Пять времён года

      Предсказуемо, всё, что могло пойти не так в этой авантюре, пошло не так. День отъезда в Гусу совпал с первым испытанием образца огнестрельного оружия. Вэнь Чуньлэй весьма теоретически знал об его устройстве и своими руками делал разве что заправленный спичечными головками, стреляющий камушками пугач, убийственная сила которого была очень сомнительна. Несмотря на это, в результате общих усилий получилось нечто похожее на одноствольный обрез с прицелом и кремниевым замком*. Главными целями, которые они пытались достичь создавая его, были скорострельность и простота использования, но пока, единственное, что требовалось от образца — это работоспособность. Металлические доспехи здесь были мало распространены, а броню воинов Цинхе Не пробить должно было на раз. Арбалет Вэнь Чуньлэй с мастерами-оружейниками смастерили чуть ли не на следующий день, после поступившей заявки, но его скорострельность, из-за тяжелой перезарядки, уступала лукам в умелых руках. Да, и огненные посохи заинтересовали благородных господ гораздо сильнее.       Испытание было назначено на раннее утро, как раз перед отъездом. Вэнь Чуньлэй наивно надеялся, что посмотрит как молодой подмастерье, нервозно пощелкав курком, наконец высечет искру и выстрелит, он отдаст мастерам идеи для модернизации этого добра и отправится в длительную конную поездку, а по итогу он посмотрел как дуло разорвало на части и вновь столкнулся с травмами любителей долго держать зажжённые петарды в руках, провозившись с невезучим воющим от боли и ужаса парнишкой пол дня. Название оружия из «огненного» резко сменилось на «демонический посох», а желание им заниматься у всех резко упало.       После длительного и ожесточённого спора, где перевес голосов был явно не на его стороне, и который окончился сакраментальной фразой любого уважающего себя начальства: «Что хотите делайте, но чтоб оно работало!», Вэнь Чуньлэй как никогда прочувствовал желание Жоханя убивать и причинять боль. Поэтому ему больших усилий стоило не ударить лошадь, что принялась беситься, как только его увидела. В конце концов, глупое животное не виновато в том, что у него день с самого утра пошёл по женскому половому органу.       Вишенкой на торте стала истерика Чао, по поводу его отправки в Гусу. Виноватого в своих печалях он нашел быстро. Для того, чтобы лезть к отцу со своими капризами у второго молодого господина Вэнь кишка была тонка, а вот дражайшему дяде, который был «обычным человеком» и не давил вселенской мощью, можно было высказать все свои претензии. Почему Чао так откровенно лебезил и трясся перед Жоханем, как последний проворовавшийся чинуш, боящийся раскрытия всех своих грешков, а тот в свою очередь не обращал на сына ровным счётом никакого внимания, оставалось для Чуньлэя загадкой, но он предпочитал не лезть в дела семейные. Его хата с краю…       Чао долго и громко возмущался по поводу того, где он видел это Гусу, что он так-то старше на (о, боги!) год того возраста, в который обычно происходит набор желающих обучаться адептов, и потому смысла ему туда ехать нет, и вообще, его дядя больной на голову крайне нехороший человек. С отвращением думая о необходимости лить Цижэню в уши, как ему «искренне» не плевать на то, что они своим опозданием проявили неуважение к великому ордену Гусу Лань, Вэнь Чуньлэй уже настолько преисполнился в собственном познании, что готов был согласиться с племянником.       Дорога была достаточно продолжительной, чтобы лекарь начал всерьёз раздумывать о постройке храма тому человеку, что подарит этому миру амортизаторы для колёс. Повозку трясло так, что все мысли вытряхивались из головы и толком подумать над чем-либо не удавалось. А во время остановок, Вэнь Чуньлэй наслаждался покоем, природой и абсолютной пустотой в голове, часто не с первого раза отзываясь на предложения слуг чего-нибудь поесть. Поэтому во время пути он проникся особой приязнью к Вэнь Чжулю. Вечерами лекарь составлял ему компанию в дозоре, иногда на автомате предлагая сигареты. Сжигающий Ядра отказывался, и они продолжали сидеть и молчать. Чаще всего их диалоги состояли из взаимных приветствий и прощаний. Разговор считался длинным, если в нём говорилась пара слов о погоде или природе. Молчание было легким и умиротворяющим, что на самом деле было удивительно, при их натянутых отношениях. Вэнь Чжулю, считающему первым приемом самообороны — убийство врага, было весьма сложно воспринимать и уважать Вэнь Чуньлэя, что считал первым приемом самообороны быструю стометровку. Да, и знакомство их не задалось.       Лекарь долгое время не мог воспринимать информацию о золотом ядре и каналах ци как о реально существующих органах, а не как о дремучих заблуждениях древности, хоть и понимал всю глупость своих убеждений, каждый раз когда видел летающих на мечах заклинателей. У него натурально кипел мозг, а Вэнь Цин злилась, что он не верит ни ей, ни трудам её многоуважаемых предков, на грани помешательства требуя, чтоб она ему хотя бы показала это таинственное нечто. Ответ, что течение ци можно почувствовать вместе с пульсом, его не устраивал, потому что, вскрыв труп, артерии он находил, а мистических золотых шариков в кишках не было. Поэтому прекрасная дева Вэнь оттащила его к Чжулю. Ситуация получилась такая, что мол, барин сомневается в твоих умениях, продемонстрируй на бис, будь добр. При условии, что Чжулю потом, кровью и бессонными ночами изобретал собственную технику, за которую его взяли в клан*, такое явное недоверие и пренебрежение к его навыку со стороны родного брата Бессмертного Владыки, выглядело так будто его тыкают носом в его происхождение. Но Вэнь Чуньлэю на тот момент были абсолютно индифферентны его чувства, родственные связи или их отсутствие и человек, на котором Сжигающий Ядра демонстрировал свои умения. Разумеется, Вэнь Чжулю и слова ему не сказал по этому поводу, но осадочек явно остался. Только последующие уважительное отношение как и ко всем членам клана сгладило это недоразумение.       А сейчас их сближало одно: они вдвоем должны были нянькаться с этим детским садом. Вэнь Нина с Вэнь Чао можно было кратко описать одной фразой: один молчал, а другой недомалчивал. — Молодые господа, — преисполненный вселенским терпением начал Вэнь Чуньлэй, обращаясь к племянникам. — я понимаю, что строгость гусуланьских законов компенсируется необязательностью их исполнения, поэтому, в ваших же интересах, вам лучше не попадаться на их нарушении, чтобы мне не приходилось изображать, как я вами недоволен. — Будто бы меня когда-то волновало ваше недовольство, шуфу. — фыркнул Вэнь Чао, сложив руки на груди. — Приятно знать, что наше отношение к друг о другу сходится, второй молодой господин Вэнь. — спокойно подметил Чуньлэй. — Мы п-постараемся не доставлять вам беспокойства, эртанбофу. — тихо произнес Вэнь Нин, поклонившись.       Благо с Вэнь Нином никаких проблем не было, окромя его излишней стеснительности и нерешительности, но тут Чуньлэй ничего не мог поделать, кроме того, чтобы относиться к нему с терпением и пониманием на сколько хватало его скромных сил. Лекарь надеялся, что мальчик найдет общий язык с кем-нибудь среди сверстников из других кланов и перестанет быть таким робким. — Говори за себя. — высокомерно бросил ему Чао. — И-извините… — Цюнлинь потупил взгляд вниз.       Вэнь Чуньлэй устало закатил глаза. Ну, информацию он до них донёс, остальное остается на их совести или спинах. Репутация ордена его волновала в последнюю очередь, ведь даже если парни нарушат всё три тысячи правил, а его самого поймают на воровстве, всем резко станет не до этого, когда Вэнь Сюй пройдется победоносным шествием по Облачным Глубинам.       Укрытая в зелени белоснежная лестница уходила ввысь. Утонченные светлые ворота перед ней преграждали путь и были обманчиво хрупкими. Мужчины в траурных одеяниях, стоящие на страже, напоминали мраморные изваяния. Сжав и разжав кулаки, Вэнь Чуньлэй вздохнул, собираясь с силами. Он был не силен в том, чтобы требовать к себе особого отношения и вообще не любил вступать в конфликты, но смутные воспоминания о первых пяти сериях дорамы подсказывали, что мужиков на входе берёт только тяжелая артиллерия в виде легковоспламеняющегося Вэнь Чао и милых глазок Вэй Ина.       На всеобщее счастье, в Облачные Глубины удалось войти, обойдясь без членовредительства. Стражи самоотверженно пытались их морозить, но видимо, маячащий на заднем плане Вэнь Чжулю поспособствовал тому, чтобы они приняли нужное решение. Вэнь Чуньлэй не очень верил в то, что они прониклись его возмущением, хоть оно быстро стало искренним. Люди к вам по договорённости пришли, уставшие добирались до вас несколько дней, а вы их даже на порог не пускаете. Мало ли по какой причине они задержались, не без приглашения же явились, в конце концов. Следование правилам до последней запятой его всегда подбешивало, ведь в них не пропишешь всё многообразие обстоятельств и думать своей головой тоже иногда надо.