Вывернет, выставит в нас наизнанку война все людское Снова собою закроем страну, что для нас тюрьмы строит. Волга, неси меня мертвого по городам, может, где-то Там, где закончатся все километры, года — наше лето. Черемуха белая, переболит в груди; Чего ж мы наделали? Сколько же лиц в крови? Порнофильмы «Уроки любви»
Заботливо укутанный Фродо нехотя и с большим трудом приоткрыл глаза, разбуженный настойчивой тряской Сэма. Тот поведал, что проспал он, как выяснилось, без малого два дня. Стоянку разбили в укромном уголке под высоченными голубыми елями на западном берегу у подножия пологой возвышенности. Андуин лежал в ночи беспокойно, тревожился волнами. Неподалеку Гимли хлопотал возле крохотного костерка, в каком-то нелепом танце с притопами перемежаясь во все стороны, дабы укрыть его от ветра. Мерри настырно заклинал кузена обменяться с ним лодками, но Пиппин сидел, важно задравши нос, и без особых раздумий отметал все щедрые предложения: ему и компания была по душе, и ответ долгожданный сладок за все те разы, когда над ним глумились и обзывали затупком. Фродо пробежался глазами. Этельхильда расстелила спальник под плотным навесом из колючих ветвей, поблескивающих крупными капельками в неверном свете огня. Боромир дремал полулежа, припав головой к стволу. Кроме них и Селин, что стояла на топком местечке у самого берега, никого не было. Фродо расценил это, как удачно подвернувшуюся возможность, которой больше могло и не представиться. Он строго-настрого велел Сэму ждать его здесь, а сам осторожно подошел к ней, стараясь не потревожить ничьего сна. — Можем поговорить наедине? — шепотом спросил он. Селин окинула его взглядом сомнения от макушки до пят, сплюнула в воду зубной порошок и кивнула, указывая на проход между деревьями. Юркнув в него, они спустились по камням и оказались в той части берега, что была надежно отделена от лагеря мощными и толстыми елями. Фродо мялся; Селин, не поторапливая его, забралась на валун и свесила ноги. Болтая ими в воздухе, она думала о чем-то своем. Наконец, Фродо смог с собой договориться и неуверенно спросил: — Я могу вам доверять? С губ Селин сорвалась тихая усмешка, однако глаза ее оставались серьезными. — Не очень разумная затея. — Почему? — Развязать мне язык отнюдь не легко, однако пыткам это под силу. Если собираешься доверить мне какую-то тайную тайну, я не могу предоставить гарантий, что не сдам тебя, когда мне будут ногти рвать, ну, или там глаза жечь. — По крайней мере, вы честны, — на выдохе произнес Фродо, не определившись, радоваться ему или горчиться. — Такое часто случается, просто ко мне редко прислушиваются. — А вы часто или редко ошибаетесь? — Хороший вопрос, — неопределенно сказала Селин и несколько секунд собиралась с мыслями. — Ошибалась я, конечно, не то чтобы часто, но ошибки мои выходили мне боком в ширину Мглистых гор. Однако я считаю себя человеком науки, а всякий гений растет лишь на почве опыта под перегноем из провалов. Фродо потупил взор. — Я хочу знать ваше мнение. — По поводу? — Как думаете… почему Саурон не нападает в полную мощь? — спросил Фродо так, будто Властелин Востока был ее старым добрым другом, делившим с ней хлеб и тризн, и свадеб. — Потому что он не деревенский дурачок местного пошиба. — Опытный полководец? — Не в этом дело. Полководец он как раз таки паршивый, ибо ему плевать на войска, что, собственно, не мешает оставаться грамотным политиком и искусным подтасовщиком. Понимания в больших выразительных глазах Фродо не прибавилось ни на йоту. — Как бы это попроще объяснить… — Селин поскребла подбородок, перебирая потоки словоизлияний, что Пиппин выливал на нее за время их тесного общения. — Ну вот, смотри. Стал бы ты отдавать за плотву целый шиллинг, если бы мог расплатиться одним пенсом? Фродо закачал головой. — То же самое делает и он. Знаешь, на Востоке даже такая несмешная шутка ходит: когда учитель просит ученика что-либо доказать, ученик отвечает, что ничего не утверждал. — Я все равно не понял. Селин вздохнула, взирая на затягивающиеся завитки туч. — Он обрушит всю мощь, когда отыщет свою игрушку на твоей шее. До того момента высока вероятность ее утери в случае полновесной войны. Пока ему выгоднее трепать гондорские рубежи, наносить косвенные удары непосредственно в тыл и терять своих солдат в карательной методе. Если бы он точно знал местоположение Кольца, давно бы уже стер все препятствия на пути к нему. Поэтому, возвращаясь к началу, я советую тебе вообще никому не доверять. Тебе это может дорого обойтись… да… и не только тебе, впрочем. — Но… но ведь лазутчики Сарумана видели нас по ту сторону Мглистых гор. Значит, местоположение Кольца известно. — Во-первых, я готова поспорить с тобой на золотой, что Саруман и не собирался никогда отдавать Кольцо Саурону, а во-вторых, запомни раз и навсегда, мистер Бэггинс, одну прописную истину — власть имущие не могут действовать наобум. Предполагать и знать наверняка — разные вещи. Сопровождение Гэндальфом тебя вполне способно быть отвлекающим маневром, как, например, та давнишняя история твоего дяди со Смаугом, из-за которой мне Перегрин плешь в ушах проел. Фродо хорошо помнил, чем закончились игры Бильбо с драконом — сожжением Эсгарота целиком. Он перебрал в памяти и иное, невидящими глазами уставившись на реку; все случившиеся с тех пор, как Бильбо покинул Шир. Казалось, его уход был тысячелетие назад. Фродо и сам не знал почему, но в этот момент доверился ей, хотя она и предупреждала его этого не делать. — Какова для вас цена лжи? — Ты все больше и больше поражаешь меня, мистер Бэггинс, — улыбнулась Селин, позволяя ему передохнуть от своего взгляда. — У по-настоящему мстительных терпение нерушимо. Поэтому для меня цена лжи — наступление времени расплаты. Юго-западный край неба над лесом тускло озарился, и почти сразу вдали громыхнуло. Фродо вздрогнул. — Я ведь уже решил, королева Селин, только вот, боюсь решиться. — В тот час, когда ты открыл на совете рот, ты утратил свое право быть трусом. Понимай как хочешь, — Селин спрыгнула с валуна, а затем зевнула в кулак. — Пошли, а то зальет. Спустя часа с пол белесые молнии пустились во весь свой размашистый пляс. Гром лопался над головами, будто стекло в печном устье. От смачного ливня не спасали пышные веники еловых лап, и вскоре весь отряд вымок до нитки. Все бы ничего, если бы не затушенный костер, о котором горевал Гимли, с испорченным ужином и стылая февральская пора. Дождь хлестко обрушился с такою силою, что в первые же минуты наполнил пустой котелок доверху. Андуин подернулся высокой и зыбкой волной; ветер ревел раненым медведем. Шатко стоя у самой вспененной воды, Селин, опираясь на воткнутый шест из толстой палки, озабоченно пыталась выглядеть хоть махонький проблеск в гуще черноты. Ее мокрые длинные волосы подхватывались порывами, будто драный стяг, и стегали сосульками по лицу. — Надо подняться выше! — гаркнул ей Боромир сквозь пелену, хоть немного, но заслоняя собою хоббитов. — Нет! — перекрикивала стенания природы Селин. — Нас смоет! — Молнии лупят! Либо деревом зашибет, либо поджарит! — Боромир дело говорит! — придерживая перевернутое лодочное днище, Гимли обернулся к возвышенности, с которой лились шумные глинистые потоки и уже били по щиколоткам. — Затопит ведь! — Не затопит! — рукой указала Селин на верхушку леса за их головами. — Терпите, недолго осталось! — Селин! — настойчивее выкрикнул Боромир. — Я не спорю с тобой о строевом, ты не спорь о северной погоде! Боромир собирался уже что-то ответить, но Этельхильда пихнула его, показывая, что Селин права. К рассвету тускловатая промозглая серость повисла на ветвях. Вернулись и Арагорн с Леголасом, мрачные и молчаливые, напрочь выпачканные грязью наводненного леса. Стуча зубами, Фродо уныло поглядывал, как Селин заплетала свои подсушенные пряди в три тугие косы ото лба. Те скользили по ее спине и предплечьям белыми змеями, напоминая ему видение в Зеркале. Сэм дождался, пока все отвлеклись на переворачивание лодок, под которыми была спрятана поклажа, и тронул Фродо за локоть. — Что с вами? — шепнул он. — Ничего. Все в порядке. — Неправда… Я же знаю, мистер Фродо. Я остался, дабы помогать вам. Фродо запахнул поплотнее плащ. — Ты не можешь помочь мне, Сэм, — понурил он плечи. — В этот раз не можешь. Сэм покосился на Селин, бережно держащую у груди сумку, будто младенца. С началом ливня она уложила ее поверх их вещей, отчего та даже толком и не намокла. — О чем вы говорили? Фродо мог выдумать с три десятка причин и поводов, но врать ему не хотелось. Казалось, скажи он сейчас какую-нибудь отсебятину, и язык распухнет. Вина лежала на сердце тяжелым грузом. Однако и подготовить Сэма стоило — он же верным псом потащится за ним прямо в жерло Роковой горы. — Мало мне горестей, Сэм, еще и ты на мою голову, — пробормотал он так, чтобы посильнее его обидеть, за что мысленно проклял себя. — Не суй свой нос в чужой вопрос, сколько тебе повторять. Но так как ты не отвяжешься, скажу, и в последний раз — говорили о том, что ум, расширивший границы мыслей, никогда не вернется в прежние. Впрочем, вряд ли ты такое сумеешь понять. Фродо встал и без оглядки засеменил к спущенным на воду лодкам. «Ну, конечно!», с досадой подумал Сэм и смахнул набежавшие слезы. «Куда там Сэму Гэмджи встревать! Там другие головы соображают, не чета моей!» А потом резко отдернул себя — хозяину ведь и так тяжело: Фродо в сам Мордор нацелился идти, вот у него на душе кошки и скребутся. Сколько он еще в пути разного натерпелся! Любой другой бы уже давно забросил Кольцо в реку да и удрал — и все, пиши пропало! Главное, решил Сэм, прежде чем встать, пуще его сейчас не накручивать и не допекать — но мистер Фродо-то наверняка все равно себя накрутит, не будь он Бэггинс! Однообразной вереницей тянулось плавание с редкими стоянками. Через несколько дней берега стали круто меняться. Разномастные деревья росли все реже, а вскоре и вовсе пропали. С восточной стороны их сменили красноватые, будто выжженные огнем увалы без единого кустарника. Великим множеством просторов пролегали Бурые земли далеко-далеко на восток. Там, за Дорвинионом и соленым морем Рун, билось сердце Мерихады. Селин часами не отрывала взора от горизонта, добивая себя нравственными пытками, размышлениями о жестокости выбора: тех, кого ей надобно было защищать, теперь предстояло уничтожить. И это являло не безмолвную дилемму о своих среди чужих, и чужих среди своих; это была выкручивающая нутро боль, утяжеленная истоком не из столкновения с последствиями неверных решений, а, наоборот, вытеканием из правых. Пиппин замечал редкий блеск ее глаз, похожий на то, будто она вот-вот заплачет, и старался вести себя потише, порою переговариваясь с Гимли о всякой чепухе. Леголас тоже предпочитал молчать, унося свои думы к югу Лихолесья, уже оставленного ими с северо-востока. На западном берегу леса уступили свои владения равнинам. Сухие камышовые заросли, приглушенно шелестя жесткими темно-фиолетовыми метелками, клонились и вздрагивали по воле течения. Порой в просветах виднелись снежные пятна прибрежных луговин, а за ними на горизонте синели уступчатые контуры Мглистых гор. Одиночество пустошей скрашивали только птицы. Оставаясь невидимыми в тростнике, перепархивали и посвистывали мелкие пичуги. — Утки, что ли… нет! Лебеди! — с прищуром опознал Сэм крикливо проносящийся над головами клин. — Ну и здоровущие! Припоминая недолгое лето в краю эльфов, Фродо зябко поежился. — И черные, — глянул из-под капюшона он. — Почему не становится теплее? Мы же на юге. — Мы еще даже не на севере Рохана, — ответил ему Арагорн, чьи руки и плечи горели огнем. — Всего лиг на сто ниже вашей Южной чети. Фродо удивился, однако от замешательства своего быстро оправился. Промозглая вязкая зима висела над этими забытыми, тоскливыми и нагоняющими уныние землями. Да и запашок здесь тухнул тот еще, далекий от свежести. Затопленные стоячей водой берега были окрашены мутной тиной; борта облепляли темные водоросли и гнилой очерет. Откуда-то из неподвижных заводей и затонов порой доносился глухой одинокий всплеск. Сэм все продолжал беспокойно озираться, высматривая в зарослях орочьи засады. Та первая ночь под сводами Лориэна остро врезалась в его память. Он с сожалением вспоминал об оставшихся прибрежных чащобах, ведь те худо-бедно их заслоняли, а тут они были как на ладони — что называется, стреляй не хочу. С каждым днем Андуин разливался, пестря галечными отмелями и не позволяя теперь гребцам и маленечко отдохнуть. Сэм пришел к выводу, что лодки хоть и не были так опасны, как он напредставлял, удобств в них не водилось совсем, особенно когда речь заходила о нужде. Была бы напрочь мужская компания, было бы легче, а так он каждый раз стыдливо опускал глаза, боясь, что либо одна женщина его услышит, либо вторая. В отличие от него что одной, что второй спутнице было совершенно плевать на чьи-либо нужды и удобства; их, несмотря на взаимную неприязнь, прочно связывал зов природы. Так, на одной из стоянок Этельхильда безо всякого стеснения попросила у Селин валики для месячной крови, зная, что у запасливой гадины разве что Аркенстон в сумке не завалялся. Сидящий рядом Сэм от этой ее просьбы густо покраснел, на что обе они глянули на него, как на последнего глупыша. Так уж сложилось, что Сэм был единственным, кто не то что не вкушал ласку женщины, а даже ни разу никого не целовал. Он знать не знал о всяких тонкостях, особенностях и отличиях их тел; тем более о таких срамных подробностях, как ежемесячное кровотечение. К чему вообще были эти жестокие издевательства над нежными, чуткими, прелестными созданиями? Его возвышенные описания, конечно, мало относились к двум злобным мегерам, от которых и слова доброго было не дождаться, и с которыми ему приходилось коротать часы привалов. Сэм бы в жизни не хотел себе такую жену, которой палец в рот не клади — отгрызет по локоть. Дамой грез его придыханий была неповторимая Роуз Коттон. Кроткая, веселая, заботливая. От ее улыбки весь мир вокруг делался сочнее и краше. Но, что удивительно, именно теснение с двумя сварливицами, заставило Сэма усомниться в своих трепетных чувствах к Рози; точнее, в том, не были ли они какими-то детскими и несерьезными. Может, он попросту был слишком глуп, дабы бояться опасных силков счастья. Вдруг все было действительно так, как говорил мистер Фродо — благодатных концов не существовало. Ведь, если так поразмыслить, лучшим исходом являлось, коли вы неизбежно умирали в один день. Что ж думать о хворобах или несчастных случаях; как, например, страшная беда его совсем еще молодой по хоббичьим меркам соседки, однажды ушедшей набрать воды из колодца. Плохо закрепленная крышка упала ей на голову, когда та наклонилась, и забила насмерть. Еще хуже, наверное, было, когда двое настолько друг другу приедались, что начинали уже пожирать самих себя, теряя ту светлую и добрую совместимость, что некогда связывала их, и превращались в бранчливых ворчунов. Сэм же толком, как выяснилось, ничего ни о женщинах не знал, ни об их любви. Поговорить с кем-то, так засмеют. Мистер Фродо бы, конечно, не стал, но ему явно было не до его метаний. Сэм вообще многое о себе за свое это шальное путешествие уяснил: ни ногами не вышел, ни головой не уродился. Впрочем, словил он себя на мысли, что вдарился с усердием в эти помыслы, чтобы не думать о своем старике и Шире. Но касайся ты открытой раны хоть нежнейшим шелком — все равно будет болеть. Вот и сейчас, он тягостно прогонял переживания по кругу; делать было нечего, сиди себе да пялься на снулые зимние земли и серую воду за планширями. Арагорн ни ему, ни Фродо весел не доверял, хотя Боромир иногда назначал Мерри рулевым: тот и толк в этом деле знал, и залеченное плечо его разгружал от труда; оно еще поднывало из-за стылой сырости. С восточных увалов тянул холодный ветер, но небо дождя не обещало. В воздухе клубился вечерний туман. Чувствуя себя бесполезным грузом, Сэм развлекался, как мог: то рассеянно изучая берега, то смотря на плывущие следом лодки, то пытаясь завязать разговор, да все тщетно. Обстановка в других суденышках не особо-то отличалась; каждый был себе на уме и занят собственными мыслями. Гимли, судя по озабоченному выражению, прикидывал, сыщется ли в его родовой сокровищнице подходящий алмаз для дара владычицы; Мерри и Пиппин были порознь увлечены подхваченным насморком. Леголас и Селин поглядывали часто на восток: правда, один за левое плечо, а другая прямо. Боромир то высматривал что-то в облаках, от переживаний грызя ногти, то натужно греб. Глаза Этельхильды беспокойно метались между Селин, Арагорном и Фродо, сторожили их движения, особенно когда ее лодка подплывала ближе. Сэму не нравилось, какие взгляды она кидала на его хозяина, но он молчком молчал и не возникал, дабы пуще его не тревожить и по шапке не получить. Его уже клонило в сон, хотелось побыстрее вылезли, размять занемевшие конечности и ощутить под ногами твердь земли, но тут внезапно что-то привлекло его внимание за кормой. Сэм с минуту бездумно пялился на воду, замотал головой и потер веки. Во время очередного привала, на маленьком островке под высоким западным берегом, Сэм, завернувшись в одеяло, ворочался подле Фродо толстой гусеницей. — Ведьмин час, — прошептал ему Сэм чуть ли не в самое ухо. — Ну, и что? — недовольно проворчал задремавший Фродо. Он уже по опыту знал: Сэм не уймется, пока все свои байки не перескажет. Но его побасенки о вылезающей нечисти прервал резко вскочивший Пиппин: — Бревно! Бревно с глазами! — Не кричи! — шикнула на него Этельхильда. Кутаясь в плащ, Селин отошла от костра и направилась к Леголасу и Арагорну. Река переливчато искрилась в звездном свете плавленым металлом. — Вы его чаяли отловить? — Его самого, — испепелял Леголас гаденыша взглядом. — А я-то думала, что вам так настрой подпортило. Неслабо вас погонял, а? Арагорн засучил рукав, показывая ей шрам на запястье от прореженных кривых зубов, оставшийся после их первой встречи с Голлумом у Черных врат. Селин вначале просто усмехнулась, но потом не сдержалась и расхохоталась. — Какой кошмар… — все еще смеясь, протянула она. — Там же мяса на один удар. Ты его прямо сейчас подстрелить можешь. — Он изворотливый и юркий, — хмуро ответил Леголас. — Только стрелы переводить. Голлум на облюбованной коряге подгреб к противоположному берегу, затаился и будто в насмешку высунул лысоватую голову с двумя бледными глазами. Селин, глядя на него, прыснула, чуть ли не сложившись пополам. Она закрывала рот ладонью, но никак не могла прекратить смеяться. Белка-переросток мало того что обвела вокруг пальца суровых лихолесских надзирателей, так еще и поваляла в грязи одних из лучших — если не лучших — мечника и лучника Средиземья. Когда уже мускулы живота стало сводить, Селин прерывисто выдохнула в прижатый к губам кулак и проморгала слезы. — Насмеялась? — выгнул бровь Леголас и, кинув взор выше ее головы, к своему удивлению, заметил, что Арагорн тоже широко улыбался, смотря на нее с неприсущей ему теплотой во взгляде. — Нет, ну, здесь, конечно, мое почтение, — с ее уст продолжали срываться скачкообразные смешки. — Простите… Я просто… просто это выше моих сил, — Селин снова затряслась. — Он на одной своей мшистой цедилке реверсом нагнал нас. Боромир вон полночи от весел отойти не может, а этому хоть бы хны. Ее смех был жутко заразителен. Боромир расплылся в улыбке, подкидывая сушняк в костер, и сказал с места: — Думал, стоянка в Лориэне собьет его со следа, но эта скользкая дрянь, видимо, пряталась на том берегу и видела, как мы отплывали. Пиппин встал к нему поближе. — Надо б поосторожнее быть… а то, не ровен час, ночью передушит нас, как курей. Убьет ведь — не задумается. — Да, Пиппин, — оглянулась к нему покрасневшая от смеха Селин. — Он, видимо, еще и охотится, сбивая плевками птиц, а, погнавшись за двумя зайцами, приносит четырех. — Вот тебя понесло-то, а, — встал с корточек Боромир. — Даже Пиппина впервые Пиппином назвала, — он потрепал хоббита по голове. — Не боись, он не подойдет близко. Глаза Голлума мигнули, притухли; раздались шипение, плеск, и по-лягушачьи раскоряченная фигурка рванула вниз по течению, прикрываясь корягой. — Ну все, — начинала успокаиваться Селин. — Теперь его только в Валиноре выловят. За пару дней доплывет, если остановок делать не будет, дабы какое другое бревно оседлать. Тут уже не сдержался Леголас и тихо рассмеялся. Все лица просветлели, озарились улыбками или ухмылками, кроме одного. Этельхильда, сжимая в кулаках края одеяла, исподлобья взирала, как Селин опиралась на Арагорна, загибаясь от смеха. Чтобы та в воду не съехала на зыбком берегу, он слегка придерживал ее за спину и впервые за весь период их многолетнего знакомства выглядел поистине счастливым. Терпкая обида тюкнула ее по темечку; грузный осадок осел в сердце какой-то черной копотью. Этельхильда остро возжелала разбить эту идиллию. — Смех смехом, а если он врагов наведет? Попытка ее оказалась безуспешной — те, кто стоял близ воды, ее не услышали. Возможно, разве что Леголас, но и он не думал оборачиваться, поглощенный редкой передышкой от постоянных тревог. — Ему нужно Кольцо, — ответил ей Боромир, вытягивая на спальнике ноги. — Если он приведет к нам орков, те заберут его первыми. Он не станет так рисковать… по крайней мере, пока. — Что-то ты излишне уверен, — буркнула Этельхильда. — И, кажется мне, говоришь не своим языком. Боромир пропустил ее шпильку мимо ушей. — Голлум спас нас в Мории, если это можно обозвать спасением. Он показал Селин ту дыру в полу, через которую мы выбрались. Этельхильду изумили больше даже не его слова, а отсутствие всяческого отклика у Пиппина. — Об этом все знают? Почему мне не сказали? Пип передернул плечами и глянул на Боромира. — Ты была занята жалостью к себе, — вернул ей должок тот. Мерри, угрюмо глядя на них из-за спины кузена, предвкушал еще один веселенький заплыв, а когда все улеглись спать, выставив Гимли в дозор, принялся вновь без особого успеха упрашивать Пиппина поменяться местами. Наступивший денек выдался облачным, но к ночи стало проясняться, и рожок молодой луны замелькал в разрывах туч. Сэм долго смотрел на нее, морща лоб и шевеля губами. К следующему вечеру восточный берег вновь подвергся разительным переменам. Замелькали буро-багровые скалы, поросшие терном и ежевикой. Местами за голый камень цеплялись кривые от нещадных ветров пихты; гнутые корявые кедры, увитые стеблями плюща, обступали черные провалы глубоких ущелий кряжей. Этельхильда все стреляла в Селин глазами, гадая, когда же та сойдет на сушу, и они смогут от нее избавиться. Лодки подступали к границе нагорья Эмин Муиль, а Селин все никак не желала выплевываться, хоть степи Волд были уже позади, а равнины Истэмнет вовсю мелькали по правое плечо. Видимо, решила Этельхильда, она хотела подольше поплыть и поменьше потопать своими хиленькими кривыми ножками. На прибрежных утесах гнездились птицы. Теперь в небе целыми днями кружились стаи. На закате Арагорн долго всматривался в темнеющий пунцом горизонт, а затем обернулся к Леголасу: — Меловые грифы? Леголас поглядел на далеких огромных птиц, медленно описывающих круги. — Да, — ответил он с тревогой в голосе. — Три десятка. Пиппин не понял его беспокойства и ткнул пальцем Селин в бедро. Та обернулась и вполголоса объяснила: — Бледные грифы известны тем, что питаются только падалью. — И? — За скалами Эмин Муиль находятся Мертвые топи с болотами Ниндалв. Гиблые земли, живым на них не место. Во Второй Эпохе там сгнило столько тел, что ими несколько раз можно было обнести все ярусы Минас Тирита. Пиппин сложил губы буквой «о». — Нам через них придется идти? — испуганно спросил он. — Скорее всего, — опустила подбородок Селин. — Топи упираются прямо в Клыки Мордора. — Ага, — ворчливо подхватил Гимли. — Вот так запросто пройдем через непроходимый лабиринт из острых как бритва камней, а потом еще приятнее… бескрайняя зловонная топь, которой конца и края не видно. — Тебе же только что сказали, — Леголас уткнулся в его затылок взглядом, — куда выводит их край. Гимли буркнул нечто себе в бороду и замолчал, правда, ненадолго. — Я считаю, Боромир прав, — вновь подхватил он нить спорного разговора. — Идти надо в Минас Тирит. Если выбор падет на восточный путь, всему отряду незачем идти с Фродо. Риск одинаков для всех, да и меньше голов меньше заметят. Леголас ответил без прежней иронии в голосе: — Насколько помню, Арагорн все тебе уже доступно объяснил. Минас Тирит вместе со всеми гондорскими войсками не сможет сохранить в тайне пребывание там Кольца, точно так же как не сможет сдержать юго-восточные орды, когда они за ним явятся. — Я не говорю, что хочу оставить Фродо, — обернулся к нему Гимли, не желая, чтобы именно Леголас счел его вероломным. — Я говорю, что чем дальше мы продвигаемся на юг, тем больше я понимаю, какой лихой была вся эта затея. Особенно сейчас, без Гэндальфа. Что ты, друг мой, поставишь против магии? Свои стрелы? Его меч иль мою секиру? Мы еле от балрога удрали, и то, с какой потерей! Куда нам в Мордор-то соваться? Пиппин выдавил из себя неопределенный звук, отдаленно похожий на печальный смешок. Он заерзал и постарался не слушать больше ничьих речей, хотя отчасти был и согласен с Гимли — в Ривенделле он даже в смелейших образах себе представить не мог, каково это все окажется на самом деле; зато сейчас сполна осознал, что идти в Мордор — сумасбродство и верная погибель. Высыпали на редкость крупные звезды, но на юге громоздились толстые тучи. Воркование реки изменилось; глухо шумела в скалах вода. Глубокой ночью Боромир подплыл ближе к Арагорну: — Надо бы стать стоянкой. — Нет, — ответил тот устало и без раздумий. — Рискнем пройти дальше. Улегшийся на носу Сэм долго-долго держал глаза в напряжении, а потом как завопил, размахивая руками. Всего в нескольких метрах впереди путь резко преграждала узкая каменистая мель с зубчатыми контурами черных скал. Их было невозможно увидеть загодя из-за темноты. Вовремя бы опомнился Леголас, но переместившаяся лодка Боромира полностью закрыла ему обзор. Течение спешно ускорилось, извилисто выгнулось; лодки крутануло, отнесло влево, и они заплясали в пенных гребнях. По правому берегу из воды торчали клыки камней; там, где сузившийся вдвое поток разбивался об утесы, клокотали белые водовороты. Лодки подогнало друг к другу. Селин дернулась, как от сильного удара, и застыла с ничего не видящим взором. Пиппин драл глотку, пытаясь ее растормошить, чтобы она за борт не вылетела. Пороги Сарн Гебир нельзя было пройти даже днем — еще большим безумием было лезть на стремнину ночью. — К берегу! — крикнул Арагорн, изо всех сил удерживая лодку на месте. — Уходите под берег! Всем стоило непосильного труда осуществить разворот. Они медленно выгребали против течения, но их отжимало к востоку. — Навались! — орал Боромир своим. — Навались разом, иначе нас выбросит на мель и перевернет! Фродо ощутил, как днище протяжно заскрежетало о рифы. В бок врезалась лодка Леголаса. — Сэм! — воскликнула Селин совсем рядом. — Заслони его! Назгул! Даже Пиппин и Гимли теперь принялись грести. В ночи сложно было определить, насколько успешны были их усилия; однако вскоре напор воды снизился, течение сделалось спокойнее, и им удалось отвести лодки в густую тень узенького залива под западным берегом. Леголас мгновенно соскочил на сушу и наложил стрелу на тетиву, выискивая цель. Огромное черное пятно, обычному глазу издали похожее на еще одно рваное облако, налетело с юга. Скоро уже и остальные смогли различить смутные очертания крылатой твари. Все затаились в ожидании. Распластанный по дну лодки Сэм дрожал всем телом, прячась под плащом с перекосившимся Фродо: плечо несчастного, раненное Моргульским клинком, вначале просто пульсировало болью, а потом свело такой агонией, что ему хотелось истошно кричать во все горло. Фродо потянулся к Кольцу, но Сэм со всей силы саданул его по пальцам, уповая привести в чувства. — И думать забудьте. Терпите. Я рядом. — Как ты увидела его раньше нас? — пригнулся к Селин Арагорн, отчего она ощутила его дыхание на мокрой щеке. — Мне внезапно захотелось утопиться. — Селин, — предупреждающе прошептал он. — Да я серьезно, — от слабого поворота ее головы их носы столкнулись. — Он вызывает во мне нестерпимое желание наложить на себя руки. Вспомни Тарбад. — Северная застава Гондора пала? — с ужасом в глазах спросила Этельхильда, глядя на черные клочья облаков. Боромир шумно сглотнул. Во главе гарнизона крепости Каир Андрос стоял его брат Фарамир. Арагорн поднял взгляд к высокому берегу, где целился Леголас. — Не могу разобрать, что за существо, — обескураженно сказал эльф, сильно щурясь. — Похоже на обезображенную летучую мышь с когтями, шипами по хребту и гладкой чешуей. Шея длинная, выгнута, как у змеи. Арагорн, есть мысли? — Нет, — без промедления ответил он. — Селин? — Дракон?.. — Боромир, вы пытались его подстрелить? — Тварь держалась слишком высоко даже для баллист. Но на левом крыле вроде была пробоина. — Ты уверен? — Нет. — Я попаду в него, Арагорн, но если существо сродни дракону, мы только привлечем внимание. — Не стреляй, — Арагорн сжал ледяную ладонь Фродо. — Терпи, это разведывательный полет. Вскоре он повернет к Мораннону. Фродо жалостливо промычал. Ему из груди будто весь воздух выбили. Боромир выглянул из-за головы Этельхильды. — Что мы будем делать, если оборона Каир Андроса прорвана? — Зайдем в Мордор с севера, — тускло ответил Арагорн, понимая, что спрашивал он не столько о судьбе их похода, сколько о судьбе Гондора. Отряд остался дожидаться тления зари здесь, под низкорослыми деревцами, даже не выходя из лодок: они были сведены бортами и сцеплены вплотную. Боромир не мог прекратить думать о брате и его участи. Он сидел, барабаня пальцами по рукояти меча, и все поглядывал на небо. Под массивными дождевыми тучами, пришедшими с моря, слоился теплый отсыревший воздух. С нависающих веток на бессонные лица накрапывала роса. Сарн Гебир неустанно гремел с юга. Волглый рассвет подкрался незаметно, потянул за собой унылое серое утро с процеженным сквозь тучи солнцем. Андуин тонул в молочной мгле: восточного берега будто бы и не существовало. Завеса постепенно рассасывалась и поднималась. Арагорн с Леголасом ушли вдоль берега, чтобы найти место, где можно было обойти пороги. Фродо, чувствуя тяжесть на сердце, взглядом проводил их, скоро исчезнувших в тумане. Страхи его оказались напрасны — уже к полудню они вернулись с разведки. — Пороги тянутся на милю, — спускался с косогора Арагорн. — Нужно поднять лодки до старого волока. Боромир с унынием осмотрел высокий и скалистый берег. — Будь у нас побольше людей и поменьше хоббитов, — поджал он губы. — Крутоват-то подъем для эльфийских скорлупок. — Там, где люди спотыкаются, гном идет себе и еще несет вдвое больше своего веса, — заверил его Гимли. Однако утверждения его на деле оказались приправлены горькой солью действительности. Неровная тропа круто шла вверх по камням, заросшим цепкой ежевикой, и местами углублялась заболоченными низинками и промоинами. Сапоги скользили по размытым дождями, крошащимся уступам; ползучие стебли облепляли расселины. Лодки поднимали Арагорн и Боромир, остальные тащили разобранную поклажу. У начала волока, по стене из отвесных, испещренных извилистыми трещинами скал, идти стало легче. Туман еще висел над Андуином, с ревом процеживающимся сквозь зубья переката. В три подхода лодки переправили к небольшой бухте, сообщающейся с рекой ниже Сарн Гебира. Ее ложе выточила вода, завихряясь за последним порогом. Дальше путь по берегу был закрыт из-за неприступных загромождений. День уже клонился к вечеру, когда отряд, отирая пот, уселся на отдых, вслушиваясь в грохот стремнины. Общий настрой был под стать догорающему сумерками дню — еще одному, потраченному впустую. — Заночуем? — восстанавливал дыхание запыхавшийся Боромир, выуживая из штанов острые ежевичные колючки. Арагорн ему согласно кивнул, уже не помня, когда в последний раз спал. Боромир усмехнулся: — Хотя выносливый гном, несомненно, рвется вперед. Гимли слишком измотался для достойного ответа: он стал клевать носом, как только сел. — Спите, я подежурю, — Селин умывалась в бухточке, держа у лица осколок зеркала. — Завтра в лодке отосплюсь, если Перегрин позволит. — Ты когда в Рохан-то думаешь сворачивать? Слова Этельхильды обронили тишину. Пусть никто и не произнес этого вслух, но мысли в их головах витали сходные: все уж как-то попривыкли к ее присутствию в отряде. Хоть Селин и открещивалась от всей этой истории с Кольцом и не ленилась напоминать лишний раз о своей обособленности, все-таки прошла с ними львиную долю пути, включая Морию, оставившую отпечаток на каждом лице. — У Рауроса, — безразлично сказала ей Селин. — К степи я хочу выйти лесами. Несколько секунд Этельхильда прикидывала в голове маршрут: — По прямой, если скалами, до… — Не пытайся складывать слова в предложения, не твое это, — накинула капюшон Селин, пристально глядя на небо. — И скажи спасибо моему опыту общения с малолетними детьми, иначе я вообще не сумела бы тебя понять. Слушая не менее язвительный ответ Этельхильды, Боромир, заложив руку под затылок, устроился на спальнике — как бы то ни было, по перепалкам этих двоих он, наверное, будет даже скучать. Было в этих женщинах нечто настоящее и живое, не сдобренное тягучей присыпкой притворства, а зачастую и криводушия, благородных леди. Даже закостенелому слепцу было бы видно, по какому поводу они постоянно собачились. Зевая, Боромир повернулся набок и заметил, что повод их уже глубоко спал. Темная ночь брызнула к утру моросящей кисеей. В туманной заре отряд снова выдвинулся в путь, прижимаясь к западному берегу. Дождь вскоре полил сильнее. Лодки прикрыли тентами из непромокаемой кожи, дабы их не затопило, и продолжали плыть вслепую. Ливень разодрал завесу и быстро иссяк. Облака разошлись, клочьями уносясь к верховьям реки. Против солнца темнели зубчатые кряжи Эмин Муила; Андуин мчался по огромному каньону. Фродо сидел спиной к югу. Арагорн тронул его за плечо и указал назад. Тот повернулся и на миг утратил дар речи, поначалу подумав, что глаза дурили его, словно дрянные торгаши на рынке. — Столпы Аргоната, возведенные по указу Ромендакила II, — поведал ему Арагорн. — Исильдур и Анарион. Две громадные скалы вставали навстречу, с обеих сторон поджимая реку. Из быстрых вод вздымались короли-гиганты. Казалось, их зубчатые короны поддерживали собою небесный свод. Камень был искусно обработан; мастерство древности запечатлели сквозь зной и хлад лет облики былого. Время, будто глубокими морщинами, избороздило трещинами их обращенные на север лица. Шуйцы изваяний в предостерегающем жесте врагам протянулись к каньону, десницы сжимали боевые топоры. Величие и сила молчаливых стражей давно исчезнувших границ настолько поразили Фродо, что он в порыве благоговения осел на дно с приоткрытыми в немом восхищении губами и сжался в комок. Боромир склонил голову, когда их серые лодки на приличном расстоянии друг от друга проплывали в тени статуй. Арагорн обернулся и посмотрел на Селин. Пиппин, ухватившись за ее локоть, считал ртом мух, не веря, что открывшееся взору вообще могло существовать. Селин указала на лориэнский поясок хоббита из темного золота, подняла палец к небу, описала круг и одними губами сказала: «Человеку нужно во что-то верить, чтобы держаться». За Столпами Аргоната утесы, взметаясь в вышину, гасили солнечный свет. Грохочущий сумрак синевато сгущался. Андуин будто выгнул натруженную спину и понес лодки быстрее. Ледяной ветер знобко свистел и завывал в скалах, разносясь гулом и рокочущим эхом. Черная, словно волнистое зеркало, вода страшно грохотала. Покрывшийся испариной Сэм беспокойно озирался, думая, что как только выберется из этой проклятущей лодки, не то что к реке, к луже-то больше в жизни не подойдет. Затяжной темный каньон, сужаясь, изгибался к западу. Впереди, словно из врат в потусторонний мир, стремительно начал разрастаться брезжащий свет. Лодки вынесло на простор — ослепленный Фродо зажмурился. Солнце еще не взошло в зенит на лазурном небе. Вырвавшись из-под гнета каньона, Андуин широко раздался во взгорьях, поросших густым кряжистым лесом. На юге среди вод вставал скалистый остров, обнятый поблескивающей рекой; по обеим сторонам гигантского озера Нен Хитоэль возвышались холмы-близнецы. Издали ветер доносил гулкий рокот. Фродо, слыша монолитный глас Рауроса, обратился к Арагорну: — Что тут было? — В древности здесь располагались северные дозорные посты Амон Лау и Амон Хен. Фродо разглядывал золотисто высвеченные контуры неправдоподобно высокого острова. Неприступные отвесные утесы упорно штурмовали одинокие деревья, цепляясь за малейшую щель или трещину; крутые стены обрывались в мелкую рябь протоки. Вершина острова, громадный скалистый шпиль, была напрочь бесплодной и голой. — А тот, что посредине? — вновь спросил Фродо. — Какое имя носит? — Тол Брандир. Фродо порылся в закромах памяти, нахмурив брови, и вспомнил это название: по легендам на земли острова никогда не ступала ни нога человека, ни лапа зверя. Лишь птицы могли гнездиться на его скалах, не рискуя быть сброшенными с водопада мощными течениями. Отряд причалил к началу правого рукава реки, когда тускло-красное сплюснутое солнце уже клонилось к западу. На узком песчаном пляже, как и у подножия Амон Хена, вступала в господство весна. Маленький родничок, кувыркался и петлял в прошлогодней траве. Лодки вытащили на берег Парт Галена и стали разбивать лагерь. Неумолчный рев Рауроса отдавался в ушах нескончаемым гулом. Селин выгнула затекшую спину, глядя, как хоббиты подбивали хворост: — Что же, пора прощаться. Когда ступите на гиблые земли, помните, что вы еще вполне живы. Как бы глупо это ни звучало сейчас, там это, поверьте, будет иметь весомый смысл. Заставьте смерть бояться жизни, а не наоборот. Селин протянула руку, чтобы похлопать Пиппина по плечу, на что он потянулся к ней. Она шагнула назад и в непонимании на него уставилась. — Я думал, вы хотели меня обнять, — повесил он голову, чувствуя неловкий стыд от искренности своего порыва. Горячая кровь хлынула ему к щекам. — Пожалуй, не стоит, — Селин обернулась. — Благодарю за проводы и содействие. Может, однажды я и смогу вернуть вам долг. Прощайте. Арагорн неотрывно смотрел прямо на нее, но она избегала его тяжелого взгляда. Гимли склонил голову в словах росстани и расстанья, желая им встретиться вновь при гораздо более приятных обстоятельствах. Небо рассекла стая громкоголосых птиц. Ветер изменил направление и задул с запада. Леголас застыл, напряженно прислушиваясь к бормотанию ветвей, а затем приблизился к Арагорну и тихо сказал: — Нам лучше уйти на восточный берег сейчас. — Нет. Будем ждать, когда стемнеет. — Тьма ширится в моем сознании, — сильнее понизил он голос. — Что-то назревает. Я чувствую. Разделяя его тревогу, Арагорн не отрывал пристального взора от озера. Хмурый Боромир сбросил на песок охапку дров и странно замялся, рыская глазами по пляжу: — А где Селин? — Ушла, — ответил Гимли, жуя лембас. — Не попрощавшись? — Попрощалась, — чавкнул он, — с четверть часа назад, пока ты разгуливал. Боромир хмыкнул и тут внезапно до его усталой головы дошло, что Этельхильды тоже не было. Как и Фродо. — Арагорн, — окликнул он, и когда тот повернулся, серые глаза его вмиг расширились.***
Вечер выкрасил небо в красноватые тона. Космами мрачного дыма клубились на востоке тяжелые тучи, напоминая зарево далекого пала. Селин взбиралась на холм по жалким остаткам древней дороги. На крутых участках порой попадались вырубленные в скале ступени, выветренные и расколотые толстыми древесными корнями. Тропа вывела ее на поросшую рябинником поляну. Селин на мгновение обернулась к Тол Брандиру, над которым взбалмошно кружили птичьи стаи, тяжело вздохнула и продолжила идти, вслушиваясь в гневный рокот Рауроса. До наступления темноты она планировала успеть преодолеть километров двадцать, а затем заночевать на каком-нибудь дереве повыше. В воздухе еще держалось тепло, отчего она, ускорив шаг по ровной земле, не спешила запахивать плащ, наслаждаясь приходом ранней весны. В Гондоре всегда было так: когда на Севере в апреле еще лежал снег, в южных провинциях в марте уже распускались цветы. Вершину Амон Хена окружала вымощенная обтесанными плитами, невысокая зубчатая стена. Посредине площадки на четырех резных столбиках высилось каменное кресло. Селин в очередной раз ухмыльнулась размаху и напыщенности нуменорцев — даже для дозорных возвели высокопарный и совершенно ненужный трон. Неожиданно она остановилась — ощущение прожигающих спину глаз заставило ее обернуться. — Да чтоб тебя… — выплюнула Селин, спуская по руке сумку. — Так и знала, первой по мне соскучишься. Этельхильда тяжело дышала. Ее рыжие волосы у висков были сильно растрепаны, будто бы она запускала, а то и вовсе драла их пальцами. Селин прошлась взглядом по клинку, что та крепко сжимала в ладони до белых костяшек, и глянула в ее исступленные зеленые глаза: — Ну? Будешь дальше молчать или скажешь, чего тебе от меня надо? — Почему ты? — едва слышно спросила Этельхильда. — Почему именно ты?.. Селин прищурилась, а затем отнюдь не весело хохотнула. — Ты что, завидуешь мне? Ты понимаешь, что даже я не в восторге от самой себя? Не получив ответа, она вздохнула и стала уже разворачиваться, бросив ей через плечо: — Возвращайся на берег, Этельхильда, и как следует выспись. Еще не время умирать. Этельхильда скривилась. — Какой ты Крысой была, такой Крысой и осталась. Селин замерла. Ее губы дрогнули. — Так они тебя звали? — шагнула вперед Этельхильда. — Вонючей Крысой, рывшейся по помойным ямам, утратившей последние крохи человеческого достоинства. Это не вытравить из себя никакими ядами. — Дело говоришь, хоть и не предумышленно. Неужто грань твоего душевного равновесия пала еще ниже моей? — вновь глянула на нее Селин. — Быть может, за сим я великодушно дарую тебе индульгенцию. Возвращайся, — тверже повторила она, — и спроси у своих спутников, что это такое. Один точно знает. — Думаешь, ты умнее всех? Покичиться больше нечем? — Да что с тобой не так? — хлопнув себя по бедрам, Селин развела руки. — Ты дождаться не могла, чтоб от меня избавиться, а когда я ухожу, не даешь мне этого сделать. Воспылала ко мне трепетными чувствами? Боюсь, придется тебя разочаровать. Я предпочитаю мужчин. Она указала пальцем вниз холма и отчеканила каждое слово: — Возвращайся и засунь свой детский ножик себе в седалище. Не выковали еще стали, способной меня сразить. Этельхильда внезапно рассмеялась, и в смехе ее было нечто жуткое. Она медленно сокращала расстояние. — Северная южанка… скажи, каково это — стоять на земле, залитой кровью твоего же народа? Считаешь, я поверю в твои благие намерения?.. в то, что ты не переметнешься при удобном случае и не сдашь всех нас? В тебе нет чести, нет доблести, нет достоинства… с первого дня ты желала продать нас Саурону. Сбежала, потому что на нас готовится засада? В этом твой план? Говори правду или я выбью ее из тебя! Этельхильда встала прямо напротив Селин. Дыхание ее было сбитым, как у взмыленной кобылицы; сапно вырывалось из узких ноздрей будто железным воздухом. Селин отступила на шаг, уперлась щиколоткой в мшистый пень, держа ладонь на ножнах: — Я и не отрицаю отсутствие у себя чести и доблести — мне плевать на них. Знаешь, в чем кроется самая идиотская твоя ошибка? Ты и вправду веришь, что с гибелью Саурона и Кольца все беды по щелчку пальцев исчезнут. Ты воюешь против одного Саурона — я воюю против всего мира, против огромного омерзительного чудовища, которое живет в каждом из нас вне зависимости от принадлежности крови. Я знаю истории об орках, щадивших трехлетних детей, и знаю истории о северянах, которые этих самых детей сжигали заживо. Не при осадах, Этельхильда, не при скверных стечениях обстоятельств, а просто потому, что они такие люди. Селин взяла недолгую паузу, смочив сухие губы. — Понятия не имею, что так искорежило тебя, но, полагаю, мне знакомо это чувство. Я не хочу с тобой драться и не хочу убивать тебя, но если ты сейчас не уйдешь, я сделаю это, не моргнув и глазом. Мое дело намного важнее твоей жизни. Этельхильда хрипло затряслась, но то, что изрыгалось из ее рта, уже нельзя было назвать смехом: она словно давилась собственным разбухшим языком. — Самоуверенность твоя даже забавляет… Прежде чем она успела толком замахнуться, нечто невидимое сбило ее с ног. Этельхильда упала, ударилась затылком о камень. Ее затуманенные болью глаза немного прояснились. Она тряхнула головой, распластавшись на траве, и, казалось, была крайне поражена тем, где очутилась. Селин носом сапога пнула в сторону ее клинок и со своим кинжалом наголо стала озираться. В паре метров от них мурава странно пригнулась, будто бы на ней кто-то стоял. Селин до неузнаваемости исказилась от клокочущей ярости. — Ты что творишь, паршивец? — вскрикнула она. — Снимай его немедленно! Ты сведешь их всех с ума, глупец! Они покромсают друг друга! Пошел вон! Этельхильда дико повела остывшими глазами, сознавая, что произошло, и зашлась в безмолвном рыдании от позора и унижения. Возжелала вначале поговорить, упросить Селин молчать, оставить их; сделать так, чтобы Арагорн сам от нее отрекся, будто бы это от Селин зависело, а потом, потянувшись ко второму клинку, рванула его, не впадая в раздумья, и одним точным усилием рассекла себе горло. Ярко-алый водоскат хлынул ей на грудь. Селин упала на колени, зажала безнадежную рану, но ни один лекарь, коими бы талантами ни обладал, не смог бы ей уже помочь. Предсмертные хрипы смешались со всхлипами позади. Невидимый спаситель ломанулся через кусты. — Дура, — сиплым, горячим шепотом исходилась Селин, усиливая нажим ладоней. — Какая же ты дура… ты же просто могла уйти… ну почему не послушала. Широко распахнутые глаза подернулись пеленою тщетности и уставились в темнеющее небо в своем последнем чувствии — бесстрашии. Этельхильда приняла смерть с распростертыми объятиями, как старую подругу. Селин испачкала бледное лицо ее кровью, закрывая ей веки; расправила сбитые клочья волос, прочесала гребнем из пальцев волнистые, с медным отливом пряди; уронила голову на застывшую грудь, сотрясаясь в плечах. Вскрылся у нее на сердце какой-то старый гнойник, обличающий еще одну пустую, ничего не стоящую гибель. Земли западного берега Андуина покрыл громоподобный зов, раскатами содрогнувший окрестные взгорья. С деревьев посрывались птицы. Лишь единожды, в далеком детстве, Селин доводилось слышать легендарное звучание реликвии дома Хурина. Боромир не стал бы трубить в рог, не будь ситуация патовой. Трясущимися пальцами Селин сняла с Этельхильды спинные ножны, вложила в них клинки и сжала напоследок ее еще теплую руку: — Передай Намо, что нет проклятий страшнее, чем я обрушу на его голову, когда мы встретимся. Под грозный надрыв рога Селин вошла в чащу. Отсюда уже слышались подхваченные эхом вопли орков. Первые порубанные трупы стали попадаться ей спустя несколько сотен метров. От вида белой длани, отпечатавшей нагрудники, ее стало потряхивать, словно в лихорадке. Когда она достигла лесного откоса почти у самого подножия, все крики оборвались и наступило звенящее безмолвие. Стихая, они подались левее, и туда же направились она со стучащим в висках барабаном. В паре километров от Парт Галена на приозерной прогалине Селин наткнулась на уцелевшие остатки Братства. Боромир лежал с избитым всмятку лицом; левая рука его, подрагивая, распласталась вдоль покрытого стрелами щита. У Арагорна был сломан нос; Леголас с пустым колчаном наскоро перевязывал ему раненую руку оторванным лоскутом рубахи. Гимли стоял, опираясь на секиру, с низко склоненной головой. Смерть скорчила крупные черты обличий полуорков. С их родичами выведенную Саруманом породу сближали раскосые глаза и черная кожа; в остальном они выглядели, как коренастые люди. Стоя в сумраке двух деревьев, Селин пересчитала раскиданные тела, вокруг которых кучились черноперые стрелы и самшитовые луки, а когда взгляд ее наткнулся на полуорка, из глаза которого торчал ломик Пиппина, ее окончательно сорвало с цепи. Ярым рывком она подхватила с земли щит с белой дланью и стала колотить им об орочью башку, выливая такие потоки отборной брани, что даже у гнома уши вяли. Весь ее плащ был уже усеян ошметками мозгов, как внезапно одно из тел судорожно засипело. Прежде чем она бы вновь метнулась, Гимли его докончил. — Я могла бы его допросить! — гневно бросила она. — Мерри и Пиппина схватили, — прохрипел ей Боромир, едва сумев повернуться. — Связали, но не убили. — У этого больного ублюдка, видимо, страсть к тем, кто с метр ростом, — огрызнулась Селин, стягивая плащ, и сняла со спины двойные ножны. Лица напротив исказились. — Сочувствую утрате, — подошла она к Арагорну. Тот принял из ее рук посмертный трофей, поднялся и на мгновения застыл. Глаза его блестели. — Где она? Селин съежилась от тона его голоса и не осмеливалась поднимать опущенного подбородка. — На вершине Амон Хена. Перерезала себе горло под влиянием надетого Кольца… ну, и без меня не обошлось. Я не знала, что Фродо стоял там. Я прогнала его, и он сбежал с холма к востоку. — К лодкам! — опомнился Гимли и помчался в сторону берега. Леголас спешно начал собирать стрелы, а затем направился за Арагорном вверх по склону. Селин опустилась рядом с Боромиром и подала ему отброшенный рог. — Неплохо ты его отделала, — попытался он улыбнуться. — За нами, правда. Селин протерла его лицо от крови и еле сдержала себя, чтобы не разрыдаться. — Идти сможешь, Милки? — Помоги. Селин подхватила его под мышку, и Боромир, опираясь на нее своим немалым весом, кряхтя, но поднялся. — Их было слишком много, — будто в оправдание сказал он. — Я не смог ничего сделать… мы не смогли. — Если их доставят в Айзенгард, упущенная здесь смерть будет казаться им даром свыше. Вязкие слюни с кровавыми прожилками стекали по его подбородку; Боромир стер их рукавом. — А Фродо? — Не вынуждай меня говорить того, о чем я пожалею, — Селин скривила подрагивающие губы. — Он сделал единственное, чего не должен был делать ни при каких условиях — надевать чертово Кольцо в пределах досягаемости Мордора. — Мы так и не поняли, для чего он ушел с берега. Сэм отправился на его поиски с Арагорном, но Арагорн один пришел ко мне на выручку. Ты не видела его? — Нет, — подняла его щит Селин и хотела уже вытащить из него стрелы, как Боромир отбросил его в сторону. И задержал ее, слегка надавив на плечо: — Отойдет, когда остынет. Не бери до ума. — Для меня это не имеет никакого значения, — соврала Селин. — Моей вины здесь нет, я просто пыталась уйти. И, между прочим, я единственная талдычила всем вам с самого начала, что этим все и кончится. Но слушать женщину, видимо, ниже всех вместе взятых мужских достоинств. Боромир сгреб ее в охапку, и она не смогла сдержать слез. — Ты не представляешь, что Саруман с ними сделает, — размазывая сопли, рыдала Селин, вспоминая своих изувеченных мальчиков. — Ты просто представить не можешь. Он зверь. Ей потребовалось с полчаса, чтобы собраться и взять себя в руки. Ковыляя, они вернулись к песчаному пляжу; Боромир почти расходился, пошел свободнее, не корчась от боли. На срубленных, связанных тетивами жердях покоилась прикрытая плащом Этельхильда. Ее тело бережно переложили в лодку; Андуин Великий подхватил ее, понес к отвесным скалам Тол Брандира. Темная сумеречная дымка дребезжала над Рауросом. Погребальная лодка крошечной точкой исчезла в ней. — Не будем терять времени, надо уходить прямо сейчас, — вглядывался в темную стену леса Леголас и, не получив ответа, спросил: — Мы не пойдем на восток за Фродо и Сэмом? Одним резким движением Арагорн вправил себе с хрустом нос и сплюнул скопившуюся во рту кровь. — Судьба Фродо больше не в наших руках, — он вышел из воды, затягивая ослабленные ножны. — Кольцо теперь недосягаемо. — Тогда наши страхи оправдались, и все действительно было напрасно, — подошел к нему Гимли. — Братство распалось. — Ты оставишь своих братьев на растерзание Саруману? — Арагорн подхватил с песка свой колчан и сумку. — Пойдем. Поохотимся на орков. Гимли немного приободрился. Он тяжко вздохнул, поправил верный шлем и побежал следом за Арагорном к лесу. Леголас еще несколько мгновений глядел на восточный берег, а затем уныло посмотрел на опухшую от слез Селин. — Слышал, в южных лесах водятся странные звери, которых называют обезьянами, — ему стоило больших усилий выговорить это слово на вестроне. — Водятся, — блекло ответила она, не понимая, к чему он клонил. Леголас встал к ней спиной и перекинул серебристые волосы на грудь. — Забирайся. — От меня несет не только орком. Я не мылась два дня. — В сравнении с Гимли ты излучаешь нежное цветочное благоухание. — А Боромир? — Я справлюсь, — без уверенности, но с надеждой заявил Боромир. — Не впервой. Селин кивнула и, уперев ладони в плечи эльфа, запрыгнула и обхватила его ногами. — Хотя бы немного побудешь высокой, — постарался поддержать он ее, но Селин никак не отреагировала на шутку. Не скоро, но сильно отставшая троица все же нагнала Гимли и Арагорна. Даже в кромешной ночи последнему не составляло труда отыскать орочий след — те ломились напролом, однако везение было недолгим. Нагорье Эмин Муиль тянулось с севера на юг двумя хребтами; и западные склоны их были заметно круче восточных. Утесы отбрасывали четкие тени в лунном свете. Всю ночь они то взбирались вверх по скалам, то спускались в ущелья первого хребта, отыскивая след на голых камнях. Лишь одну недолгую остановку сделали в холодный предрассветный час, но с первыми проблесками зари вновь были на ногах. Боромир старался не отставать, но, будучи не в лучшей форме, тащился с Гимли в хвосте. Леголас из-за лишнего груза держался в основном посредине, но порой приближался к Арагорну, и Селин в эти минуты отворачивала голову, только бы не видеть его ожесточенного лица. Арагорн остановился у спуска в долину меж хребтами. — Куда они свернули? — спросил подбежавший Леголас. — К реке они не пойдут, — почесал опухшую переносицу Арагорн. — Что бы ни происходило в Рохане, степи они срежут напрямик. Идем на север.