***
— Теперь доволен? Кэйа, закинув ногу на ногу, сидел на пустующем рабочем столе и наблюдал, как Мика словно маленькая птичка метался с места на место. Он закрыл дверь на замок, приоткрыл окно и задёрнул шторы, оставив небольшую щель, а затем как ни в чём не бывало стал раскладывать на небольшом диване мягкий плед и пару подушек, подготавливая ложе. Его плащ и ремни остались у порога. — Да, — ответил Мика, разглаживая складки махровой ткани. — Извините. Несколькими минутами ранее Кэйа, впиваясь ему в губы и держа на руках, ворвался в комнату, не обращая внимания на протесты. И только дав вдохнуть малышу, прижатому к столу, услышал требование: «Не здесь же!». «Хорошо хоть не настоял на том, чтобы пойти домой», — ухмыльнулся Кэйа, вспомнив одну из встреч; вероятно, так приучал к терпению — не всё доставалось сразу и без остатка. — …Осторожность не помешает. Можем продолжить? Мика, стоя напротив, коротко кивнул, глядя из-под густой чёлки. Его белую кофту, белые шорты, белую кожу под ними захотелось как можно скорее осквернить… Кэйа моргнул, отогнав странные образы, и пристально вгляделся в мальчика перед ним. Тот замялся: — Вы… в порядке? — Да. — Но улыбка не скрыла слабость голоса. — Просто рад, что ты вернулся. Мика, если и заподозрил что-то странное, не подал виду. Он встал на цыпочки и потянулся за поцелуем. Кэйа перенял инициативу — целовал жадно, почти эгоистично, снова и снова, а когда чувствовал сбившееся дыхание и хрипы, перебирался к шее и оставлял красные следы. Вскоре они, отбросив обувь и тяжёлые аксессуары, оказались на застеленном диване. Кэйа с трудом оторвался от мягких, немного обкусанных губ, стянул верх — и замер. На бугорках от выпирающих рёбер сохранились свежие синяки, на боках под ними — затянутые царапины. — Нелегко тебе пришлось, — выдохнул Кэйа, нежно касаясь ран. Мика вжался, тихо застонал; ощущения боли и удовольствия перемешались. Он схватился за голову, вцепился в волосы, нахмурился… Кэйа, продолжив прелюдию, надеялся, что тот наслаждается моментом, ведь всё равно не получит прямого ответа, если спросит. Таков уж его трудолюбивый геодезист — вечно боролся с собственными желаниями и предпочитал отмалчиваться. С какой-то стороны, Кэйа оставался доволен вовлечением в своеобразную игру, а с другой — боялся, что переступит черту. Приходилось самому изучать, когда всё идёт гладко, а когда лучше не настаивать. Он ткнулся носом в мягкий животик и почуял аромат мятно-закатникового мыла. От промелькнувшего в мыслях образа Мики под струёй душа в животе будто что-то кувыркнулось. Последние сомнения развеялись, когда Кэйю схватили за плечо. Удивлённо глянув исподлобья, он встретил рассеянный взгляд. — Мо-можешь… сделать это с-сейчас? Прошу. — Сделать что? Кэйа и так всё прекрасно понял, но представшая картина, как Мика пытался преодолеть себя, хныкая и изнывая от напряжения, взволновала до мурашек. Он опустился ниже, к паху, и стянул до конца шорты с бельем, а затем погладил ямочку под копчиком. — …Здесь? Грудь Мики ритмично вздымалась, изо рта тянулись неразборчивые звуки вперемешку со сдавленным голосом. — Д… да, зд-здесь… «Какой же милый», — Кэйа потянулся вверх и, освободив прикрытое руками лицо, чмокнул в мокрый лоб.***
Лёжа на смятом пледе с подушкой под боком, Кэйа дремал. Кабинет погрузился в синеву глубокой ночи, и только полоса лунного света медленно двигалась, освещая половицы и слетевшие на них подушки, и спинки стульев, на которых в недалёком прошлом сидели двое парней из Ордо Фавониус и вели беседы. Вернее, освобождённый от кавалерии капитан часто отвлекал от работы молодого геодезиста Ордена, пользуясь его воспитанностью. Тогда оба представить не могли, как далеко зайдёт их связь… Здесь же Мика получил письмо с печатью, и пару дней спустя Кэйа провожал его, покидающего стены Мондштадта вместе с магистром Варкой и участниками экспедиции. Поначалу он не раз возвращался в кабинет, чтобы полистать книги или покопаться в проектах, но вскоре ощущение присутствия исчезло, а вместе с ним исчезло и желание наведываться и прокручивать воспоминания, будто бы надеясь притупить этим тоску. И когда к Кэйе снова наведалось одиночество, от которого прежде сбегал в «Долю ангелов», плед зашевелился — Мика перебрался к нему и крепко уснул; до этого он бесшумно бродил из угла в угол, смотрел на город за стеклом, не замечая, как за ним молча приглядывают. …Ветер мерно раскручивал крылья ветряков. С улицы, верно, неподалёку от таверн, доносился смех. Поддавшись сонливости, Кэйа, прикрыв веки, мягко сжал холодные пальцы. Он не упускал шанса прикоснуться к Мике — вживую, а не в мечтах прошедших шести месяцев, — и до заката вдоволь наслаждался его невинным очарованием. А утром они выйдут в свет в привычной форме и станут теми, кем их видят окружающие, до следующего тайного свидания. Любовь, привязанность или простое увлечение — чем бы ни было это чувство, Кэйа дорожил им. Крохотная птица, в чьих зрачках отражается и небо, и солнце необъятного мира, всегда возвращается домой.