Игры Изнанки

Волк. Короткая и сухая кличка. Иногда даже поражает, сколькими красками она может преображаться, отражая каждого, кто ее произносит. Укоряющая и по-родительски мягкая уставшим голосом Лося. Воодушевленная и трепетная, вплетенная в звонкие трели Кузнечика. Ядовитая, плещущая кипятком в свирепых воплях Спортсмена, прокатывающаяся рикошетом по коридору и обжигающая сдертые в кровь костяшки. Пахнущая старыми свитерами, древесными оттенками и осторожно брошенная Горбачом среди теплых клетчатых одеял. Торжественно и протяжно воспетая в нескладных шакалиных балладах... Но она никак не звучит голосом Слепого. Безжизненная и смятая, словно вырванная из ленты новостей. Всякий раз – как удар перчаткой по щеке, даже не оставляющий за собой пылающего следа. Но чудовищнее всего этого то, что сам след лежит на поверхности – Волк не способен его прочитать. – Отвлекаешься. Волк потрогал холодной ладонью колючую щеку. Если Бледный ему врежет по лицу, от удара тоже не останется и синяка? Однако, царапины от когтей на щеке были вполне осязаемые. Пальцы, испачканные в земле, обожгли ссадину мелкими крупицами Леса. – Задумался, – отмахнулся Волк. Острые крючки ветвей вспарывали серое небо и были видны под каким-то странным ракурсом, словно Волк на них смотрел из канавы. Не очень глубокой. Деревья своевольно вращались по оси, но, стоило зафиксировать на них взгляд, как они испуганно замирали. Пока он останавливал вальс Леса силой мысли, у него не осталось сомнений, что минутой ранее шестилапый оборотень приложил его затылком о землю до искр перед глазами и на этой ноте завершил их краткосрочную разминку. Пыхтя, Волк выбрался из канавы, все ещё борясь с головокружением. Содрал старую лиственную кожу с сырой земли и обнажил норы разволновавшихся муравьев. Слепой сидел у маленького ручья, привычно склонив голову набок – прислушивался. Не к Волку. По камням задорно прыгал зеленобрюхий лягушонок. – И долго я валялся? – поинтересовался Волк, удивившись, что его не вышвырнуло с Изнанки. Плюхнулся рядом, вымыл руки, испугал лягушонка. – Может быть, минуту, – ответил Слепой. – Ты почему-то обратился в прыжке. О чем можно было так задуматься, что эти мысли не вместились в твой волчий мозг? – А вот о чем я задумался, уже не твое дело, – огрызнулся Волк. Проигрывать Бледному он не любил, даже если их поединки были шуточными. – Странно, что Лес не исчез, когда я отключился. Слепой посмотрел на него. Сперва повернул голову, а затем уже глаза – ещё не отвык от незрячих привычек. Коряги ветвей отражались в его белках, словно трещины, расползающиеся по глазницам. – Занимательное предположение, – усмехнулся он. – Лес существует и без тебя. – Я в курсе, Бледный. Но я тут не могу засыпать – выталкивает наверх. Судя по всему, сейчас не выплюнуло, потому что ты был наблюдателем. Если мы оба отключимся, нас двоих выплюнет, вот увидишь. – Нет, – сказал слепец. – Нет? – Волк поднял брови. – Хочешь сказать, ты здесь даже спал? Слепой не ответил. Скорее всего, это означало "да". Волк нашарил рукой несколько камней и принялся бросать их в ручей. Раздумывал над его выразительным молчанием. Значило ли это, что Лес больше принадлежит сознанию Волка, чем Слепого? Или наоборот, с большей готовностью принимает второго? Ни одно, ни второе не звучало достаточно логично. – Нужно поставить эксперимент, – решил Волк. Услышал вздох собеседника. – Только для начала придумать, какой именно. – Ставь, если хочешь, – расслаблено отозвался Слепой. – Но ему это не понравится. – Ты теперь решаешь за Лес, что ему нравится, а что нет? – оскалился Волк. – Если у вас с ним другие отношения, это не значит, что это касается и меня. Брызги от камня, запущенного в воду, окрасили рубашку Слепого маленькими темными пятнами. – Я не решаю, – ответил он. – Я знаю. – О, – Волк состроил гримасу. – Может, тогда ты мне и ответишь от лица Леса – будет ли он существовать, если в нем не будет ни единого наблюдателя? – Смотря в какой форме, – просто сказал Слепой. – Не скажу наверняка. Разве это имеет значение? Волк ожидал примерно такого ответа, но сделал вид, что неприятно поражён. – Ты шастаешь сюда каждую ночь, и тебя ни разу не заинтересовали законы, по которым он работает? – прищурился он. – Знаешь, от твоего отношения пахнет чем-то религиозным. Даже обывательским. – Можешь называть это как хочешь, – Слепой откинул голову и посмотрел на облака, медленно трущие собой небесный свод. – Все существование относительно. – Не-а, – сказал Волк. – Если ты, к примеру, сдохнешь, я-то существовать не перестану. Просто перестану быть в твоём сознании. То же самое со всем остальным. – И где ты, в таком случае, будешь? – спросил Слепой. Волк пожал плечом. – Где захочу, – сказал Волк. – Куда пойду, там и буду. – Неверный ответ, – сказал Слепой и зевнул. – Ты не сможешь существовать, если не будет ничего, от чего можно было бы определить твое местоположение. Лес может. Он определяется сам через себя. Черт знает, какие механизмы ты заденешь, если начнёшь копать в него. Ты называешь это филистерством, я называю это осторожностью. Волк присвистнул. Это самая длинная и однозначная речь Слепого, которую он слышал за последние месяца три. Должно быть, он всерьёз обеспокоился тем, что над Лесом собираются ставить опыты. – Значит, мы просто пока не знаем, от чего его определять, – огрызнулся Волк. Коперниковские мотивы ему надоели. – Расчехляй свои шесть лап и пошли по новой. Я хочу размяться. Слепой не сдвинулся с места: – Не хочу. Почему он не хочет, предполагалось, что Волк додумает сам. Но додумывать за Слепым среди них умел только Кузнечик, даже находя в этом какое-то метафизическое наслаждение, а Волка игры в угадайку только раздражали. – А тебя кто-то спрашивает? – осклабился Волк. Сам же напросился. Выгнул спину, чувствуя, как позвонки в хребте теснятся от стремительно нарастающих новых, когти подгребают собой землю, а журчание ручья приобретает тонкие обертона, неуловимые ранее. Сбивая мокрые листья, Волк прыгнул вперёд, повалив Слепого навзничь и припечатав его к листьям папоротника. Не дожидаясь обращения в ответ, сомкнул клыки на его горле. Едва касаясь, но лишая движения. Шея человека втрое тоньше, чем шея оборотня, а у Слепого – чуть ли не вчетверо, и при попытке обернуться он сам подставится под ряд острых зубов. Подлый прием, но Волку и не нужна была честная игра. – Волк... – И снова одни и те же бесцветные апеллятивы. Ответом ему прозвучал хриплый предупреждающий рык. Верхняя губа обнажила темные пятна над клыками. Слепой сделал несколько попыток сбросить с себя разошедшегося двухметрового зверя, после чего перешел к другой тактике и схватил его за челюсти руками. В настоящей стычке волчьи глаза были бы тут же беспощадно выцарапаны. В этой у Слепого нет шансов – он не ел несколько дней, а Волк даже человеком был гораздо крупнее. – Трусливая псина. – Слепой вдохнул слишком мало воздуха, поэтому смешок вышел коротким и больше похожим на кашель. Его пальцы впились в массивные челюсти, прошлись по ряду зубов и нащупали клыки. Волк слегка встряхнул его. Если закрыть глаза, можно представить, что под ним бьющаяся жертва. Вообразить себе ее страх. Помечтать, как он сомкнет на ней клыки и разорвет в клочья. Инстинкты начали неукротимо брать вверх, вскипая в жилах, и Волк ощутил это только когда Бледный резко зашипел, втягивая воздух через зубы. Совладать с собой становилось все труднее. Поэтому в следующий миг плечи Слепого держали уже пальцы, а человеческий язык слизывал солоноватую каплю с его шеи – результат его сегодняшней охоты. Слепой тяжело дышал, упираясь руками в чужую грудь, чтобы не дать ему свалиться на себя. Волк заметил это и перевел вес на колени. – Контролируй себя, – сказал Бледный и расслабленно уронил руки вдоль тела. – Если не можешь, не суйся ко мне в таком виде. – Испугался, что сожру? – усмехнулся Волк, выпрямляясь и с упоением оглядывая след клыка на бледной шее и розоватые царапины от когтей на плечах. Слепой подтянул ноги и выполз из-под него на одном локте, ощупывая укус. – Испугался, что ещё немного, и мне пришлось бы лишить тебя глаз. Он сел, ссутулившись, и вытер руки о рубашку и джинсы. В волосах – сухие листки папоротника вперемешку с грязью. Которые он занесет в Хламовник и обязательно перемажет все подушки. Волк прошлепал по влажной земле и опустился позади. Зачерпнул воды, выпил, смешивая кристальную прохладу с терпким привкусом металла. Потом обрушил горсть воды на чужие волосы, провел по ним, смывая землю. Слепой вжал голову в плечи, вытирая мокрую шею о рубашку. Пальцы Волка взяли его за подбородок и снова откинули его голову назад. Под подушечками билось что-то живое, как бьются крылья мотылька, заточенного в ладони. Эмоции, которые не пропустила через себя маска рептилии. – Ого, – усмехнулся Волк и затих. Считал пульс. – А это тебя, наверное, пугает перспектива заиметь незрячего конкурента? – В самом деле, – огрызнулся Бледный. – Я ведь обычно ловлю дзен, когда мне пытается переломать все кости огромная поехавшая собака. Волк потянул его на себя за шею, пока тот не уперся макушкой в его ключицу. Пальцы очертили вмятины от зубов на фарфоровой коже. С его мокрых волос на футболку Волка капали тонкие ручьи. – Больно? – спросил он, совсем не из полагающегося сочувствия, и ответа не получил. Точнее, ответа словами. Почему он не догадался раньше? Чтобы прочитать Слепого, не нужно выискивать скрытые ноты в его голосе, не нужно вглядываться в его туманные глаза. Чтобы читать Слепого, нужно читать, как Слепой. Кончиками пальцев. Одну руку оставить около сердца, контролировать дыхание и биение мышцы под ребрами. Второй считывать пульс яремной вены. Движение кадыка. Показатели, которые невозможно подделать. Волк перехватил крепче и вдавил пальцы. Слепой дважды лениво боднул его затылком, первый удар – пристрелочный, второй заехал в острый подбородок. Волк отпустил, но затем снова сжал. И снова. Слепой не издал ни звука, но нутро Волка теперь требовало другой игры. В его руках – раскрытая книга, испещренная шрифтом Брайля. Он всегда добивался всего, чего хотел, и сейчас ему нужно только заглянуть в нее и прочесть то, что лежит на поверхности. – Назови меня по имени, – потребовал Волк. – Сейчас. Слепой упёрся руками в землю, чтобы не потерять равновесие и не завалиться на чужую грудь. – Я не помню его, – просто ответил он. – Нет, – сказал Волк, – назови мою кличку. Слепой молчал. Волк обжёг дыханием его ухо, перебрал пальцами по шее. И понял, что Слепой уже назвал. Не произнеся ни слова. Под подушечками пальцев проступали едва заметные мурашки. Прятались по рубашкой на плечах, спине, ребрах, следовали за движениями его пальцев. Не нужно знать рельефно-точечный шрифт, чтобы понять, что говорит ему чужая кожа. «Волк.» «Волк.» «Волк.» Волк наклонился к его уху и прошептал, едва шевеля губами. Он с жадностью отлавливал, как кадык под его ладонью дергается вверх-вниз, чувствовал, как сердце заходится чаще, бьётся о его пальцы. Как выдох отстает на несколько секунд, а корпус порывается вперёд, но встречает сопротивление. «Угроза.» Волк прикрыл глаза от наслаждения. И что ты будешь делать дальше? – Ну попробуй, – непроницаемо спокойно ответил Слепой. – Я пошутил, – улыбнулся Волк, убирая руки и рассматривая подсохшие и скатывающиеся в крошку разводы крови на своей ладони, – Проверял, умеешь ли ты бояться. – Сожалею, если ты думал, что за всю жизнь меня ничего не пугало, – Слепой поднялся на ноги. Нашел ближайший ствол дерева и небрежно привалился к нему спиной. Под широкими джинсами не заметить, но Волк был уверен, что его колени сейчас подрагивают. – Так все думают. Знаешь, почему? – Волк посмотрел на него снизу-вверх с оживленным любопытством. – Потому что никто из них раньше не угрожал прикончить меня в глухом лесу, – пальцы пробежались по коре, он прислушался к шорохам леса. – И, кстати, при свидетелях. Волк резко обернулся. Позади были только изогнутые обезличенные стволы да разросшиеся лишайники. Потом задрал голову вверх и увидел белку. На губах Слепого была лёгкая улыбка, вызванная его движениями. – По той же причине, по которой все уверены, что Мавр или Череп ничего не боятся, – отстранено ответил Волк, бегая глазами за черным пушистым хвостом. – Их просто боялись сами. Примитивная человеческая психология. – Что насчёт твоей психологии? – Бледный искривился в усмешке. – Если бы я тебя боялся, – серьезно сказал Волк, после чего расплылся в оскале, – я бы не остановился. В ответ он получил только безразличное пожимание плечом. Белка пропала из виду. Волк опустил голову и облизал пальцы. Эксперименты над Лесом резко стали не так значимы, какими казались ранее. Он с интересом оглядел фигуру, сидящую под деревом. Попытался спрогнозировать, как тот отреагирует, если он подойдёт и поцелует его, намотав его волосы на кулак. Чем больше он об этом думал, тем больше ему хотелось подтвердить теорию. – Знаешь, о чем я думаю? – бодро спросил Волк, резко распрямляясь и подходя к нему. Слепой молча поднял глаза. Волк опустился рядом. Взял его за подбородок и с горящей решительностью всмотрелся в оба глаза по очереди. Бледный качнулся вперёд. Не разрывая зрительного контакта, Волк коснулся его губ, взял губами нижнюю и тронул кончиком языка. Веки напротив слегка дрогнули. Волк отстранился, продолжая играть в гляделки. Слепой взял его за футболку и дернул вперёд. Поцеловал сам, ещё более нагло, и усмехнулся уголком рта. Волк потрогал прокушенную губу. Протянул руку, оставляя на джинсах Слепого капельку крови, и сжал ладонь, с любопытством глядя на реакцию. В "гляделках" Бледный сдался первый. – Не знал, что незрячие тоже глаза вот так закатывают, – с удовольствием заметил Волк. – Не закатывают, – ответил Слепой. – Сейчас я вполне зрячий. Волк облизал губы и обнаружил, что лёгкие качают воздух чаще, чем обычно. – Не помнишь, откуда мы пришли? – спросил он. – Если нас выкинет, скажем, посреди коридора, а мы сосемся… – Тебя ебет? – искренне поинтересовался Слепой. – Да, в общем-то, нет, – согласился Волк. Глаза как будто закапали свинцом. Он спустил его бесформенную рубашку с плеч, даже не расстегивая, и коснулся ключиц, в которые, при желании, можно было набрать воды. Книгу стоило прочесть от корки и до корки, разглядывая каждую страницу. Сейчас он начал читать её с конца. Взял пальцами в кольцо, несколько раз резко сжал, отчего локоть Слепого подкосился, и тот сполз ниже, царапая спину о изгибы дерева. Волк впился взглядом в его глаза, которые время от времени прятались за тяжёлыми веками, но снова возвращались, чтобы рассмотреть его. Он так не решил, чего ему хотелось больше – целовать его или смотреть на него, а когда разобрался с желаниями, Слепой откинул голову и напрягся всем телом. Расслабился, тяжело дыша. Ладонь Волка была липкой и мокрой. – Неплохо, кстати, – сказал Волк. – Если мне это приснится, я даже не против, чтобы ты залез мне в голову и посмотрел на себя. – Избавь, – выдохнул Бледный, приводя дыхание в норму, – в твоих снах и так сплошной траходром, так что я обхожу их десятой дорогой. Хотя тот, где ты открыл бозон Хиггса, был даже интересным. Волк было возмутился от такой наглости, но это ему даже польстило. Бледный выполз из-под него, поправил джинсы и лег навзничь. Волк лег рядом, и они долго смотрели на вращающиеся облака. – Признаться, я даже не знаю, что такое бозон Хиггса, – сказал Слепой. – Не поверишь, – ответил Волк, наблюдая за переменчивым серым полотном, разбухшим на все обозримое пространство неба. – Я тоже не имею ни малейшего понятия.