Мои привычки или твои особенности

      Он опять делал это.       Наблюдал.       Вообще-то, это было именно то занятие, которому он уделял практически всё своё время.       Тео всегда был наблюдательным, как в детстве, так и в подростковом возрасте.       В детстве он любил наблюдать, как его мать, Шарлотта Нотт, укладывает свои длинные чёрные непослушные волосы. Волосы были одним из немногого, что унаследовал от неё Тео.       Он любил наблюдать, как его мать играет на пианино, грациозно, как самая настоящая аристократка.       Он любил наблюдать за тем, как она рассказывает ему различные истории. Да, конечно, эти истории были интересны, но то, как загорались глаза его матери, то, как она гладила его волосы или смеялась, было в сто раз лучше для маленького Тео, чем самая увлекательная из них.       Когда Тео исполнилось семь, его мать умерла. И он наблюдал за её похоронами. Наблюдал за тем, как его самый любимый на свете человек лежит без движения в гробу с серебристой обивкой. Даже тогда его мама оставалась самой красивой. И он запомнил её такой, даже когда роскошный гроб из красного дерева полностью засыпали землёй.       С тех пор он больше не мог наблюдать за матерью. Наблюдать за отцом… Честно говоря, даже в том нежном возрасте он предпочитал бы не видеть отца без необходимости.       Сколько Тео себя помнил, его отец, Кантанкерус Нотт, был жестоким человеком. Даже в свои осознанные семнадцать лет Теодор продолжал считать, что именно его отец виноват в смерти его матери.       Поэтому Тео начал читать. Много. Скорее всего, очень много. У него практически не было друзей, он был весьма интровертивным, когда его приняли в Хогвартс.       Но его страсть к наблюдениям никуда не делась.       Он был тёмной лошадкой на Слизерине. Его единственным другом был Блейз Забини. Наверное. Он не мог сказать, был ли он другом для Блейза.       Естественно, его страсть к чтению тоже не исчезла, и именно она вкупе с наблюдением практически сразу привела его к одной интересной девочке. Гриффиндорке.       Это был первый курс, начало октября. Именно тогда он заметил в библиотеке эту девочку со странными волосами. У его матери тоже были кудрявые волосы, но они были воистину роскошны. Волосы же, как он позже узнал, Гермионы были ужасны.       Но, так сложилось, что чаще всего она брала те же книги, которыми интересовался Тео. Его это раздражало. Возможно, совсем немного и интриговало, потому что это значило, что она могла быть такой же начитанной, как он, и они могли обсудить какие-то темы, но, в то же время он совсем не хотел с ней общаться.       Она была его полной противоположностью. В то время, как Тео не сказал бы и слова без необходимости, она первая тянула руку и болтала до тех пор, пока профессора не останавливали её.       Нет. Ему это совсем не интересно. Он не хотел дружить с такими противно-активно-жизнерадостными людьми. Он вообще не думал, что хотел дружить с кем бы то ни было.       На втором курсе он начал активнее общаться с Блейзом. Тот, правда, практически всегда был занят, стараясь приобрести статус «Лучший друг Драко Малфоя». Но это было неважно. Тео было достаточно того минимума в общении, который он имел.       На втором курсе он впервые услышал, как Драко Малфой назвал Гермиону Грейнджер грязнокровкой. Что ж… Это было ожидаемо. Иногда он становился случайным свидетелем разговоров между своим отцом и Люциусом Малфоем, и словосочетание «грязная кровь» мелькало в их разговорах.       Кстати, состояние волос Гермионы в тот год было немного лучше, чем на первом курсе.       На третьем же курсе он, естественно, абсолютно случайно услышал, как Драко Малфой жаловался своим друзьям, что Грейнджер сломала ему нос. Интересно. Очень интересно.       Немного наблюдая за ней позже, он заметил некоторые изменения в девчонке.       То, что она стала лучше следить за своими волосами, было очевидно. То, что она стала отстаивать себя, было чем-то новым. То, что она становилась не просто зубрилкой, а по-настоящему способной волшебницей, было интригующе.       Но то, какими, оказывается, были её глаза, было… Было обескураживающе.       Он не был к этому готов. Он даже никогда не задумывался над этим. Но, когда при случайном столкновении в коридоре он посмотрел в её глаза, он… Он пропал.       — Осторожней, — спокойно сказал он ей тогда.       — Вообще-то, это ты врезался в меня, — закатила свои прекрасные, просто умопомрачительные глаза девушка.       — Ладно, — он равнодушно пожал плечами и двинулся дальше по коридору. Стараясь по пути выкинуть из головы картину её чудесных глаз. Это не было тем, что он хотел бы заметить. Впервые его наблюдательность сыграла с ним злую шутку.       На четвёртом же курсе… Что ж… Грейнджер заметил не только Тео. Для этого даже не нужно было быть таким внимательным, как он.       Ещё бы, кто вообще мог не заметить девушку, за которой весь учебный год ухаживал самый знаменитый ловец современности?       Тео не мог сказать почему, но его просто раздражало, когда он видел Крама и Грейнджер вместе.       Раздражало то, как он смотрел на неё. То, как он мог иногда держать её за руку. То, как они гуляли у озера. И то, что он, чёрт возьми, мог касаться её волос.       Кстати, на четвёртом курсе её волосы стали ещё лучше в сравнении с предыдущим годом. Он сделал вывод, что это всё же зависело от возраста, по мере взросления она уделяла им больше внимания.       Когда же Грейнджер заявилась на Святочный бал, её волосы были собраны в достаточно красивую причёску. В тот вечер он просто отметил то, что она была довольно красивой девушкой. Не то чтобы он не замечал этого раньше, нет, но ранее он замечал какие-то отдельные части её чарующего облика, в то время как на балу все эти части соединились в одно прекрасное целое.       Даже чёртов Малфой мог бы сказать, что в тот вечер Гермиона была обворожительна, но, это был Драко. Он скорее сам перережет себе глотку, чем скажет что-то подобное в адрес этой девушки. Но Тео был наблюдательным, поэтому ему было несложно заметить то, что в тот вечер скрывалось под холодной маской Малфоя.       Виктор красиво кружил Грейнджер в танце, и она смеялась. Его как будто что-то кольнуло тогда, было… Неприятно. Хотя тогда он не понял, что же это было. Почему ему вообще есть хоть какое-то дело до того, что кто-то заставляет эту девчонку смеяться.       Семнадцатилетний же Тео, вспоминая ту ситуацию, мог бы сказать, что он действительно всегда был очень наблюдательным. Но не к самому себе. А как иначе объяснить то, что он столько времени просто…       На пятом курсе он чувствовал надвигающиеся тучи. Его отец начал говорить с Тео, что само по себе ему не нравилось, но ещё больше юноше не нравилось, что он говорил загадками.       Он практически не видел гриффиндорцев в тот год. Как позже выяснилось, практически всё свободное время они проводили в своей секретной группировке. «Отряд Дамблдора».       «Интересно, можно ли было придумать что-то более гриффиндорское, чем это, — думал Тео после того, как Амбридж всё же поймала их, — Вряд ли, — сам же отвечал брюнет на свой вопрос».       Пятый курс был мрачным, да, но можно ли было сравнить его с шестым и седьмым курсом? Однозначно нет.       Тео вообще не мог понять, как ему удалось избежать получения метки, ведь его отец был тем ещё фанатиком Волан-де-Морта. Но, по-видимому, Тёмный Лорд решил, что Теодор не достоин такой чести.       Слава гребаному Мерлину.       Эти два года были ужасны. Чего только стоили пытки детей некоторыми фанатичными студентами. Он правда хотел помочь, но что он мог сделать? В любом случае, за него после никто бы не вступился.       Также Тео заметил, что на седьмой год «Самая умная волшебница своего поколения» не вернулась. Должно быть, причина была очень весомая, потому что он не мог представить, как она решилась на такой шаг.       А далее… Битва за Хогвартс, суды, разбирательства…       Тео не участвовал нигде, но внимательно наблюдал. Ему действительно повезло, что предплечье осталось чистым. В конце концов, хоть он и был чистокровным и обладал влиятельной фамилией, он не был Драко Малфоем, одним из немногих, кого помиловали.       На некоторых судах он видел её. На некоторых выпусках Ежедневного Пророка он видел её. В некоторых своих снах он видел её…       Он принял приглашение на повтор седьмого курса. В конце концов, он не знал, чем занять себя в этом году, потому что ещё не определился, кем хочет стать. Второй же причиной стало то, что на «обычном» седьмом курсе их практически ничему не научили, а Тео был падок до знаний, ему всегда нравилось учиться. Прошлый учебный год был воистину бесполезен.       На их курс вернулись немногие, из-за чего было принято решение объединить тех учеников, кто захотел продолжить своё обучение, в один факультет.       Студентов восьмого курса было действительно немного, в общей сумме человек двадцать шесть. Плюс-минус. Он действительно не считал.       В какой-то степени это было печально. Со Слизерина вернулся только он и ещё два человека, чьи семьи держали нейтралитет во время войны; несколько человек с Гриффиндора — как бы то ни было, война есть война, а гриффиндорцы всегда были безрассудными… Некоторые просто не дожили до сегодняшнего дня — основная часть студентов была с Рейвенкло и Хаффлпаффа.       У них была одна гостиная, и из-за маленького количества учеников практически у всех были отдельные комнаты. Также у них была единая форма. Чтобы они ощущали единство — это просто смешно — у них теперь были стандартные чёрно-белые одеяния. Классика.       Тео не возражал. Чёрный был его любимым цветом и очень шёл ему.       Он стал проводить с ней больше времени. Хотя бы потому, что они делали домашнее задание в одной гостиной. Он даже не понимал, в какой момент это стало важно.       У Тео было такое ощущение, что его просто встряхнули и по-настоящему открыли ему глаза. Он не понимал, почему не может не смотреть на неё. Он не понимал, почему она так красива. Он не понимал, почему её волосы так красиво блестят на солнце. Он не понимал, почему её глаза так восхитительны. Он просто… Чёрт возьми, иногда он забывал, как дышать.       Он решился подойти к ней одним декабрьским вечером, после того как, можно сказать, шпионил за ней на протяжении часа, заметив, что в общей гостиной она была совершенно одна.       — Здравствуй, Грейнджер, — проговорил он, садясь рядом с ней на ковёр возле камина.       — Здравствуй, Нотт, — чуть улыбаясь ответила она. Он бы даже сказал, что она пытается сдержать смех. Он что, выглядит смешно?       — Почему ты смеёшься?       — Оу, прости, — она отвернулась к камину, — Просто ты практически никогда не разговаривал со мной, а сейчас сам подсел и по собственной воле завёл разговор. Это… Странно.       — Разве мы не однокурсники? Почему я не могу просто поговорить с тобой?       — Почему же? Можешь. О чём поговорим?       Мерлин. Он растерялся. В его воображении она отвечала не так. Она вообще отвечала?       — Прости, вспомнил, что у меня дела, — он стремительно поднялся с ковра и направился в свою комнату.       «Ты идиот, Нотт! Мерлин, ты мог поговорить с ней обо всём. О чём угодно! Но нет, ты просто сбежал. Сам подошёл, сам начал и сам же сбежал, — ругал он себя, лёжа на кровати и смотря в потолок, — С другой стороны, ты же не мог просто сказать «Привет, Грейнджер, я тут с первого курса слежу за тобой и походу влюбился». Она посчитает тебя грёбаным сталкером, Тео».       Да, похоже, он был безнадёжен.

***

      — Итак, я понимаю, что для большинства из вас это будет элементарно, но мы должны повторить это зелье, ведь его неизменно включают в список практики и теории ЖАБА, — объяснял выбор зелья для урока профессор Слизнорт.       Честное слово, он же профессор, зачем он вообще что-то объясняет в таком ключе? Если бы он сказал им приготовить рябиновый отвар, который они прошли ещё на первом курсе, ни у кого не возникло бы вопросов.       Хотя… Возможно, у одной очень умной ведьмы и возник бы вопрос. Или пара. Или, что вероятней всего, потому что она никогда не могла остановиться, сотня.       Да, возможно, Слизнорт объяснял свой выбор зелья для урока именно поэтому. Все любили Грейнджер, в конце концов, она была превосходной ученицей, но иногда даже профессора уставали от её потока мыслей на их уроках.       — Мистер Нотт, вы меня слышите?       Он что-то пропустил?       — Извините, профессор, я немного задумался над составом… Эм, над составом, — чёрт, и о каком зелье он говорил? Почему когда нужно, на этой грёбаной доске ничего не написано?!       — Над составом амортенции, я так понимаю?       — Да, именно.       Тео ненавидел такие ситуации. Теперь половина класса смотрела на него как на умственно отсталого из-за того, что он всё прослушал.       — Есть ли у вас пара в классе? Это зелье считается не самым безвредным, не хотелось бы допустить конфузов, поставив вас с вашей второй половинкой, — профессор неловко посмеялся, — У подростков иногда сносит голову.       — А, эм, нет, сэр, — Как его вообще занесло в эту ситуацию и можно ли было придумать что-то более неловкое?       — Хорошо, тогда встаньте в пару с мисс Грейнджер, — профессор посмотрел на него чуть строго, добавив, — Только не халтурьте, мистер Нотт. Мисс Грейнджер хороша в зельях, но работа всё же парная.       Как будто он собирался использовать Грейнджер, чтобы ничего не делать и получить хорошую оценку. Да, он не был великолепен в зельеварении, но и не был полным профаном.       И вот он раскладывает свои вещи на её столе, стараясь не смотреть на неё, потому что, Мерлин свидетель, если он посмотрит в её глаза, или на её волосы, или на эти очаровательные веснушки, или…       Чёрт возьми, он влип.       — Тео? Всё в порядке?       Её милый, нежный, прекрасный, самый восхитительный голос с нотками тревоги, тревоги за него, чуть не заставил его закрыть глаза и застонать от того, как сладко она произнесла его имя.       «Возьми себя в руки, Теодор, ты ведёшь себя как какой-то маньяк».       Но внешне он выглядел абсолютно спокойно, по крайней мере, ему хотелось так думать, поэтому он слегка прочистил горло и ответил лишь:       — Да, просто не люблю лишнее внимание к своей персоне, — он отметил, что её выражение лица — всего на секунду, возможно, даже меньше — стало удивлённым. Конечно, он, чистокровный, один из Священных Двадцати Восьми и не любит, когда к нему приковано более пары взглядов. Нонсенс для кого-то, кто родился с золотой ложкой во рту, — Ну что, начнём?       Он попытался слегка улыбнуться, чтобы показать свою дружелюбность. Но похоже, что маска лёгкого холода и безразличия так и не покинула его лицо. Да, быть может, с ним и правда что-то не так. Зато Грейнджер — нет, это была уже не Грейнджер, это была его милая, прекрасная Гермиона с большим, добрым сердцем — открыто улыбнулась ему и кивнула в знак того, что они могут начать.       Стоит признать, что, хоть он не был фанатом зелий, этот урок прошёл отлично. Гермиона была хорошим партнёром по учёбе, и работать с ней было легко. Он даже не заметил, как прошло два урока зелий подряд.       — Что ж, — начала девушка, осматривая то, что у них получалось на данный момент, — На сегодня всё, и, похоже, всё идёт так, как надо. На этом этапе зелью нужно настояться, и мы закончим его на следующем уроке, через три дня, — она улыбнулась, когда закончила подводить итоги их сегодняшней работы, — Ты прекрасный партнёр по учёбе, Тео.       — Ты прекрасна, — не задумываясь выпалил он в ответ, и…       «Чёрт, чёрт, чёрт. Чёрт. Что я, чёрт возьми, только что сказал? Зачем? Как это вырвалось?»       Она ошеломленно смотрела на него, явно не зная, как это понять и что конкретно он имел ввиду, и, чёрт возьми, он знал, насколько двусмысленно прозвучали его предыдущие слова.       — Я, я… — начал он, — Я имею ввиду, что т-ты тоже прекрасный партнёр, по учёбе в смысле. Да. Именно это я и имел ввиду, — и, хоть на его лице была написана лёгкая паника, она всё равно медленно кивнула, неловко улыбаясь и принимая его оговорку.       Он понял, что из-за этой небольшой заминки они немного задержались в классе и на данный момент остались одни.       «Это шанс. Решайся. Просто скажи ей что-нибудь милое, ну не кинет же она в тебя Авадой в конце-концов! Давай, хватит вести себя как маньяк-сталкер. Нужно действовать».       Когда девушка уже направилась к выходу из кабинета, он понял, что у него остались считанные секунды, поэтому не задумываясь крикнул:       — Грейнджер, пойдёшь со мной на свидание?       «Ну ты и дурак, Теодор! Сказать что-то милое это значит сказать, что ей очень идёт эта рубашка, а не звать на свидание, она же тебя даже не знает, ты кретин…» — но он не успел как следует мысленно себя отругать, потому что тут кудрявая ведьма ответила:       — Свидание? Да! — она покраснела. Мерлин, почему она покраснела? — То есть, ну… Я ничем не занята в эти выходные, и… Ну, если ты предлагаешь, то мне хотя бы будет чем заняться, и… — она начала тараторить, а поскольку в последнее время Тео стал особенно наблюдательным по отношению к этой ведьме, то понял, что она, судя по всему, начала очень сильно волноваться.       — Да, хорошо, — перебил он её и услышал, как она выдохнула, — Суббота уже завтра, так что, может, в три часа?       — Да, в три было бы идеально, — пролепетала она и скрылась за дверью.       Чёрт возьми. Он сделал это.       «В три было бы идеально».       Он улыбнулся. Для него было бы идеально даже самое раннее утро или поздний вечер, если бы она была рядом с ним, вне зависимости от обстоятельств, всё и так было идеально.

***

      Ему шёл чёрный, но идти на своё первое свидание с самой потрясающей на свете ведьмой во всём чёрном? Не посчитает ли она его слишком мрачным?       Он стоял перед этим чёртовым зеркалом уже два часа. Хвала Мерлину, сейчас он ни с кем не делил свою комнату, потому что если вспоминать его прошлых соседей в спальнях Слизерина, Малфоя и Забини, они бы засмеяли его уже через двадцать минут, что уж говорить о двух часах.       Но факт оставался фактом, его гардероб на девяносто процентов состоял из чёрного.       Если он пойдёт на свидание в белой рубашке и чёрных брюках, не подумает ли она, что ему настолько всё равно, что он пришёл в их нынешней школьной форме?       И в этот момент Тео мысленно дал себе подзатыльник.       «Это же Гермиона, кретин! Уж она-то не будет судить тебя по брюкам или рубашке, лучше подумай, о чём ты будешь с ней говорить, чтобы не сбежать как в прошлый раз».       Это было сложно. Он знал, что может рассказать этой ведьме всё, вряд ли она осудит, но в то же время он боялся. Хотя сам Тео и держал нейтралитет всё это время, но о его отце ходили ужасные слухи, и он бы сказал, что эти слухи были преуменьшением века — на самом деле он был даже более жестоким. Его отец был монстром, и Тео это знал.       Но дело не только в его отце. Что, если она спросит его о том, почему он не присоединился к Ордену? Что он мог ответить на это? Что он был слишком труслив для того, чтобы решиться на такой шаг, но сейчас у него хватает совести жить в мире, за который такие же подростки, как и он, отдали свои жизни?       Всё в его голове путалось. Все мысли, знания и наблюдения. Ему нельзя думать о войне, даже на нём она оставила свой тёмный отпечаток, и всё же… Как он мог не думать, когда собирался добиться героиню этой самой войны? Она была в первых рядах, втянута в неё так, что ему и не снилось, но при этом была жива. Она выжила, и даже её глаза искрились этой жизнью.       Он не сомневался, что она многое потеряла в этой войне, по-другому и быть не может, но как тогда она оставалась такой, такой удивительной? Как она держалась?       Наверное, впервые с момента начала своей одержимости он задумался о том, что не подходит ей. Она заслуживала намного больше, чем какой-то трусливый Теодор Нотт.       «Мысли — херня».       Он встряхнулся и попробовал отогнать ту тьму, что закралась в его разум в такой неподходящий момент. Он хотел пригласить эту ведьму уже Мерлин знает сколько времени, поэтому сейчас он не может пойти на попятную — не тогда, когда он так близко.       Пусть лучше она увидит его, возможно, узнает его и решит сама. Потому что он был слишком эгоистичным, чтобы отказаться от неё самостоятельно.       Тео крайний раз посмотрел в зеркало и решил, что готов. Какая разница, даже если бы он не был готов, до встречи с Гермионой оставалось всего пятнадцать минут, а он твёрдо решил пойти.       «Возишься как последняя девчонка. Ты не можешь не пойти, потому что сам же и позвал».

***

      Над их столиком в пабе «Три метлы» раздался её заливистый звонкий смех. Если честно, он бы мог вечность смотреть на то, как она улыбается или смеётся. Особенно, если она делит этот момент только с ним. Как сейчас.       — Тео, это правда смешно, не думала, что сдержанные Слизеринцы вытворяли такое, — Мерлин, какой же она была прекрасной, когда так улыбалась и когда так смотрела ему в глаза. И её волосы, они были так красивы в приглушённом свете заведения.       — Ох уж эти стереотипы о нас, — он закатил глаза, но улыбнулся в ответ, — Ты же не думала, что мы умеем только ворчать о чистоте и всё такое?       — Ну... Как тебе сказать...       Она издевалась над ним, это было видно. Если бы он знал, что у неё кроме прекрасных волос, ослепительных глаз, чарующей улыбки, есть ещё и такое прекрасное чувство юмора, он бы не стал столько тянуть и упускать время, которое мог провести с этой ведьмой.       — Вечереет, — тихо проговорила она, переведя взгляд на окно, за которым солнце практически ушло за горизонт, — Наверное, пора возвращаться...       Он и правда не заметил, как быстро пролетело время, пока они были вместе. Наверное, он бы даже не заметил, если бы солнце полностью скрылось и ночь полностью вступила в свои права, потому что рядом с ней всё было как во сне, она как будто была его персональным солнцем.       «Ну вот, сейчас мы вернёмся, она скажет, что отлично провела время, но на этом стоит поставить точку. Такая яркая ведьма просто не сможет оставаться рядом с таким… Теодором Ноттом, это невозможно».       Ну и пусть. Зато память об этом дне у него никто и никогда не отнимет.       — Да, пора, — наконец-то ответил он.       Тео помог девушке надеть пальто, после чего оплатил счёт и оделся сам. Улица встретила их сумерками и лёгким ветерком. На самом деле, для декабря погода была неплохая. Они двинулись по направлению к школе.       — Я уже говорил это, знаю, но я не могу промолчать, когда эти слова вертятся на кончике языка с того самого момента, когда я сказал это впервые, — она мельком взглянула на него, ожидая и думая, о чём он хочет сказать, — Ты прекрасна, Грейнджер.       Она немного смущённо улыбнулась. Возможно, он говорил полный бред, но его сердце и мозг в данный момент вступили в схватку подобно кошке и собаке, в результате чего в голове творилась каша, а все самые потаённые мысли жаждали, чтобы их озвучили.       Ветер немного усилился, неся с собой небольшой мороз. Он заметил ещё по пути в «Три метлы», что она забыла свои перчатки, которые обычно надевала и в более тёплую погоду. Она немного потёрла кончики пальцев друг о друга, и, вероятно, через несколько секунд она спрятала бы руки в глубокие карманы пальто. Да, спрятала бы.       Мерлин, что с ним вообще происходит? Тео казалось, что его тело обрело собственный разум и совсем перестало слушаться его, иначе как объяснить то, что в последний момент он переплёл свои пальцы с её, и... Это ощущалось так правильно, как будто он всегда это делал, как будто его руки были созданы специально для того, чтобы держать её ладони — её нежные, как самый дорогой бархат, ладони — в своих. И, хотя на улице и было прохладно, он мог поклясться чем угодно, что причиной нежного румянца, который покрыл её щёки, был точно не ветер.       — Знаешь, ты совсем не такой, каким я тебя себе представляла, — сказала она, — Все эти годы ты казался таким отстранённым, хотя, возможно, так казалось из-за факультета.       Он фыркнул.       — Клише, почему все думают, что если ты со Слизерина, то ты обязательно... — но он не успел закончить, эта наглая ведьма перебила его.       — Сноб? А что, нет? Вы все такие заносчивые аристократы, — смеялась над ним Гермиона.       — Ну что ж, а ты бываешь невыносимой болтушкой, — улыбнулся он в ответ, — Вообще-то я думал, что на первом свидании обычно говорят только комплименты, но ты ведь необычная ведьма, и тут всё перевернула с ног на голову.       Их взгляды вдруг встретились, и если Тео смотрел в самую глубину её глаз — её прекрасных карих глаз — и тонул, то она же, напротив, смотрела словно в самую душу и чувствовала себя на своём месте, как будто он был для неё самой интересной, но в то же время понятной книгой.       — Первом? — спросила Гермиона, — Хочешь сказать, что хотел бы, чтобы у нас было и второе свидание?       О чём он думал раньше? Сейчас он был просто уверен в том, что его тело и разум — два различных организма, потому что думал он явно медленней, чем действовал. После того, как до него долетели её последние слова и зафиксировались в его разуме, он притянул девушку к себе за их переплетённые ладони, после чего сразу высвободил руку и обнял её, параллельно второй ладонью зарываясь в её мягкие волосы, о которых так давно думал.       Тео не первый раз целовал девушку, но ещё никогда у него не было такого. Обычно это были размеренные плавные чувства, они заполняли его как рассвет переходящий в полдень, постепенно. Но с ней же, с Гермионой, это было как фейерверк.       Это было всем и сразу. Её мягкие и тёплые губы так прекрасно ощущались на его, слегка обветренных. Ему казалось, что на долю секунды он погиб или же, наоборот, воскрес. Как раньше он мог жить без её поцелуев? Эта восхитительная ведьма словно вытащила из его груди сердце и своими горячими поцелуями написала на нём свое имя. Запечатывая. Оставляя себя в нём. Навсегда.       Им пришлось оторваться друг от друга, чтобы не умереть от нехватки воздуха, хотя, видит Мерлин, он был совсем не против такой смерти.       Он смотрел на неё в попытке отдышаться и не мог найти слов, чтобы описать свои чувства. Он смотрел на её чуть влажные от поцелуя губы, тепло которых до сих пор ощущал на своих собственных, чувствовал её шёлковые пряди волос под своими пальцами и ликовал от того, что наконец-то узнал, какие они на ощупь. Он не знал, сколько прошло времени, ему просто не хотелось, чтобы этот момент кончался.       — А теперь послушай меня, Гермиона Грейнджер, — начал он, немного восстановив дыхание, — Да, у нас будет второе свидание. И третье. И четвёртое. У нас будет всё время этого мира, потому что я, наверное, просто не смогу отпустить тебя...       Она подняла ладонь к его лицу и очертила большим пальцем скулу, задумавшись о чём-то на несколько мгновений.       — Знаешь, Тео, я бы не хотела, чтобы меня отпускали, — сказала ведьма и, прикрыв глаза, потянулась за вторым поцелуем.       Хорошо. Потому что он в любом случае не смог бы.