Плейлист

      Едкий запах нашатыря щекочет нос, голоса, невнятные, словно через толстый слой ваты пытаются пробиться до ужаленного недугом сознания. Вот только тщетно. В голове помехи, а перед глазами кружащаяся темень. Тело пробивает озноб.       Билд постепенно начинает приходить в себя после обморока, что так не вовремя решил заключить его в свои неприятно-тёплые объятия. Болезненный хрип сменяет стон, а глаза, словно в огне, и никак не хотят встретить чёткие и реальные фигуры. Он ведь даже ещё не очнулся окончательно, но уже пытается встать, хотя это всё равно не получается. Это мнимое ощущение, и Билд, как лежал на больничной койке в спокойном положении, так и продолжает лежать. Но время в любой проблеме играет на руку, и данный момент исключением не становится. Слова становятся чётче, и Чакрапан даже различает голос Наттавина. — …первый раз, что ли…       Обрывки фраз, а как сильно желание попросить о помощи! Избавить его от этого неприятного, скользкого чувства беспомощности, от этой болезненной дрожи, от этой удушающей тошноты. — …он тут всего несколько…       Ресницы слиплись, как после долгого и сладкого сна, и продирать их оказывается, почему-то, мучительно. На самом деле неприятно. Не из-за лишней трагичности ситуации или его изнеженности, просто ощущение того, что они склеены самым прочным клеем, слишком реально. Но кто старается, тот добивается! — Апо… — голос собственный не узнаёт, хрипит слишком по чужому. — Билд! — сразу же подлетает к пациенту Наттавин, зачем-то хватая его за запястье. — Ты в больничном крыле, всё хорошо, — строгостью отдаёт голос.       Чакрапан даже и не думал о том, где находится. Знает, что лежит, знает, что ужасно ломит тело и голова раскалывается так, словно изнутри её мелкими кирками ковыряют. И тому, кто сталкивался с подобным, точно станет жалко парня, впервые столкнувшегося с такими ощущениями. — Больно…       Но Апо молчит, продолжая непонятные махинации с рукой Билда. Тот еле-еле голову поворачивает и сквозь силу фокусирует плывущий взгляд на знакомом устройстве для измерения давления. — Что… случилось… — Ты упал в обморок, — слышится уже другой голос, недовольный, даже малость раздражённый. И его Чакрапан тоже знает. Вот теперь он пытается приподняться по-настоящему, как-то интуитивно ощущая свою ответственность, даже, можно сказать, долг. Вот только сильная ладонь Апо не позволяет ему этого сделать. И Билд больше не предпринимает никаких попыток, вяло смотря в потолок. Перед глазами больше не плывёт, а картинка становится чёткой и красочной, и хоть дрожь в теле и плохое самочувствие никуда не делись, чувствует себя парень уже намного лучше, хотя бы потому, что способен чувствовать самого себя. — …низкое…       Непонятно, какие эмоции вкладывает Апо. Сейчас это не приветливый парень-улыбашка, а самый настоящий врач, сидящий, как и положено, рядом со своим пациентом. — Я сейчас сделаю тебе укол, а потом отведу тебя в комнату, — он вроде перед фактом ставит, потому Билд и не думает, что должен ответить, вот только ответ ждут, — Билд?.. — ладонь осторожно касается скулы. — Да, хорошо, — полная покорность. — Это из-за акклиматизации, да? — как-то совсем по наивному спрашивает парень, вымученно улыбаясь. В душе начинает пробуждаться знакомое чувство горечи и подавленности с которым он и падал в темноту. — Да. Ты упал прямо в исследовательской Байбла. Напугал нас всех…       Твёрдый голос Майла неприятно режет слух. Он с ним так ещё ни разу не разговаривал. Видимо, Чакрапан сильно его разозлил этой ситуацией. Третья попытка приподняться оказывается самой успешной. На локтях, всё ещё в вялом состоянии, но зато теперь он хотя бы может посмотреть на человека, который отвечает здесь за его жизнь. Пхакпхум-то выглядит совсем неважно, ха-ха, хуже него, пожалуй, только Билд. Но Майл такой бледный, стоит напряжённый, словно статуя — ни одного лишнего движения, и лишь глазами бегает за движениями Апо. — Прости меня, Майл, — хрипло, дрожащим голосом произносит Билд, виновато смотря на Пхакпхума. И получает изумлённый взгляд в ответ. — Я снова доставил тебе неприятности! Мне очень жаль! — со всей возможной искренностью произносит Билд громко и чётко. А глаза-то уже влажные.       Молчание, повисшее на добрую минуту, неприятно стягивает горло Билду. Начинает параноидально казаться, что он всё-таки слишком сильно накосячил, и переглядки Майла и Апо не успокаивают. — Билд, тебе не за что извиняться, — мягко улыбается Майл, наконец-то опуская руки. — Ты не доставляешь мне неприятности. — Но я…       Насколько же Билд чист душой и сердцем, что так сильно раскаивается попросту за плохое самочувствие. — Билд, — снова Апо садится рядом с койкой, — тебе не нужно извиняться за то, что ты упал в обморок. Приляг, пожалуйста.       Короткий кивок, и, о как же приятно лежать! Но довольствоваться хоть чем-то Билду сегодня, видимо, не судьба просто, потому что когда он замечает большущий шприц в руках Апо, Чакрапан едва ли снова в обморок не падает! — Не бойся, — потирает спиртованной ватой плечо Билду Апо, слегка улыбаясь. — Будет почти не больно.       Проще сказать, чем сделать! Знает Чакрапан, что это за «почти не больно». Это больно, ого-го как больно!       Жгучий стон сквозь сжатые зубы, но старается терпеть, пытается расслабиться. Только вот получается плохо, потому что и противно, и нестерпимо ощущение не столько самой иглы под кожей, как вводимого под неё — кожу, препарата. Так, главное дышать, глубоко и ровно. — Билд, — неловко почёсывает нос Майл, подходя ближе к койке. Смотрит очень задумчиво, скорее всего, пытается правильно подобрать слова. — Тебе резко плохо стало? Или с утра нездоровилось?       А вот снова виноватый взгляд. Хорошо, что Апо сейчас делает ему больнючий укол, и никто не поймёт, что эмоции, отразившиеся на зеленоватом лице, обращены к причине его состояния. Перенервничал от внезапной грубой атаки от одного из сотрудников — правда, но её озвучить он не может. Да и что это получится вообще, ясли, что ли? Ой, меня обидел мальчик, защитите меня, Майл.       Тьфу ты.       Что ему сказать-то нужно? И много ли вины Байбла в случившемся? Ой, думать вообще не хочется, да и сил нет никаких, всё равно мысли не вяжутся во что-то стоящее. — Нет, Майл. Я просто переживал сильно. Знаешь, как-то… я же не особо опытный. Там ещё резко с кресла встал, и поплыло… — ну всё что смог собрать в голове. — Ты уверен, Билд?       Уверен. Конечно уверен, что кое-кто говорил. Много лишнего и грубого. — Уверен, Майл. И ночью, и утром я чувствовал себя нормально.       Тот снова уходит в думы, но, кажется, поверил. Не хватало ещё, чтобы Пхакпхум узнал о том, что Байбл ему наговорил. Почему-то проблемы создавать этому хамлу совсем не хочется, да и они оба люди, разберутся как-нибудь. Наверное… — Вот и всё-ё-ё-ё… — тянет Апо, снова прикладывая вату к месту укола. — Майл, расслабься. Мне кажется, ты слишком накручиваешь себя, — обращается он к Пхакпхуму, совсем не стесняясь присутствия Билда. — Он тут и недели не пробыл, конечно ему может стать плохо. — Может, ты и прав… Ладно. Я возвращаюсь на своё рабочее место. Билд, скорейшего тебе выздоровления, — кратко улыбается Пхакпхум Билду, пулей вылетая из кабинета. Видать, спешит. Билд же остаётся наедине с Наттавином и с собственными мыслями. — Ну что, мой друг несчастный, — приободряюще поглаживает по руке Билда, — пойдём в комнату? Отдохнёшь, полежишь…       Билд кратко кивает, позволяя Апо себе помочь. Ха-ха. Уже второй раз Наттавин помогает ему, причём во всех смыслах этого слова. И осмотрел, и укол сделал, прямо какой надо, ядрёный такой! И снова он его ведёт в комнату, и снова он его придерживает. Ещё один такой раз, и это можно будет считать традицией. А может, и началом новой дружбы. От второго Билд не отказался бы.       Когда доходят до комнаты Чакрапана, тот пытается спровадить Апо. Мол, итак времени у него много отнял, уже неловко просто от абсурдности ситуации. Обморок, в конце концов, не приговор, но вот только Наттавин не слушает. Лишь улыбается в ответ, и сам доводит Билда до постели. Они ещё немного разговаривают. Наттавин рассказывает о быте этой базе, какие-то забавные истории, связанные с ним. К примеру, как он несколько раз падал в обморок в первый месяц нахождения здесь, и как поддался панике, когда воздуха вдруг стало не хватать. Билд слушал с удовольствием, восхищаясь человеком перед собой — вроде страсти такие рассказывает, Чакрапан же сам сейчас их переживает, но ведь теперь Апо улыбается и смеётся, с юмором подходя к случившемуся с ним. А это очень по-взрослому, даже, скорее, мудро. Ещё Наттавин в сотый раз повторяет, что если Билду вдруг станет хуже, не дожидаясь встречи с полом, ему сразу же нужно идти к нему! А ещё лучше написать — для чего им телефоны, в конце концов! Потому вбивает свой телефонный номер в смартфоне Билда и оставляет парня отдыхать. Разрешает завтра утром не спешить на работу, отдохнуть побольше. И вроде это проявление заботы, только Билду опять становится стыдно и тошно. Да. От себя самого.       И он себя не накручивает. Скорее, ему нужно разобраться в мешаной куче собственных эмоций и ощущений — самоанализ штука полезная. А её Билд, честно говоря, не особо любит. Легче ведь отвлечься на что-то…       Остаться наедине с собой он хотел с момента, как открыл глаза. Всё, что с парнем происходит в последние дни, с ним и с его телом, не может не пугать — страх абсолютно нормальная реакция в сложившейся ситуации, и никто за это его упрекнуть не посмеет. Очень легко сказать, что вот всё, взял себя в руки и к успеху, вот только чтобы до этого успеха добраться, нужно проделать трудный путь. А Билд всегда боялся этих жизненных подножек и тем более падений. Но ничего страшного. Чакрапан парень смышлёный и учится быстро, особенно если от этого зависит собственное благополучие.       Сейчас ему просто нужно отдаться в этот бушующий поток из эмоций и мыслей, прожить их, взвесить всё, что случилось с ним сегодня. А по-простому — нужно просто поплакать. Где там его наушники?       Слишком уже суетливые дни были у Билда, и послушать музыку он просто не успевал. В первую очередь нужно было обжиться, познакомиться со структурой полярной базы, с полярниками, но сейчас времени у него полно, и включённый музыкальный рандом вновь отрезает его от удушающей реальности.       Снова и снова Билд даёт себе слово, что станет сильнее, что больше не будет страдать по поводу и без него, но вот вновь горько на душе, вот снова мысли и неприятные воспоминания стучатся в голову. Хоть Чакрапан никогда не был излишне плаксивым и, в принципе, старался не драматизировать лишний раз, но почему-то именно сейчас он не может держать заданную себе же планку.       Чакрапан кутается в одеяло, тускло смотря перед собой.       Ему ужасно стыдно перед коллегами. Ну ничего не может поделать с этим массивным чувством — оно сильнее его. Понимает, конечно, где-то в чертогах разума, что абсолютно ни в чём не виноват, но, по факту, он только и делает, что получает очередные поблажки. И сам же горько усмехается. Если подумать, то ему и не угодишь. То сначала настраивал себя на то, что никто не будет с ним здесь бегать, теперь же переживает о том, что именно это и делают. Просто совсем не хочется выделяться, не хочется мешаться людям в работе. Это же он столь нагло вторгся на их территорию, абсолютно непохожий на них. А вдруг кого-то более ценного на место этого самого гидроассистента взять могли?..       Кошки на душе скребут, пингвины плещутся в его слезах.       Да дело же даже не в Байбле, ледышке этой остроязычной. Его слова — слова постороннего человека, а значит априори не могут зацепить Чакрапана.       Но в сердце колет острая игла.       Дело в самих словах.

Повзрослел и познал мир, Впрочем, лучше о нём и не следовало знать…

      Голубым и педиком его так часто называли в школе, да и похуже были клички. Несколько парней, что изводили его, часто карауля после школы — они даже учились на год младше Билда, и их было пять человек. Всего пять человек из всей школы в триста учеников. Когда шпыняли его, когда портили его вещи…       Горестно — необъяснимо сильно. Но на душе пугающая пустота. А вот и желанные слёзы. Поплачешь — полегчает.

Я думаю, что становлюсь старше…

      Билд всегда грел себя надеждой на столь манящую его взрослую жизнь. Почему-то, возможно, совсем по наивному, но слишком правильным казалось то, что взрослость исключает из себя травлю за твою ориентацию. Быть взрослым значит быть стойким, смелым, мудрым и отзывчивым.       Билд печально улыбается.       Что вообще значит это слово — о-р-и-е-н-т-а-ц-и-я. Билд — человек, и ему нравится, вполне правильно и последовательно нравится другой человек. Есть симпатия, а чувства не делятся по гениталиям.       Но это лишь красивые мысли, сидящие в его голове, а по факту особо ничего не изменилось. Глупо было бы предполагать, что даже будучи взрослым человеком, он не встретит гомофобов, но, во всяком случае, никто его за это больше не бил, никто не унижал. Ну а слова людей, которых он знать не знает — просто пустота. Они никогда не цепляли.

Но сейчас почему-то ударило не по-детски. Моё сердце кажется разбитым, Быть трусливым взрослым — Значит стать взрослым.

      А может, дело в том, что Билд в западне? И у него нет самого незначительного шанса на то, чтобы сбежать от проблем, от трудностей, которые подобрались к нему непростительно близко. Если просто навскидку: отец застал его за жаркими поцелуями с уже бывшим парнем; тот самый парень сбежал и никчёмного «пока» не кинув, полностью заигнорировав; отец в очередной раз поднял руку, снова было сказано много грубых слов, снова были приняты решения в жизни Билда, к которым он не имел никакого доступа — а жизнь-то, на секундочку, его!!!       Как тут отвращение-то не испытывать? У кого есть предложения, Чакрапан готов выслушать.       В миллионом городе столько мест и людей, среди которых можно было потеряться, забыться, заменить то, что уже не приносит комфорта, что покушается на целостность морального состояния. Здесь он один на один со всем тем, от чего убегал.

Жизнь, которую я хотел… Жизнь, которую я желал…

      Да. Тут бежать некуда. Опять-таки, если подумать, то Билд оказался вырван из привычной среды обитания, остался без поддержки лучших друзей (интернет-переписка это совсем не то), без возможности раствориться в ярких огнях ночного города — Чакрапан сидит на базе в Антарктиде, с небольшой и абсолютно ему чужой горсткой людей. А ведь проблема, да можно сказать трагедия, что с ним произошла всего на днях, так и не была пережита по-человечески. Там же лавиной просто накрыло, и не было дано даже времени на адаптацию. Все клапаны в душе прорвало, всё в кашу.       А слёзы всё же вымывают негатив из души. Уже не тянет так болезненно, а к ощущению пустоты он привык. Его маленькой радостью становится такая замечательная и нежная песня, которую он нашёл: Agust D — 28. Это не может не вызвать улыбки, да и песня такая чувственная, потому Билд снова включает её, разваливаясь звёздочкой на постели. Плюс один шедевр в новый плейлист.       Наверное, здоровым способом решения душевных стенаний это разговор с живым человеком. Но Билд умеет преодолевать всё в одиночку. Как раз-таки потому что сильный.       А этот Байбл… Меньше всего Чакрапану хочется разбираться в этой ситуации — она и гроша не стоит, просто блёклая мелочь. Вичапат абсолютно чужой человек, с первого дня отрицательно настроенный к нему, а оскорбления по типу «голубой мальчик» не от большого ума. Хочет обзываться — вперёд и с песней, ведь Билд-то знает, кто как обзывается, тот сам так называется!       А вот и довольное хихиканье. Настроение-то начинает подниматься.       Ну а разве он не прав? Все эти ярые гомофобы — самые настоящие геи! И если у них проблемы с самопринятием, то таких бедных людей можно только пожалеть.       Проблему, возникшую с Вичапатом, Билд решит исключительно так, как умеет. Просто не будет больше разговаривать с Байблом. Раз ему здесь бежать некуда и негде растворяться, то он «растворит» Байбла, ведь нет ничего хуже, когда тебя перестают воспринимать как человека.       Дыхание восстанавливается. Накрывшие его эмоции в лёгкой форме истерики, рассосались — после слёз, человеку всегда становится легче на душе. Мысли становятся яснее и задетые нервы успокаиваются. А если в голове становится ясно, то можно позволить себе просто ни о чём не думать и, наконец-таки отдаться в нежные касания прекрасно музыки.       Пролежав пару часов с прокруткой одной и той же песни, Чакрапану становится уж слишком скучно. Он получает интригующее сообщение от Апо: «Сегодня повеселимся», но на вопросы Билда, о чём вообще речь, не отвечает. А ещё в животе призывно урчит, а значит, пора кушать. Вроде, Билд только завтракал, а обед пропустил. Он смотрит на время, и шести ещё нет, но желание съесть чего-то очень вкусного сильнее всего остального. К тому же он сегодня нарвался на эмоции грубияна, в обморок упал, а ещё вдоволь наревелся — столько сил потрачено! Пора их восстанавливать. Мысленно он уже представляет, как пожарит себе что-нибудь вкусное, как запьёт это всё потом сладким чаем, и только Билд открывает дверь комнаты, собираясь выйти из неё, то, нос к носу, встречается с едва удивлённым Майлом. Он, кстати, уже не выглядит таким хмурым, как утром. Цвет кожи более живой, а глаза снова ярко искрятся. — Билд! Как самочувствие? — а вот и привычная широкая улыбка. Она расслабляет сильнее по многим причинам. Билд же с первой встречи ощущал спокойствие и безопасность рядом с этим человеком, потому и сейчас рад ему, как никому другому. — Мне лучше, вот, покушать хотел, — смущённо улыбается парень, пропуская Майла внутрь.       Пхакпхум, поджав умильно губы, смотрит на него, коротко кивая головой, а уже через секунду активно произносит: — Из головы совсем вылетело, что сегодня пятница. Начинаются выходные. И мы решили с парнями завалиться в баню. А парни уже шашлык жарят. Что скажешь?       Майл словно изучает Билд, пристально смотрит, даже почти не моргает. Видимо, прослеживает самые незаметные эмоции на лице Чакрапана, ну оно и понятно. Но это предложение Билду не кажется таким уж плохим — наверное, об этом Апо писал. Бани он, конечно, не очень любит, но не откажется посидеть в компании, где, непременно, его отвлекут посторонними разговорами. Клубов тут нет, как я насыщенных ночных огней, но ничего. Он-то найдёт что и чем взаимозаменить. — Я только за!       Это будет его первый поход в баню в Антарктиде! И третий поход вообще за всю свою жизнь. — Замечательно! У тебя есть пятнадцать минут. Одеваешься тепло и плотно, на все три уровня одежды, — как с ребёнком, — нам на улицу выйти придётся. Возьмёшь с собой полотенце. И плотную маску на лицо. Больше ничего не понадобится.       Внезапно Билд задумался. — А мне вообще можно в баню?.. Ещё один обморок я не переживу… — и как дурачок смеётся. — Ну… Апо сказал, что нет, — честный ответ, — но ты можешь посидеть с нами в предбаннике. Там не так жарко, но зато проведёшь хорошо время. Ребятам ты понравился, хотят с тобой больше общаться, — подмигивает так хитро, — того гляди, подружитесь.       Чакрапан снова призадумался. Наттавин говорил ему, что на улице сильно разряженный воздух, а значит дышать будет сложнее… Хотя с другой стороны, кто не рискует — тот не ест шашлык.       Взяв небольшую сумку, Чакрапан складывает туда своё банное и большое полотенце. Больше, вроде, брать и нечего. Раз он париться не будет, то посидит одетым, тем более оголяться перед незнакомцами ему не особо и хочется. Хоть они и все мужчины, есть вещи, в понимании Билда, не предназначенные для лишних глаз.       А ещё он позволяет себе такую приятную роскошь. А точнее, забегает в душ на пару минут, ополоснуться, смыв с себя пот и усталость ароматным гелем. Дальше уже одевается в оранжевую футболку и чёрные спортивные штаны, а уже поверх надевает ту самую важную, спасающую от мерзлоты одежду. И если честно, он удивляется тому, что в таких минусовых температурах, люди умудряются жить обычной жизнью.       В итоге, в весьма приподнятом настроении, Билд покидает свою комнату, едва не забыв захватить ту самую маску, которая спасёт его нежное лицо от мороза. По дороге к двери надевает её, скрывая волосы за тёплой, плотной шапкой, и уже весь в предвкушении наступающего вечера. Ему очень интересно узнать, как выглядит эта баня, и как вообще всё это проходит. Он слышал, что в России принято после бани в снег прыгать, — и хихикает своим же мыслям, надеясь на то, что здесь не найдётся такого сорви-голова. Кстати, а какой тут вообще минус?       Вопрос интересный, только ответить сам себе он не сможет, а вот кто-то из коллег… Билд приходит к входной двери третьим, где уже ждут остальных Тонг Танают и… Байбл. Чёрт его знает, как он узнаёт Вичапата, ведь тот уже полностью укутан, но это он. Совершенно точно он. Но настроение не портится, наоборот, снова подступает знакомый жар, и, кажется, сейчас самое время, чтобы воплотить свой план в действие. Байбл — пустое место, и совершенно точно ничего для него не значит. Чакрапан с улыбкой подходит к Танаюту. Он-то сразу к себе расположил: и своей улыбчивостью, и своим юмором, и своей болтливостью. Дожидаются и остальных парней, что уже навеселе спешат к ним. Постоянно смеются, переговариваясь о чём-то. Теперь-то можно идти. А это, получается, второй раз, как Билд выходит на мёрзлые земли. Или можно считать этот раз третьим? Ну, первый — с корабля, второй — с вездехода, а это тогда третий! Хо-о-о-о. Не такой он уж и неопытный.       Билда выпускают вторым. Ну и он ещё раз поражается мощи этой двухсоткилограммовой двери. — Давай, Билд, держись за поручни, — прикрикивает Апо, идя прямо перед ним. А у Чакрапана перед глазами… ночь? А время-то сколько?       Спускается осторожно, под контролем Тонга сзади и Апо спереди, и Наттавин сразу его к себе прижимает, как только они оказываются на снегу. Билд же увлечён осматриванием местности. Снежное покрывало едва заметно поблёскивает, как это могло бы быть при освещении луной, а ещё… бр-р-р-р, здесь такой сильный мороз! — Сколько же тут градусов? — шёпотом уточняет Чакрапан у Наттавина, дождавшись, пока остальные парни пойдут вперёд. — М-м-м… — задумчиво тянет Апо. — Около минус сорока?.. — уточняет он у Байбла, который, непонятно каким образом, оказывается с Билдом и Наттавином позади остальных полярников. — Минус сорок шесть.       Вот это конкретика. Ничего не скажешь. Только куда теперь удивляться такой температуре, когда он обескуражен компании, в которой оказался. Совсем неизвестным ему способом, по таким же причинам, Билд сейчас держит свой путь в баню, находясь между Апо и Байблом. Он, кажется, упустил из виду момент, когда Вичапат прибился к ним. Ещё можно понять, почему Апо с ним идёт. Он его вообще за локоть придерживает, ха-ха, снова помогая идти, но Байбл?! — Обалдеть…       Слышится довольный смешок. — Удивлён? — умиляется Апо. — Это не самая низкая температура, между прочим. Мы уже привыкли! У нас вон есть, — и показывает на Нодта и, кажется, Джея с Джобом, — парни, настоящие горячие и арктические, — посмеиваясь, — они даже в такую мерзлоту могут щеголять тут в штанах и свитере. И ничего! Даже ни разу не болели, представляешь?       Билд улыбается. Не восхищениям Наттавина, а тому, что между ними ведётся такая простая, почти приятельская беседа. — Мне даже на такое количество одежды холодно, — смущённо бормочет Билд, косясь в сторону Байбла. Не ясно, может, ждёт какого-нибудь укола или язвительности, но тот просто молча идёт, причём в одном темпе с ними — медленном и плавном. Билду же нельзя делать резких и быстрых движений. Но почему Вичапат вообще старается рядом с ними вышагивать до бани? Там вон полярники уже дошли и половина позаходили (баня-то в двух метрах), а они всё плетутся. Билду, ей богу, не по себе. — Мне тоже! Я в первый раз, когда приехал, попал на минус шестьдесят!       Билд в ужасе смотрит на Наттавина. — Да-да. Байбл и похлеще морозы заставал. Сколько там было? — Минус семьдесят три. — Охренеть… — то ли от того, что Вичапат реально чем-то делится, несмотря на присутствие Билда здесь, то ли от ужасающих градусов. И вообще, так, что ли, игнорируют хамов? — Так, — вот они и доходят, а Апо встаёт перед Билдом. У них, видимо, с Майлом одна привычка на двоих. — Тебе в парилку нельзя. Только в предбаннике сидишь.       Чакрапан послушно кивает. Но остаётся ещё один вопрос, который Билд едва успевает задать, прежде чем Апо входит в баню: — Вроде ещё не поздно, почему тогда так темно?..       Неожиданно слышится смешок со стороны Байбла, а Апо заливается искренним хохотом: — Серьёзно? Ты только что заметил? Какой же ты прелестный всё-таки!..       И что? И это всё объяснение? Билд слегка опешил. Затормозил возле открытой двери в эту самую удивительную баню, молча смотря на скрывшегося в ней Апо. Шутят что-то там своё, смеются, а Чакрапан так и стоит, не получив никаких объяснений. Чего он не заметил-то? Что здесь темнеет раньше?       Намереваясь всё же получить ответы, он готовится зайти в это чудо инженерии, как перед ним встаёт Байбл. Пожалуйста, Билд пропустит, ему не сложно зайти последним, вот только Вичапат не двигается, а просто… смотрит. Чёрная, толстая маска скрывает всё его лицо, кроме острой, такой очаровательной линии глаз — то, что глаза красивые, заметил ещё при первой встречи. И в них нет той неприязни, с которой Байбл встречал его при каждой встречи. Становится по-настоящему неловко, ведь Билд уже попросту не ждёт другого. И то, что Байбл ему отвечает, нет, скорее, даже то, что он реально объясняет ему, поражает. — Это полярная ночь.       Билд готов поклясться, что этот нахал усмехается! А ещё он впервые смотрел на Чакрапана так мягко и… без раздражения.       В ужасе от собственной реакции, Билд проглатывает обратно сердце, вдруг застрявшее в пищеводе. И с изумлением ещё раз осматривается вокруг. Полярная ночь, значит…       Внутрь его всё-таки затаскивает Апо, что-то там причитая о том, что Билд слишком долго стоит на морозе. Мол, насмотрится ещё, времени-то у него полно. Ночи тут длинные, и ехидно так улыбается. Билд же поражённо кивает, и, следуя указаниям, раздевается в указанном месте. Складывает вещи также аккуратно, как у других полярников — тут как в армии, и ботинки стоят ровно, и одежда висит так, что сразу одеться можно…       Снова на ерунде какой-то фокусируется.       А ведь они уже заходят в предбанник, и Билд воодушевлённо ахает. Уютно и стильно, как настоящая баня, всё деревянное, всё такое красивое! И места тут так много, тут даже два больших стола есть. Улыбка так и лезет на лицо. Полочки всякие, стол со скамейками, какие-то картины — искренне, от всей души — вау! Но вот дальше-то! Дальше, что в глаза бросается, так это полуголые мужские тела! Билд аж поперхнулся.       Они же все… то трусов разделись… — А ты чего? — обращается к нему Нодт. — Раздевайся и айда с нами!       Аж поплохело… — Нет, я не буду… — Он париться не будет, — вставляет своё слово Майл, — посидит здесь. — Ну… если надумаешь!       И снова хохот. А Билд сдержанно улыбается, неуверенно двигаясь к Апо, что зовёт его сесть рядом с ним. Там спокойнее, хотя Наттавин тоже полуголый. И тело у него, надо сказать, ничего себе такое, хотя, стоит сказать спасибо, полотенце на спину он-таки накинул. — Неуютно? — тихо спрашивает он, подвигая овощи и нож. Билд только рад помочь. Резать-то он умеет. — Да я как-то не привык видеть столько голых мужчин, — ещё тише, смущённо, отвечает Чакрапан. — Понимаю. Джей и Джоб пошли мясо жарить, решили, что лучше они пойдут.       Билд коротко кивает, сосредотачиваясь на своём деле. Сидит слегка зажато, ведь вклиниться в разговор он не может. Дело в том, что шутят полярники на свои научные темы, так сказать, кому надо, тот поймёт. А Билд неместный, вот и не понимает. Он вот лучше по тарелкам разложит порезанные овощи, и ещё раз удивится, что провизию сюда доставляют хорошую. Но это, наверное, правильно. Всё-таки витамины там, правильное и здоровое питание. Да… — Пошлите? Готово всё, — такой приятный голос, такой мягкий…       Билд невольно поднимает взгляд, встречаясь с тем самым. Тёплым и неконфликтным. Слегка распаренный, прикрытый одним лишь банным полотенцем, стоит Байбл, с довольной улыбкой зовя своих друзей в баньку. Их взгляды, видимо, случайно встретились, и Билд спешит посмотреть в другую сторону. Смотреть на десяток других голых мужиков — неловко, смотреть на голого Байбла — невыносимо. Сердце аж до размера атома сжалось.       Это что ещё за дела?..       Полярники без комплексов, ха-ха, кто трусы стягивает, кто полотенца — святые ледники, Билда аж в дрожь бросило. Взгляд уводит на стол. Ну он конечно не ханжа, но… это же… Его аж потрясывает от нахлынувшего смущения! Он прямо чувствует, как горят щёки! Он же не был к такому готов! — Ты чего так напрягся? — полушёпотом спрашивает Апо. — Тебя настолько это смущает? — а сам-то тоже глаз не поднимает! — А тебя нет, что ли?..       Наттавин хмыкает. Его явно забавляет реакция Билда — сама невинность. — Парни одни ведь, поэтому и голые все, — объясняет он. — Пожуй вон овощей. Пить тебе здесь не разрешаю.       Чакрапан с удивлением смотрит на него. А затем на стоящие пару бутылок на другом конце стола. — А вы что, тут пить будете?..       Апо снова заливается смехом. — Чего бы нет? Мы уже тут давно, а тебе нельзя, — дразнит ещё. — Только в здании можно. И то немного. Ты вообще пьющий? — Угу… А ты не ходишь?.. — и осторожно кивает в сторону скрывающихся в парилке парней. Чью-то голую жопу увидел…       Вот и смех пропал. — Ну… я вообще тоже не люблю оголяться перед другими. Да и не понимаю я этого удовольствия, честно говоря. Баня — это не моё.       Теперь же настаёт черёд Билда смеяться. Весело тут у них, конечно. А Апо так вообще кадр — сам смеялся со смущения Билда, и сам при этом такой же! Есть у них что-то общее, то, что может помочь им стать друзьями. Полностью расслабиться удаётся, когда полярники скрываются за дверью. Теперь-то Билд даже с места поднимается, ходит и осматривается. С интересом спрашивает, как в таком месте могли баню построить, и слушает в ответ о каких-то технологиях, специальных возможностях — в общем, много всего и ничего не понятно. Но Чакрапан не перебивает, внимательно слушая всё то, что ему говорят. А как только Наттавин заканчивает расставлять приборы на столе (тарелки всякие, стаканы), предлагает Билду включить музыку. Тот с большим энтузиазмом принимает предложение, но вот проблемка — телефон остался в комнате. Но ничего — Апо спешит на помощь, ведь он-то взял свой. И начинается великий и могучий рандом!       Пока полярники парятся, а двое других занимаются приготовлением мяса в диких условиях, Билд и Апо сидят, откинувшись на спинку скамьи, делясь моментами из жизни до приезда сюда. Кажется, они становятся ближе, а это не может не радовать, ведь Билду хотелось бы всё же заиметь здесь друга. Апо даже заговаривает про Байбла. Ничего конкретного там нет. Билд понял только то, что Апо и Байбл дружат ещё с университета, ну и то, что Байбл очень хороший человек. На что недоверчиво поморщился. Не поделился утренней ситуацией, конечно, но вот осадок от этой «хорошести» всё ещё остался.       Оба вздрагивают, когда открывается дверь парилки: там уже, подпевая играющей песне, пританцовывая, первыми выходят Нодт и Тонг. — А у вас тут весело! — Ну так ещё бы, — по-деловому так. Ещё и стакан со своим напитком в руки берёт. Точно алкоголь, Билд чувствует. Что там полярники пьют, коньяк или виски? Или антарктический самогон?       Устраиваются за стол, благо, все в полотенцах (Билд им очень благодарен), и пока он отвечает что-то рассказывающему Нодту, что сел рядом с Апо, рядом с Билдом, не на последнее свободное место за этим столом, усаживается Байбл. Вот это поворот.       Билд опять весь выпрямился, осанка прямо-таки аристократичная, и украдкой посматривает на парня. Чего его вообще тянет смотреть на него? Это же полностью противоположно запланированному игнорированию. А тому хоть бы что. Сидит себе спокойно, бровью не ведёт, овощи в тарелку накладывает (причём, Чакрапану тоже!). А Билду что-то есть не хочется. Ему жарко. Жарко так, словно он в самом пекле этой парилки был.       Только все наконец-то усаживаются, накладываются и наливаются, заходят краснощёкие, но чертовски довольные Джей с Джобом, занося такое ароматное и, даже на первый взгляд, вкусное мясо. И слава богу, ведь Билд своё внимание переключает на аппетитное блюдо. — Ну что, — сколько задора в голосе, — пируем, господа полярники! — За нас, друзья!       И снова все смеются. Атмосфера становится чрезмерно оживлённой, но Билду очень комфортно. Он же даже участвует в разговоре, даже шутит иногда. Ну ещё и с лёгкой завистью смотрит на то, как остальные пьют. Но сегодняшний день, видимо, решает окончательно выбить из Билда понимание происходящего, потому что когда Байбл берёт свою тарелку и тарелку Чакрапана, тот с открытым ртом смотрит за тем, как Вичапат идёт накладывать им мясо. Чего это? Зачем? Он же только расслабился… — А мне наложить! — как на зло, Апо так громко и возмущённо обращается к Байблу, встречая лишь наигранно округлившиеся глаза, мол, как же он так, не позаботился о друге. Билд даже несдержанно пихает Наттавина локтём в бок. А взгляд всё ещё прикован к Байблу. Апо, кстати, в ответ лишь игриво бровями повёл.       «Ты издеваешься», — одними глазами возмущается Билд.       Не место гею среди обнажённых, разгорячённых мужчин. И дело не в них ведь, а в Билде. Прости господи. Но как он может не засмотреться на Байбла? На его влажную, ухоженную кожу, на эту линию ключиц, так грамотно уходящую в широкие плечи, на эти сильные руки, на эту грудь, такую крупную, такую мощную, на этот идеальный, ровный пресс, на этот маленький и очень милый пупок, на эти тазовые косточки, так соблазнительно уходящие под полотенце…       У него, кажется, взгляд поплыл, а он полностью потерял связь с реальностью, ведь его даже не смущает ответный взгляд Байбла. А как ему не заметить, что его так откровенно рассматривают? Билд увлёкся изучением чужого тела настолько сильно, что потерял нить идущего между полярниками разговора, в котором проявлял такое активное участие.

Каждый день, что дан мне Будет самым лучшим…

      Билд в никуда смотрит, когда Вичапат ставит перед ним тарелку с таким жирненьким, таким аппетитным мясом. Ах, ещё несколько минут назад он думал о том, как со вкусом будет пробовать его, а теперь у него другой аппетит разыгрался. Сердце слишком предательски трепещет, и то, что Байбл сидит рядом с ним, изредка задевая его локтём, ситуацию не упрощает. И опять этот аромат, что и тогда в исследовательской…       Билд испуганно вздрагивает, когда перед его лицом возникает лицо Апо. — Тебя не дозовёшься! О чём задумался?       О чём? О полуголом хаме, от которого, почему-то сердцу неспокойно. — Да вот думаю о полярной ночи… — М? А ты реально не знал, что ли? — Апо удивляется. — Байбл! Ну это же просто святая простота!       Да боже… почему опять Байбл? Наттавин специально, что ли, его к разговору подключает?

Сегодняшний я живёт сегодня так, Что завтрашний я будет счастлив.

      О да. Какие точные слова сейчас звучат в песне. Конечно Билд завтра будет счастлив. Обалдеть как счастлив. Не дай бог он словит стояк от воспоминаний при это божественном, сексуальном теле… Просто не переживёт такого позора.       Блять. — Полярная ночь — время любви.       Ну помолчи, помолчи, пожалуйста. Этот нежный, мягкий голос — да оскорби уже, нахами! Давай, как умеешь! Доведи меня опять! Лучше злиться, лучше обморок и самоанализ прошлого, чем млеть… чем трепетать… Билд-то парень простой: на негатив — игнор, на заигрывание — симпатия. Ну а самое-то глупое во всём этом то, что Билд всё же понимает, что Байбл с ним ничерта не заигрывает. Он просто смотрит на него без злости, просто больше не говорит колкости и обидных слов, он просто в бане, как и любой нормальный мужчина, ходит полуголым. Но что тогда всё это значит?       «Билд! Что с тобой не так! Ещё утром он тебя с дерьмом смешал!»       Да! Логика, пожалуйста, возьми победу над непонятной реакцией сердца. Красота Байбла не может возыметь на него такой эффект. Ну не может…

Нет ни одного момента, Который не имел бы смысла для меня.

      Смысл сейчас имеет только Байбл, кушающий и поддерживающий диалог с остальными парнями. Билд же боится даже пошевелиться — его Апо начинает кормить, веселя этим других! Как только доходит, Чакрапан уже красный как рак, забирает шашлык из рук. Сам поест, ей богу. Но только этот мягкий, слышный только ему смешок со стороны, отбивает весь вкус. Аппетит потерялся в других желаниях. А во рту только вкус пугающего бархатистого трепетного чувства…       «Мда, блять! Выбила, Антарктида, так сказать, геевщину прямо из духа!»       Хочется сорваться прямо сейчас, вернуться в комнату! Там он всё контролирует, контролирует себя… А то сидит тут, такой полуголый и красивый, с таким умильным голоском — точно-точно, просто ещё утром он его оскорбил, а теперь проявляет какую-то лишнюю приветливость — а уже поздно! Точно. Билд просто слишком шокирован с резкой смены направления в их взаимоотношениях, а единственная причина, по которой он скорее хочет вернуться к себе, заключается не в страхе перед Байблом, а всего лишь в том, что Билд боится забыть название песни, которую обязан добавить в плейлист: DAY6 — Best Part.