since

Это случилось ранней весной на автобусной остановке. Тогда любовь убила его. Воздух еще мешал в себе тепло и холод, мягкий ветер змеился на коже и доносил откуда-то исчезающий запах цветов. А это новое жуткое чувство набросилось на него сверху, словно коршун, учуявший свою добычу. Видимо пришло его время. Глубоко внутри Тэхён всегда знал, что это случится, что любовь — это разрушение, возможно, слишком великое для его слабой души, но наделся, что до него очередь не дойдёт. Он как раз ехал забирать детей из сада: кудрявого смуглого мальчика и вечно трескающуюся от улыбки девочку. Один ребенок пошёл в него, другой — в Хосока, а они ведь даже не родные. Эти маленькие люди делали Тэхёна счастливым, и еще счастливым его делал Хосок, принося букеты после работы. Так что он имел полное право надеятся, что ужаса любви с ним никогда не случится. Но с детства (а, может, чуть позже, с тех пор, как что-то на страницах романов начало трогать сердце) в груди сидит и тихонечко тикает бомба. Иногда её жар давит на ребра по ночам. Удивительно, но временами шум в голове становится совсем невыносим при взгляде на цветы Хосока, такие нежные, милые цветы… В тот злопамятный день на остановке было почти безлюдно, а автобус безбожно опаздывал. Тэхён то и дело бросал отчаянные взгляды на огненные цифры, вечно указывающие неверное расписание. Скоро у детей закончатся занятия и, не увидев папу, они начнут волноваться. Несмотря на нервы настроение было хорошее, солнце всегда так на него действовало — стоит только выглянуть, и он растекается, а сегодня впервые за долгое время весь день небо было прозрачно-голубым. Чонгук появился на остановке спустя пятнадцать минут ожидания проклятого автобуса, но его самого Тэхён ждал гораздо дольше. Наверное, он удивится, если узнает, как долго эта история простирается в прошлом. Это поразительно — как мы понимаем. Тэхён не знал, как он понял и даже не помнит, что конкретно почувствовал, когда увидел черные волосы, спадающие на глаза, такую же чёрную одежду и маску, закрывающую половину лица. Лица не видно, а я тебя все равно узнал. Гораздо позже, спустя мучительные часы, дни и месяцы, он напишет: «У меня разрывается сердце, будто внутри него все это время была заложена бомба, и этот взгляд — пароль для запуска. Но плоть распадается медленно — кусочек за кусочком: лопаются жилы, изливается бурным потоком кровь. Бомба взрывается долго, а эхо её взрыва — вся моя оставшаяся жизнь». Напишет, потому что некоторые вещи так и не могут быть произнесены вслух. Незнакомец (в этом условном мире) посмотрел ему прямо в глаза. Обычно люди так не делают. Единственным светлым в нем была змейка белых наушников, извивающаяся на темной одежде. Единственным светлым на всей остановке и дальше по улице, в шумном городе и стране были его глаза. Он медленно вытянул наушники из ушей и сказал: — Привет. Вероятно, тоже его узнал. Тэхён неуверенно улыбнулся, воздух словно стал теплее, его коже — жарче. Он забыл еще кое-то упомянуть: помимо мужа и детей у него был дом. Огромный белый дом и две сверкающие черные машины. Вернее, дом и машины были не его, хотя Хосок утверждал обратное: они принадлежали его мужу. И Хосок сейчас был на работе, а он на этой проклятой остановке, а если бы Хосока не было, вероятно, — на помойке, или где там еще он должен был оказаться. Хосок — его прекрасный принц — вытащил Тэхёна из глухоты нищей деревни и не дал затеряться в грязных городских улицах. Их история похожа на сказку, Хосок уж точно оттуда. «Ты ведь знаешь, что за душой у меня ничего нет?», спросил Тэхён его много лет назад, и хотел спросить сейчас, потому что имел в виду тогда совсем не бедность. — Привет, — ответил он мужчине и отвел взгляд, уставившись на лужу с раздробленным в ней небом. — Какой автобус ждете? — Чонгук снял и маску тоже. За ней пряталась спокойная улыбка. — Шестьдесят первый, — как-то хрипло пробормотал Тэхён и, устремив взгляд вдаль, добавил: — Он сегодня опаздывает. Чонгук рассмеялся и вынудил Тэхёна посмотреть на него. Может ли существовать такое красивое лицо? — Он всегда опаздывает. Тэхён тоже улыбнулся, ему было тепло от этого смеха. Он хотел спросить, куда направляется Чонгук, но продолжать разговор было опасно. — Вы часто ходите пешком? — Чонгук продолжал его сам, ничуть не смущаясь. — Что? — Тэхён недоуменно нахмурился. — Ваши ботинки, — он кивнул вниз, — кажется, очень дорогие, но подошва вся истерта. Тэхён никогда, честно говоря, не обращал внимания на свои ботинки. — Да, — только и ответил он, — я люблю быстро ходить и бегать. С детства Тэхёна преследовала идея убежать. Ему хотелось быть свободным, потому что он всегда от кого-то зависел. Он сказал Хосоку, когда они были моложе и их кожа была горячей под густым воздухом какой-то страны, усеянной пальмами: «Давай убежим, будем жить без дома, ехать на старой машине, в ней же спать и заниматься любовью, давай сделаем весь мир нашим». Конечно, Хосок не мог с ним убежать. Он был твердым и надежным, и его дом должен был уверенно стоять на земле. Как и любимый человек, но он почему-то выбрал Тэхёна и вложил в его дрожащие руки свое огромное сердце. Надо было следовать инстинкту, вложенному в него с рождения — надо было бежать тогда. Но сердце владельцу уже не вернешь. — Меня зовут Чонгук, — два слога любимого имени под кожей, — и вы очень красивый. Кольцо на Тэхёновой руке блестело в лучах весеннего солнца, он инстинктивно хотел его спрятать, но напротив поднял ладонь к лицу, смахивая вечно путающиеся в ресницах волосы. Чонгук заметил этот жест, он, кажется, вообще все на свете замечал. Он должен был прочитать в его глазах: «Я не твой» и «Возьми меня». Что такое любовь? Любовь Хосока была белыми цветами в дорогой бумаге, огромными счетами, поездками на жару и море и трепетной заботой об их детях. Самое страшное, что для Хосока Тэхён был тем, кем для него был Чонгук. Он тоже умер, когда встретил его, и теперь без него никогда не воскреснет вновь. Тэхён это знает, потому что ночью кадет голову на его обнаженную грудь, и внутри неё удары ровные, словно волны, лижущие берег. Бомба Хосока давно взорвалась, и больше его не мучает. Тэхён любил их детей. Эта любовь в его жизни была самой искренней. Он любил то, как спокойно и безопасно рядом с Хосоком, но больше всего любил то, что было этому полной противоположностью — он любил летать. Бегать — лишь жалкая человеческая замена. Сегодня небо идеальное для полетов… «Что ты теперь будешь делать?», хотелось спросит Тэхёну. На лице Чонгука явно читалась борьба, но в конце концов он только сказал: — Я никогда не встречал никого похожего на тебя. — Да? — Ты немного странный в самом хорошем смысле. Ветер гулял между ними и срывал листовки. Срывал кожу. «Дети совсем заждались». Чонгук до сих пор смотрел ему прямо в глаза, Тэхён не хочет этого, но он его узнает. Против воли он всегда будет слушать и запоминать, и поймёт, что Чонгук словно темная вода — страшно, но так и хочется погрузиться с головой. Он сильный и смелый, его течения сносят Тэхёна прочь, и только они могут его освободить от чего-то сдерживающего всю жизнь. Это не оковы, скорее тонкая сетка — легко притворяться, что её нет, но попробуй улететь — и вот она тут как тут. Тик-тик-тик, бомба смеялась в груди. Осталось совсем чуть-чуть… Автобус показался за поворотом, зелёный и веселый; на лобовом стекле горели цифры 61. Чонгук развернулся в его сторону, а Тэхён не мог отвести от него взгляда. Черные волосы разметались по лицу, профиль, как у принца из детской книжки. Он сжимает лямку рюкзака на плече, кажется, до боли. В воздухе смешалось что-то теплое и холодное, он доносит исчезающий запах цветов. Тик, тик, тик… — Вот бы куда-то убежать, — говорит Чонгук.