Сынмин руку в волосы Чонсу запускает и колдует кометы. Ким в спине выгибается и поддается Мину как горячему душу при морозе.
На наручных часах Чонсу сонная стрелка перешагивала отметку нового дня, и парень мысленно ставит себе рекорд. Он задержался на работе аж на целых 5 часов и сейчас устало возвращался домой. У Чонсу никогда не было нелюбимой погоды или сезона, но сейчас он проклинал стуженную зиму и полностью заледеневшую дорогу. Одежда у парня была совершенно не предназначена для такой погоды, а все из-за теплого солнца утром. Теперь Чонсу не доверял даже синоптикам. Им вообще никогда не стоит доверять. Такси заказывать было дороговато в такое время, и вообще он тут жил неподалёку. Чонсу была важна каждая копеечка. И от такого увядающего настроения хотелось очень сильно дымить. Так, чтобы никотин просочился в мозги, и парень смог наконец-то умереть. Он ужасно устал. От работы, от долгов отца, от аренды квартиры, от плохой пищи по утрам и своей неполноценности. И грудь начинает чесаться. Так больно, словно ее раскромсали металической бритвой в попытках унять зуд. Чонсу аккуратно касается пальцами куртки в районе сердца и закрывает глаза, вслушиваясь. Он не курил уже целых две недели, а все потому, что сигареты стоили дорого, а это все деньги. Чонсу постепенно пробивала агрессия, и это надо было как-то подавить. И в голове пробегает мысль, что необходимо найти хоть одну сигарету у кого-то. Люди.. люди добрые помогут. Поймут. Его-то поймут. И Чонсу становится стыдно за себя. За свою немощность, за свои желания и привычки. Но вместо прощения невидимому прорицателю он лишь источает глухой, похожий на койота, звук. И лучше бы он молчал. Снег под ботинками хрустел как прозрачное стекло, и Чонсу иногда шутил, что наверное, мог бы пораниться, если бы прошелся по нему босиком. Из снежного тумана постепенно проявлялись тусклые вывески магазинов, типичные и однотипные забегаловки и вдалеке, около одного из таких магазинов стоял парень с тонкими розовыми волосами, смешно торчащими в разные стороны. Разглядеть с такого расстояния было тяжело, но Чонсу просто не мог не заметить, что тот парень курил. И о боже, Чонсу никогда в своей жизни не бежал к кому-то настолько быстро. Он мысленно умолял, чтобы у него осталась хотя бы одна. Снежинки, как сюрикены неприятно рассекали его розовые щеки. Давно забытый абонемент в спортзал, лежащий на тумбочке возле кровати с прилепленной жвачкой к нему пульсом отбивался в голове Чонсу, как напоминание, что парень к такой резкой физической нагрузке не готов. Тем более, когда Ким являлся заядлым курильщиком. Он пополам кривится и мурашками по спине чувствует, что на него пялятся. Голова поднимается с небольшой тяжестью вверх, и его кошачьи глаза встречаются с парой лисьих, изучающих его натуру изнутри. Чонсу ничего не остаётся, как подойти. — Ну здравствуй, сама неочевидность – Улыбается розоволосый, держа перед губами не докуренную сигарету. Чонсу искренне думает, что это самое сексуальное, что он когда-либо видел в своей жизни. — Гм.. — Чонсу кряхтит и опять скрючивается. — С таким-то состоянием я думаю, тебе стоит завязать с курением, парень. — Незнакомец тушит бычок об рядом стоящую курильницу, и черный дым утопает в серых снеговых облаках, закрывающих звездное небо. Парень голову вверх задирает и с выдохом выпускает табачный дым из чуть потресканных то ли от излишнего кусания, то ли от холода губ. И только сейчас Чонсу замечает, что незнакомец одет слишком легко для нынешней погоды. Был ли он так же обманут сегодняшним утром или просто сумасшедший? На нем была черная кожанка с небольшими шипами по радиусу воротника и тонкая серебренная цепочка, которая очень ярко выделяла красивую шею парня. Видимо, Чонсу засмотрелся. Потому что как объяснить эту немую, но в тоже время многоговорящую ухмылку на лице собеседника и внезапно парень ощущает, как его щеки заметно теплеют, а румянец теперь совершенно не последствие холода. — Я думаю, что тебе стоит сначала следить за собой, а потом раздавать свои советы другим. – Язвит Чонсу. Незнакомец лишь хмыкает. Ему не нравится это новое чувство. Но в тоже время в груди, под тонной одежды так тепло от мысли, что сейчас флиртуют именно с ним. И Чонсу хотелось, чтобы этот диалог продолжался чуть дольше. Но где-то по соседству в груди зарождается мысль, что этому розоволосому красавцу не нужен такой, как Чонсу, даже просто для общения. Он уверен, что такой, как этот, уж очень популярный и даже не в своих кругах. — О Сынмин. – Незнакомец руку протягивает и Чонсу немного рябеет. Сынмин.. Сын-мин. О Сынмин. Вертится алкогольной вишней на языке и одновременно горчит и сластит мозг, одурманивает. — Формально значит. Ким Чонсу. – Парень руку в ответ протягивает и он забывает, что руки Сынмина все это время морозились на холоде, и они ужасно обжигают теплые руки Чонсу. Но это не пугает его. В итоге Сынмин достает заветную сигарету, и, кажется, с этой секунды Чонсу чуть ли не сошел с ума. Возможно, его новый знакомый подумает, что он совершенно чокнутый и нужно как можно быстрее бежать отсюда, но он лишь бережно старается оградить холодный ветер от яркого и согревающего пламени зажигали, чтобы Чонсу смог наконец-то сделать желанную затяжку. Ким думает, что его сердце и все тело заново завели, и в голове пробегает мысль, что жизнь не такая уж и ужасная, снег красивыми полями ложится на землю, снежинки, как маленькие кристаллы, а у него в холодильнике еще осталась одна бутылка пива. И Сынмин.. уж очень привлекательный. — Не хочешь пройтись со мной? Мне нужно еще купить корм для своей кошки. – Чонсу чуть не давится табачным дымом. Сынмин может чуть-чуть запереживал. — У тебя есть кошка? И ты мне не сказал? Сынмин даже смеется по кошачьи. Это Чонсу отметил только сейчас. — Ты об этом не спрашивал и мы.. толком то и не разговаривали. Но да, зовут Наби. — Чонсу загорается как рождественская ёлка. Он слишком хватает Сынмина за запястье для обычных знакомых, которые буквально не знали о существовании друг друга десять минут назад. Но и это не останавливает обоих. Чонсу выражает свое желание нести нетяжелый пакет с кормом для пушистого комочка, которого с нетерпением хочет увидеть, а Сынмин нехотя, но с грозным настоем своего новоиспеченного друга согревал свои лапы в теплых варежках, которые парень одолжил ему. Им обоим кажется, что все должно было закончиться после того, как Чонсу забрал у Сынмина сигарету. Он должен был поблагодарить его, смутится, как положено, и как можно быстрее убежать. И Сынмин бы жалел, что не сказал что-нибудь в тот день, чтобы хоть кончиками пальцев ухватиться за возможность Чонсу остаться чуть подольше, успеть вычертить его образ у себя в голове и записать его фарфоровый смех на пластинку, чтобы потом прослушивать летом и вспоминать о зиме. Но все пошло не по плану, и Чонсу будет куда больше, чем просто зимнее воспоминание. И Сынмин смущается. Тепло. На мобильном телефоне всплывает уведомление, и Чонсу заглядывает, удостоверившись, что это не что-то важное. Белые буковки на дисплее ярко мерцают: тридцать первое января.— Чонсу. Смотри на меня.
Парень глаза открывает и встречается с теми же лисьими глазами, хозяин которых сейчас безбожно бродил своими такими же холодными пальцами по горячему телу под вязанным свитером. В голове, как кассеты, производятся воспоминания с их первой встречи с Сынмином. Чонсу не может поверить, что прошел уже целый год. Чонсу иногда не верит, что от просто незнакомцев они стали парой. И он не верит, что такой парень, как Сынмин, которого он считал прекрасной дивой и другом всего университета, оказался очень закрытым, немного занудным и тихим. Но очень добрым, искренним и да, любил только Чонсу. Сынмин оставляет красные бутоны на белоснежной, как снег коже Чонсу, и тот просто тонет, он растворяется, как тот самый дым в черных омутах парня, нависающего над ним. Касания пальцев превратились в монотонность, а шершавые губы Сынмина отлично сочетались с нежными и чуть пухлыми губами Чонсу. Словно они были созданы друг для друга, два кусочка пазла. Свитер и тонкая футболка летят на пол, а поцелуи все опускаются ниже. Чонсу выгибается, как кот при пылающем солнце, и если бы мог, то точно бы замурчал. Сынмин шепчет сладости на ухо, и только от одного голоса парень уже подходит к концу. Слезы слетают от удовольствия, а руки сплетаются в крепкий замок. Кровать поддается ритму двух сердец, и у Чонсу в голове возникает мысль, что Сынмин в пять раз лучше любой затяжки, даже самых дорогих сигарет. Сынмин и есть его сигарета, которую с каждым разом он сможет испробовать с новой стороны. — Хороший мальчик. – заканчивает Сынмин. На часах около кровати стрелка перемещается на новый день. Завтра Чонсу обязательно переместит красный квадратик на календаре с 20 января на 21. И до тридцать первого января останется лишь десять дней. Сынмин в тот день не ответил Чонсу ни на один звонок и сообщение. Время уже приближалось к вечеру, и, наблюдая за падающими снежинками, Ким вспоминает, как ровно год назад познакомился с со своим парнем и никто из них даже не думал, что дальше обычного общения что-то зайдёт. Джисок, лучший друг Чонсу, постоянно твердил, что им суждено было быть вместе, что они идеально подходят друг для друга и лишь нужно чуть подождать. В итоге Сынмин признался ему первый в своих чувствах, и с этого момента Джисок стал известной свахой. Чонсу еще раз заученный наизусть номер набирает, но в ответ лишь гудок и пустота. Что-то неприятно образуется у парня в груди и не дает покоя, потому что Сынмин, даже если был ужасно занят, никогда не пропускал по сотни раз звонки, особенно от Чонсу. Парень в магазин заходит и покупает, что по мелочи отсутствует в их холодильнике. В это тридцать первое января на улице было не настолько холодно, но внутри Чонсу медленно образовывалась дыра. Он не знал, что это было. Возможно, к нему передались способности Джисока с интуицией, но он точно понимал, что что-то произошло. И покусанные губы выдавали нервозность парня. Ключ поворачивается ровно три раза в правую сторону, и Чонсу встречает темнота в квартире. Холодно. Единственное, что пробирается в голову парня. Казалось, что в этой квартире давным-давно никто не живет. Было одиноко и сыро. Яркая лампочка загорается в коридоре, создавая намного более уютную атмосферу, но в груди Чонсу эта черная дыра разрасталась только больше. Он на цыпочках проходит в спальню, дальше заглядывает в кабинет его парня, следом кухня, и сердце разбивается об дубовый ламинат. Сынмина нигде нет. Боже. Чонсу дикий взгляд бросает на ванную и взглядом тщательно осматривает дверь. Она была закрыта изнутри. Но никаких звуков душа не было и в помине. Чонсу старался думать лишь о самых лучших последствиях, как просто потеря сознания или Сынмин решил принять ванну и уснул. Но дыра внутри уже пожирала изнутри. И Чонсу, наверное, вырывает эту гребанную дверь с петель. Парень бы хотел, чтобы та черная дыра сожрала его до того, как он решится выломать эту дверь. Сынмин, все еще чертовски прекрасный, лежал в полностью наполненной воды ванной, и лишь слабые вздохи его груди выдавали тот факт, что он все еще был живой. Глаза были закрыты, но парень не спал. Он все слышал, но не решался говорить. То ли было стыдно за содеянное, то ли не было сил говорить вовсе. Чонсу не думал ни о чем, он просто разучился. Боль он не чувствовал тоже. Коленками бьется об белый кафель и трясущимися руками касается еще теплого лица Мина. Что-то похожее на жизнь зарождается в его груди. — С.. Сынмина.. – Он руками спускается ниже, ощупывая тонкое и дрожащее под каждым касанием тело. Нежные подушечки проходятся по свежим ранам на запястьях, и слезы текут сами по себе, совершенно безмолвно. — Мин-а.. ответь мне, пожалуйста. Чонсу лбом соприкасается с холодным бортиком ванны и ручьи соленых кристаллов оставляет на нем. Рука сцепляется в замок с рукой Сынмина, и Чонсу так наивно, но пытается отдать все свои силы, парню лежащему перед ним в медленно остывающей воде. Немного пахнет металлом, но Чонсу старается отвлечь себя от мысли, что это кровь. А красный цвет - это лишь случайно пролитая кисель, которую Чонсу сварил на прошлой неделе. — Ну ответь же мне что-нибудь, умоляю тебя! – Не выдерживает Чонсу, и кажется, сжимается еще на несколько размеров меньше, иссыхая вместе с любимым. — Ревешь.. как ребенок. – Доносится свыше и Чонсу кажется, что у него начались галлюцинации. Но это не галлюцинации. Ким голову поднимает и застывает в шоке. На него очень слабо, с большим усилием, но смотрит Сынмин. И Чонсу впервые позволил себе разрыдаться так жалобно, громко и горько. Мин тихо вздыхает, и наверное, так кажется Чонсу одаривает его своей лисьей улыбкой. — Прости меня.. – Чонсу сглатывает слезы и агрессивно мотает головой в отрицании. — Нет. Нет, нет, нет. – Чонсу чуть привстает и слишком заботливо пытается убрать слипшиеся от воды волосы со лба Сынмина. Улыбка выходит уродливой и в тоже время смешной из-за слез, но Ким был самым счастливым человеком в тот момент. — Это абсолютно не твоя вина, тут нигде нет твоей вины. Давай.. ты подождешь меня, и я быстро обработаю тебе раны и мы ляжем спать и все будет хорошо. М? И Сынмину не остается, как молчаливо кивнуть в согласии. Но Чонсу все равно боялся. Боялся, что если он отойдет хоть на секунду, то Сынмин сможет испариться или все это просто больное воображение парня. И, конечно же, Мин не мог не заметить этого. Он аккуратно касается руки Чонсу, задерживая того. Сынмин тоже боялся. — Не переживай, я никуда не денусь. – Улыбается слишком доверчиво. — По крайне мере, у меня просто не хватит сил на это. — Дурак! — Сынмин не отрицает этого. И Чонсу чуть не заплакав, снова скрывается на кухне в поисках аптечки. Пока Сынмин, немного корячась, пытался натянуть на себя футболку, Чонсу не мог не отвести взгляд от перебинтованных рук его парня и мысли, что завтра он проснется, а это был лишь сон. Что завтра Сынмин продолжит начатое. Поэтому, когда Мин все таки ложится рядом с Чонсу, оставляя горячее дыхание на шеи любимого, Ким говорит то, что ожидал Сынмин услышать от него еще пару часов назад. — Сынмин.. почему? – Чонсу в страхе кусает губы, что перешел черту. Но Мин лишь прижимается ближе и кажется.. плачет? — Мин-а? — Прости меня пожалуйста, я такой.. я думал, что если покончу с этим, то всем будет только лучше без меня. Я считал себя обузой рядом с тобой.. — Но ты не обуза! – Встревает Чонсу. — Я видел, как ты сиял рядом с людьми, я знаю, что ты застенчивый, но ты все равно раскрываешься, как прекрасный бутон. Чонсу, ты как белый лебедь, и я постоянно чувствовал себя черным лебедем. — Ты чувствовал это из-за меня? — Нет! То есть да, но в этом нет твоей вины! – Пытается объясниться Сынмин. — Я просто не понимал тебя, но желал быть таким же. Я чувствовал, что недостоен тебя и.. тогда, год назад, я уже почувствовал каким ярким, большим и солнечным ты являешься. — Но я свечусь благодаря тебе. — Чонсу большим пальцем вытирает подступившие слезы и нежно целует в нос. — Ты всегда был моей опорой, смыслом стремиться дальше и пару часов я чуть не потерял свой смысл жить. Как ты можешь быть обузой для меня? Я всегда лишь думал о том, насколько ты прекрасен и как же я люблю тебя. Сынмин, я люблю тебя. Я люблю тебя больше, чем вселенную. Я люблю тебя до луны и обратно. — Я тоже люблю тебя.. очень сильно и только сейчас понимаю, что я мог потерять тебя.. потерять всех. Я потерял себя, когда ты всегда был рядом, здесь и для меня. Сынмин глубже носом зарывается в шею Чонсу и тихо засыпает, пока Чонсу не проваливается в сон следом, охраняя сон любимого. Тридцать первое января свело два одиноких сердца и чуть не отобрало одно у другого. Зима коварна и беспощадна, но, возможно, именно любовь способна на волшебные вещи в такую стужу, чтоб растопить ее.