Чуть не попался!

Ричард прятался за изящной статуей Анэма в нише коридора в особняке на улице Мимоз, время от времени выглядывая из своего убежища и обозревая подступы к покоям герцога Алвы. Он уже битый час сидел в засаде и ждал, пока вышеозначенный герцог соизволит наконец куда-нибудь выйти. Как назло, именно сегодня у Алвы, похоже, не было запланировано никаких поездок. Сколько же ему ещё ждать? Ричард тяжко вздохнул и снова юркнул под защиту древнего бога, чудом не ударившись макушкой о нижний рог мраморного лука. — Я совсем спятил, да? — обратился он к белой ласточке, сидящей на плече у Абвения. Ласточка, разумеется, не откликнулась, но Ричард и так знал ответ. Он точно был не в себе, если решился сегодня, в праздник святого Валентина, покровителя всех влюблённых, преподнести своему эру тайный романтический подарок. Пусть это невероятно глупо и даже опасно — ведь он легко мог попасться и выдать себя, но бороться со своими так неожиданно вспыхнувшими чувствами он больше не мог. Впервые Ричард заметил подозрительные сигналы, которые вдруг стало выдавать его сердце в присутствии Алвы, во время варастийской кампании. Тот, кого он ещё совсем недавно считал «самым главным врагом», незаметно превратился просто в «самого главного» — самого главного человека в его жизни. Сейчас он бы, не задумываясь, пошёл за Вороном куда угодно — хоть в Закат, хоть на плаху, да только Алва не только его не звал, но, казалось, даже едва замечал. Дик ни на что и не надеялся. Разве легендарному Первому маршалу может быть дело до глупого провинциального мальчишки? Поначалу ему вполне успешно удавалось скрывать свою привязанность. Во время военных действий вся армия смотрела на Ворона не иначе как с восхищением. На этом фоне тихое обожание Ричарда не сильно выделялось. А вот когда они вернулись в Олларию, всё стало значительно хуже. Дикон понял, что безнадёжно влюбился в собственного эра, и чувство это уже проросло в нём настолько, что стало неотделимо от его сущности. Необходимость находиться рядом с Алвой и не выдавать себя превратила жизнь Дика в сущий кошмар. Ричард старался по возможности избегать встреч с Вороном, за исключением необходимого по службе, смотреть куда угодно, только не на предмет своего интереса, но выходило не очень. Кроме того, Первый маршал всё чаще требовал присутствия оруженосца, и как казалось Ричарду, не всегда по делу. Стоило Дику встретиться взглядом с эром или просто оказаться вблизи, как его выдержка подвергалась серьёзному испытанию. Напрямую признаться Алве в своих чувствах казалось абсолютно невозможным. От одной только мысли об этом Ричарда бросало в нервную дрожь. Хорошо, если эр только посмеется над ним, но Ричард понимал, что, скорее всего, на этом его служба у Ворона закончится, и он больше никогда его не увидит. Он не мог даже представить себе, чтобы произнести подобное вслух, памятуя, как резко его эр отозвался о неприемлемой связи с собственным оруженосцем, хотя на тот момент это были лишь вымышленные, необоснованные нападки Эстебана и его дружков. И вот теперь выдумки Эстебана превратились в самую что ни на есть ужасную правду, по крайней мере, со стороны Дика. Нет, признаться Алве Ричард никак не мог, а постоянная борьба с самим собой вымотала его до крайности. Два дня назад, сбежав из особняка, Ричард потерянно бродил по берегам Данара, не замечая ничего вокруг. В тот день Алва показывал ему новые военные карты, присланные маршалу с утра и в точности воспроизводившие исторические события в Варасте. Ворон с видимым удовольствием вспоминал их битву на Дарамском поле, совместный выстрел из пушки, и снова, как бы невзначай, небрежным жестом растрепал его волосы. Дик прекрасно понимал, что за этим невинным жестом не стоит ничего, кроме, может быть, малой толики снисходительного участия. Но как же в тот момент хотелось поверить в несбыточное! Ричард перестал дышать, не смея поднять на Алву глаз и чувствуя, что еле сдерживает слёзы отчаяния. А как только Ворон отпустил его, бросился прочь из особняка, не разбирая дороги, и очнулся только, когда Данар преградил ему путь. Ричард прошёл по гранитной набережной мимо конного памятника Франциску Первому, пьедестал которого украшали стилизованные фигурки четырёх сторон света, и поднялся на Новоолларианский мост. Столица в эти дни была особенно оживлённой. Наступал праздник святого Валентина, и на мосту царило настоящее столпотворение. С обеих сторон моста находились бесчисленные лавки торговцев и ремесленников. Здесь можно было найти подарки для любимых на любой вкус и кошелёк. Цветы, багряноземельские пряности или разноцветные леденцы в форме сердечек — для тех, кто ищет подарок поскромней. Изысканные украшения и наряды — для тех, кто побогаче. Казалось, вся Оллария устремилась сюда в надежде найти идеальный подарок для своей второй половинки. Ричард заметил, как молодая пара купила у одного из ремесленников небольшой замочек с таким же миниатюрным ключиком. Мужчина нацарапал на замке символы «Э + А», после чего пара, вооружившись этим сомнительным трофеем, убежала в неизвестном направлении, взявшись за руки и заливаясь смехом. Ричард не понял, для чего им понадобился странный замок, но вид чужого очевидного счастья только усугубил чувство собственной ненужности и одиночества. Он развернулся и собирался было уйти, когда ему навстречу из соседней лавки выскочил низенький плотный мужчина в странном, вычурном тёмно-зелёном одеянии и в нелепом бархатном берете. Мужчина стремительно приближался, кланяясь Ричарду чуть ли не на каждом шагу. — Ваша светлость, прошу вас, не проходите мимо, — тараторил толстяк на талиге с сильным акцентом, — взгляните на чудесную новинку, которую ваш покорный слуга привёз из Северной Марагоны. Клянусь, вы не пожалеете! Ричард, погружённый в свои внутренние переживания, не сразу сообразил, чего от него хочет приезжий торговец. Тот же, не давая Дику опомниться, поспешно завёл его в свою лавку. Когда дверь за ними закрылась и шум толпы стих, Ричарду показалось, что он попал в сказку. Он очутился в крохотном чистом помещении с бело-розовым орнаментом на стенах, утопавшем в полуденных солнечных лучах. Повсюду стояли позолоченные блюда с небольшими квадратными изделиями всевозможных оттенков коричневого, от кремового до почти чёрного. Восхитительный, божественный аромат, исходивший от них, наполнял лавку, невольно заставив Ричарда глубже вдохнуть и в блаженстве прикрыть глаза. — Прошу вас, попробуйте, ваша светлость, — обратился к нему торговец, протягивая на кружевной бумажной салфетке тёмный глянцевый квадратик, украшенный кусочком цуката. — Что это? — в изумлении спросил Ричард, не решаясь прикоснуться к кулинарному чуду. — Это твердый шоколад, мой господин, — с гордостью объявил торговец. — О, я прекрасно понимаю ваше удивление. Всем знаком обычный жидкий шоколад. Но это, — толстый человечек обвёл рукой помещение, — настоящее произведение искусства. Он был придуман только в этом году в Северной Марагоне гениальным мэтром Йоханнесом. Я привёз в Олларию единственную партию. Поверьте, ваша дама обязательно оценит такой уникальный подарок в день святого Валентина. Прошу вас, попробуйте, и вы сами в этом убедитесь. Предположение о даме заставило Ричарда невесело усмехнуться. Тем не менее он принял подношение и решительно откусил кусочек от марагонской новинки. Дик тут же почувствовал, как долька шоколада стала таять во рту, обволакивая язык и нёбо тёплыми земляными оттенками с легкой фруктовой ноткой и привкусом корицы. Он подумал, что это невообразимое сочетание как нельзя более точно описывает его чувства к Рокэ: такие горькие, но одновременно и такие сладкие; однажды вкусив их, отказаться уже невозможно. Ричарду вдруг до головокружения захотелось поделиться этими ощущениями с Вороном. Пусть он не может признаться в своих чувствах прямо, он выразит их иначе, вложив своё сердце в эти маленькие кусочки горчащего счастья. Даже если Рокэ никогда не узнает, от кого они исходят, Ричарду всё равно станет легче. Ричард вернулся в особняк с небольшой коробкой самого лучшего шоколада, выполненной в строгом стиле и украшенной тонкой серебряной полосой на синем фоне. Он решил, что в день святого Валентина незаметно проникнет в кабинет Ворона, пока того не будет на месте, и оставит подарок на письменном столе. И вот теперь этот ответственный день настал, но Алва и не думал покидать кабинет. Прикованный к своему наблюдательному пункту, осторожно прижимая драгоценную коробку к груди, Ричард весь извёлся от ожидания. Четыре раза он проклял свою затею, порываясь уйти, но всё же решил не отступать и довести начатое до конца. На лестнице послышались шаги. Тихонько выглянув из своего убежища, Ричард увидел изысканно одетого мужчину средних лет. Незнакомец коротко постучал в кабинет Ворона и затем, очевидно, после приглашения, которого Дик не мог расслышать, с поклоном вошёл внутрь. Приготовившись к очередному томительному ожиданию, Ричард удивился, когда неизвестный покинул кабинет буквально через несколько минут, направляясь к выходу из особняка. Спустя ещё пару минут Алва вышел из своих покоев с небольшим свёртком в руке и довольной улыбкой на губах, немного постоял в коридоре и тоже удалился, пройдя буквально в паре шагов от затаившегося оруженосца, по счастью, его не заметив. Для Ричарда настал момент действовать. Сделав глубокий вдох, он вынырнул из-за статуи Анэма, пребольно ударившись затылком о божественный локоть. Решив, что таким образом Абвений его благословил, Ричард проскользнул в незапертый кабинет, стараясь не шуметь и напряженно вслушиваясь в малейшие шорохи за дверью. Пока всё было тихо. Он подошёл к столу. Карта Дарамского сражения так и лежала раскрытой поверх других бумаг. Ричард нашёл на ней то место, из которого они с Рокэ стреляли в штандарт Адгемара, и положил туда свой подарок, предварительно сняв с коробки обёртку. Тонкий аромат шоколада распространился по кабинету. Уходить не хотелось. Ричард провёл рукой по чёрной шкуре на спинке кресла своего эра, а затем, набравшись храбрости, полностью забрался в него, поджав ноги и обхватив колени руками. Он закрыл глаза, сильнее зарылся в шкуру чёрного льва и позволил себе представить, что это Рокэ обнимает его. Где-то в коридоре скрипнула дверь, и послышались быстрые шаги. Ричард встрепенулся и поспешно выскочил из кабинета. Шаги Алвы он бы ни с кем не перепутал. Ворон шёл в его направлении. Ещё секунда — и он показался из-за поворота. Безуспешно пытаясь усмирить колотящееся сердце, Ричард сделал вид, будто шёл по коридору в свою комнату, и направился Ворону навстречу. Мысль о том, что, помедли он ещё мгновенье, Алва застал бы его выходящим из собственного кабинета, заставила Ричарда покраснеть до кончиков ушей. Поравнявшись с Алвой, он остановился и выдал полагающееся приветствие, стараясь не смотреть ему в глаза. — Вы искали меня, Ричард? — спросил Алва, подойдя почти вплотную. — Нет, эр Рокэ. Я шёл к себе. Алва коротко кивнул, и Ричард опрометью метнулся в свою комнату. Закрыв за собой дверь, он прижался к ней спиной и судорожно глотнул воздух. На лбу выступила испарина. «Закатные твари, я чуть не попался!» — набатом стучало в его голове. Рокэ стоял в коридоре и задумчиво смотрел вслед удаляющемуся оруженосцу. Он прикрыл глаза и потянул носом воздух. От Ричарда так приятно пахло нежным ароматом какао, лёгкой ноткой мускуса и розовых лепестков. После его ухода этот умопомрачительный запах тонким шлейфом всё ещё витал в воздухе. Хотелось вернуть Ричарда, прижать его к себе, зарыться носом в волосы и никуда не отпускать. — А ведь я чуть не попался! — тихо произнёс Рокэ, думая о том, что только мгновением раньше выскользнул из комнаты оруженосца. В той комнате у изголовья кровати он оставил свой подарок для Ричарда на день святого Валентина — тончайший платок из чистого шёлка с вышитой алыми нитками монограммой «R». Рокэ собственноручно сделал эскиз монограммы и орнамента, используя цвета Окделлов, чтобы у Ричарда, вынужденного сейчас одеваться в чёрно-синее, было небольшое напоминание о доме, которое он мог бы всегда носить у сердца. А потом, не удержавшись, он добавил к монограмме вторую литеру «R» поменьше, совсем незаметную и вышитую серебром. Лучший портной Олларии искусно выполнил заказ и доставил его сегодня лично. Работа была превосходна. Рокэ лишь опасался, как бы Ричард не догадался, от кого подарок. Он не должен был показывать своих истинных чувств. Да и как признаться в любви тому, в чьих глазах он был кровным врагом, убийцей отца, потомком предателя и пособником Леворукого? Рокэ прекрасно помнил, с каким неподдельным негодованием Ричард отнесся к намёкам Эстебана об их предполагаемой связи, не остановившись даже перед семерной дуэлью, чтобы смыть оскорбление кровью. О надежде на взаимность не могло быть и речи, но Рокэ желал сохранить хотя бы то хрупкое доверие, которое установилось между ними после Варасты. Первый маршал, прошедший множество войн и повидавший множество смертей, боялся в своей жизни лишь одного — увидеть презрение в серых глазах, которые стали ему столь дороги. Рокэ облокотился о стену и провёл пальцами по обивке. — Думаешь, я совсем потерял голову? — обратился он к статуе покровителя своего дома. Мраморный бог благоразумно промолчал, но Рокэ и сам знал ответ.

***

Ричард в изумлении рассматривал платок. Он был прекрасен. Но откуда в его комнате взялась подобная вещь? Дик подумал бы, что платок попал к нему по ошибке, но цвета дома Скал и монограмма не оставляли никаких сомнений. Это ему. Только от кого? Ричард тщательно обследовал и сам предмет, и упаковку, но не нашёл ни единого указания на таинственного отправителя. Взгляд снова вернулся к едва проступающей на белом фоне серебряной монограмме. Пустые мечты… Его размышления прервал резкий стук, и прежде, чем Ричард смог что-то ответить, дверь распахнулась, и на пороге появился Первый маршал. В руках он держал раскрытую коробку шоколада. Ричард вскочил как ошпаренный. Раньше герцог никогда не заходил в его спальню. Обычно он посылал за ним слуг. — Монсеньор! Алва прошёл внутрь комнаты и положил коробку на каминную полку. Он выглядел усталым и напряжённым. У Ричарда сжалось сердце. Неужели это он расстроил Рокэ своей дурацкой выходкой? — Ричард, я обнаружил эту прекрасную коробку шоколада сегодня у себя в кабинете, но никто в доме не представляет, откуда она взялась. Может, вы знаете, как она там оказалась? Ворон пристально смотрел на Дика и ждал. Что он должен на это ответить? Нет ничего проще, чем сказать, что он ни о чём не знает, верно? Только это означает солгать. Солгать самому дорогому человеку. Если Ричард поступит так, то никогда себе не простит. — Монсеньор многим внушает любовь. Может быть, это подарок от тайной поклонницы на День святого Валентина или… — Дик запнулся и почувствовал, что снова краснеет, — или от тайного поклонника? Ворон усмехнулся и покачал головой. — Увы, твой монсеньор гораздо чаще внушает ненависть, чем любовь, — Алва подошёл вплотную и теперь смотрел Дику прямо в глаза. Его голос звучал спокойно и отстранённо. — Ричард, шоколад отравлен? Дикон чуть не задохнулся от подобного предположения. Так вот в чём дело! Рокэ думает, что его хотели отравить. Что Ричард… Создатель, да как ему могло прийти такое в голову! — Нет! Эр Рокэ, нет! Там нет яда, клянусь честью! Я сам выби… — Ричард резко осёкся, осознав, что выдал себя с головой. Алва смотрел на него не отрываясь. Под этим пронизывающим взглядом Дик опустил голову и зажмурился. Рокэ теперь прогонит его? Освободит от клятвы оруженосца и отправит обратно в Надор? Ричард сжал кулаки. Что ж, пусть так, от своих чувств он не откажется. Он всё сделал правильно. Если для Рокэ так будет лучше, то он уедет... Додумать эту мысль Ричард не успел. В следующее мгновение он уже оказался в крепких объятьях, а его уха коснулось тёплое дыхание. — Попался! — тихо рассмеялся Рокэ.