***
Джофри похоронили как положено. В закрытом гробу. Дед Драгош с растерянным видом стоял рядом со свежей могилой. Многие подходили к нему, что-то говорили, но он, казалось, их совершенно не слышал. Смотрел на всех пустыми глазами и мусолил нижнюю губу. — Деда Драгош? Вы меня слышите? Это я, Имре. Парень подошёл к старику, но тот никак не отреагировал. Казалось, и не дышал вовсе. Он молчал и смотрел так, словно он смотрел и не видел Имре, но смотрел пристально, не моргая, механически. И было в этом застывшем лице что-то жуткое. Имре попятился назад. — Пойдём, Агата! — присвистнул юноша своей собачонке. Агата тут же вскочила и побежала вслед за хозяином.***
Вот уже как год Имре жил один. Родители уезжали зимой на заработок и приезжали только на лето. Но одиночество никогда не тяготило Имре. У него была Агата. Беспородная, белая, ободранная собака, таскающаяся за ним всюду. Она даже какое-то время провожала Имре до школы, ждала его после уроков, но уж больно её невзлюбила директорша — пришлось привязывать Агату к сараю. К пяти часам вечера уже совсем стемнело. На небе стоял узкий, толщиною в палец, бледный серп. В этом ватном мраке было так темно, что даже сарай едва угадывался приземистой тенью, хотя он находился всего лишь в десяти шагах от дома. — Агата! — присвистнул юноша, выходя на крыльцо. Узкая полоска света вырвалась из коридора на улицу. — Агата! — позвал Имре чуть громче, но ничего. — Агата? Имре забеспокоился. Агата никогда не уходила со двора, когда он был дома. Хоть она и была не породистая, не было на свете животины преданнее. Юноша сделал было решительный шаг вперёд и замер. Ему вдруг подумалось, что если он сейчас выйдет из этой полоски света, туда, во всеобъемлющую тьму, то случится что-то страшное. Воображение услужливо нарисовало образ жутких тварей, крадущихся в ночи и следящих за ним жадными глазами. С некоторым усилием Имре удалось убедить себя, что это всего лишь уловки его подсознания, всё ещё встревоженного внезапной кончиной товарища. Юноша внимательно осмотрел двор. Его осмотр принёс весьма скудные результаты. За домом тьма была непроглядной. Имре простоял так секунд десять, пока ему не послышался шорох, только в первый момент он не понял, ни с какой стороны он раздавался, ни что это был за звук. Но что-то в нём было не так. — Агата? — дрогнувшим от напряжения голосом позвал в который раз Имре. И на этот раз он ещё сильнее почувствовал, что в этой темноте скрывается что-то, что наблюдало за нам, возможно, готовясь уже в этот момент к нападению. — Агата, это ты? Послышался слабый жалобный скулёж. Глаза от напряжения начали слезиться, однако Имре заметил неказистую тень возле поленницы. — Вот ты где, глупая псина, — выдохнул парень и решительно пересёк двор. Агата, худая и ободранная, жалась дрожащим тельцем к аккуратно сложенным дровам. — Пойдём в дом. Холодно, — сказал Имре и похлопал себя по бедру, но Агата не повела даже ухом. — Что с тобой? Имре, больше растерянный, чем встревоженный, снова вгляделся в темень. Что-то там было. Что-то пугающее, раз резвая и храбрая Агата превратилась в безвольную скулящую дворняжку. И ему опять почудилось какое-то волнение и колебание во тьме. Агата жалобно взвизгнула и завыла — пронзительно, обречённо. И вой этот разлился по жилам волной отупляющего, обессиливающего ужаса. Непонятный шорох раздался снова, и он был не только громче, но и чётко узнаваем. Шаги. Осторожная, крадущаяся поступь. Затем кряжистая тень стала видна отчётливей. К тому же ветер, должно быть, переменился, потому что в нос ударил густой запах тлена, от которого стыло нутро. Имре с бешено колотящимся сердцем побежал к двери и замер на полпути. На самой верхней ступеньке, в льющемся от лампы свете стояла фигурка из спичек и каштанов. — Каштановый человечек, — с ужасом прошептал Имре. Мелькающая бесшумная тень где-то на краю видимости и ещё более липкий крадущийся страх сопровождали юношу, сердце билось всё сильнее по мере приближения к крыльцу. — Ты пришёл за мной, — он попытался изобразить что-то вроде невозмутимости, смирения, но ему это явно не удалось. Имре услышал шорох за своей спиной, и ему почудилось, что он чувствует чьё-то зловонное дыхание на своём затылке. В тот момент, когда Имре набрался смелости обернуться, жуткая, истекающая слюной пасть щёлкнула убийственными клыками. В огромных неоновых глазах таилась адская злоба и чистая ненависть. Вместо пронзительного крика из уст Имре вырвался лишь захлёбывающийся хрип, наполненный безнадёжностью каждого вздоха.