There’s a part of me I can’t get back A little girl grew up too fast All it took was once, I’ll never be the same Now I’m taking back my life today Nothing left that you can say Cause you were never gonna take the blame anyway Demi Lovato — Warrior Часть меня уже не вернуть Маленькая девочка выросла слишком быстро Это произошло мгновенно, я больше не буду прежней Сегодня я беру свою жизнь в свои руки Ты ничего не можешь с этим поделать, Ведь ты никогда не признаешь своей вины. (перевод)
Сакура начала задумываться о том, замечают ли гражданские перемены, которые начались в Конохе буквально сразу же после собрания. Для неё разница была очевидна. Шиноби стали более напряжёнными, и напряжённость это была настолько плотной, что можно было разрезать её кунаем. Каждый вечер и каждое утро сменялись патрулирующие команды — вроде бы и привычное зрелище, но команды теперь были намного больше и вооружены до зубов. Временно ужесточили правила въезда в деревню и стали более строго и придирчиво досматривать новоприбывших. Видели ли всё это гражданские? Хотя бы некоторые. Родители Сакуры этого точно не замечали. Они оба были генинами, но не стали посвящать себя пути шиноби. Они выбрали спокойную жизнь гражданских. И если бы они что-то заметили, точно не отстали бы от дочери с расспросами. Понятие секретности для них как будто не имело значения — странно, ведь даже генины знают о его важности. Казалось, что они предпочли забыть об этом, когда оставили путь ниндзя. Сакуру это решительно не устраивало, ведь с двенадцати лет ей приходилось разрываться между работой шиноби и попытками родителей сделать её жизнь более приземлённой. Они открыто не препятствовали ей, но и не поощряли желание расти. Даже когда зашла речь о том, что Сакура собирается идти на повышение до джонина, родители лишь посмеялись над её стремлением, напомнив ей о том, что в их семье никто звёзд с неба не хватал, и ей это не нужно. Тогда эти слова очень ранили её. Поэтому, когда появилась возможность съехать, Сакура тут же ей воспользовалась без раздумий. Она любила своих родителей, но пропасть между ними с каждым годом становилась всё больше, грозя перерасти в непрекращающийся конфликт. Общаться на расстоянии было легче. Чтобы избежать излишнего вмешательства в свою жизнь, Сакура навещала их раз в месяц. Этого было достаточно для того, чтобы они не чувствовали, что остались на задворках жизни девушки. А самой ей этих редких встреч хватало для того, чтобы чувствовать себя неплохой дочерью и быть в курсе того, как дела и здоровье у родителей. В этот раз Сакура не стала прерывать традицию, хотя у неё и были сомнения. Не пришла бы — мама бы живо громогласно напомнила, что её бестолковая дочь совсем дорогу в отчий дом забыла. А приходить в такое время очень не хотелось. Сакура долго взвешивала все «за» и «против», и в итоге пришла к тому, что зайти к ним будет безопаснее. И с радостью обнаружила, что они на самом деле ни о чём не догадывались. — Ты замуж собираешься? — спрашивала вместо этого мама. — Тебе уже совсем скоро двадцать, а ты и не шевелишься. Всё геройствуешь, как мужик. Доказываешь что-то. Единственный парень в твоей жизни — и тот от тебя ушёл. Что собираешься с этим делать? Такие разговоры с матерью наедине были традиционными при их встречах. Сакура ничего не могла с этим поделать. Для родителей это была идея фикс — выдать дочь замуж. Они очень беспокоились о том, что жизнь шиноби помешает Сакуре познать семейное счастье. Особенно сильно это заботило мать. — Мам, мы каждый раз об этом говорим, — привычно отмахнулась Сакура. — Да потому, что надо не говорить, а делать, — отрезала мама. — Нормальная дочь давно бы уже послушала мать, оставила бы свои глупости и начала устраивать свою личную жизнь. Таких упрямых пацанок, как ты, никто не любит. Сакура вспомнила о том, как нежно Какаши целовал её, как они стояли, обнявшись, вспомнила его слова о том, как он часто думает о ней в разлуке, и обещание прийти, как только появится свободная минута. «Мама, ты так ошибаешься!» — Ты сделала свой выбор, а что теперь? Учиха Саске был для тебя отличным вариантом. Не идеальным, конечно, но герой войны как-никак. «Мама, я тоже герой — так говорит Какаши». — Это ж надо единственный шанс упустить! И ещё красивый: какие бы детишки получились! «Ты даже не представляешь, насколько красив Какаши!» — А сейчас где ты найдёшь приличного молодого человека? Кто на тебя посмотрит? Вторых шансов в нашей семье не бывает! «Если это тебе так важно, мама, то ты даже не представляешь, как смотрит на меня наш Хокаге. Его не волнуют такие предрассудки». — Ещё и эта твоя печать на лбу! Разве это красиво? Как будто синяк поставила! «Только благодаря этой печати я жива: сижу здесь и тебя слушаю». — Что молчишь? — тон из порицающего превратился в нападающий. Пока Сакура мысленно отвечала на претензии мамы, та явно удивлялась непривычному тихому поведению дочери. — Мы обо всём этом уже говорили, — неожиданно устало сказала Сакура. — В моей жизни правда всё по-прежнему, и ответы не изменились. Она почти не лукавила. Сакура оставалась верна своему пути шиноби — она сейчас говорила маме именно об этом. Тот факт, что Шестой Хокаге из учителя для неё стал… А кем он стал? Они пока не обозначили эти отношения даже для себя, но Сакуре было достаточно того, что она любила его, и всё указывало на то, что взаимно. А матери, одержимой идеей единственного выбора, она говорить об этом была совершенно не готова. Может быть, потом. Точно не раньше, чем они разберутся с Ива и вернутся в мирное русло окончательно. — Ещё и эта история с какой-то кузиной. Почему ты вмешиваешь нашу семью в эти ваши игры? — Мама, об этом мы уже тоже говорили. Это был приказ Хокаге. Я не могла его ослушаться. И ты не можешь. Он глава деревни. Это был удачный ход. Тут было сложно что-то возразить. Авторитет Хокаге был железобетонным даже для её матери, и Сакура только благодаря этому смогла сохранить секретность задания. — Она точно приличная девушка? Если наша семья окажется втянутой в скандал или пересуды из-за глупости… — Мама, приказ Хокаге! — Сакура, зачем тебе эти игры в шиноби? Я позволила тебе их, думая, что это всё ради того, чтобы устроить женское счастье. И что теперь? Саске тебя бросил, а ты продолжаешь и дальше ломать себе жизнь. Бросай свои развлечения, они тебе больше не нужны, и повзрослей наконец! Ты же не из какого-то там клана, самая обычная девчонка, а лезешь туда, где ты не очень-то и нужна. Лучше бы с таким же упорством думала, как вернуть Учиху! Это был безжалостный удар под дых. Маму удивительным образом устраивало то, что Сакура когда-то растворилась в идее добиться любви Саске любой ценой. И сейчас, когда дочь наконец-то начала жить по-настоящему, она всячески высказывала своё недовольство. Слёзы вскипали в глазах, но Сакура не могла позволить себе слабость. Не перед мамой. — Скажи, — вдруг начала мама, игнорируя, а может, и искренне не замечая исказившееся лицо дочери, — а ты честная девушка? Вы, шиноби, чем только не занимаетесь… — Мама, он меня чуть не убил, а ты о моей чести и наших отношениях думаешь? — взорвалась Сакура. — Уже и до такого докатилась, — возмущённо всплеснула руками мать. — Как же нужно было вести себя, чтобы вызвать в мужчине желание тебя пристукнуть? — Ты ничего не знаешь об этом. Ты хоть раз спросила меня, что между нами было на самом деле? — злые слёзы катились по щекам, но Сакуре не было до них дела. — Вся деревня знает о том, что вы — пара, и таковыми будете всегда. Этого тебе недостаточно? Сакура не помнила, как оказалась на улице. Она бежала, не разбирая дороги и глотала, глотала бесполезные слёзы, от которых никак не становилось легче. Это всегда был разговор слепого с глухим, но привыкнуть было невозможно. Маму после войны волновала только личная жизнь Сакуры — и она всё время искала объективные, как ей казалось, причины того, что дочь не торопится под венец с Саске. Всё выглядело так, будто она готова даже раскатать дочь в лепёшку, если это ускорит её замужество. Отец самоустранялся от этих разговоров, и Сакура всё время убеждала себя в том, что он мысленно на её стороне, просто не хочет попадаться под горячую руку матери. В этом было какое-то утешение. Сакура не помнила, как вернулась в свою квартиру, и с удивлением обнаружила себя на кровати на мокрой от слёз подушке. Голова болела от напряжения, а на душе было погано так, что хотелось исчезнуть, чтобы ничего не чувствовать. Мама как всегда игнорировала любые доводы Сакуры. Ей казалось, что даже правда об отношениях с Какаши не заставит ту изменить своё мнение. В её семье было так принято — рано влюбляться и нести в сердце это чувство до самого последнего дня. Мебуки считала это поводом для гордости, наверно таким же, как особые способности великих кланов шиноби. А Сакура, которой жизнь дала второй шанс, теперь казалась ей едва ли не предательницей. Неужели можно повлиять на чувства и заставить себя любить того, кого сердце отвергает? Было в этой мысли что-то совершенно извращённое! Ну что ж, хотя бы в этом месяце унижений больше не предвидится – слабое утешение. Чтобы не расплакаться снова, Сакура думала о Какаши, перебирая в голове все их встречи, смакуя каждую подробность, закутываясь в эти воспоминания, как в кокон, который оберегал её от реальности. От той самой реальности, в которой принципиальная мама до конца своих дней готова припоминать дочери самый страшный провал в жизни. Закончится конфликт с Камнем — и Сакура сможет подумать о том, как свести к минимуму даже эти редкие встречи. Сейчас не время что-либо менять. Если родители что-то заподозрят, они не отстанут. Фраза «приказ Хокаге» пока бесперебойно работала, но при частом использовании могла и утратить свою ценность. Рисковать таким мощным аргументом не хотелось. Мыслями она снова была с Какаши, жмурясь от удовольствия под его поцелуями. Не было сомнений в том, что их редкие встречи когда-нибудь станут чем-то большим. «Мама, что бы ты подумала, узнав о том, что моя реальность вовсе не похожа на то, что ты себе представляешь?»***
Саске всё ещё не появился. А Касуми где-то пропала так, что не получалось застать её дома. Сакура знала, что встретится с ней в патруле: они были зачислены в одну команду. Прошло всего несколько дней с объявления нового режима. Сакура работала в госпитале уже в новом графике. Пока ничего не происходило. Раненые с полей не поступали. Те, кто ходил в патрули, говорили о том, что всё тихо. Не было никаких подозрительных шиноби, и уж тем более с протекторами Камня. Какаши тоже не появлялся. В башне Хокаге свет опять горел почти круглосуточно. Шестой, Шикамару и Старейшины наверняка искали варианты решения проблемы дипломатическими путями. Они были очень умны, но какой в этом смысл, если на другой чаше весов было тупое упрямство старика Цучикаге? «Как моя мама. Если вобьёт себе что-то в голову, будет стоять до конца из принципа», — подумала Сакура, вспоминая недавнюю встречу.