Любить нельзя отпустить

Позднее лето сгоняло свинцовые тучи над городом. Резкий пробирающий ветер каждый раз намеревался сорвать покрытые желтизной листья и покачивал упругие ветви деревьев, кру́гом высаженные вокруг центра Монии. Вечерело и ветер утихал, смиренно покачивая вывески на зданиях и толкая скопившиеся облака. Мелко закапал дождь. Когда Грейнджер ступил на знакомую улицу, на конце которой стоял его месяцами пустующий дом, разразилась гроза. Большие холодные капли били по лицу и скатывались по прядям волос, мешали обзору. Угрюмая мелодия ливня накатывала тихую грусть, чувство потерянного. Закончилась его поездка на бесплодные земли. Битвы с демонами, убитые соратники и покрытые алым заревом поля — всё осталось в прошлом. Снова начиналась беспокойная, полная подлостей и неприятных вещей Монийская жизнь. Так было не всегда. Не всегда он лелеял бесконечные войны на границе с Бесплодными Землями, не всегда возвращался в родной край с хмурым задумчивым лицом. Причина всему до безобразия проста и глупа. Алукард. Грейнджер повёл плечами, не желая поддаваться зажигающим в нём гнев мыслям. Всё решилось ещё тогда — в самом сердце Монии, в замке, где собирались рыцари Света для важных переговоров. Несомненно, они несли свет на земли, где жил их народ. Несли мир и избавляли от монстров соседние территории. Но стоило Грейнджеру единожды взглянуть на всё с другой стороны, как он понял, что настоящая тьма кроется далеко не в царстве Бездны. Она крылась в самих людях. Грейнджер вряд ли бы смог объяснить, как в такой короткий срок он кардинально пересмотрел и изменил свои взгляды на жизнь и людей. В том числе и на отношения с Алукардом. Для него всё закончилось тогда — в дверях зала, где вот-вот должна была пройти встреча рыцарей. Наплевав на всё, Грейнджер выпросил у Тигрила поездку на границу, как воина по своему желанию. Он не удосужился оповестить других о своём решении. Просто исчез, не сказав ничего. В голове отчётливо прозвучали слова, произнесённые им перед уходом. — Ты хороший воин, Алукард. Но этого мало, чтобы тебя любили. Давай поставим точку и закончим эти нелепые отношения. Говорил ли он это искренне? Сейчас, спустя год, он ещё меньше уверен в этом. Многое из сказанного и сделанного было ошибочным. Но не за этим гнался Грейнджер, активно переваривая в голове давно минувшее. Его волновал другой, не менее значимый вопрос — осознав свою неправоту, будет ли он исправлять последствия своего эгоизма и самолюбия и налаживать отношения по новой? А может, после той выходки все и вовсе забыли про него и его никто не ждал? Нескончаемые схватки с полчищами демонов заметно притупили в нём эмоции, но сейчас, находясь вдали от границы и шагая под проливным дождём, нахлынувшие тоску и отчаяние он принимал как за должное. Приблизившись к одному из стоящих в ряд зданий, он вставил ключ в дверь, повернул и отворил её. В полупустой гостиной всё осталось на своих местах: кресла напротив камина, миниатюрный столик у входа, стены, завешенные прочим декором… За исключением одной детали, которая показалась ему чужой и неуместной. Миниатюрная статуэтка с рыцарями Света стояла на столе при камине. Помещение не было освещено, но что-то подсказывало Грейнджеру, что он тут не один. В тот же момент тень выросла над одним из кресел. Звук тяжёлых ботинок эхом пронёсся по комнате. — Вот ты и вернулся. Алукард стоял напротив Грейнджера, смело глядя тому в глаза. Он изменился совсем чуть-чуть, лишь некоторыми незначительными чертами, которые не играли важной роли. Он был тем же Алукардом, что стоял перед ним год назад. Грейнджер напряжённо нахмурился. Нет, кое-что изменилось, и очень сильно. Взгляд Алукарда стал более решительным и от того не менее пугающим. — Что, даже не поприветствуешь меня? Алукард едко улыбнулся уголками губ и слегка, словно по привычке, запрокинул голову назад. Не скрывая своего превосходства, он одним взглядом вводил Грейнджера в замешательство и заставлял ощущать неловкость. Грейнджер аккуратно поставил скрипку и пушку на пол и снял плащ. — Всё кончено. Уходи. Алукард скривил губы. Молча он обнял Грейнджера со спины и уткнулся лицом в затылок. Тёплое дыхание обдавало шею, пока сильные руки по-хозяйски прижимали его к себе, как драгоценную вещь. Грейнджер понимал, к чему это ведёт. Был ли смысл поддаваться тому, от кого ты самовольно отрёкся? Отказался, даже не объяснив причину, и бросил. Это выглядело неправильно и постыдно. Грейнджер положил ладони поверх чужих рук и мягко убрал их, но Алукард не спешил останавливаться. — Я скучал по тебе всё это время, а ты ушёл, просто вычеркнув меня из своей жизни. Почему? Грейнджер не видел лица Алукарда. Одни только слова заставляли его прочувствовать боль и окутывали печалью. Алукард вновь обнял стрелка. Не дожидаясь ответа, мечник провёл носом по щеке Грейнджера и прикусил мочку уха, нагло вырвав из того стон. — Алукард, остановись. Мы же уже всё решили… — Мы? Грейнджер опустил голову от стыда. Кто как ни он знал, что в его словах не было ни капли правды. Он совершенно не изменился и продолжал глупо врать что тогда, что сейчас, не находя оправданий своим проступкам. Каково это, когда некогда любимый человек врёт тебе? Грейнджер не мог ответить на этот вопрос, но не единожды горел желанием задать его Алукарду. — Почему ты мне врёшь, Грейнджер? Не было никаких оснований прекращать наши отношения. Тебе просто так захотелось, да? Может быть, они и в прошлом, но чувства остались… Ты не безразличен мне. Как и я тебе. Нет, молчи. Я знаю, что это правда… Не ври мне, прошу… Алукард поцеловал Грейнджера. Сначала мягко и с нежностью, затем он не побоялся быть грубее. Его руки переместились на талию стрелка и болезненно сжали бока, словно не желали отпустить и потерять его снова. Алукард на мгновение отстранился. — Если бы ты знал, каково мне было в тот день. Быть брошенным, находиться в неведении… Не знать, что с тобой и где ты? Грейнджер был застигнут врасплох и с трудом понимал, что ему делать. От нарастающего волнения сердце начинало отбивать какой-то тревожный, неровный такт. Никто не обращал внимания на то, как быстро сменилась обстановка с неприветливой и холодной на томную и приторную. Несмотря на сложившиеся обстоятельства, озвученные упрёки неумолимо покалывали изнутри и кошками скребли на сердце. Сам факт, что Грейнджер осознанно сделал больно не чужому для него человеку, переносил пережитое Алукардом на него. В наказание заставлял в ярких красках прочувствовать всё от начала до конца: одиночество, обиду, непонимание, потерянность, злость. Грейнджер неуверенно положил руки на спину Алукарда и обнял в ответ. Его не покидало ощущение вины, и вместе с тем продолжало расти желание искупить её. Делал ли он это для себя, чтобы облегчить своё и без того трудное существование, или хотел помочь Алукарду? Пока он не мог ответить на этот вопрос. Но одно он понял наверняка — ради успокоения своей совести его решения должны быть приняты от чистого сердца. Он должен быть искренен и честен с Алукардом. Хотя бы сейчас. — Прости… Я натворил много необдуманных вещей. Он замер. Как отреагирует Алукард на его слова? Могли ли его испугать действия Алукарда в этот момент? Возможно. Они сильно отдалились друг от друга, и любой неправильный шаг мог оказаться камешком, запнувшись о которой, ты немедленно упадёшь в развернувшуюся пропасть. Алукард приосанился и в упор посмотрел на Грейнджера. Черты его лица разгладились и нельзя было даже подумать, что этот человек прошёл через «предательство» и жуткое одиночество. На его лице сияла улыбка. — Я давно простил тебя. Вновь затянув стрелка в поцелуй, Алукард одну за другой стянул повязки с его живота и груди. Всё внутри Грейнджера трепетало от невесомых прикосновений, тёплого дыхания и чувства бабочек в животе. Казалось, что даже внутренности переплетались и завязывались в узел где-то внизу паха и приливали кровь к вискам. Влажные следы от поцелуев появлялись на оголённых плечах и груди и постепенно опускались ниже. — Так не хочется прерываться. Сделаем это прямо здесь? Грейнджер промычал что-то неразборчивое в ответ, не желая отвлекаться от получаемого удовольствия. На улице слышались раскаты грома и звук барабанивших по стеклу капель дождя. Но это происходило там, за стенами дома, и ничто не могло потревожить их, пока они находились внутри здания. Алукард осторожно подхватил Грейнджера на руки и сел на одно из кресел. Неспеша он снял сначала свои брюки, а затем и брюки стрелка, окончательно оголив его белое тело. Грейнджер поёжился. Оставшись в одном нижнем белье в неотопленном помещении, холодный августовский дождь давал о себе знать. Звучащая вдалеке дробь из капель невольно заставляла Грейнджера ближе прижиматься к телу Алукарда. Он и сам не знал, насколько сильно ему не хватало чьего-то тепла всё это время. Ему хотелось быть нужным, быть смыслом в чьей-то жизни. Но… Добившись этого, он бежал. Он жил мечтами, и их внезапное осуществление пугало его. Мысли путались в голове. Грейнджеру ещё больше начинало казаться что он — не он. Кто-то другой, кто взял власть над его разумом и материей той осенью, натворил дел, и кто с позором сбежал сейчас, оставив его настоящего наедине с Алукардом. Грейнджер пересиливал себя, чтобы не пугаться своих действий. Ему нравился этот трепет в груди и одновременно тревожил. Словно он был чужим и не принадлежал ему. Давнее, долго не посещавшее его чувство теперь принимало вид чего-то нового и незнакомого. Стрелок целиком предался этому ощущению. Его накрыло блаженством. Они вдвоём, в полутёмном, пыльном от бесхозности помещении. Здесь беспорядок в виде разбросанной одежды и наскоро поставленных у двери скрипки и оружия, но даже так комната навевала уют. Дождь замолк и слышались только одиночные удары стекающих с крыши капель. Грейнджер с наслаждением наблюдал за плавно поднимающейся и опадающей грудью Алукарда, его сильным изжелта-бледным телом, налитыми мышцами плечами и руками. И всё бы хорошо, если бы не назойливые мысли, не отпускающие его и порождающие внутри тревогу. Мог ли он найти спасение в разгорячённом теле Алукарда или в его глубоком, басистом голосе? Может быть, пока ещё одна, не менее неприятная мысль не посетила его. — У тебя.. Кто-то был за это время? Алукард нахмурился. Приобняв Грейнджера за спину, он прижал его к себе так, что они не могли видеть лица друг друга. Дыхание мечника опалило оголённую кожу, как палят редкие лучи негреющего солнца в облачный день. Алукард провёл кончиками пальцев вдоль позвонков, с удовольствием замечая, как дрожит родное тело в его руках. — Так ли это важно? Но раз тебе нужно это знать, я отвечу. У меня никого не было. А теперь давай отбросим все вопросы и мысли, они ни к чему. Алукард подхватил Грейнджера и посадил в кресло. Коснувшись его коленей, Алукард грубым движением раздвинул их и приместился между ног. Грейнджер смущённо отвёл глаза в сторону. От возбуждения в его нижнем белье стало тесно, и ничто не могло скрыть этого. Мечник неторопливо снял остатки одежды с них обоих. Повиснув над креслом и соприкоснувшись членами, Алукард прикусил нижнюю губу, сдерживая стон. Ему не терпелось овладеть телом стрелка после бесконечной разлуки. Алукард понимал, что это не голос разума. Им управляло что-то другое, присущее самцам в животном мире и в особенности безбашенным людям. Алукард ладонью обхватил жаждавшие внимания, подрагивающие от возбуждения члены. Горячая плоть пульсировала, отдалённо завязывалась тугим узлом в груди и вынуждала обоих сбивчиво дышать. Мысли Грейнджера плавились и переплетались. Положив ладонь поверх ладони Алукарда, он прибавлял темп, внося свою лепту в их общее удовольствие. Он не стеснялся стонов, но в виду его замкнутости, стоны звучали как неразборчивое мычание или протянутые начальные буквы имени Алукарда. Приоткрытый рот Грейнжера, залитые румянцем щёки и запутанные, всё ещё влажные после дождя волосы сводили Алукарда с ума. Но это исхудавшее тело, покрытое утончёнными изгибами, теперь вызывало жалость. Разве таким помнил его Алукард? Таким ли худым и лишённым тепла был Грейнджер? Мечника охватила ярость, перемешанная с разрывающим изнутри отчаянием. Он не смог уберечь Грейнджера от тех изменений, которых желал меньше всего. Это делало его беспомощным, мысленно лишало конечностей и рассудка. Всё было бесполезно. Но теперь он обязательно исправит это. Неожиданно с губ Грейнджера сорвался стон. Его грудь взволнованно поднялась и быстро опустилась, сопровождаемая возбуждённым вздохом. Выплеснувшиеся капли спермы облепили ладонь Алукарда и стекали по его собственному твёрдо стоящему члену. Мечник недовольно вздохнул. Он был ещё не готов к тому, чтобы кончить. Склонившись над стрелком, он поцеловал его. Проведя языком по сухим губам, Алукард затянул Грейнджера в глубокий поцелуй, слегка приобнял за спину и притянул к себе. Их языки сплелись в диком, мокром танце, и обоим казалось, что в этот момент сплетались их тела и души. Алукард отстранился и опустился к шее, мягко коснулся кожи зубами, оставляя сравнимый со светло-розовым вином след. Он не обращал внимания на болезненное бурчание стрелка и лишь крепче обнимал его. — Я так ждал тебя, Грейнджер.