попробовать… — сердце начинает качать кровь чуточку быстрее. Волнительный момент, который скрашивает мягкое касание коротышкой моей ладони. — Всё хорошо. Я тоже волнуюсь, — Аккерман усмехается и взглядом, наполненным нежностью, продолжает смотреть на меня. — Получается… м-мы теперь пара? Кажется, теперь и я готова засмеяться. — Кто бы мог подумать, — оголяя зубы в улыбке, отвечаю я. — Думаю, что все кроме нас. — И то верно. — Мне нужно взять кое-что из сумки, если ты не против, — разъединяя наши ладони, произношу я. Леви Аккерман, мой парень, утвердительно кивает. Охуеть. Леви Аккерман – мой парень, а я его девушка. Мы пара. Парень и девушка. Девушка и парень. Люди, что сосутся где не попадя и постоянно держаться за ручки? Судя по всему. — Та-а-ак, теперь перейдём к анализу и разбору твоего письма, — вскинув брови и заискивающе взглянув на коротышку, я машу тем самым листом, на котором так аккуратно выведено любовное послание. — Ох-хо, Господи, Ханджи, — румянец по щелчку пальцев окутывает его лицо. Лёгкий смех спадает с уст. — Только не начинай его читать. — Милая Ханджи, я не мастер в подобных вещах, — улыбка до ушей, что у меня, что у него. — Каждое слово даётся мне с трудом… ага-а-а, так, угу-у-у. Вот! Первая девушка, с которой я пошёл на свидание. Ты правда не шутил, когда говорил мне об этом? Аккерман, откинувшись на спинку кресла, водит пальцами по губам. Румянец и улыбка никак не покинут его. Сейчас он кажется таким милым и беззащитным. Таким, каким его видят только самые близкие люди. И я среди них… — Да, не шутил. Моё первое свидание было с тобой. — Какая прелесть! Погнали дальше, — я продолжаю бегать взглядом по строчкам. — Т-ты тут пишешь про мой день рождения. Получается, что именно на нём ты понял, что н-ну, — я запинаюсь. Слишком волнительно говорить эти слова. — Понял, что влюблён в тебя? — чуть тише произносит Леви. Я киваю. — Возможно, я признался в этих чувствах себе именно в тот день, а сама влюблённость наступила раньше. Кто знает? — в последние слова он явно вносит нотку загадочности. — А любовь и влюблённость. Мы можем поставить между ними знак равенства? — Не можем. — Т-тогда что между нами сейчас? Первое или второе? — Между мной и тобой любовь, — указывая сначала на себя, потом на меня, уверенно отвечает Аккерман. — А вот что между тобой и мной уже вопрос к тебе. — Ого, вот это ты загнул. Философствовать тут решил, — я чуть смущаюсь, мой голос становится тише. — Всё в порядке, ты можешь не отвечать сейчас. — Н-нет, всё окей. Просто ты так легко говоришь о своих чувствах, что я даже немного теряюсь. У меня такое впервые. — Я слишком долго держал эти чувства на поводке. — И сейчас решил спустить всех собак на меня? — смешинка покидает меня. Леви цокает и закатывает глаза. Взгляд продолжает бегать по строчкам. Сердце пропускает удар, когда я останавливаюсь на обещаниях. «…я обещаю, Ханджи. Я никогда не обижу тебя, не доведу до слёз. Пока я рядом, никто не сделает тебе больно. Обещаю.» Ты практически сдержал обещание. Моблит и правда не успел сделать мне больно. Но с первой частью тебе не удалось справиться. Может, пора сказать об этом вслух? — Изучаешь обещания? — кажется, мы переходим не к самым приятным воспоминаниям. — Леви, я хочу быть откровенной. Просто доверяй мне. Если я не хочу показывать тебе переписку, это не значит, что у меня с этим человеком что-то есть, — Аккерман подаётся вперёд и просит меня протянуть руку. — Я не буду вечно оправдывать своё поведение тем случаем на вечеринке. Просто пойми, что Бернер стал для меня человеком триггером. Но будь уверена. Всё изменилось. Мы с ним поговорили и прояснили ситуацию, — Леви переплетает наши пальцы. — Могу я поинтересоваться как? — оглаживая большим пальцем его кисть, уточняю я. — Ты хочешь обсудить это сейчас? — Хе, на самом деле нет. Сейчас я очень хочу есть, — укладывая вторую руку на живот, отвечаю я. — У нас не самый замысловатый заказ, поэтому в скором времени его должны подать. Заказ и впрямь подают в течение нескольких последующих минут.***
— Хочешь потанцевать? — отвлекаясь на вполне подходящую для этого мелодию, предлагаю я. — Прямо здесь? Я же не умею. Это ты у нас ходишь на хореографию. — Не беспокойся, я буду направлять тебя. Очкастая цокает, губы растягиваются в улыбке, взгляд показывает заинтересованность. — Ох, потопчусь я у тебя на ногах, Аккерман. Я протягиваю руку Ханджи и провожу её в середину зала. Смущение окутывает с головой, но я стараюсь не показывать вида, ведь для четырёхглазой этот момент ещё более волнительный. Радует, что посетителей практически не осталось. Около трёх парочек среднего возраста сидят в отдалении. Одна ладонь мягко ложится на её талию. Второй я беру кисть Зоэ и переплетаю наши пальцы. — Просто шагай на меня, — прижимая Ханджи к себе и делая шаг назад, говорю я, — а потом от меня. — она послушно делает шаг от меня. — И теперь чуточку активнее. — Ой-ой-ой, к-куда-куда, — удивлённо смотря под ноги и улыбаясь во все тридцать два, бурчит она. — Смотри на меня. «Мне не нужен очередной друг, Я хочу разделить свою жизнь на двоих», — доносится из тщательно спрятанной музыкальной аппаратуры. Я и правда не хочу обзавестись новой девушкой на ночь. Кажется, Ханджи именно тот человек, с которым я готов разделить свой путь. Очередная партия круговых движений. Очкастая на удивление хорошо двигается для человека, который, с её слов, ни разу не танцевал. «Я больше не буду сидеть ночами и бороться со своими чувствами». — Ты точно никогда не танцевала?.. — уточняю я. — Кто знает? — четырёхглазая проворно и вместе с тем соблазнительно улыбается. Она действительно отлично чувствует музыку. Её движения так легки и сексуальны. В них нет никакой пошлости. «Когда я медленно танцую рядом с тобой в темноте…» В момент, когда мелодия подходит к своей кульминации, я поднимаю очкастую на руки. Она упирается ладонями в мои плечи. Покружив смеющуюся Ханджи с пару секунд, я решаюсь ещё раз спросить: — Ты дашь мне шанс, Ханджи Зоэ? — Да, — обхватив лицо ладонями и прижимаясь лбом к моему, шепчет она.23:10 того же дня
Как же удачно складываются обстоятельства. Изабель сегодня у Фарлана. Семейство Магнолия-Аккерман в составе трёх человек вновь загородом. Дом в нашем распоряжении. И сейчас, ни теряя ничего кроме головы и одежды, мы держим путь в спальню Леви. Точнее, пытаемся держать. После потери водолазки коротышка подхватывает меня за бёдра и усаживает на комод в гостиной. Ни Аккерман, ни я не можем оторваться один от одного. Губы в безумии сминают друг друга. Покусывая, посасывая, оттягивая. Шею ждёт та же участь. — Мгх-ха, Л-леви, — отстраняясь, я пытаюсь урвать хоть немного воздуха. — Леви, спальня дальше. — Я не в силах сдерживаться, — шепчет он, уткнувшись носом в мою щёку. Одна ладонь рвано сжимает бедро. Вторая нежно оглаживает шею. — Ханджи, я очень, очень хочу тебя. – горячее дыхание обжигает кожу. Мурашки танцуют по всему телу. Аккерман вновь подхватывает меня за бёдра. Теперь цель в виде кровати коротышки точно будет достигнута. Волнуюсь ли я? Сложно сказать. Под волной возбуждения я не могу разобрать ни одной эмоции, кроме названной. Мы не пили, но на наших лицах виднеется пьяный румянец. Я могу чувствовать себя уверенно хотя бы потому, что продепилирована везде, где только можно. Что низ живота не выпирает, как во время месячных. Что от меня пахнет его любимой вишней и смородиной. И самое главное… Главное, что я любима им. Может, это произойдёт и не сегодня, но я уверена в Леви. Уверена, что хочу отдать самое сокровенное этому человеку. Я доверяю ему. Аккерман аккуратно укладывает меня на кровать. На нём уже нет водолазки. Он расстёгивает пряжку ремня. Каждое движение отдаёт волнением, но не в нём, а во мне. Пуговица, молния на брюках. Дабы не лежать бревном, я начинаю выполнять действия, аналогичные Леви. Он тут же останавливает меня. — Позволь мне, — устраиваясь коленом между моих ног, говорит он. Я пододвигаюсь и послушно киваю. Коротышка улыбается в ответ и принимается расстёгивать молнию на моих шортах. Я приподнимаю таз, дабы их можно было спокойно стянуть. — Если тебе станет некомфортно, скажи. Окей? Мне важно, чтобы ты чувствовала себя хорошо. Сосредоточься на своих ощущениях. Не нужно думать обо мне. Не сегодня, значит, не сегодня. Я готов ждать. — Ты отлично работаешь языком, — это всё, что мне удаётся изречь. Леви мягко улыбается и, оставив меня в трусиках и тоненьких колготках, принимается стаскивать последние. Каждый высвобожденный от ткани сантиметр кожи сразу же подвергается поцелую. Как же это, чёрт возьми, приятно. — Л-леви… — он вопросительно смотрит на меня. — Я бы хотела сгонять в душ. При желании можешь присоединиться. Лёгкая улыбка, оголяющая ровные зубки. Господи, какой же он красивый. Красивый и мой. — Можем набрать ванну. Я прикупил пену и масло для душа. Опробуем. Глаза вспыхивают проворным огоньком. Ванна Аккермана огромна, и на тему последней меня даже посещали фантазии некоторого характера. — Да-да-да! У тебя есть свечи? — приподнимаясь на коленях, я беру Леви за руки и сплетаю наши пальцы. — Не поверишь, но у меня есть ещё хреновина на букву «д». Какие-то палочки для какой-то баночки. — Ароматический диффузор? Это же замечательно. Тащи всё в ванную. Спустя время всё, наконец, подготовлено. Я довольно восседаю между ног Аккермана, упираясь спиной в его грудину и поясницей в его хуй. Обожаю ванную «коротышки». Место нашего восседания находится прямиком напротив панорамного окна. Шторы прикрывают вид на небольшой лесок. Помимо множества свечей, комнату освещает Луна. — Ты мог представить себе такое? — заглядывая коротышке в глаза, произношу я. Он как-то отрешённо смотрит в сторону. Кулак прижат к губам. На гладко выбритое лицо мягко ложатся огоньки свеч. — Да, — довольно тихо отвечает Леви и, наконец, обращает взгляд на меня. В нём читается опустошённость и что-то ещё, но я никак не могу понять что. — Ты в порядке? Выглядишь как-то отстранённо, — я прижимаюсь щекой к его грудине и пару раз целую последнюю. — До сих пор не верится. Да, я много раз представлял себе подобный вариант развития событий, но никогда бы не… — Так давай я ущипну тебя, — проводя ладонью вдоль по торсу и наконец, найдя так называемый «нефритовый стержень», шепчу я. Аккерман цокает и вздрагивает от внезапности этого действа. — Как-то ты под уныл. Нужно ис-прав-лять. Ханджи с несвойственной для неё аккуратностью забирается на меня. Грудь и плечи оголяются. Влажные, покрытые пеной, стекающей вниз. Полумрак добавляет интимности этой картине. Лицо четырёхглазой покрывается лёгким румянцем, она стягивает очки. — Стал завсегдатаем? — кивая на бутылочку с маслом для душа, спрашивает Зоэ. Её слова, как в той поговорке про влетело в одно и вылетело в другое, проносятся мимо меня. Я как заворожённый смотрю на её грудь. Такая округлая, мягкая и соблазнительная. — Позволь, — я принимаю флакон с жидкостью, и пара капель оказывается на моей ладони. Я медленно растираю масло и приподнимаюсь. — Вот так лучше. — оглаживая спину и талию очкастой, шепчу я. Её тело украшают мурашки, и дыхание учащается, как только первые поцелуи остаются на шее и ключицах. Ладонь стремится к груди. — Щекотно, — выгибаясь и усмехаясь, произносит Ханджи. Я чуть сильнее сжимаю грудь и, посасывая сосок, обхватываю его зубами и тихонько оттягиваю, попутно смотря на четырёхглазую. Она улыбается и, закусывая губу, смотрит на меня. — Получил доступ к сиське и доволен. Зоэ так сексуальна, когда вот так выгибается в моих руках. Уже с минуту эта чертовка ёрзает на мне, заставляя член настроиться на боевой лад. Неужели она правда готова? Меня страшит лишь одно. Боль, которую она испытает, может отбить у неё дальнейшее желание заниматься сексом. — Предлагаю перейти в постель, — проводя влажными от масла руками по моей груди, плечам и спине, говорит Ханджи. Её ладони скользят вниз и вверх, смывая водой остатки масла для душа. Я проделываю аналогичные действия с её телом. Четырёхглазая игнорирует полотенце и обнажённой первым делом подходит к зеркалу опираясь рукой на раковину. Она нагибается, дабы разглядеть лицо. Вид открывается завораживающий. Завораживающий и поистине непристойный. Капельки воды стекают по спине на ягодицы и далее. Более всего меня привлекают влажные половые губы, к которым так и хочется прильнуть языком.
***
Он вновь подхватывает меня за бёдра и несёт в сторону кровати. — Специально постелил тёмное постельное бельё? — Не накручивай себя, — с улыбкой на лице отвечает коротышка и бережно укладывает меня на кровать. Не накручивать. Как же. Всё идёт именно к тому, чего я так боюсь и жду одновременно. В голове хаос. Аккерман тянется рукой к тумбочке. Вот чёрт. Сейчас? Сейчас всё случится? Слишком волнительно. Кажется, меня сейчас стошнит. Нет-нет-нет. Не время для блевотни. Резинка уже в его руках. Всё взаправду? Я ёрзаю и инстинктивно свожу колени. — Ханджи? — я жмурюсь. — Милая, посмотри на меня. — ладонь Леви мягко ложится на мою щёку. Я открываю глаза. — Посмотри на меня и скажи, что ты действительно готова. — Я-я, Леви… я не знаю, правда, — он так обеспокоен. Он не причинит мне боль, я уверена. — Давай попробуем. — Для начала… Я бы хотел попробовать кое-что другое, — «коротышка» и его елда (реально заслуживает отдельного упоминания) поднимаются. Он подходит к комоду и оборачивается ко мне. Я заинтересованно приподнимаюсь на локтях. — Закрой глаза и расслабься. — Знаешь, когда просят расслабиться, то сделать это ещё сложнее, — говорю я и устраиваюсь поудобнее. Леви хмыкает и уточняет, закрыла ли я глаза. Судя по звуку, он движется в сторону кровати. Угол проседает. Я чувствую, как на мои глаза накладывают повязку. — Та-а-ак, — усмехаясь, протягиваю я. Мурашки оперативно исследуют тело. Соски становятся твёрдыми. — Меры предосторожности, — шепчет он и оставляет поцелуй на моих губах. Далее я слышу нечто, напоминающее бряканье или звон цепей?.. Пф, нет. Это же не то, о чём я думаю? Это же не… — А это, чтобы ты никуда не сбежала, — …оно. Я чувствую, как Аккерман заводит мои руки за голову и поочерёдно пристёгивает каждую из них к кровати наручниками. Так хочется развязать эту повязку и посмотреть, что ещё он припас для этой ночи. — Ай! Бля-бля-бля, ай! Э-это, это зажимы, ай, зажимы для сосков?! — довольно смешанные чувства посещают меня, как только соски подвергаются лёгкому давлению, которое усиливается с каждой секундой. Я выгибаюсь и начинаю ёрзать, приправляя всё мычанием. Руки автоматически тянутся к груди, но не возвышаются ни на сантиметр. — А теперь, — с ноткой похотливости произносит коротышка. Невесомое прикосновение… пёрышка? Мурашки. Возможно, сегодня они не покидали меня ни на секунду. В раздевалке, на парковке. В машине, ресторане, на том комоде. В постели, в ванной комнате… Везде они сопровождали меня. И везде меня сопровождал он. Леви Аккерман. — Просто говори мне, где тебе особенно приятно, окей? — в ответ я спокойно киваю и сглатываю. — Хорошая девочка. Сначала пёрышко касается шеи. Я моментально выгибаюсь. Бряканье наручников и цепочки от зажима для сосков проникает прямо в уши. — Д-да, – шепчу я. Далее следуют ключицы, плечи и запястья. Последние оказываются для меня особенно эрогенными. Я слышу, как коротышка хмыкает. Пёрышко спускается к груди, далее скользит по животу к бёдрам и ляжкам. Ноги инстинктивно сводятся. Остроты добавляет то, что я ничего не вижу. Проходит пара минут и, выяснив самые восприимчивые к касаниям места, Аккерман убирает «волшебную палочку». — Ты не представляешь, как мне нравится чувствовать власть над тобой. Когда ты лежишь абсолютно нагая и прикованная к моей постели. Такая беззащитная. Уже не такая смелая, как в школе, но всё такая же мокрая, – низкий мужской голос раздаётся рядом с моим ухом. Я вздрагиваю. Рука Аккермана скользит всё ниже по моему телу и, наконец, достигает промежности. — Милая… Хочешь, чтобы я вошёл? Я активно двигаю бёдрами навстречу пальцам коротышки. Думаю, что ответ очевиден. — Дорогая, я не умею читать мысли. — Зато ты умеешь прекрасно отлизывать. — Ого, кто-то довольно неожиданно и в какой-то мере дерзко решил приоткрыть свой чудесный ротик, — лёгкий поцелуй остаётся на моей щеке и постепенно переходит к губам. — Хочешь, чтобы я поработал языком не только в твоём ротике? Я решаюсь прервать очередной влажный и долгий поцелуй. Как бы он мне не нравился, я хочу почувствовать коротышку между моих ног прямо сейчас. — Леви, пожалуйста, — эти слова буквально остаются на его губах, так как мы находимся слишком близко друг к другу. Он развязывает маску, снимает зажимы для сосков и расстёгивает наручники. Глазам не нужно время, чтобы привыкнуть к полумраку. Я сразу перевожу взгляд на Аккермана, который кладёт ладони мне на колени и медленно разводит их. Чёрт. Его руки скользят по моим бёдрам. Он наклоняется, прижимаясь телом к моей промежности. Краем глаза и чуть щурясь, я замечаю резинки и бутылочку смазки на кровати. В-вот и оно, да? Сейчас всё должно случиться? Я сглатываю, как только ощущаю скользящий вверх-вниз по моим половым губам член Леви. — Ханджи. — М? — я робко заглядываю ему в глаза. — Ты же можешь сказать что-нибудь на японском? — эта фраза заставляет растянуться губы в улыбке. Что-ж, попробуем. — ホントは私気付いてたんです, — нерешительно начинаю я, — あなたが私を見ていてくれたこと* — и также застенчиво заканчиваю. * Honto wa watashi kizuitetan desu, Аnata ga watashi o mite ite kureta koto. — Звучит потрясающе, — я утвердительно киваю. — Могу поинтересоваться, что это значит? — Правда в том, что я заметил, как ты наблюдаешь за мной, — я кладу ладонь на затылок Леви и шепчу эти слова ему на ушко.***
Только-только осознавая себя и понимая, что уже проснулся, я первым делом проверяю наличие Зоэ рядом. Она здесь. Неосознанная улыбка скользит по лицу. Теперь можно открывать глаза. Распущенные волосы не хило так растрёпаны. Ханджи еле слышно посапывает. Насколько же сладко спит моя девочка, раз подушка снова подвергается приливу из слюней? Я боюсь сделать лишнее движение и разбудить её. Такая беззащитная, ещё и обнажённая. Только подумать… Четырёхглазая касается своим телом постельного белья. Она также касается и той кофты, что я отдал. Должно быть, теперь от одежды по большей части пахнет очкастой, чем мной. Это так странно. Влюбиться в запах человека. Скучать по нему. Хотеть носить его на себе. Ощущать каждое мгновение рядом. Размышления прерывает вибрация телефона. Взяв его в руки, первым делом меня удивляет тот, кто звонит. Отец Ханджи. Я чуть слышно, так, чтобы не разбудить четырёхглазую, прокашливаюсь. Осанка моментально выравнивается. Так. Не паниковать. Я перевожу взгляд на время. Вот же ж блять. Так. Нужно ответить. А как ответить? Слушаю? Слишком официально. Здравствуйте? Как-то… как-то хуй знает, но звучит не очень. — Да, мистер Зоэ, — стараясь говорить как можно тише, отвечаю я. — Добрый день, Леви. Ханджи рядом? — Да, она спит. — Когда проснётся, пусть перезвонит мне. И… будьте осторожнее, — заключает отец и, попрощавшись, заканчивает разговор. Теперь лицо украшает глупая улыбка. Глупая, но полная довольства и торжества. Этим «будьте осторожнее» я получил разрешение на секс с Ханджи? Если так, то это прекрасно. Даже не просто прекрасно, это замечательно! Получается, что Вильгельм доверяет мне свою единственную дочь? Наверняка, каждому отцу сложно в определённый момент передать дочку другому мужчине. Взгляд вновь находит экран её телефона. Половина двенадцатого. Прилично. Оставляя поцелуй на щеке очкастой, я приближаюсь к её уху и, аккуратно убрав прядь волос, шепчу: — Доброе утро, котёнок. Пора вставать. — М-м-м, спа-а-ать, — чуть хмурясь и еле ворочая языком, отвечает она. — Мгх-х, котёнок? — вытягиваясь по струнке, добавляет Зоэ. — Я что ли? Вот и она. Улыбающаяся спросонья Ханджи. Так мило щурится и потирает глазки. — Хочешь, я заварю тебе чай или сварю кофе? Потом можем позавтракать где-нибудь или я приготовлю блинчики, или... — Ни кофе, ни чай не смогут так шикарно отлизать, поэтому я хо-чу те-бя. Ещё… давай останемся в кровати и никуда не пойдём сегодня, — обхватывая ладонями моё лицо, ещё чуть хрипловатым голосом говорит четырёхглазая. Она приподнимается. Одеяло чуть спадает, открывая вид на оголившуюся грудь и затвердевшие тёмные соски. Мягкая улыбка образуется на лице. Я притягиваю Ханджи ближе, и наступает момент, сводящий с ума. Наши обнажённые тела соприкасаются. — М-м-м, я даже зубы не чистила, отвали, — усмехаясь, бубнит она и упирается ладонями в мою грудь. — Тогда-а, — чмокнув Зоэ в губы, я приникаю к её груди. Она заливается смехом, откидываясь на подушку. — Ле-е-еви, — беспомощно пищит очкастая, продолжая упираться руками мне в плечи. – Переста-а-ань, или… Положение дел и тел внезапно меняется. Четырёхглазая подминает меня под себя и, похотливо улыбаясь, внезапно припадает к моим соскам. — Ой-ой-ой, ох, Х-ха-анджи! Ханджи, щ-щекотно же! Ай, блять, — восклицаю я, как только Зоэ кусает меня за сосок. — М-милая, поумерь пыл. Давай, давай-ка направим твои губки и язычок в нужное русло. — На еду?! — начиная вилять задницей, словно собачка, спрашивает очкастая. Я тяжело вздыхаю и улыбаюсь, запуская ладони в её волосы.***
«Я не хочу терять тебя теперь, Я словно гляжу на свою вторую половинку. Моя самая большая сцена — в моём сердце, Там была пустота, но теперь оно принадлежит тебе». Чарующая музыка разливается по всей кухне. Похоже, что танцы потихоньку входят в нашу с коротышкой жизнь в качестве привычки и любовного ритуала. Так приятно это осознавать. Осознавать и чувствовать то, как он касается меня сейчас. Как ловко и нежно управляет моим телом, не давая споткнуться или упасть. Леви кружит меня вокруг оси и мягко прижимает к себе. Мы в такт продолжаем двигать бёдрами. Всё стеснение давно пропало. Осталось лишь бесконечное доверие и наполовину готовый завтрак, который смело можно именовать обедом. В следующий момент происходит что-то сродни второму пришествию. Аккерман начинает подпевать. На его ушах явно никто не топтался, потому получается довольно мелодично и красиво. — …когда я держу тебя за руку, выражая все чувства своей души, Я знаю: для нас нет преград. Отмахнись от прошлого, — напевает он. Восхитительно. — Сколько же у тебя талантов? — широко улыбаясь и продолжая извиваться в его руках, спрашиваю я. — Я здесь, чтобы помочь тебе преодолеть трудности, Тебе просто нужно оставаться сильной… Коротышка разворачивает меня спиной к себе и скользит руками от талии к бёдрам. Сейчас у него такие горячие ладони. Я прижимаюсь к его паху и начинаю ритмично отираться о последний. Поцелуй в шею, спину, плечо. И слова. Много слов и признаний покидают нас в этот момент. Момент, можно сказать, сильнейшего откровения. — Поцелуй меня. В ответ он лишь улыбается. Его глаза сияют. Он сияет. «И я хочу видеть, как твоё лицо сияет, с тех пор, как мы вместе, Теперь я распрощался со "старым" мной, его больше нет; Я не могу дождаться, чтобы привести тебя домой, Чтоб ты узнала, что ты... Ты, ты любовь всей моей жизни».